скачать книгу бесплатно
Матрешка богов
Сергей Н. Москвич
Научно-фантастический роман «Матрешка богов» – вторая книга из серии произведений о мироустройстве бытия, которое, оказывается, имеет луковичную структуру. Каждый слой – это ступень разума, и он становится все сложней и сложней. Иерархия такой структуры напоминает матрешку. И начинается она в минус бесконечности, а идет в плюс бесконечность.
В романе каждый персонаж или явление подтверждены современными научными представлениями. И вкупе с юмором и гротеском, автор ведет читателя по увлекательным лабиринтам сюжета, где переплетаются истории о любви, добре и зле, забвении и вновь обретенном восхождении к познанию.
Сергей Москвич
Матрешка богов
Матрешка богов выворот нашиворот
Они были молоды, красивы, богаты и, как вывод из всего перечисленного, счастливы. Тем более, что они были одни. То есть втроем. Он, она и медовый месяц. Если, конечно, не считать спасателей в оранжевых комбинезонах, которые, как сбежавшие от курицы птенцы, рассыпались метрах в ста выше по склону. Да еще пары вертолетов, стрекозивших голубое небо чуть ниже точки старта. А про остальных и говорить нечего. Всего шесть съемочных групп было расставлено по предполагаемой трассе, да еще внизу, на финише, две. Иными словами – уйма народу, но в горах это скрадывается, и поэтому всеми этими людишками можно было запросто пренебречь, если захочется.
Итак, он – Люк Бернье, сын богатенького Буратины из Франции, она – Наташа Мавлютова, тоже девица не промах. Дочка влиятельного папаши из Москвы. И теперь они вместе. Так случается в жизни сплошь и рядом, хотя нашим молодоженам так не казалось. Они искренне верили в то, что их встреча – это что-то сверхъестественное и потому выдающееся. Тем более что они были экстремалами, то есть людьми, которым зачастую кажутся уникальными самые для этого не подходящие события. Иными словами, теми самыми любителями адреналиновых штучек, которыми так увлекается молодежь. И поэтому они решили провести первый, то есть медовый, месяц совместной жизни в том месте, где для рисковых ребят медом намазано. То есть в горах. И спуститься по снежной целине со свистом и гиками. А чтобы совсем было супер, снять об этом событии ролик, чтоб остальным завидно было.
Где-то внизу рвал волосы на горнолыжном шлеме нервный режиссер, гораздо больше переживавший за сногсшибательный, но, увы, еще не полученный гонорар, чем за все остальное. Ему было важно подергать перышки из этой парочки жирненьких курят, и поэтому он орал на всех и на все. На горы, которые стояли не так, на солнце, которое никак не хотело подходить к нужной точке, на балбесов-операторов, которые как всегда еще не были готовы, и так далее. Его визги сыпались из рации так, как будто где-то вдалеке за вершинами хлестали ремнем гигантского невоспитанного поросенка, и Люк прикрутил громкость, чтобы не оглохнуть.
– Эко навалило-то как, – ласково улыбаясь, сказала Наташа и огляделась по сторонам.
– Ну, по пухляку и шлейфы классные, да и падать мягче, если что, – отозвался Люк, и они оба засмеялись. Яркое солнце, горы, высоченные елки, ну как тут без поцелуя! Но только лишь губы сложились пучочком и остался какой-то сантиметр до стыковки, как раздался даже из приглушенной рации истерический крик режиссера:
– Режим! Режим! Солнце на точке!
Он вложил в этот ор столько тревоги, что казалось, что солнце могло и передумать.
– Всем готовность номер один! Камеры готовы?
И понеслось.
– Первая группа готова!
– Старт готов!
– Вторая, третья, четвертая…
– Камеры наверху, мать вашу вертолетную, готовы? – Режиссер крикнул так что пилоты услышали его и без рации.
– Полная готовность!
– Финиш готов?
– Всегда готов!
Возникла пауза, затем рация церемонно прочистила горло и вежливым голосом спросила:
– Люк, Наташа, а как у вас, ребята? У нас все готово. Можно начинать?
Молодожены, оторвавшись от поцелуя, весело засмеялись, и Люк крикнул:
– Давай, поехали!
– Ну, тогда пошуршали! – выдохнул режиссер, и в рации что-то забулькало. Было понятно, что главный устроитель всего этого шоу предохранял себя от нервного срыва.
Люк и Наташа переглянулись и сорвались вниз. Сначала они шли параллельно по широкому склону, а затем, распуская роскошные дуги снежных шлейфов, стали закладывать виражи восьмерок. Режиссер просто хрюкал от удовольствия в рацию и кричал:
– Класс, класс, все просто волшебно, ребята!
У красных вешек где-то на трети склона им надо было войти в поворот и обдать сияющим веером притаившуюся съемочную группу, и Люк вырвался чуть вперед. Изящным авальманом он вышел из виража, а за ним из сверкающей пелены вылетела Наташа. Мелькнули довольные лица телевизионщиков, заваленные снегом по самые маковки елки, и лыжники красивым полетом свалились в кулуар. Он круто, с поворотом, уводил на новый этап трассы, и здесь должно было начаться самое интересное. Оно и началось. Первыми это заметили телевизионщики. Они в панике замахали руками и, побросав камеры и штативы, гурьбой, стуча от испуга палками, посыпались в сторону.
– Лавина! – завыл раненым животным режиссер в рации. – Люк, Наташа, вы где? Снежную доску сорвало!
Но было уже поздно. Только-только две фигурки выскочили из горловины кулуара, как оттуда же, как из пушки, вышибло косматую стену белой клубящейся каши. Снизу от финиша побежали люди – сначала вверх, а затем в разные стороны. Лохматая белая стена лениво догоняла двойку на широком склоне, раздаваясь во всю ширь.
– Мерд[1 - Мерд (франц.) – бранное слово, какашка.], Наташа, сет аваланж! – Люк внезапно перешел на дрожащий французский, и всем, кто его слышал по связи, стало ясно, что им не уйти.
– Вит, Ната, вит! Депеш туа!
Снизу, на финише, люди видели, как Люк внезапно сбросил скорость и Наташа почти врезалась в него. Они, обнявшись, еще несколько мгновений были видны и скользили по склону, а затем лавина накрыла их обоих.
– Мерд, твою задницу! – Это были последние слова, которые услышали по рации все от влюбленных молодоженов.
Тело, которое жмет
Люк открыл левый глаз и увидел рогожу. Правый же глаз почему-то не хотел открываться. Не то чтобы не мог, а именно не хотел. Он стал какой-то непослушный, и ведь не так, чтобы его совсем не было, или он был чем-нибудь прикрыт или прижат, нет. Он, как капризный ребенок, просто не хотел открываться, и все. Встал в позу закрытого глаза и вообще отвернулся. И даже что-то пробормотал – так по крайней мере Люку показалось. Ужас какой-то!
Парень с силой зажмурил левый глаз и резко распахнул веки. Хоть бы хны! Правый даже не дрогнул. Что за напасть? Надо было что-то с этим делать. Люк стал дергать щеками и даже чуть повернул голову. В правом глазу что-то хрустнуло, и он со стуком распахнулся. Как ставень на деревенском окне или как дверца в печке! Хрясь и бум! Он раскрылся даже шире, чем можно было ожидать, и в него хлынуло изображение. То есть хлынуло все то, что видел и левый глаз, но, час от часу не легче, все в перевернутом виде. То есть левый глаз видел драную рогожу, плетеную косичкой сверху вниз, а правый – снизу вверх. В голове у французского горнолыжника от такой белиберды все закачалось, и он закрыл оба глаза. И вспомнил. Его же сбило лавиной! Мама родная, так он где? А где Ната?
Молодой человек резко дернулся и внезапно ощутил, как все его тело вдруг стало наливаться. Вот только чем? Силой? Да нет, сила и так была, он ощущал ее во всех своих членах, но она была какая-то раздробленная, что ли. Кусочками. Которые блуждали по всем его уголкам, независимо от того, хотел этого Люк или нет. Его тело наливалось сознанием! Независимым и, между прочим, незваным сознанием, которое управляло его раздрызганной на осколки силой. Сознанием, с которым тоже можно было общаться! И которое, это точно, с ним уже общалось!
«Ничего себе, – подумал Люк. – То с глазом поговорил, теперь с задницей или еще с чем-то! Быть в компании с собственными частями тела – очень приятненько! Привет, попа, привет, спина! Выпили, поговорили и разошлись… Ой, муторно мне!»
Его дергало судорогами, и раз за разом куски силы в его теле сливались, укрупнялись и, наконец, единым целым заняли все пространство от затылка до копчика. А затем сила, как вода в унитазе, разом хлынула в ноги, и они вдруг стали осмысленными до такой степени, что Люку показалось, что с ними тоже можно поболтать. То есть не болтать ногами, а болтать с ногами. Чушь-чушь-чушь! Дрожь угловатыми колючими импульсами колотила все мышцы, и мысли о Нате и лавине улетели куда-то в подсознание или еще глубже.
Глаза неожиданно, безо всякого разрешения, открылись сами, и он увидел, что из рогожи прямо перед ним вылетела с мягким пуком деревянная пробка, засветив круглую дырку. Люк сглотнул от испуга, и его внимание раздвоилось между уже образовавшимся отверстием, куда с шипом выходил воздух, и дрожью, которая стала успокаиваться. Рогожа рывком слетела в сторону, и над глазами горнолыжника склонилась голова пожилого китайца в меховой шапке, на которой сидели круглые, как у газосварщика, очки.
Восточный человечек улыбкой превратил свои и так узкие глаза в крохотные щелочки и быстро проговорил:
– Вот уже как больсой, вот молодеца, вот очень-переочень хоросо! – и чуть отстранился, как бы любуясь.
Люк силился ответить, но губы, как и правый глаз вначале, с этим не согласились и не стали шевелиться.
– Нисево! Хоросо! – засмеялся дряблым смехом чудной китаец, а затем опять придвинулся и доверительно, даже пожалуй, душевно, спросил: – Какать хосесь? – и весело подмигнул.
И тут вдруг со всей оглушающей отчетливостью Люк понял, чего ему хотелось больше всего на свете. Ему очень хотелось какать.
Француз сел торчком и уставился на китайца, который, сложив ручки лодочкой у груди, с умилением смотрел на процесс вставания.
– Туда, туда! – китаец махнул легкой, как осенний листок, ладошкой, и внутренняя сила сорвала Люка с места. – Ты тужься, тужься сильнее! – крикнул ему в спину странный собеседник.
В туалете все произошло быстро, и сразу после этого, как благодать из космоса, пришло облегченье. Внутреннее сознание, собиравшее силу по членам, вдруг истончилось и слилось с сознанием собственным, и это уже не казалось странным. Глаза хлопали синхронно, и рот стал открываться. Люк даже не заметил, что и ноги, и руки перешли в полное его подчинение, и с ними уже не хотелось разговаривать, потому что в них уже был он сам.
Он вышел из кабинки ровной походкой и остановился у лежака, на котором сиротливо лежала его рогожа. Китаец, повернувшись к нему спиной, расположился на скамеечке уже у второго лежака, на котором торчком сидела Ната. Восточный человек, как волшебное заклинание, опять повторил странное приглашение, и в стеклянных глазах девушки проснулся разум. Она резко спрыгнула со своего деревянного ложа и раскоординированной и развинченной походкой, сшибая углы, пролетела к заветной кабинке. Люк только успел отскочить с ее пути. Он хотел окликнуть ее, но, сами понимаете, куда и зачем она направлялась, и он смущенно прикрыл рот ладошкой.
– Э-э, – протянул со своего места восточный человек. – Говорить не мозесь пока, рано, вот возьми. – Он протянул стакан: – Водиски попей.
Люку очень захотелось пить, и он одним всхлипом всосал воду.
– Еще, – тяжелым сипом донеслось из его рта, это сказали его губы.
– Рано есче, – флегматично моргая лысыми ресницами, заявил китаец и спрятал второй стакан за спиной. – Это для барысни.
Вдруг бегущим импульсом откуда-то из желудочной глубины француза прямо по пищеводу и до глотки пробежал мягкий спазм и вырвался изо рта пушечной отрыжкой.
– Вот теперь мозесь говорить, – одобрительно разрешил необычный руководитель.
– Вы доктор? – вопрос был произнесен нормальным люковским голосом, что доставило удовольствие как ему самому, так и его экстравагантному опекуну.
– Нет есче. – расплылся в очередной улыбке китаец и, плюнув на руку, протянул ладонь. – Здравствуй, я пока кукольник, доктором потом буду. Только маленьким и недолго. Дерзи привет.
Люк автоматически пожал протянутую руку и вдруг почувствовал горячую струю, которая влилась через китайскую слюнявую ладошку и расплылась по всему телу.
– Что это было? – спросил он.
– Есь контакт, – довольно кивнул китаец и захихикал. – Теперь мозесь ее трогать. Мозесь все трогать!
Молодой человек осмотрелся по сторонам и коснулся рогожного кокона, который кулем валялся на деревянном топчане. Он оказался приятным на ощупь – тепловатым и мягким. Тогда он кончиками пальцев пробежал по щеке, носу и уху и понял, чего ему не хватало все это время. Осязания. Все предметы, которых он касался раньше, казались ему одинаковыми, а теперь они как будто обрели душу.
Хлопнула дверка кабинки, и оттуда вышла, довольно ровно и даже изящно, Ната. Только теперь Люк обратил внимание, что на ней, как и на нем, был мешок из матового пластика с прорезями для рук и головы. Ната, чуть смущенно улыбнувшись, потянулась к нему, но тут опять вмешался противный китаец.
– Давай, девка, водиски попей, – просипилявил он, и Ната, взяв стакан, вдруг с жадностью опустошила его одним глотком.
– Здраствуй, девка! – опять плевок на ладонь и рукопожатие. – Ну, а теперь попрыгайте вместе, мозете за ручки дерзаться – легсе будит.
Люк и Ната, взявшись за руки, стали послушно прыгать перед необычным доктором. Он, внимательно разглядывая прыгунов с головы до ног, обошел их кругом.
– Туловисся нигде не змут? – серьезным тоном спросил он и положил легонькую ручку на Люково плечо.
– Чего? – непонятливо переспросил тот.
– Он спрашивает: тела наши нам не жмут нигде? Это у него шутка такая! – вдруг резко, птичьим голосом затараторила Ната и, испуганно посмотрев на Люка, замолчала.
– Умная девка, но пока дура есче! – примирительно сказал китаец и добавил: – Теперь и целуйтесь узе, давно нузно было!
Пикник озабоченных
Люк и Ната жадно целовали друг друга, заглядывая в глаза, в которых все еще клубилось дремучим ужасом воспоминание: спуск, горы, лавина и яркой вспышкой – ослепляющая темнота. Внезапно Люк отстранился и стал внимательно осматривать лицо любимой.
– А где твоя мушка? – озадаченно спросил он. – Где родинка над губой?
Ната непроизвольно провела указательным пальцем по щеке и непонимающе уставилась на мужа. Ее тело вдруг содрогнулось, и она рыгнула прямо ему в лицо мощным выхлопом, а затем испуганно прикрыла рот двумя руками.
– Ой, прости, не знаю, у них в туалете зеркала нету, – уже нормальным голосом ответила она, и они оба уставились на китайца.
– Эй ты, чайна-таун, куда мушка делась? – как можно строже проговорил Люк.
– Муска-муска, какой муска? Отчего муска? – Восточный человек суетливо вскочил со скамеечки, которая стояла между топчанами. – Засем муска?
Он, шепеляво бормоча что-то, заглянул в Натино лицо, а потом отскочил в сторону и стянул на глаза с макушки очки-консервы. В больших, на полголовы, круглых очках он походил на гигантское насекомое, и стрекотание про муску-муску только добавляло похожести. Он схватил двумя руками окуляры оптического прибора, как танкист бинокль, и стал подкручивать их, видимо настраивая изображение. Прошла секунда-другая, и он рывком задернул очки на лоб и примирительно сказал:
– Тосно, был муска, сейсяс нарисую, – и, порывшись в глубоких карманах мехового одеяния, вытащил маленький карандаш.
Затем он послюнявил кончик карандаша, отчего у него на середине губ осталось чернильное пятно, и, семеня как лебедь-барышня, мелкими шажками под длинным, до полу, балахоном, подплыл к девушке.
– Давай, сейсяс муска будет!
– Ты что, чайна-даун, сдурел, что ли? Карандаш обслюнявил и в лицо лезешь, а ну пшол! – вскипел Люк и грубо оттолкнул назойливого опекуна.
– Так, застыли оба, – неожиданно строгим, почти ефрейторским голосом приказал китаец. Весь его сюсюкающий акцент мигом испарился, а глаза стеганули обоих пациентов стальным блеском. Люк и Ната непроизвольно повиновались и замерли в движении, как скульптуры.
– Вот хоросо, – азиат опять стал пришепетывать, как и прежде, и осторожно подрисовал родинку прямо над Натиной верхней губой. – Вот, и вам хоросо, и меня не наказут.
Молодые люди, стряхнув оцепенение, стали вялыми и, все еще держась за руки, устало присели на лежак.
После момента скованности, который перемешал все мысли и чувства в голове у Люка, все опять стало возвращаться в норму.
– Ты кто? И где мы? Я хочу связаться с родителями, дай мне телефон! – скорее просительно, чем настойчиво проговорил он и уставился на китайца.
Тому вопросы не то чтобы не понравились, а он даже как будто их и не услышал. Он ласково смотрел на Наташу, любуясь, словно художник черным квадратом, своей нарисованной родинкой.
– Эй, ты! – злость опять стала вскипать в глубине Люка крутым кипятком, и он встал с топчана. – Ты слышишь или нет?
– Ты поосторожней с ним, дорогой, – Ната слегка дернула его за руку. – Видишь, как он кусается?
Второй рукой она осторожно гладила нарисованную мушку и глазами искала зеркало. Но восточный человек продолжал молчать и влюбленно смотрел на свое произведение, а затем вздохнул и, заглянув девушке в глаза, доверительно спросил:
– Как покакала? Хоросо?
Было видно, что он умышленно хотел поменять тему и игнорировал неудобные вопросы. Наташа покраснела и уставилась в пол.
– А водиска вкусная была?
Ната нехотя кивнула.
– А кусать хосес?
– Ты что все заладил: какать, кушать! – Люк почти грубо толкнул китайца. – Что происходит вообще?
– Айда, пойдем сюда-туда, кусать надо, – не обращая внимания на злое лицо молодого человека, проговорил странный азиат и просеменил к стенке за топчанами.
