скачать книгу бесплатно
– Я ничего не боюсь! – ответила она, сгребая со стола пачки патронов.
Ее планы изменились. Теперь охотница за головами твердо знала, что, прежде чем отправиться на поиски ночлега, она вернется в бар и крепко напьется.
* * *
Ее взяли перед запланированным выходом на поверхность. Сталкеры, вернее, те, кого она принимала за сталкеров, завели ее в подсобку, где, по их словам, хранилось защитное снаряжение. Никакого снаряжения там не оказалось. Крохотная комнатенка была абсолютно пуста. Но Гончая заметила это уже после того, как дышащий ей в затылок здоровенный детина захлопнул за собой входную дверь и задвинул массивный засов.
– Что все это значит? – спросила она, обернувшись, хотя и так уже все поняла. Вот только слишком поздно.
Вместо ответа ее ударили. Сначала тот, что шагал впереди, а когда она обернулась, оказался за спиной, врезал девушке локтем между лопаток. Следом второй влепил ей звонкую оплеуху. У Гончей все поплыло перед глазами. Она не упала только потому, что стоящий сзади громила крепко схватил ее за локти. А когда зрение восстановилось, запястья уже были скованы наручниками.
– Попалась, шпионка, – прошипел «сталкер», ударивший ее по лицу.
Теперь Гончая понимала, что не так уж он и походил на сталкера: не те глаза, не те движения; в метро настоящие сталкеры чувствуют себя в безопасности, они не ожидают нападения, поэтому расслаблены, а эти двое были всегда напряжены. Она доверилась слухам, утверждающим, что на Красной линии все по-другому и что даже сталкеры красных не похожи на своих коллег с других станций. Но как было не ошибиться, если эти двое называли себя сталкерами, а все жители Комсомольской, с которыми она успела пообщаться, в один голос подтверждали их слова?
Гончая слизнула кровь с разбитой губы.
– Вы чего? Я не шпионка.
– А это ты на Дзержинской расскажешь, – усмехнулся детина ей в лицо и отвесил пленнице новую пощечину.
Когда Гончую вывели из подсобки, кровь из разбитых губ заливала ей подбородок, а голова кружилась от побоев. Девушка с трудом переставляла ноги, и конвоирам приходилось поддерживать ее под руки.
Они отвели ее к стоящей на путях моторизованной дрезине, надели на голову пыльный мешок и куда-то повезли. Из всей поездки Гончая запомнила только резкие рывки и такие же резкие остановки, запах пыльной рогожи и соленый вкус крови во рту.
После очередной остановки с нее сорвали мешок и стащили с дрезины на платформу. Там было довольно много людей. Гончая заметила это, несмотря на то, что ее тошнило и постоянно кружилась голова, но встречные лишь с любопытством поглядывали на незнакомку или равнодушно отводили глаза, словно им каждый день приходилось видеть закованных в наручники избитых женщин.
Конвоиры спустили ее по лестнице в какой-то подвал и повели вглубь узкого, плохо освещенного коридора. За первым коридором последовал другой, потом другая лестница и новый коридор. Гончая все шла и шла, пока ее не завели в комнату наподобие той, где на нее надели наручники. Но, в отличие от подсобки на Комсомольской, в этом помещении было полно разных приспособлений и специальных устройств, от вида которых у девушки сжался мочевой пузырь, а в голове промелькнула мысль о том, что, возможно, она скоро пожалеет, что ее не пристрелили на месте при задержании.
И она действительно пожалела. Даже раньше, чем думала…
* * *
– Кто тебя послал?
После того, что Палач с ней сделал, Гончая уже не могла держать голову в вертикальном положении, и ему приходилось поднимать ее за волосы. Но эта процедура мучителя совершенно не напрягала – ему даже нравилось!
Палач знал свое дело. Сначала он подвесил пленницу на цепи, как на дыбе, вывернув за спину руки, и теперь каждое невольное движение, каждая судорога причиняла молодой женщине невыносимую боль. Потом он разрезал на лоскуты и сорвал с нее всю одежду. Однако вид обнаженного женского тела пробудил в нем не естественное мужское желание, а инстинкты жаждущего крови голодного зверя. И Гончая в полной мере ощутила это на себе.
– Кто тебя послал? На кого ты работаешь?
Одни и те же вопросы. Она теряла сознание, а палач, обливая жертву водой из шланга, возвращал ее в наполненную болью и криками реальность и снова произносил эти слова. Он избивал ее самодельной металлической плетью, изготовленной из обрезка толстого многожильного кабеля, водил по телу девушки этим жутким инструментом, напоминающим миниатюрный серп, и повторял:
– Кто тебя послал?
Сейчас Палач демонстрировал висящей на дыбе пленнице не «серп» и не плеть – что-то маленькое. Отвертку? Иглу? Шило? Да, это было шило с черным, закопченным на огне острием. Гончая хорошо его рассмотрела, когда мучитель поднес жуткий инструмент к ее левому глазу. Она инстинктивно зажмурилась, хотя прекрасно понимала, что сомкнутые веки не представляют для стального жала никакой преграды.
– Знаешь, что происходит, когда в глаз входит раскаленная сталь? – как ни в чем не бывало спросил у нее Палач. В его голосе отчетливо слышалось нетерпение. Гончая давно поняла, что этому извергу нравится калечить и избивать людей, и, судя по голосу, сейчас он испытывал не просто удовольствие, а настоящее наслаждение. – Глаз нагревается, закипает и лопается. Сейчас покажу.
Палач отпустил ее голову и отошел к верстаку, на котором у него были разложены орудия пыток (аккуратно разложены – каждый инструмент на своем месте), и начал нагревать шило в пламени горящей масляной лампы.
Гончая смотрела на него, скосив глаза. В голову ей пришла глупая мысль: это последнее, что она видит в своей жизни.
– Не пойму. Как считаешь, достаточно или нет? – обратился к ней мучитель.
Он сделал шаг в сторону и исчез из поля зрения жертвы. Тут же загрохотала отпущенная цепь, и пленница рухнула вниз, на забрызганные кровью плиты. Не успела Гончая опомниться, как истязатель схватил ее вывернутые за спину руки, и в следующее мгновение раскаленное шило впилось ей под ноготь безымянного пальца.
Жгучая боль молнией пронзила все тело, из горла вырвался душераздирающий вопль, а глаза вылезли из орбит, но пытка не закончилась – это было только начало. Палач повернул шило из стороны в сторону, расширяя рану, потом выдернул его и вонзил под ноготь мизинца. Захлебнувшись собственным криком, Гончая забилась в судорогах.
– Значит, достаточно, – заметил мучитель, глядя на корчащуюся от боли жертву. Он одобрительно похлопал пленницу по исполосованной спине, вернулся к столу и вновь поднес шило к огню.
Но этого Гончая уже не увидела. Сознание вновь уплыло в спасительную темноту, покинув ее израненное тело.
* * *
Она пришла в себя, лежа на боку. Вокруг было темно, сырой кафельный пол неприятно холодил ее голое тело. Девушка попыталась повернуться, но сделать это оказалось непросто, так как руки находились за спиной, а запястья были стянуты кожаными ремнями.
Гончая пошевелила руками и, услышав звон цепи, поняла, что все еще находится в камере пыток. «Видимо, Палач решил сделать перерыв, чтобы продолжить истязание позже – на следующий день, через час или через несколько минут, – подумала она. – Как бы там ни было, я еще жива, и это нужно использовать. Для начала освободиться. Это легче сделать, держа руки перед собой, тогда можно помогать зубами».
Гончая попыталась вывести связанные руки из-за спины. Она когда-то специально вырабатывала гибкость суставов и прежде не раз проделывала этот трюк. Поначалу все шло хорошо, но потом цепь, пристегнутая к ремням на запястьях, коснулась ее обнаженной спины. Палач не оставил там живого места, и прикосновение холодного металла узница ощутила так, будто упала в пылающий костер. Истошный крик рванулся наружу, но она успела сдержать его, прикусив язык. Рот наполнился кровью, зато оттуда не вырвалось ни звука.
Гончая выплюнула кровь, полежала несколько секунд без движений, приходя в себя, после чего аккуратно пропустила ноги между связанными руками. Расстегнуть застежки на ремнях зубами оказалось проще простого, и уже через несколько секунд пленница разминала освобожденные руки. «Теперь дверь!»
На поиски двери следовало отправляться на четвереньках. Девушка поняла это, когда поднялась на ноги. У нее тут же закружилась голова, тело повело в сторону, но каким-то образом ей все же удалось сохранить равновесие. Убедившись в том, что может стоять, она выставила перед собой руки, сделала несколько шагов и уперлась в стену. Потом, перемещаясь вдоль нее, добралась до двери. Ни замка, ни засова с внутренней стороны не оказалось, и Гончая, как ни старалась, так и не смогла ее открыть – дверь даже не шелохнулась.
От напряжения у нее вновь закружилась голова. Девушка прижалась лбом к холодному металлу двери и постаралась сосредоточиться, но чем дольше думала о своем положении, тем привлекательнее казалась ей мысль разбить голову о стену или отыскать орудия пыток, хотя бы тот же «серп», и вскрыть себе вены или перерезать горло. Справедливее было бы перерезать горло Палачу, но после перенесенных мучений не стоило надеяться, что ей это удастся. Гончая сомневалась, что вообще сможет удержать в руках оружие, а уж сражаться им…
Однако какая-та упрямая часть ее рассудка упорно сопротивлялась самоубийству. Взвесив все, пленница отказалась от этой идеи. Не потому что боялась, а потому что понимала: она умрет, а Палач останется – продолжит есть и пить, вспоминать, как мучил ее, и довольно улыбаться при этом.
Стиснув зубы, Гончая помотала головой. Нет, надо вырваться из этого застенка. Вырваться и выжить, хотя бы для того, чтобы плюнуть на его труп. Пусть эта дверь заперта, но, возможно, найдется другой выход. Она попыталась воскресить в памяти жуткий интерьер камеры пыток, который запомнила, когда еще была в состоянии видеть и запоминать: свисающие с потолка крюки и цепи для подвешивания жертв, натягивающий эти цепи ворот, железный верстак с аккуратно разложенными приспособлениями – это все было не то, что ей нужно; резиновый шланг и зарешеченное сливное отверстие в полу, непривычно большое, не менее полуметра в диаметре. Гончая вспомнила, что ее в какой-то момент удивил размер сливной решетки.
Внезапная догадка заставила девушку опуститься на колени. Отыскав наощупь решетку, она потянула ее на себя и кое-как вынула из сливного отверстия. В полу открылся лаз, представляющий собой круглую вертикальную трубу полуметрового диаметра. Даже шире! Гончая опустила в отверстие голову, в нос тут же ударил тяжелый запах разложения – труба явно предназначалась не только для слива воды, но и для сброса трупов замученных на допросах людей.
От поднимающегося оттуда смрада у девушки снова начала кружиться голова. Но отверстие в полу, труба и братская могила внизу (свалка трупов, так точнее) были единственным путем к спасению. «Или к смерти», – поправила себя Гончая. Но выбирать не приходилось. Кроме мучительной гибели в руках палача, здесь ее ничего не ждало. Пленница спустила ноги в лаз, закусила зубами нижнюю губу, чтобы не закричать, затем вытянула руки над головой и… соскользнула в трубу. Боль удалось выдержать лишь несколько секунд. Или мгновений. Когда силы иссякли, девушка закричала. И едва не захлебнулась хлынувшей в горло водой.
Вода была и сверху, и снизу – со всех сторон, но ноги коснулись чего-то твердого: плиты или камня. Гончая оттолкнулась от этой опоры и вынырнула на поверхность. «Может, я снова потеряла сознание от боли, и все, что сейчас происходит, это галлюцинации моего отключившегося мозга или, проще говоря, бред?» – подумалось ей. Однако ощущения были реальными до мельчайших деталей. Холод обжигал израненное тело, а над водой стоял тот же кисло-сладкий запах разложения, который она почувствовала, когда заглянула в сливное отверстие.
Не успела Гончая это понять, как снова погрузилась в воду с головой. Она беспорядочно замолотила руками, мысленно проклиная свои боевые навыки и шпионский опыт, которые в этой ситуации оказались совершенно бесполезны, потому что плавать она так и не научилась. Этим все и должно было закончиться – воздуха в легких оставалось совсем немного, а сомкнувшаяся над головой вода не отпускала обессилившую жертву. Но внезапно руки девушки наткнулись на что-то тугое и плотное. Гончая жадно вцепилась в проплывающий мимо предмет и вынырнула.
Несколько секунд она просто дышала широко открытым ртом, не обращая внимания на холод и вонь, затем ощупала свой спасательный «мешок» – им оказался мертвец в разорванной одежде, раздувшийся от распирающих тело трупных газов. Проверяя пришедшую на ум догадку, Гончая подняла вверх руку и нащупала сначала только пустоту, но когда, держась за распухшее тело, отплыла немного в сторону, то обнаружила закругляющийся бетонный свод и поняла, что вывалилась из трубы в заполненный водой сточный канал. Вряд ли его прорыли нынешние хозяева Лубянки, скорее всего, лишь приспособили для своих нужд, и теперь сохранившаяся часть довоенной системы городской канализации использовалась палачом как место избавления от трупов замученных жертв.
Коллектор оказался довольно широким, точнее, глубоким – во всяком случае, ноги до дна не доставали, и передвигаться по каналу, можно было только вплавь. Пока Гончая прикидывала, как плыть вместе с трупом (выпустить его из рук она бы не решилась ни при каких обстоятельствах), поток унес ее далеко вперед, откуда все отчетливее доносился звук падающей воды. Водосброс!
Это открытие не понравилось Гончей, особенно после того как она убедилась, что не в состоянии проплыть и нескольких метров против течения. О том, что ей делать, если вода заполнит весь канал до самого верха, не хотелось даже думать. Однако после того как она вырвалась из лап лубянского Палача, умирать категорически не хотелось.
Стараясь держаться как можно ближе к стенам канала, Гончая вслушивалась в шум приближающегося водопада. Внезапно девушку окатила струя воды. Беглянка ухватилась руками за край трубы, откуда выливалась вода. Эта труба оказалась менее метра в диаметре и, что особенно важно, располагалась горизонтально. Гончая решила, что вполне сможет в нее залезть, тем более что ей ничего другого и не оставалось – служивший плавсредством труп унесло течением.
Передвигаться по трубе можно было только на четвереньках, зато без риска захлебнуться – вода не заполняла ее даже наполовину. Здесь пахло обычной для подземелий сыростью, с каждым преодоленным метром смрад разложения ощущался все меньше.
Сточная труба вывела Гончую в заброшенный подземный ход, которым, судя по всему, уже много лет никто не пользовался. Она даже не пыталась представить, где оказалась и что это за место, но ход куда-то однозначно вел, и она побрела по нему. Шагала, пока чувствовала в себе силы, а когда силы заканчивались, садилась на землю. В отличие от туннеля метро, этот штрек оказался сырым и грязным. Вода сочилась из всех щелей, зато ее можно было пить, прикладывая язык к шершавой поверхности стены. В одном месте Гончая даже наткнулась на родник и задержалась возле него, чтобы смыть с себя налипшую грязь.
Иногда ход раздваивался, но беглянка всегда выбирала более широкое ответвление. Вязкое месиво под ногами сменила твердая сухая земля. Потом начали попадаться камни, щебень и, наконец, знакомые каждому жителю метро рельсы и шпалы. Не задумываясь о том, куда направляется, Гончая брела вперед, пока не вышла на костер, разведенный прямо посреди путей, и двух греющихся у огня незнакомцев.
Несколько секунд длилась немая сцена, затем один из них схватил горящее полено и, осветив им вышедшую из темноты фигуру, изумленно уставился на голую женщину.
– Ты, это… кто такая? Откуда?
– Давно обобрали? – предположил другой.
Гончая пожала плечами.
– А плутаешь давно?
Она повторила свой жест.
– Не, я понимаю – барахло отобрать, шмотки, туда-сюда, – развил свою мысль второй. – Но чтобы вообще раздевать, до нитки, – как-то не по-людски.
Потом они заметили исполосованную, сочащуюся кровью спину незнакомки и одновременно замолчали. После обмена выразительными взглядами тот, кто начал разговор, сообщил:
– Ты это, к Китай-городу вышла. Знаешь здесь кого-нибудь?
Гончая кивнула. Она знала. Причем не кого-нибудь, а почти всех местных бригадиров.
* * *
Отец Ярослав долго молчал после того, как она закончила говорить. Гончая даже решила, что поп заснул во время ее рассказа. Девушка собиралась уже закрыть глаза и последовать примеру священника, когда услышала его тихий, задумчивый голос:
– То, что тебе пришлось пережить, просто ужасно. Но Бог посылает нам только те испытания, которые мы способны выдержать. И ты их выдержала. Возможно, Бог готовит тебя к чему-то особенному, к чему-то большему, чем тебе приходилось до сих пор заниматься.
«Опять он о своем боге!» Гончая поморщилась. В горле скопилась кровь, и она сплюнула ее на землю.
– Тогда он выбрал себе не ту ученицу. Я сдохну через неделю.
– Никто не может этого знать, только Бог!
Девушка отмахнулась. Но священник решил зайти с другой стороны.
– А тот человек, палач… вы больше не встречались?
Гончая сжала кулаки.
– Он убил мою дочь.
Поп ахнул. Судя по звукам, доносящимся с его стороны, он встал на колени, перекрестил прикованную к нему напарницу и что-то пробормотал.
– Не в одиночку. Убийц было пятеро, – продолжала Гончая. – Сам Палач, его одноглазый подручный по прозвищу Левша, мой бывший босс и двое его телохранителей.
– И что с ними стало?
– Они все погибли вслед за моей дочерью, – священник молчал, но девушка чувствовала, что он ждет от нее объяснения. – Я не имею отношения к их смерти, если тебя это интересует. Я даже не видела, как это случилось. Когда они умирали, я была без сознания. Просто я оказалась единственной, кому удалось выжить.
– После этого ты попала сюда?
– Нет. После этого я два дня искала тело дочери, днем и ночью, но так и не нашла. Два дня под проливным дождем. И все ради того, чтобы оказаться на цепи в этой вонючей яме. Если это очередной урок от твоего бога, то я не понимаю его смысл.
– Порой очень сложно понять замысел Бога, лишь немногие на это способны, – заметил поп. – Расскажи о твоей дочери. Какой она была?
Гончая улыбнулась.
– О! Она была чудесной. Чудесной и удивительной. Она могла видеть будущее. Ты можешь мне не верить, но это правда.
– И что она видела?
Словно чья-то невидимая рука стерла улыбку с лица Гончей. Она резко обернулась к священнику, но тот укрылся в темноте от ее грозного взгляда.
– Чудовище! Она видела огромного подземного монстра, который однажды выберется из недр земли и сожрет все метро вместе с его жителями! И я очень надеюсь, что это произойдет уже скоро!
– Ты отравлена гневом, – вздохнул поп.
– Я отравлена радиацией и ядовитым дыханием этого монстра!
– Ты говоришь…
– Да! – воскликнула Гончая. – Я видела этого монстра! Мы с дочерью висели над его разинутой пастью, пока взрыв, который устроили мой босс и его подручные, не выбросил меня оттуда! Я потеряла сознание, но выжила, а они и моя дочь погибли.
Поп снова перекрестил ее.
– Утешься тем, что сейчас твоя дочь пребывает в лучшем мире.
– Моя дочь пребывает в утробе чудовища, жуткой подземной твари, которую ты даже представить себе не можешь!
– Я говорю не о теле, а о душе твоей дочери.
Гончая почувствовала усталость. Ей уже не хотелось спорить с ним.
– Что такое душа? – по инерции спросила она.
– Душа – это то, что отличает нас от животных и делает людьми.
Девушка вспомнила, как закованные в кандалы рабы, стоя на карачках или сидя на коленях, ковыряются в земле, покрытые грязью с ног до головы и больше похожие на навозных мух, чем на людей. Впрочем, она сама и прикованный к ней священник выглядели не лучше.
– Еще одна красивая, но глупая сказка.
– Это не сказка, – возразил упрямый проповедник. – Вспомни моменты, когда ты была здорова, но тебе все равно было плохо. Это болела твоя душа. И наоборот, когда телу больно, а тебе хорошо, значит, душа радуется.
– Чушь, – отрезала Гончая, но неожиданно для себя задумалась. В жизни ей редко бывало хорошо, но все-таки такое случалось. Например, когда Майка очнулась после своего обморока на Краснопресненской. Или когда впервые назвала ее мамой. Да Гончая готова была прыгать от радости!
Слова священника не давали покоя, и на следующий день, скребя неподатливую землю, она снова вернулась мысленно к ночному разговору. «Может, рассуждения попа о душе вовсе не чушь? Может, и другие его слова, например, о боге, о силе молитвы…»
