скачать книгу бесплатно
Мы дали полный ход вперед и помчались в точку назначения. Оставались буквально сутки до запуска космического аппарата, и мы торопились, чтобы чего опять не вышло. У меня опять была вахта после бессонной ночи, к восьми утра я уже был никакой и держался только благодаря Таниным булочкам и цейлонскому чаю, который после известного ремонта в Шри-Ланке теперь валялся в каждой каюте, и в штурманской рубке был сделан целый стратегический запас специально для верхней вахты.
Таню мне было жалко, она пошла в рейс с сокращенным наполовину кухонным персоналом, желая заработать дополнительные деньги, и теперь они вместе с дневальной по кухне Тамарой кормили весь экипаж вдвоем. Вся собачья вахта (с 04:00 до 08:00 утра) завтракала перед заступлением в 03:30, а я в это время досыпал, вставал в 03:45 и сразу шел на мостик, поэтому просил поваров закидывать нам что-нибудь прямо в штурманскую рубку, когда будет готова выпечка. А выпечка, хлеб и сдобные булочки, были готовы обычно к пяти часам утра, поэтому кому-то приходилось вставать в это время, снимать хлеба? с печи, а потом тащить к нам наверх чайник с какао или кофе и плошку с пирожками.
Так мы и жили, не тужили, пока Тамара не свалилась с трапа (так на флоте называют лестницы) на бортовой качке и не вылила чайник с какао себе на грудь. Внутренность любого парохода – это, как многоэтажный дом, где все этажи связаны между собой трапами и переходами, многие из них очень крутые, почти вертикальные. Так же и на «Армавире», от камбуза (это, по-морскому, кухня) до штурманской рубки – два трапа. Вот на одном из них резиновые тапочки – сланцы – Тамару и подвели, она поскользнулась и слетела с трапа вниз, в общем, не больно, однако чайник не удержала и вылила горячий какао на себя. Поварской халат, конечно, спас от полного ожога кожи, но путь горячего какао лежал от левой груди девицы и до места, которое я бы назвал «пониже пупка и левого бедра». Кричала Тамарочка так громко, что мы все на мосту сначала просто опешили, потом штурман Алексей Степашин рванул в коридор из штурманской рубки и кинулся к ней, на руках понес в лазарет. Я посмотрел на часы – 5:30! Позвонил в каюту доктора:
– Сергей, подъем! – Он спросонья не понял, что случилось, может, подумал: опять разыгрывают, и повесил тут же трубку.
– Доктор, в лазарет бегом!! Тамара обварилась горячим какао!!! – второй раз я уже просто прокричал в трубку.
Доктор осмотрел ее и доложил на мостик, что в целом человек получил ожог кожи, однако быстрое вмешательство врача позволит избежать длительного перерыва в работе. После вахты я отправился проведать Тамару в лазарет, тем более что она по штатному расписанию была непосредственно моей подчиненной, как и вся обслуживающая команда. В предбаннике судового лазарета никого не было, поэтому я прошел через небольшой коридорчик прямо в «палату» и, открыв дверь, замер.
– Минуточку, я занят!! – не поворачиваясь, бросил док.
Картина, которая приоткрылась мне на секунду, стоила, при всей неоднозначности ситуации, дорогого! Тамара, девушка 23 лет, как бы это сказать, сочная брюнетка со смуглой кожей и всеми вытекающими из этого обстоятельства мелочами, возлежала на массажном столе в абсолютном неглиже. Красно-розовая полоса от ожога пролегала прямо от левой груди до бедра и дальше пониже пупка в пах. Контрастное пятно на груди притягивало взгляд, оторваться было невозможно! Судовой врач Воронин смачивал спиртовым раствором кожу вокруг ее левого соска, аккурат прямо передо мной, замершим и остолбеневшим на некоторое время от красоты лежащего передо мной тела. Где-то внизу живота потеплело, потом опалило всего снизу доверху, и я поплыл.
– Прошу прощения, я только узнать, как дела! – прохрипел я, изрядно смутившись. Да, в суете текучки, рабочих проблем и прочих мелочей порой и не разглядеть человека, а тут такое тело…
Я прикрыл дверь и убрался восвояси.
Вечером док Воронин в кают-компании не очень громко сказал, но все услышали:
– Василий Михайлович, а вы же по штатному расписанию в случае гибели врача должны меня заменить на боевом посту! Вы помните про это?
– Конечно, помню, сдавал зачеты по медицинскому минимуму!
– А сегодня вы хотели «практику» пройти, что ли?!
Окружающие уже давились смешками…
– А чего так быстро убежали?! Тамара была не против, чтобы вы ей лично обработали кожные покровы!.. – Последняя фраза уже была под гогот старшего механика и начальника радиостанции, поддерживаемого всеми питающимися в этот час в кают-компании.
С Тамарой, слава господу, все обошлось. Через несколько дней она уже вышла на смену, и Таня, судовой повар, наконец вздохнула с облегчением.
Мы пришли в точку вовремя. Запуск прошел штатно, то есть космический объект вышел на орбиту без замечаний, корабли на морских точках отнаблюдали это тоже без замечаний и отстояли свою вахту, молча и незаметно. Днем солнце палило нестерпимо, на небе ни облачка, команда занималась своими повседневными делами.
Глава 5. Кто не спрятался, я не виноват!
Отработали поставленную задачу на пятерку! По крайней мере, так сказало командование в благодарственной телеграмме. Александр Евгеньевич зачитал «телегу», полученную из штаба флота, на собрании личного состава. Затем командир возвестил о получении приказа следовать в базу Корейскими проливами. Для тех, кто понимает, это означало удлинение маршрута почти на четыре-пять дней, в зависимости от погоды. Помполит Кузьмич, воспользовавшись поводом, тут же провел беседу с командой о важности понимания остающейся всегда сложной обстановки в Мировом океане и особенно на Корейском полуострове. С северо-востока прямо на Сангарский пролив шел циклон или, как мы его называем на Дальнем востоке, тайфун. Мы уже его обнаружили и следили за тем, как он стремительно приближался к Японии. Расходились после собрания в приподнятом настроении, все-таки домой идем, да за счет удлинения маршрута, благодаря ухудшающимся метеоусловиям, в валютной зоне будем лишних три дня! А что до циклона, да сколько мы еще их не видели?! Может, и этот не увидим!
Я собрал боцманскую команду на главной палубе перед надстройкой и вместе с боцманом Картузовым испортил всем матросам мироощущение. Командование подарило нам несколько дополнительных дней, поэтому попробуем использовать их с толком. Предстояло убрать небольшую ржавчину и подкрасить внешние борта, обновить белую надстройку и надписи названия судна – в общем, навести марафет, чтобы предстать во Владивостоке во всей красе. Это требовало немало усилий и, конечно, времени. Белов тут же стал канючить:
– Ну вот, опять все опытные и бывалые (намек на Белова и Алимова, которые работали здесь уже пятый год) будут болтаться за бортом на плоту и красить эти постоянно ржавеющие подтеки! А молодежь, значит, будет прохлаждаться с кисточками у надстройки? – Намек все поняли.
Молодой матрос Алексей Жилдин, которого в момент его поступления на судно после окончания мореходки сразу послали пилить якорную лапу, тут же откликнулся:
– А чего я, я, что ли, молодежь? Я готов тоже за борт и красить!..
– Ага! Щас! Разбежался! – Картузов, зыркнув глазами, продолжил: – Жилдин, пойдете красить ваш любимый якорь! Белов и Алимов, ребята, кто, если не вы, сделает наш пароход красивым?! Давайте на покраску бортов, а остальные обеспечивают вас материалами и находятся на внутреннем контуре, работы всем хватит!
Палубная команда со смешками разошлась по местам. «Пилить якорь» – это была одна из боцманских шуточек. Молодого матроса палубной команды, как правило, так проверяли на «врубаемость» и лояльность. Кто-то из старших, в этот раз Саша Белов, попросил молодого (по стажу работы) Жилдина, так сказать, в виде исключения, потому как это очень сложная задача – отпилить якорную лапу. Имелся в виду запасной якорь Холла, который стоял прямо на главной палубе, рядом с носовым спардеком (верхняя палуба, располагающаяся выше главной палубы), высотой со взрослого мужика, весом полторы тонны и толщиной лап примерно по 30 сантиметров из хорошей, качественной чугунины. Гидрографические суда комплектовались таким запасным якорем на случай обрыва цепи или потери основного якоря с возможностью его замены прямо в море.
Почти десять из десяти новичков, попадавших впервые на судно, сразу бросались с воодушевлением выполнять задание и пилили ножовкой по металлу чугунную лапу якоря. Через какое-то время многие понимали, что попали в розыгрыш, однако особо одаренные пилили несколько часов, удрученно меняя испорченные ножовки! Таким же оказался и Жилдин, который пилил лапу долго и смог даже ей нанести некоторый ущерб, поцарапал лапу! После этого его прозвали «Жи?лой».
Как-то Картузов поручил ему очистить от старых пятен краски, вымыть и высушить на палубе резиновую надувную лодку, которая часто использовалась для различных целей, в том числе для покраски внешнего борта судна. Жила разложил лодку на палубе и давай ее тереть металлической щеткой, предполагая таким образом очистить прилипшие капли краски и сурикового грунта. Конечно, лодка была продырявлена сразу в нескольких местах. Дракон дал ему в «трибогадедадушумать»! Однако напрасно, лодка была уже безнадежно испорчена, о чем, уважаемый читатель, вы помните, как мы чуть не опозорились при операции с «Челюскиным».
После всего этого Жиле поручали только уборочные работы, подай-принеси, и в награду за усердие Картузов разрешил ему покрасить «любимый» якорь штатной черной краской.
На следующий день мы полным ходом двинулись на юго-запад, прямиком в Филиппинское море. Через пару дней были уже у японского острова Якусима. Японский архипелаг прикрыл нас своим «телом» от тайфуна, и мы легли в дрейф (положение, когда судно уподобляется щепке и тихонько дрейфует по ветру и течению) для финишных работ на внешних борта?х. Наконец, еще через пару дней, когда на солнцепеке борта? окончательно подсохли, мы начали движение в базу, доделывая все остальное на ходу. Постепенно «Армавир» приобретал свою заводскую красоту. Ведь гидрографическое судно редко выглядит с иголочки! На ходу, когда мириады соленых брызг и солнце делают свою работу, пароход за пару недель превращается в железяку со ржавыми подтеками. Теперь же «Армавир», сверкая свежими красками, летел в родную базу, во Владивосток. Бежали последние дни и ночи похода. Накануне пришли вести о том, как потрепал тайфун японцев на Хоккайдо и потом испустил дух, сила его угасла, и он растворился во мгле небес.
Мы, как обычно, в 16:00 заступили на вахту с третьим помощником Колбасиным Сергеем. Между собой мы звали его, конечно же, «Колбаса». Посмотрели, скоро вступаем на территорию, отмеченную на карте красным штрих-пунктиром.
– Сергей Станиславович! Почитай, пожалуйста, что за зона, от Северной Кореи вроде далеко?! Только быстро! Через полчаса мы уже в нее войдем! – Я сознательно не называл его Колбасой именно на вахте, так сказать, в официальной обстановке.
– Исключительная экономическая зона Северной Кореи! Разработка шельфа, рыбная ловля и прочие экономические активности запрещены! Сквозной проход разрешен всем судам!
– Ну, тогда ладненько! Идем себе, как и шли, кратчайшим курсом на Владивосток! – Я устроился в командирском кресле и мыслями уже был дома.
Вскоре Тамара принесла нам к чаю свежую выпечку и, как обычно, накрыла в метеорологической небольшой столик на троих. Сделала все очень аккуратно и бесшумно и уже на выходе спросила:
– Василий Михайлович, может, вам к чаю варенья домашнего принести?
– Спасибо вам большое, Тамара, не нужно, мы все тут худеем, сладкое стараемся не есть! Да, Сергей Станиславович?! – Я посмотрел на Сергея, который давился от смеха, стоя перед экраном радиолокационной станции. Я понял его тонкий намек на мои «толстые» обстоятельства.
– Колбаса, я не понял, что за смех! – Тамара уже спустилась по трапу в коридор, и я вышел на крыло мостика, на воздух. Солнце скоро будет садиться в море, прекрасное зрелище! Я собрался на это посмотреть в который раз!
– Василий Михайлович, слева, пятнадцать миль, с пеленга 300 градусов, быстродвижущаяся цель! Идет наперерез!
– Ну и что, смотри лучше! Как дистанция? Сокращается?
– Сокращается быстро.
– Как быстро?
– Оч-чень быстро!! – Тут голос Колбасы дрогнул, и я, схватив бинокль, вернулся на левое крыло. Точка, темно-серая, действительно приближалась быстро. Я позвонил командиру:
– Александр Евгеньевич, тут какая-то шняга, идет быстро! Сближаемся! Я потихоньку буду отворачивать вправо! – Я тут же дал команду рулевому:
– Саша, право пятнадцать! – Белов беззвучно чуть крутнул штурвал, и «Армавир» легко подвернул вправо. Я вскинул бинокль, и холодок побежал по спине, точка превратилась в большой катер, который опять шел на пересечение нашего курса! В бинокль я уже разглядел белый номер на борту, все ясно – военные! Акимов уже был на мостике, тоже всматривался по левому борту. Уже было видно без бинокля, что скоростной военный катер средних размеров приближался к нам, и абсолютно точно именно к нам, имея какие-то странные намерения!
– Рулевой, право двадцать! – Мы еще отвернули правее, так что катер остался по нашей корме, однако он имел видимое преимущество в скорости и быстро приближался к нам и вскоре встал параллельным курсом. На палубе внизу Картузов с боцманской командой с интересом рассматривали идущий рядом, метрах в восьмидесяти, небольшой военный катер. То, что это были военные, не было сомнений, шаровые борта (окрашенные серой краской), пушка на носу, калибра 25—50 мм, небольшая, но шороху могла бы наделать.
Наступали сумерки, однако совершенно очевидно, что намерения у них были агрессивные. Мы отчетливо видели на палубе катера небольшой отряд военных в униформе, с оружием наперевес. В ту же секунду пушечная турель повернулась вокруг своей оси, и ствол пушки направился прямо на наш мостик. Мы с Акимовым даже инстинктивно присели на мостике и почти ползком двинулись внутрь ходовой рубки.
– Кто это такие?? Что творят?? – вырвалось у Акимова. К нам подскочил Колбаса со справочником в руках и показал на флаг:
– Северные корейцы!!
– А что это у них еще за флажочек на мачте поднят?! – Акимов перешел на свистящий шепот: – Что это за черно-желтые квадраты?! Смотри быстрее!
Колбаса лихорадочно зашуршал справочником по МСС (Международный свод сигналов).
– Флаг «Лима» означает «Немедленно застопорить машины!»… – тихим голосом произнес Колбаса.
– Что значит «застопорить машины»?! – Внутри ходового мостика повисла немая пауза… и командир схватил из специальной коробки на мостике сигнальный пистолет.
– Михалыч, патроны! Быстро!
Я почему-то ползком двинулся в метеорологическую и там, из железного ящика, достал жестяную, темно-зеленого цвета, большую квадратную консервную банку с сигнальными патронами. Видимо, инстинкты прижимали меня к полу, чтобы не зацепило пролетающей пулей… Сознание перестало логично соображать… Я вернулся в ходовую с банкой.
– Дайте кто-нибудь нож! Чем открывать жестянку с патронами?!
В ходовой показался Виктор Кузьмич, взглянул с опаской на Акимова с сигнальным пистолетом в руках:
– Александр Евгеньевич, я вас прошу, без резких движений! Если они шарахнут из пушки по нам… то… все будет очень плохо! – Кузьмич, окончивший Великую Отечественную в Берлине, знал, что к чему!
– Командир, а может, они не понимают, что мы советские?! – с какой-то тайной надеждой в голосе просипел третий помощник.
– Точно!!!
Акимов глянул на меня испепеляющим взглядом:
– Говорил тебе, старпом! До сих пор флаг не заменили?! – Я вспомнил, что все флаги я приказал Картузову поменять на новенькие и вывесить непосредственно перед заходом в базу.
Уже порядком темнело, катер шел совсем рядом, после пушечного разворота у нас на палубе всех словно корова языком слизала! Вдруг в ходовую ворвался командир Акимов в необычном наряде. В белой фуражке, в парадной белой тужурке при медалях (летняя парадная форма номер раз, для офицеров ВМФ СССР), в синих шортах и тропических шлепанцах.
– Колбасин, за мной!
Они рванули на крыло, потом на самый верх, на сигнальный мостик судна. По ходу Акимов сорвал с крючка большой желтый мегафон-громкоговоритель. Я же в это время ножом, которым намазывали масло и варенье в метеорологической во время чаепития, вскрыл банку с сигнальными патронами-ракетами, схватил, сколько мог удержать, патронов и побежал за ними.
Когда я поднялся по трапу на сигнальный, «картинка» была уже в самом разгаре. Акимов стоял с громкоговорителем на левом борту лицом к корейцам и орал на Колбасина:
– Ну, включай же быстрей! Чего ты копаешься?! – Имелось в виду, что Колбасин не мог в суете включить прожектор левого борта.
– Свети на меня!!
Наконец третий помощник включил прожектор и направил его на командира с мегафоном в руках!
Акимов громко и четко начал декламировать в мегафон в сторону корейского катера:
– Я – советский офицер!! Я – командир военного судна!! Судно принадлежит к военно-морскому флоту СССР!! – Увидев меня с пистолетом в руках, он, помедлив секунду, тихо сказал: – Старпом, давай красную…
Я трясущимися руками, теперь уже точно от страха, в темноте рассыпав патроны на сигнальную палубу, шарил в поисках красного патрона, наконец нашел его, вставил и нажал на спусковой крючок ракетницы. Темноту разорвал хлопок, потом шипящий звук, красная… пошла! Немного покачивало, и я, не глядя, бахнул в левую сторону. Все, стоящие на сигнальном мостике «Армавира» в этот момент, издали непроизвольный возглас, что-то типа:
– Елки-палки!!!
Я сначала ничего не видел, потом понял, что стою, сильно зажмурив глаза, открыл их и, к своему ужасу, понял, что ракета пошла не вверх в воздух, что означало бы по МСС «Мне требуется помощь!», а по дуге, прямехонько на корейский катер!! Ракета упала прямо к ним на палубу, озарив все красным светом, кажется, что я даже слышал глухой звук падения чего-то твердого там, у них! Видно было, как заметались тени их экипажа или солдат, что были на палубе, потом вдруг вспыхнуло резко желто-красным, видимо, пламенем, и мы услышали громкий хлопок небольшого взрыва!
Акимов, как и подобает командиру, очнулся первым и, подбежав к трубке переговорного устройства, вызвал машинное отделение:
– Машинное?! Машинное?! Полный ход!!
Через секунду раздался голос «деда» Бардина:
– Сделаем, Александр Евгеньевич!
– Самый полный!!! Стармех, выжми все, что можешь! – И еще через секунду: – Белов, право на борт!!
Мы услышали, как заурчали главные двигатели, и из трубы вырвался черный клуб дымовой пробки. Палуба затряслась под ногами, корпус судна поворачивал вправо.
Мы вернулись в ходовую рубку.
– По-русски, наверное, они ничего не поняли?.. – я хотел как-то разрядить обстановку.
– Все они поняли! Кто не спрятался, я не виноват!.. – Акимов устало повесил мегафон на штатный крючок.
Курсом легли на кратчайшее расстояние для выхода из экономической зоны Северной Кореи и помчались, что было мочи в наших двух главных дизелях. В штурманской рубке прибежавший на шум штурман Степашин делал расчеты на карте. Он выглянул на ходовой мостик, наверное, хотел что-то доложить, но осекся. По выражению его лица можно было понять, что группа «в полосатых купальниках» побывала в нешуточной переделке. Командир в синих шортах и белой парадной тужурке, которая уже была изрядно измазана в перипетиях на сигнальном мостике, без фуражки, ее сдуло практически при первых словах «Я – советский офицер…». Старпом, то бишь я, с сигнальным пистолетом системы Шпагина в руках и с горящими глазами возможного убийцы, почему-то босиком. Тропические тапочки я сбросил сразу для простоты перемещения по трапам и комингсам. Колбаса, зажав в руках бинокль, стоял позади переминаясь с ноги на ногу. И только Виктор Кузьмич, одетый, как всегда, в поглаженный кремовый костюм и белоснежную рубашку, держался спокойно и уверенно:
– Это не взрыв, а просто, видимо, вспыхнуло масляное пятно на палубе!
– Александр Евгеньевич, через пятнадцать минут выходим из зоны ОЭЗ Северной Кореи! – Алексей Степашин доложил четко и спокойно. Эти слова всех привели в чувство, мы с командиром вышли на крыло и закурили. Это на моей практике было впервые, Акимов всегда курил только в своей каюте, а я вообще был очень редко курящий. Мы смотрели на удаляющийся, светящийся огнями силуэт корейского катера и смачно дымили командирскими сигаретами. Мы видели, что они стояли на месте и преследовать нас, видимо, не собирались. Наша судовая труба дымила тоже очень смачно вместе с нами. Все было хорошо.
На следующий день, в 14:00, в соответствии с планом, мы ошвартовались на 36-м причале во Владивостоке. Контр-адмирал Варакин лично встречал «Армавир». Командир докладывал четко и кратко:
– Задание выполнено, происшествий не случилось, экипаж здоров и готов к выполнению новых задач командования!
– Две недели вам на подготовку – и снова в море! – Варакин, как обычно, был сух и официален на людях. Вечером мы узнали, что нас включили в план боевой подготовки флота и мы идем обеспечивать метеорологическую поддержку сил флота в Южно-Китайском море. Но это уже совсем другая история.
Интернациональный долг
Глава 1. Разрезы
Стояли лютые январские холода. Владивосток географически стоит почти на широте Сочи, однако тогда было очень уж холодно. Широта – это линия, идущая параллельно экватору, называемая еще и поэтому параллелью. Считается, что объекты, лежащие или стоящие на одной широте, должны обладать схожими погодными условиями (климатом), но на практике так не получается. В Сочи в то же время было плюс два – плюс четыре градуса тепла, тоже не сахар, но не минус пятнадцать же, что стояло в то время во Владике.
11 января вышли в море. Почему-то запомнилась эта дата, когда началось почти годичное плавание гидрографического судна «Армавир» из одного рейса-похода в другой без отдыха на родной земле. Странно, обычно говорят «большое плавание» парохода из точки А в точку Б, но при этом «от причала отходят», а «в порт заходят» корабли и суда. «Корабль отправился в большое хождение по морям и океанам» – вот так не говорят, и вообще режет слух, а как вам такое: «капитан дальнего хождения», ну конечно, капитан дальнего плавания – это правильно и понятно всем!
Это о том незыблемом и вечном, что на флоте отличало моряков от работников и специалистов других, земных специальностей и занятий, – о морских терминах и морских или флотских традициях, о которых сложены легенды. «Комингс», «шкентель», «шкафут», «бак», «ют» – магические слова для гражданского человека и привычные для уха моряка обыденные корабельные термины.
Старшим похода пошел сам командир дивизиона гидрографических судов капитан 2 ранга Мирон Викторович Перехватов, в простонародье именуемый «комдив». По неписаным правилам он заселился в каюту командира – самую комфортабельную каюту на судне, соответственно, командир Александр Акимов переехал в мою, а я, будучи старшим помощником командира, в каюту штурмана, и так далее по цепочке. Перед самым выходом Перехватов собрал весь комсостав (командный состав) в своей теперь каюте и произнес длинную речь с примерно следующим смыслом:
– Вы – достаточно молодой экипаж, командир назначен три месяца назад, старший помощник только в сентябре пришел из училища, морской практики почти не было! Попробуем из вас сделать моряков! А вы, – он обратился к «старичкам», – мне в этом поможете!
«Дед», так на флоте зовут старшего механика, ухмыльнулся в усы:
– Будем в войну играть?
– Я бы на вашем месте помолчал, Александр Вадимович! – Перехватов почти всех начальников знал лично и называл предельно корректно: по имени-отчеству.
– Вы когда последний раз пожарную тревогу играли? Уже и не помните, наверное? – Стальные нотки в голосе Перехватова не предвещали ничего хорошего.
