скачать книгу бесплатно
Гриша успокоился, взял со стола огурец и захрустел.
– Я ведь до тебя еще встречался с ней, после школы сразу, пока не уехал. Знаешь?
Ульяна кивнула.
– Все серьезно было, не думай. Галка она хорошая, добрая. И по хозяйству, и так…
– И что расстались? – теперь Ульяна хотела дослушать до конца. Пусть выговориться, снимет камень с души, авось, легче будет. Глупо к покойнице ревновать.
– Как-то вышло все по-дурацки. Я в институт поступил, она здесь осталась, хозяйство разве бросишь? Мать у нее больная, сама знаешь. Галка в город ко мне приезжала, в общежитие. Иногда я комнату снимал в выходные на окраине, мы там встречались. У нее и ключ был… Как-то я задержался, а она приехать должна была. Ну, и сразу туда пошла, мы заранее договорились. Я вечером пришел, а она и сынок хозяйский на кровати, голые… На столе закуска и бутылка, конфеты… Сынок осклабился так нехорошо, усмехнулся, с кровати встал, оделся и вышел, дверью хлопнув. Галина лежать осталась… Я за ним, убить хотел, да духу не хватило… До остановки дошел и в общежитие поехал, напился до чертиков… Утром на занятия не пошел, лежал, скрутило меня всего… А тут и Галина заявилась, помятая вся, опухшая… «Куда пропал вчера? – спрашивает, – я ждала, ждала, уснула даже, проснулась, утро, тебя нет…» Я подумал, издевается. Стыд совсем потеряла, шалава. Уставился на нее, ничего не понимаю. А она смотрит глазищами невинными, ресницами хлопает, словно кукла какая. Я молчу, она опять то же спрашивает. Не выдержал я, выдал ей все, что думал о ней – и про нее, и про сыночка хозяйского. Она выслушала, разрыдалась… Говорит, не помнит ничего. Пришел он в комнату, где Галина меня ждала, шутит, расспрашивает… Сказал, что день рождения у него сегодня, а все друзья разбежались, даже бутылочку распить не с кем. Вроде как уговорил Галину по рюмочке за компанию, пока меня нет выпить. Она согласилась, а что отказываться? Выпили, съели по конфетке, а потом она ничего не помнит, ни как в постели оказалась, ничего… Клянется, ничего не было, вроде как обрывки всплывают в памяти, не смог он… Хотя, откуда она знает, если в беспамятстве была? Врала, стерва… Дальше я разговаривать с ней не стал, вытолкал ее и велел мне на глаза больше не показываться, и матери наказал ее от дома отвадить. Вот такая история. А теперь я думаю, а может, он опоил ее чем? Ну, подсыпал чего-нибудь в рюмку? Может, напрасно я тогда? А? Хотя все равно бы простить не смог, даже если и так… Долго потом эта кровать у меня перед глазами стояла… – Гриша снова опрокинул стопку в рот. – А потом тебя встретил, снова жить захотелось…
– Гриша… – Ульяна готова была снова расплакаться, – любимый… прости, мне, правда, Галку жаль. Я зла на нее не держу, не думай…
– Тебе-то чего на нее злиться? Скорее уж у нее повод есть для злости.
– Она все еще любила тебя? Откуда знаешь? К ней лейтенант сватался, Светка сказала…
– Да не знаю я, разлюбила, наверное, не ты же меня отбила… но так, парой слов перебрасывались, спрашивала все, как у нас с тобой? Счастлив ли?
– А ты что? – У Ульяны замерло сердце. – Что ей отвечал?
– Нормально все, свадьба скоро… А она смеялась.
– Смеялась? Не верила, что у нас свадьба будет?
– Не знаю, верила – не верила… У нее теперь не спросишь… Иди домой, Уля, потом встретимся. Один побыть хочу.
– Ладно. Пойду. – Ульяна взяла сумочку.
Гриша вдруг поднял на нее мутные от самогона глаза.
– Я еще кое-что следователю сказал… Про то только я знаю. Парень, что рядом с ней стоял, тот сынок хозяйский из города был…
– Сынок? – Ульяна оторопело уставилась на Гришу. – С чего ты взял?
– Я его рожу теперь век не забуду. Все время перед глазами стоит, на ощупь узнаю…
– Да что же он делал здесь?
– Я не знаю!!! Пусть следователь думает. Ему за это деньги платят. Все, иди, сказал!
Ульяна поспешно вышла, ей и самой оставаться не хотелось. Гришины откровения ее покоробили слегка. Может, и к лучшему, что Галина утонула? Чувствовала она, что не просто так она на Гришу да на нее зыркает. Смеялась… Что смешного? Задумала, небось, стерва, что-то… Гришину любовь вернуть захотела. Нет, не смирилась Галина с потерей. Такие всю жизнь не смиряются. Если что захватили, так уже не отпустят. Опасно было рядом с ней жить, все равно бы жизнь им порушила. Не сейчас, так потом, попозже, когда бы схлынули первые восторги. Неустойчивый парень Гриша, колеблющийся… Его крепко в руках держать нужно. А сынок тот что делал здесь? Видела Ульяна, не люб он Галине, женское сердце не обманешь. Для Гриши спектакль устроила, гадина. И ведь удалось, Ульяна заметила, как помрачнел его взгляд, хоть он и скрыть пытался, что неприятно ему. Но Ульяна все подмечает. Скорее бы свадьба уж… И где был Гриша молчит… Странно все… «Неужели это он Галину приревновал?» – шальная мысль промелькнула, испугав Ульяну своей откровенностью.
Дома ее ждал следователь, мужчина средних лет невзрачной наружности. Второй раз встретишь, не узнаешь. Про праздник стал расспрашивать, с кем Галина была, видела ли ее Ульяна возле реки. Ульяна все честно рассказала. Мелькала Галина, видела она ее то там, то сям. То с один парнем говорила, то с другим. Ульяна только своих знает, да парочку из соседней деревни. Были и незнакомые, которых Ульяна впервые видит. Ничего особенного. А у реки темно было, она и себя-то толком не видела. Следователь все записал подробно, поблагодарил и ушел. Ульяна вздохнула с облегчением – неприятная процедура, что и говорить. Ну, да утро вечера мудренее, успокоиться надо, а там, глядишь, все и наладиться. Не век же Гриша убиваться будет? Да и разнюнился он, скорее всего, от самогона, протрезвеет, тоску как рукой снимет. Уж она-то, Ульяна, постарается. К свадьбе готовиться начнут, хлопоты, все такое… Забудет, как пить дать, забудет. Ульяна прошла к себе, разделась, улеглась в кровать. Отец заглянул, она глаза прикрыла, сделала вид, что спит. Он потоптался, вздохнул, но будить не стал, вышел, аккуратно прикрыв дверь.
Следователь методично все в деревне обошел, беседовал обстоятельно, подробно, записывал. Но все только руками разводили – не было у Галины явных врагов, да таких, кто бы на такое черное дело пойти решился, грех страшный на душу взять. Мать Галины рассказала потом, что никаких синяков на шее у дочери не было, но умерла от разрыва сердца, а потом уж утонула. Вроде как испугалась сильно. Недоумевали – чего это в деревне можно так уж испугаться? Начали поговаривать, что нечистая сила ее заморочила, недаром, что Галину ведьмой считали. Не угодила небось чем-то своим хозяевам, они ее и напугали, а потом в воду бросили… Но это самые верующие говорили, те же, кто ближе к реалиям были, такой версии не придерживались. Прошло уже пару недель, разговоры сами собой затихать стали. Сколько можно покойнице кости перемывать?
Гриша так в себя до конца и не пришел. Вроде и нормально все, по-прежнему, и смеется, и шутит, так же Ульяну целует, слова на ухо шепчет…. а чувствует Ульяна, не то все это. Иногда вдруг уставится в угол, смотрит, смотрит, не мигая, пока не окликнешь его. Вздрогнет, испуг на мгновение промелькнет в глазах, но быстро себя в руки берет. Ульяна и так и эдак к нему ластится, в глаза заглядывает, желания угадать пытается, но бестолку все – отдалился Гриша. По ночам плачет Ульяна в подушку, чтобы родители не видели, а утром улыбается. Зачем зря их расстраивать? Да и что она скажет? Что кажется ей? Не поверят они, блажью сочтут. Вот и молчит Ульяна, терпит. Надеется, само все перемелется, мука будет.
И вроде уже совсем все успокоилось, июль заканчивался, Гриша повеселел, и Ульяна воспрянула духом. Снова поверила – все хорошо будет. Дело об утопленнице, поговаривали, закрывать собирались, решили – несчастный случай. Дикий, конечно, но мало ли что… С кем Галина в ту ночь виделась, с кем миловалась, так и не нашли. Надежда, мать Галины, рассказывала, что парня того из города, которого Гриша узнал, подозревают. Пришли к нему, чтобы показания снять, а его нет. Мать руками развела – знать не знает, где сын. Он не особенно разговорчив с ней, уходит – не говорит. Галина в город часто ездила, вроде вместе их видели… Похоже, что отношения поддерживали, несмотря ни на что. Что их связывало? Неужели любовь жертвы к своему мучителю? Да и мучитель ли он? Мало ли что Галина говорила, она еще не то бы сказать могла. Ульяна к разговорам прислушивалась, но на душу не брала. Пусть говорят, что ей с этого? Гришу, кажется, не подозревали, во всяком случае, арестовывать его не собирались. Улик нет, как участковый говорил. Да и в чем его подозревать? Кончилось у них все с Галиной, много лет назад кончилось. Все это знали, все Гришу с Ульяной видели. Парня в розыск объявили, но до сих пор не нашли. Хотя, скорее всего, искали для проформы – всерьез никто не верил, что это он. Напугал он ее, что ли? Глупости. Уж что-что, а нервы у Галины крепкие. Все это участковый рассказывал, а потом и спрашивать перестали, надоело.
Как сорок дней справили, в начале августа, Гриша и Ульяна заявление подали в поселковый совет. Свадьбу решили играть в начале сентября. Яблоки поспеют, груши, жара спадет. Ульяна как на крыльях летала. Сбылась ее мечта. Плакать в подушку перестала, о другом задумалась. Скоро, совсем скоро закончатся ее одинокие девичьи ночи, и начнется другая жизнь. Женщиной станет Ульяна, молодой и красивой, дитя родит, лучше бы сына. Отцы, ясное дело, сыновей прежде хотят. А потом и дочку можно, помощницу матери. Уплывала Ульяна в своих грезах далеко-далеко, возвращаться не хотелось. Гриша тоже с охотой о свадьбе хлопотал, прикидывал, что да как, сколько гостей будет, что на столы поставить, Ульяна платье шила. Хотела сначала в городе купить, но потом передумала. Сшить, оно лучше будет. Фасон сама придумала, ткань купила, специально с матерью за ней ездили, придирчиво выбирали в магазине, в этот день Ульяне блистать хотелось.
Светка с хлопотами помогала, по магазинам бегала, мелочевку всякую закупала. Заказали русскую тройку для молодоженов в соседнем колхозе, где конеферма была. Машина это, конечно, хорошо, но захотелось старины, размаха. Чтобы как раньше, в старые добрые времена. Гриша придумал, а Ульяна одобрила, молодец он, ее жених! Хочет, чтобы свадьба необычно прошла, чтобы на всю жизнь память осталась. Для нее, для Ульяны старается.
Светка с Витькой встречаться начала, счастливая ходит. Глядишь, тоже вскорости свадьбу сыграют. Жизнь в деревне наладилась, вернулась в свое русло, потекла, как река на равнине, неспешно и с достоинством.
Так, в хлопотах, лето и прошло, уже кое-где листва желтая появилась. Вечера холодными стали, темными. Платье у Ульяны уже готовое в шкафу висело, она время от времени открывала, смотрела. Трогала тяжелый, плотный шелк, любовалась. Все готово к свадьбе, обо всем договорились. Мать Гриши к сестре в соседнюю деревню собралась после свадьбы, насовсем. Сестра ее хворая, а недавно инфаркт был, уход нужен постоянный. А дом молодым оставляет, пусть живут, никто мешать не будет. Ульяна радуется, хоть и нехорошо ликовать по поводу чужой болезни, все одно к одному получается. Да и Грише из родного дома уходить не придется. Отец Ульяны с ремонтом помочь обещал, с обстановкой. Что ж не жить так? Хотя, если говорить откровенно, даже если бы мать Гриши не уехала, Ульянины родители могли бы им и свой дом поставить. Но Ульяна полагала, что Гриша тогда бы заупрямился, горд уж больно на этот счет. Все сам, да сам, хотя Ульяна помощи родственников не чуралась. Что плохого, если им родители на первое время помогут на ноги встать? На то они и родители, чтобы детям помогать. Разве Гриша с Ульяной к своим детям не так же относиться будут?
Но вопрос решился сам собой, и Ульяна эту тему закрыла. Одни, как ни крути, а ежели что, так и подумают потом.
На свадьбу вся деревня собралась, всем молодых поздравить не терпелось. Ульяна красавица-раскрасавица, так и светиться от счастья, ловя восхищенные взгляды. Гриша в новом модном костюме с ней рядом тоже притягивает взоры. Но теперь уж Ульяна знает, бояться нечего.
Молодожены во главе стола сели, чтобы видели их все, все поздравить могли, речь сказать. Голова у Ульяны слегка кружиться, от вина и от сладостного предвкушения. Одно радость омрачает – Гриша пьет рюмку за рюмкой, почти не закусывая, пьянеет быстро… Смотрит уже хмельными глазами, хорошо, что сидит, стоял, так упал бы уж. Не нравиться это Ульяне, но она улыбается. Да и грех переживать – свадьба же. Светка подошла сзади, шепчет:
– Что это с Гришкой? Захмелел-то как… Того и гляди в тарелку упадет… Вот развезло. От счастья, что ли?
Нахмурилась Ульяна – чего лезет? Посмотрим, как на ее свадьбе жених себя вести будет. Напился и напился, ее какое дело? Ответила резко, раздраженно.
– От счастья, от чего еще? Шла бы лучше за Витькой смотрела, чем за чужим мужем приглядывать, вон он с Лизкой хихикает… – ударила по больному.
Светка передернула плечами, ушла. Ульяна положила Грише салат на тарелку.
– Поешь, Гриш.
Тот осоловело помотал головой. Ульяна подавила вздох разочарования – не будет у нее сегодня ночи. Упрямо тряхнула волосами, ну и пусть! Не последняя чай, ночь, еще будут, успеют насладиться друг другом. Спешить некуда, жизнь, она длинная.
Под покровом темноты взяла Гришу под руку, пока еще на ногах стоит, увела домой, где брачное ложе загодя приготовила. Белье кружевное, белоснежное, даже ложиться жалко, подушки, словно облака на небе, воздушные, мягкие.
Дома от духоты Гришу еще сильнее разморило, он только через порог переступил, даже раздеться не смог, так на кровать и рухнул, примяв под себя всю красоту, и тут же захрапел. Разделась Ульяна, платье аккуратно в шкаф повесила, слезы душат, она их сдержать пытается, а они сами льются. Да что же это такое? Неужели смерть Галины так на него подействовала, что никак в себя не придет? В таком случае Ульяна очень бы хотела, чтобы жива была сейчас Галина, посмотрела на ее триумф, позавидовала. Лучше бы она уехала, чем умерла, но жизнь заново не перепишешь, а смерть тем более. Легла Ульяна рядом с новоиспеченным мужем, глаза закрыла, не заметила даже, как уснула.
Проснулась от того, что дышать не может, что-то большое давит на нее, душит, почувствовала резкую боль внутри себя, вскрикнула, глаза открыла. Гриша разделся и лежит на ней, сопит, дышит тяжело. Лицо красное, напряженное. Вчерашний конфуз исправить пытается, догадалась Ульяна, наверстать упущенное хочет. Боль внутри нарастает, а Гриша и не думает успокаиваться, все грубее и резче его движения, все сильнее сжимает он плечо Ульяны – неужели это и есть любовь? Близость? Гриша застонал и обмяк, скатился на бок и лежал, закрыв глаза.
Не так Ульяна представляла себе их первую ночь. А тут как у кошек – прыгнул, сделал свое дело, и к стороне. Внизу все горело, низ живота жгло, Ульяна боялась пошевелиться. Гриша открыл глаза, сполз с постели, прошлепал босыми ногами по полу на кухню. Ульяна услышала, как он жадно пьет воду, делая большие глотки. Потом Гриша вернулся, отбросил рывком одеяло, задрал ей рубашку нежного розового шелка, увидел кровь на простыне, удивился:
– Ты целка, что ли? А я-то думаю, что-то тяжело идет… прости, не разобрал с похмелья.
Ульяна от обиды и стыда чуть сквозь землю не провалилась. Вот он значит как! А она, дура, берегла себя, хотела преподнести свой дар на блюдечке, думала, оценит, крепче любить будет. Слезы хлынули сами собой, Ульяна прикрыться хотела, но Гриша не дал, снова забрался на нее с недоброй улыбкой, вошел грубо, одним движением, словно кобылу покрыл. Как закончил, слез, одеяло на нее набросил, смягчился немного:
– Ну, что ревешь? А ты чего хотела? Не понравилось? Ничего, привыкнешь, как распробуешь, за уши не оттащишь. Сама еще просить будешь. В первый раз всегда так, не тушуйся. – Он похлопал Ульяну по ноге, закрытой одеялом. – Похмелиться нет ничего? Сушит…
Ульяна помотала головой, отерла слезы. Может, и правда, так у всех? И чего она разревелась? По второму-то разу уже не так противно показалось…
– К людям выйти надо, второй день ведь… Там и похмелишься.
– И то верно, пойдем, одевайся. – Гриша обернулся на стук в окно. – Ряженые уже скачут…
Ульяна набросила платье, тоже заранее заготовленное по этому случаю, туфли новые надела, наскоро сполоснула лицо холодной водой, убрала волосы. Вышли они с Гришей во двор, пошли по деревне, Ульяна мужа под руку держит, здоровается со всеми.
Столы уж заново накрыли, Гриша сел, сразу за стопку схватился, опрокинул в рот, но теперь закусил. Пить много не стал, чему Ульяна порадовалась – может, хоть сегодня все хорошо пройдет?
В самый разгар веселья крик раздался. Соседский мальчишка бежал с выпученными глазами:
– Утопленника нашли! В камышах! Раздулся совсем, страшный, ужас! – Мальчишка круглил глаза, показывая всем видом, что вид у утопленника жуток.
Гармонист дядя Ваня бросил играть, кумушки притихли.
– Не бреши! – мать мальчишки сурово посмотрела на него, но тот не опустил глаз.
– Правда, иди, сама посмотри, он там лежит. Участковый туда пошел!
– Вот те раз! – дядя Ваня свел меха, и гармонь жалобно скрипнула. – Опять утопленник!
Ульяна поперхнулась, а Гриша словно онемел, побледнел весь, вытянулся на стуле.
– Что за утопленник? – Голос у Гриши дрожит от волнения. – Мужик или баба?
– Мужик, только разложился весь почти, рыбы обгрызли…
– Фу ты страх какой! – бабы начали креститься. – Из наших?
Мальчишка развел руками.
– Вроде нет, не поймешь.
– И то правда, разве у нас кто пропадал? Все на месте… – Кто-то даже испустил смешок. – Приблудился, значит.
Дядя Ваня опять заиграл, но веселье сломалось. Настроение испортилось, начали расходиться. Ульяна помрачнела – как-то коряво их жизнь начинается, наперекосяк. Посидели еще с горсткой гостей за столом и тоже домой пошли. Гриша молчал всю дорогу. Дома щей похлебал, и спать улегся, устал. Ульяна вышла во двор, села на лавочку и задумалась. Так вот ты какая – семейная жизнь… Но любовь к Грише не прошла, даже наоборот, вспыхнула с новой силой – ее он теперь, а она его. Наносное все это, пройдет, утихнет тоска, не на век же она.
Гриша проснулся, вышел из дома, сел рядом, обнял за плечи нежно, как раньше. Ульяна голову ему на плечо положила, вздохнула. Ну вот, совсем как у ее родителей. Волна благодарности затопила ее с головы до ног, она прижалась теснее. Так и просидели до ночи, целовались, как в пору жениховства. Гриша снова слова зашептал на ушко, и среди прочего Ульяна уловила одно, долгожданное – «прости, любимая…»
С покойником все не так просто оказалось. Следователь опять приехал, труп увезли, а потом участковый сказал, что это как раз тот парень был, которого Гриша узнал на празднике Ивана Купалы. Тот сынок хозяйский, из-за которого Гришина с Галиной любовь закончилась. Сынка звали Дмитрием, это Ульяна уже от людей узнала. Погиб в тот же день, что и Галина, только нашли не сразу, поэтому труп был так обезображен – рыба ведь тоже есть хочет, а что есть, ей все равно. Человек для нее просто пища, ничего более. Говорили, что будто на шее у него рана, как от укуса, и на голове, видимо ударили чем-то тяжелым. Но точно сказать трудно, потому что времени много прошло, процессы разложения далеко зашли. В городе вскрытие делали, участковый сказал, умер от утопления, захлебнулся. Опять пошли разговоры, но так же быстро захлебнулись – от отсутствия информации и улик, как участковый не скажет. Впрочем, версий, кроме как потустороннего происхождения, особенно и не было. Да и обсуждали вяло – Галина давно в земле, а Дмитрия никто не знал. Казалось, что мать Галины, Надежда, что-то знает, но она молчала, как рыба, открещивалась. На том и успокоились. Пусть милиция думает, ей за это деньги платят.
Ульяна хоть труп и не видела, но почему-то ужасно расстроилась. Ей стало вдруг отчаянно жаль этого неизвестного ей Диму, погибшего в молодом возрасте непонятно за что. Только и оставил после себя, что разложившийся кусок плоти да парочку мыслей. Втайне от мужа она проревела целый вечер, и затухшая было ненависть к Галине, невольной виновнице всего этого кошмара со смертями, вспыхнула в сердце Ульяны с новой силой.
