Невинный трофей для охотника

– Да, – девчонка активно закивала.

– Имя, возраст, место жительства. Без раздумий.

– Иванова Софья Алексеевна, восемнадцать лет, улица Мира, дом три, квартира двенадцать, – отрапортовала заикаясь. – А за-зачем вам?

Уверен, я еще пожалею об этом.

– Проверить хочу, что не лжешь, – опустил пистолет. – Слушай меня, Софья Алексеевна, восемнадцать лет. Возвращайся туда, где я тебя нашел. Беги вдоль лесополосы. Поняла?

– Да. А моя сестра мертва? Ваша подруга ее убила?

– Беги, я сказал, или присоединишься к сестре!

Девчонка бросила на меня настороженный взгляд и сорвалась с места, не задавая лишних «Что?», «Зачем?» и «Почему?». Это отличительная черта людей, привыкших выживать. Бежать по первой команде, спасать свою шкуру, а уже потом интересоваться, от чего.

Сейчас девочка перемещалась на удивление тихо и быстро. Словно крохотный зверек среди вальяжно развалившихся хищников.

Надеюсь, в этот раз ей хватит ума скрыться. Воспользоваться вторым шансом.

Обтерев подошву обуви о пожухлую траву, я вышел с огороженной территории. Тяжелый запах крови и человеческий смрад точно осядут на несколько дней в легких. «Это, наверное, старость» – хмыкнул про себя. Раньше не волновали ни вонь, ни этическая сторона моей работы. Все воспринималось как должное: заказ – деньги.

Крупные холодные капли дождя бодрили, я не позволил себе потерять бдительность, медленно двигался за роем. Их следы без проблем читались на влажной почве. Десяток разнообразных отпечатков обуви и кровавые напоминания о том, что это не просто толпа.

Приближение рыжей вампирши я больше почувствовал, чем услышал. Тело инстинктивно среагировало выбросом адреналина.

– Ну что? – Римма вынырнула из темноты. – Проблем с девчонкой не будет?

– Нет. Где князь?

– Он послал за тобой. Нам туда, – рыжая пересекла заброшенный участок и ускорилась, спускаясь вдоль улицы.

Рубашка вампира белоснежным пятном выделялась среди мрака и творившегося вокруг хаоса. Князь вальяжной походкой прохаживался по клочку земли, покрытому останками: где-то переступал, где-то мерцал, не желая пачкать обувь.

– Здесь не все, – я произнес, спустившись в пологую канаву.

– Я знаю, – Темный отвечал равнодушно. – Не хватает одного, – склонившись, он перевернул чье-то обезглавленное тело – Того, кто мне нужен. В их воспоминаниях я видел заброшенную двухэтажку у стадиона. Найдите и проверьте. Мне нужен обращенный мальчишка: худощавый, с русыми волосами и светлыми глазами. А это были лишь пешки. Контракт не закрыт. Уберите, – тело вампира пошло дымкой и исчезло, оставляя после себя серебристый шлейф.

– Уберите, – Римма верно передала интонацию Высшего. – Приступим?

Я сделал приглашающий жест и, выбравшись на пригорок, подтолкнул ногой женское тело. Вампирша без труда стаскивала тяжелые тела, услышав просьбу принести из машины канистру с горючим обернулась за пару минут.

– Где будем искать? – спросила Римма.

– Там, – кивнул я в сторону, куда предположительно удалялся рой. – Можешь пробежаться?

– Легко, а ты? – она отряхнула ладони.

Я открыл канистру:

– Отойди, – поливая бензином собранные останки вампиров, обошел их по кругу. – Я хочу еще раз осмотреть поселок.

– Ты ничего не найдешь, – фыркнула рыжая.

Дорожка огня, шипя, поползла по влажной земле.

– А я попробую.

– Как хочешь, – Римма безразлично пожала плечами. – До связи. Эй, – окликнула, – не задерживайся, если не хочешь попасться на глаза властям.

– Учту.

– Мог бы просто сказать спасибо.

К машине я возвращался по своим же следам. Шел не спеша, разглядывая трущобы. В первых предрассветных лучах низкие дома превратились в убогие шалаши из старого шифера и почерневшей древесины. Ветхие заборы накренились еще ниже. В каком же нужно быть отчаянии, чтобы жить вот так? И как долго здесь можно протянуть? Именно протянуть – просуществовать, а не прожить. Я лишь на секунду задержался у развилки дороги и свернул в проулок, в котором несколько часов назад встретил зеленоглазую девчонку.

Дверца холодильника так и валялась в нескольких метрах от узкого лаза. После дождя от кучи мусора стекали зловонные потоки перегнивших остатков.

– Так даже лучше, – я облегченно выдохнул, освещая пустую землянку. Останься малая в трущобах, без поддержки сестры погибла бы в первую же зиму.

Мне удалось отойти пару метров, когда за спиной что-то скрипнуло, и раздалось робкое:

– Я здесь.

Девчонка распахнула дверь шире и махнула рукой.

Да чтоб тебя, глазастая!

Я осмотрелся, почти бегом преодолел расстояние до вагончика и втолкнул ее внутрь:

– Ты почему не спряталась?

– Я подумала, тут безопасней, – шепчет и смотрит, словно ждет от меня что-то. – Пройдите, – протиснулась к двери, щелкнув металлической щеколдой.

Не протапливаемое, промозглое помещение, сырость, матрас, одеяло, скудный набор посуды и таз – это все, что окружало девчонку. И, подозреваю, здесь тот максимум, на который она сможет рассчитывать в ближайшее время, а, возможно, и всегда.

– А почему вы пришли? – спросила она с надеждой.

Да что ж ты еще и вопросы задаешь такие неправильные? Те, на которые я и сам не знаю ответа.

– Хотел убедиться, что тебе хватило ума уйти.

– Не хватило, – в зеленых глазах вспыхнула беспомощная злость. – Это самое безопасное место для меня. Тут хотя бы стены крепкие, – зашипела, кутаясь в грязную куртку.

А девчонка права. Оборотни вряд ли сняли наблюдение с квартиры ее семьи, те слишком упрямы, не забывают своих врагов долгие годы. А хуже оборотней могут быть только ушлые родственнички малой, что, скорее всего, успели оформить наследство и быстренько перепродать имущество.

– Идем, – подхватываю девчонку под локоть и открываю дверь.

– Куда?

– В ближайшее время тут все перевернут. Два растерзанных человеческих тела и еще с десяток обгоревших останков. Как думаешь, это привлечет внимание полиции?

– Живодеров больше нет? – она запнулась, засмотревшись на черный столб дыма. – Но мне некуда идти.

– Поживешь у меня. Когда все уляжется, сможешь вернуться.

– Вы шутите? – она вырвала руку.

– А похоже?

– Нет, – малая растерла нос ладонью.

– Слушай, если думаешь, что я хочу тебя убить, то, поверь, я не стал бы усложнять себе жизнь. И сделал бы это намного раньше.

– Я так не думаю, – поспешно заверила девочнка. – Но вы ничего не требуете взамен.

– Суп варить умеешь?

– Суп? Умею.

– Вот и отлично. Меняю твои кулинарные шедевры на кров и пищу.

– И никакого секса?

– Что?! – я не смог сдержать удивления. – Что в твоей голове вообще творится? В твоем мире все обменивается на секс?

– Нет! – вспыхнула малая.

– Вот и в моем нет. А теперь помолчи и закрой дверь вагончика, если не хочешь, чтобы растащили твои и без того скудные пожитки.

– Я просто не понимаю зачем это вам, – девочка поднялась по лестнице, торопливо накинула навесной замок.

– Я тоже.

– Меня зовут Софья. Можно просто Соня, – она старается не отставать, поспевая за моим размашистым шагом.

– Я помню, – я оттянул ворот водолазки. Насквозь промокшая одежда холодной коркой липнет к телу.

– А вас как зовут? – осмелилась спросить малая, когда мы подошли к автомобилю.

Я открыл багажник, скинул кобуру и мокрую куртку:

Девчонка последовала моему примеру: села в автомобиль. Без раздумий и сомнений.

– Мое имя Ивар, – произнес я. – Не страшно? – включил печку на максимум.

– А что мне терять? – Соня спросила слишком весело.

Я мог бы ответить: «Жизнь», – но промолчал.

Ранее утро и отсутствие пробок на дорогах позволили добраться домой к рассвету. Девчонка не спала и тревожно всматривалась в пейзаж за окном. Взглянула на меня, как только мы оказались во дворе типовой девятиэтажки.

– Что, ожидала увидеть крепость с высоким забором и воротами?

Она пожала плечами, вышла и ждала, пока я достану сумку из багажника.

– А вы вот так и ходите? – спросила шепотом.

– Как? – осмотрел, вдруг забыл снять охотничий нож или подсумок с патронами, но на поясе висел лишь фонарик. – Считай, что охранник вернулся со смены. Иди, малая. Я устал.

В лифте девчонка прижалась к дальней стенке и смотрела себе под ноги.

– Проходи, – я распахнул входную дверь. – Обувь и одежду сразу в ванную, я не люблю грязь.

Соня несмело входит и застывает. Приходится толкаться в узком коридоре, спотыкаясь о сумку со снаряжением.

– Ну. Ты что-то ждешь? Или тебе нужна моя помощь? – пока девчонка испуганно озирается, снимаю влажную водолазку и зашвыриваю в приоткрытую дверь ванной.

– Не трогайте меня! – девчонка визжит так, что в ушах зазвенело.

– Я не пущу тебя в таком виде. Не хочу потом травить блох, – я заталкиваю ее в ванную и закрываю дверь.

– У меня нет блох. Я моюсь.

– Или делаешь, как я скажу, или можешь валить на все четыре стороны! – рявкаю.

Еще в детстве я давал обещание тетке, а позже и самому себе, не тащить в дом бездомных кошек и собак… хотя я и сейчас не нарушил. Девчонка не тянула на хромого щенка, если только на взъерошенного котенка, что испуганно шипит при каждом моем движении.

– Не трогайте, сказала! Я так и знала, что за предложением «просто жилья» скрывалось нечто другое, – она поправляет вязаную шапку, натягивая до самых бровей.

Делает вид, что уходить собралась. Ну, ну.

– И что же, по-твоему, за моим великодушным предложением скрыто?

– Да ничего особенного. «Того самого» захотелось! – мелкая на носочки привстала, локти в стороны – точно боевой воробей.

– Это чего это «того самого"? – спросил я, насмехаясь.

Девчонка краской залилась, но нос крошечный вздернула и громко ответила:

– Секса!

– Ой, прости, – я не удержался и расхохотался.

Воробей боевой настрой подрастерял, захлопал растерянно зелеными глазищами.

– Ну хватит уже, – жалобно пропищала Соня.

Я хохотал, уперев ладони в колени, пока порозовевшее лицо девчонки не приняло естественный телесный вид.

– Чего это? Ты пошутила – я посмеялся. А теперь серьезно, – я выпрямился. – Запомни, котенок или клопенок, я еще не определился, будешь глупости говорить, сразу на улицу вылетишь, вернешься в свой грязный вагончик, где из мебели – матрас, а из посуды – алюминиевая ложка. Поняла?

– Да, – тихо ответила она.

– Вот и отлично, а теперь раздевайся и лезь в ванну.

– Вы выйдете?

– Еще чего, я пакет подержу, чтобы тебе удобнее тряпье было выкидывать.

Я подталкиваю мусорное ведро ногой и указываю на него пальцем:

– Сюда складывай.

– Это моя единственная одежда, – Соня запахивает плотнее полы застиранной куртки, покрытой слоем еще не высохшей грязи. – Я постираю.

– Стирай, – я опираюсь на дверной косяк и с безразличием наблюдаю.

Куртку снимает, смотрит в глаза с вызовом, к совести, наверное, призвать пытается или стыду.

– Дай осмотрю, – я отталкиваюсь плечом.

– Зачем? – Соня прижимает грязное “сокровище” к безразмерной шерстяной водолазке.

– Хочу удостовериться, что ты не решишь отблагодарить меня ночью, – девчонка опять заливается краской, – ножичком куда-нибудь под ребра.

– Да смотрите.

Прощупываю и осматриваю куртку с подкладочной стороны:

– Ноги поставь на ширину плеч, – я кладу куртку на стиральную машину.

– Что? Я не буду этого делать! – пятится, пока не наталкивается на край ванны.

– Кажется, мы уже определились, что даже в голодный год я вряд ли рассмотрю в тебе женщину. Максимум – котенка недокормленного.

– А говорили «клопенка» – огрызается мелкая.

– А еще я говорил, что не определился, на кого ты больше похожа. Ну! Или выход там, – кивком указываю на дверь.

Девчонка отставляет одну ногу и раскидывает руки в стороны, отрешенно поднимая голову к потолку.

– Смотрю, опыт есть, да?

Молчит, глаза зажмуривает, будто и вправду насиловать собрался. Провожу ладонями вдоль тонких рук – ее пальцы подрагивают. Спускаюсь вдоль талии – хрупкое тело ходуном ходит.

– Да прекрати трястись, сказал же, не трону, – присаживаюсь, прощупывая низ штанин.

– А может мне нравится! – фыркает Соня.

– А лет-то тебе сколько? Нравится ей…

– В феврале будет девятнадцать, – девчонка сдергивает со стиральной машины куртку и достает из внутреннего кармана бережно обёрнутый в целлофановый пакет паспорт.

– Вот! – я не успеваю встать, а мне тыкают им в нос.

Не врала клопенок, и правда в феврале девятнадцать.

– Сейчас тебе принесу что-нибудь чистое. Оставлю за дверью, – произношу я.

Выхожу из ванной, костеря себя сквозь зубы:

– Заигрался, идиот. Она же говорила, что уже взрослая.

Я не забываю про элементарную безопасность: убираю сумку со снаряжением в свою комнату. Самым сложным оказывается найти что-то из одежды для сорокакилограммовой девчонки.

Звуки льющейся воды стихли.

– Малая, – я громко стучу. – Держи, – в щелку протискивается тонкая девичья рука и выхватывает футболку и спортивные штаны. – Как оденешься, иди на кухню.

Клопенок не торопится, я успеваю спокойно поесть и, прислонившись к стене, потягивать чай.

– Ты что так долго? Все остыло.

– Стирала, – малая крадется вдоль стенки, собирая влажные волосы в косу. Ее взгляд застывает на порции тушеного мяса с картошкой.

– В смысле? Руками?

– Да.

– А стиральная машинка там для чего стоит?

Девчонка пытается замаскировать голодное урчание желудка кашлем и отвечает:

– Не хотела блохастую одежду складывать с вашей.

– Ай, молодец. Ай, уела. Садись, а то грохнешься в голодный обморок. Смотреть страшно.

– А вы не смотрите, – огрызнулась она и шустро заработала вилкой.

Выпрямив спину, я попытался рассмотреть девчонку, скрытую за столом. Футболка висит мешком, прикрывая бедра, и только торчащие из штанин ступни выдают присутствие внутри человека, а не вешалки, как могло показаться. М-да. Обнять и плакать… Я никогда не льстил себе, зная, что для мужчины мог бы быть и выше, но клопенок утопала в моей одежде.

Прожевывая пищу, девчонка поправила горловину, прикрывая худое плечо:

– Спасибо, – произнесла, переведя дух.

– Куда так торопилась? Боялась, отберу?

– Вкусно, – она наконец улыбнулась и потянулась к кружке с остывшим чаем.

– Еще будешь?

– Нет. Живот сейчас лопнет. А можно я возьму? – она с жадностью смотрит на единственную конфету, затерявшуюся среди пакетиков чая.

– Я бы не стал ее есть. Последний раз конфеты покупал еще весной.

– Так можно?

– Бери.

Тонкие пальцы разворачивают яркий фантик, и малая сглатывает слюну при виде шоколадного прямоугольника, покрытого белым налетом.

– Люблю такие, – улыбается, ловя мой взгляд.

– Это меня не касается. В подружки я тебе не набиваюсь. Допивай, – я обрываю и кивком приглашаю следовать. Перезимует и свободна решаю для себя. – Жить будешь в этой комнате, – открываю дверь крохотной спальни. – Не шуметь. Не мусорить. Никого не приводить. В мою комнату без разрешения не входить. С тебя готовка. Ем я много.

– Я поняла, – Соня шагает через порог.

Глава 4. Соня

– Спасибо, – моя благодарность летит в мужскую спину.

Охотник молча закрывает за собой дверь.

Сбылось все, о чем я не так давно мечтала: чистая, мягкая постель, протопленная комната, отсутствие чувства голода и страха, но я прямо сейчас готова поменять все обратно. Вернуться в старый вагончик. Туда, где моя сестра, где все привычно и знакомо. А здесь… – я осмотрела небольшую комнату. Здесь все чужое. Все! Даже одежда не моя, – подтянула штанины и разрешила себе сесть на диван.

Я веду ладонью по подушке, проверяю ее на мягкость. Нет привычной сырости и затхлого запаха, только приятный запах стирального порошка – так мало для обычного человека и так много для меня. Ложусь и накрываюсь тяжелым, теплым одеялом, а меня гложет совесть. Имею ли я право находиться здесь? Разве это не предательство по отношению к сестре? Идти в дом одного из убийц, есть его пищу, носить его одежду и еще благодарить за это. О чем я думала, когда соглашалась на предложение охотника? Правильно, о себе. Только о себе. Но легко задумываться о морали, когда ты сыта, когда на тебе чистая одежда, и ты не опасаешься, что в любой момент жизнь оборвется.

Усталость должна взять верх, а я продолжаю рассматривать цветочный рисунок постельного белья, терзая себя. «Нужно уходить», – с этой мыслью поднимаюсь с постели. Приоткрываю дверь – тишина. Ни шагов, ни скрипа мебели, словно я здесь одна. А в голове так и пульсирует: “Ты предаешь сестру и родных”.

– Далеко собралась? – мужской голос вынуждает вжать голову в плечи.

А мне и ответить нечего. Мокрые после стирки вещи в руках, наспех надетая куртка и обувь.

Мужской взгляд не выражает ничего, кроме насмешки и ленивого любопытства.

– Дай угадаю, – Ивар опирается плечом на дверной косяк, скрестив на груди руки, он не отводит от меня взгляда. – Совесть заела, – не спрашивает, отвечает. – Перед сестрой, перед родителями, что мертвы, а ты нет. Я могу прямо сейчас открыть дверь, даже штаны с футболкой презентую, но ты подумай, что будешь делать там. Думаешь, гордость спасет тебя от холода или какого-нибудь урода, заглянувшего на огонек в твой уютный вагончик? Сколько ты протянешь одна? Неделю? Две? Кто-то из родных был бы рад твоей смерти? – и каждый его вопрос бьет точно по цели. – Ключ у меня, – протягивает сжатую в кулак ладонь. – Отдать?

И охотник тысячу раз прав.

– Нет, – шепчу я.

– Если передумаешь, оставлю его здесь, – Ивар подходит к тумбе и кладет, вынуждая меня спиной прижаться к закрытой входной двери. – Только не забудь захлопнуть.

– Не передумаю, – ворчу себе под нос, опустив голову и пряча слезы.

Я разуваюсь, развешиваю вещи на прежние места, возвращаюсь в комнату.

Мои мысли не затихают. Они смешиваются с событиями ночи в тревожном сне. Настолько тревожном, что это больше похоже на кошмар, из которого невозможно вырваться. Хочется распахнуть глаза и сесть, набрать полные легкие воздуха, но меня будто кто-то или что-то удерживает. Наконец меня будит болезненный кашель. Горло жжет, в глазах собираются слезы, на любое движение мое тело реагирует мелкой дрожью и болью в мышцах. Нестерпимо хочется пить и спать. Маша была права: я все же простыла. Пробежка в мокрой одежде осенней ночью дала о себе знать.

Я вновь крадусь по узкому коридору. Дверь в комнату охотника отличается от остальных: уверена, что она металлическая, но не решаюсь это проверить, опасаясь быть застигнутой врасплох.

Приоткрываю дверцы кухонного гарнитура в поисках хоть каких-нибудь лекарств. Посуда, пачки с крупами, специи; неужели охотник никогда не испытывает боль или никогда не простужается?!

Сквозь невыносимое давление в висках в сознание проникают щелчок замка, шорох одежды, тяжелое мужское дыхание:

– Что с тобой? – Ивар на ходу снимает легкую куртку и швыряет ее на стул.

Прохладная, шершавая ладонь ложится мне на лоб. До чего же хорошо, – я тянусь вслед руке, прикрывая веки.

– Я заболела, – отвечаю не своим голосом. Низким, охрипшим.

– Вижу. Вернись в спальню. Сейчас найду, чем сбить температуру.

Через несколько минут мужчина собой заполняет отведенную мне крохотную комнату. Не высокий, но мощного телосложения. Он не кажется неповоротливым и тяжелым, все его движения короткие и быстрые. По его вечно хмурому лицу невозможно определить точный возраст. Да я никогда и не умела этого делать.

– Пей, – он вкладывает в ладонь капсулу. – Станет легче.

– Вы мне принесли чай? – заглядываю в огромную кружку в мужских руках.

– Пей, – повторяет он, раздражаясь. – Почему тебе все нужно говорить дважды? Запоминай. Здесь капсулы на вечер и утро. Их должно хватить, – протягивает серебристый блистер, дожидаясь, когда я запью лекарство теплым чаем. – Тот ключ, что я оставил на тумбе, он твой. Если что, закроешь дверь.

– Вы так просто отдаете незнакомому человеку ключ от вашего дома? – мне не удается скрыть удивление.

– Считай, что я идиот, Софья Алексеевна.

Только потом я поняла, что означали слова “если что”.

***

Следующее пробуждение менее мучительное, но жажда заставляет подняться из постели и, крадучись, идти в темноте.

Вновь тишина.

На кухонном столе стакан с водой и рядом яркая капсула. Хочется сказать: «Спасибо» и тут же тихо прорычать: «Я не дурочка».

Утро встречает меня новыми звуками: голоса соседей, скрежет лифта в шахте, лай собаки – вчера я ничего этого не слышала, словно была закрыта в звуконепроницаемой колбе. Хозяина квартиры или не было дома, или он закрылся в своей комнате и не хотел, чтобы я ему мешала.

Я открыла холодильник, и от вида разнообразных продуктов желудок жалобно заурчал.

– Господи, – я подняла глаза и тихо прошептала. – Сыр, – схватила с полки увесистый кусок с крупными круглыми дырками. Горячий сладкий чай и бутерброд с маслом и расплавленным сыром – как же вкусно.

«Мама очень любила сыр» – пришла мысль. Кусочек встает поперек горла, я отодвигаю тарелку, с трудом сглатывая пищу. Аппетит пропадает. Доем позже. Встаю из-за стола и решаюсь осмотреться, стараясь прогнать грустные мысли. Маша бы несколько раз настойчиво произнесла: “Смирись, забудь. Теперь у тебя другая жизнь”.

– Смирилась, – произношу вслух уверенно.

«Больше мне ничего не остается», – добавляю уже про себя. Жить и двигаться дальше, прятать свою боль и по возможности улыбаться. У меня появился шанс выжить, его нельзя упускать. Я бегло осмотрела третью, свободную комнату. Позволила себе заглянуть в коробки, выстроенные ровными рядами вдоль длинной стены. Мужская одежда, обувь, несколько книг, старый фотоальбом – бросила настороженный взгляд за спину и приоткрыла бордовую картонную крышку. С черно-белых фотографий на меня смотрели люди. Обычные семейные фото. Портреты мужчин и женщин, застолье, дети у новогодней елки в нелепых костюмах с мишурой, повязанной на шее. Интересно, – присматривалась к мальчишке в растянутых на коленях колготках, – неужели из него вырос угрюмый мужчина, способный убить?

«Не мое дело», – одернула себя и вернула альбом на место. Кров, пища, защита – это главное, о чем сейчас нужно помнить, и не лишиться всего из-за сиюминутного любопытства. Если охотник единожды проявил милосердие и мягкость, это вовсе не означает, что будет так и дальше. Я поднялась с пола и вернулась на кухню.

Наплевав на усталость и дискомфорт в горле, приступила к приготовлению пищи. У каждого из нас свои обязанности, нужно соблюдать договор. Спустя три часа я перемыла и расставила грязную посуду, оставив горячую пищу на плите.

***

К вечеру звук открываемой входной двери вырвал меня из дремы.

– Ты дома? – женский голос доносился из коридора. Шаги, тяжелый, театральный вздох. – Опять нет, – незнакомка разговаривает сама с собой. – Ивар! – требовательно. – Ивар, – повторяет совсем рядом.

– Здравствуйте, – наконец, я решаюсь объявить о своем существовании.

Молодая женщина вздрагивает, поворачивается и смотрит на меня, словно на диковинного зверька.

– Добрый вечер, – произнесла та с расстановкой. Она осматривает меня. Аккуратные брови взлетают вверх, наверное, отметила на мне мужскую одежду. – А ты кто?

– А вы?

Моя собеседница хмыкает и недовольно поджимает губы:

– Я помогаю с домашними делами хозяину квартиры.

– И я, – отвечаю я, понимая, что она может счесть мои слова за издевку.

– Ладно, – отмахивается гостья пренебрежительно. – Ты мне просто не мешай, – женщина направляется на кухню, а я следую за ней. Она подходит к плите и приподнимает крышки, принюхиваясь. – Ты готовила?

А я отмечаю внешний вид незнакомки. Привлекательный, даже слишком, для человека, что собирался заниматься уборкой или готовкой.

– Я, – я дожидаюсь, когда она отойдет от плиты, и поправляю крышку сковороды, закрывая плотней.

– Ясно. Я не спрашиваю, когда вернется Ивар, этого ты не можешь знать. Но как давно он ушел?

– Возможно, ночью, пока я спала, – мой простой ответ вызывает гамму эмоций на симпатичном лице шатенки.

– Поня-я-ятно, – протягивает та. – Тогда передай, когда Ивар вернется, что я приходила.

– Передам, – так не вовремя закашливаюсь. – А «я» – это кто?

– Он поймет, – женщина, не спеша выходит из кухни, накидывает пальто, бросив на прощание хмурый взгляд.

Кажется, я невольно прибавила Ивару проблем. Ведь эта женщина точно считает себя больше, чем помощницей, а я в ее глазах оказалась соперницей. Мысль забавляет. Клопенок и соперница, – фыркаю.

***

Температура не возвращается в течение всего дня и ночи, в мышцах нет прежней ломоты и нет боли в висках, о простуде с утра напоминает сухой кашель.

– Вы тут? – я набираюсь храбрости и стучу в хозяйскую спальню. – Ивар, – впервые произношу имя охотника вслух. – Вы завтракать будете? – склоняюсь к замочной скважине. Узкая прорезь закрыта. – Вы дома? – без ответа.