Сломанный мир

Из всех детей Токхына Джин-хо доставляла отцу больше всего хлопот. Толком даже не знавшая матери, она каким-то образом унаследовала и ее непокорный нрав, и любовь к оружию, быстрой скачке и ветру в волосах. К счастью для Джин-хо, она была далеко не единственной дочерью царя и никто не принуждал ее сидеть взаперти во дворце. В тринадцать лет она начала одерживать победы на скачках и состязаниях лучников, которые устраивались на праздниках, и император в конце концов уступил ей в дерзком желании служить в армии, сделав сразу командующей сотней. Гэрэл сомневался, что поступок этот продиктован любовью – если бы Токхын был по-настоящему привязан к дочери, не давал бы ей столько воли; сам Гэрэл, будь ее отцом, точно не дал бы. Но Джин-хо практически с рождения оказалась предоставлена сама себе, росла, как степная трава. Впрочем, император, несомненно, гордился военными успехами дочери – как гордятся умной собакой или породистой лошадью.

– Не хочу я замуж, – упрямо сказала Джин-хо. – Я хочу стать императрицей и править, когда умрет отец. Ну… когда умрет отец и все братья и сестры.

– Долго придется ждать, – усмехнулся Гэрэл.

– Да меня и не возьмет никто замуж, – с досадой сказала она. Видно было, что она очень хочет хоть что-то возразить, но испытывает недостаток в аргументах. – Я… Я уже не девушка.

И она округлила глаза, подчеркивая драматизм сказанного. Одновременно на темном круглом личике Джин-хо было написано что-то вроде гордости. Ну вот, ее научили хвастаться постельными успехами – просто великолепно. В это же время где-то на краю сознания принцессы, похоже, все еще был жив вколоченный няньками завет беречь себя до свадьбы. Пока что мир Джин-хо представлял собой кашу из установок, смысла которых она не понимала, и убеждений, которых не разделяла, но повторяла за другими. Сущий ребенок.

– Мне кажется, ты выдумываешь, – равнодушно сказал Гэрэл. – Но я обязательно расскажу твоему отцу – ему будет интересно.

Джин-хо, разумеется, знала, что он ничего не расскажет Токхыну – Гэрэл никогда не жаловался на нее отцу, что бы она ни учудила, – но на всякий случай угрожающе сказала:

– Я передумала. Хочу стать верховным стратегом, если ты, скажем, помрешь. Проще убить одного тебя, чем двенадцать старших братьев и десять старших сестер.

Они часто вот так переругивались, наполовину всерьез, наполовину в шутку. Джин-хо была единственной, кто его не боялся. Она вообще ничего не боялась – ни богов, ни демонов.

Солдаты удивительно быстро забыли о том, что она принцесса, как и о том, что она девушка – впрочем, в армии Чхонджу и без нее было довольно много женщин. Поначалу они сторонились Джин-хо, как сторонились и самого Гэрэла, но в последнее время он все чаще видел ее играющей с ними в мацзян, дружески болтающей или пьющей наперегонки крепкое жженое вино.

Он знал, что его самого солдаты все равно будут сторониться, что бы он ни делал.

Гэрэл мог только закрыться чуждостью, облачиться в нее, словно в латы.

Джин-хо вдруг посерьезнела и придвинулась к нему. (От прикосновения ее плеча Гэрэл вздрогнул: он не любил случайных касаний, – но бесцеремонную Джин-хо никогда не волновали такие мелочи, как чужое личное пространство.)

– Будет война, да? – тихо спросила она.

– А сейчас ее разве нет?

– Нет, настоящая война. С Рюкоку. Мой отец все время говорит…

Она не закончила, но Гэрэл и так отлично знал, что говорил император Токхын. Военные успехи Чхонджу вскружили ему голову: хотелось новых и новых побед. Не чтобы защититься или укрепить страну, как раньше, а войны ради войны.

– Твой отец отчасти прав. В прежние времена я был бы рад заключить союз с Рюкоку. С севера им, как и нам, угрожала Страна Черепахи, а Рюкоку лежал в развалинах и не представлял никакой опасности. Но сейчас он стал опасен – с тех пор, как на трон взошел этот мальчик. Человек, который так быстро поднял из развалин собственную страну, так же быстро сможет обратить в развалины чужую.

– Когда об этом говоришь ты, кажется, что во всем этом есть какой-то смысл, – грустно сказала Джин-хо. – Но когда говорит отец – никакого смысла нет, кажется, что он просто помешался на войне, и это так глупо…

– Знаешь, я не шутил насчет женитьбы, – сказал он. Джин-хо тут же ощетинилась. – Да не дергайся ты. У тебя много сестер. Можно отправить в Рюкоку дипломатическое посольство и предложить женитьбу на одной из чхонджусских принцесс – а вместе с ней союз на выгодных для нас условиях.

– Я что-то не понимаю смысла… Почему ты считаешь, что император Юкинари согласится? Моему отцу это будет выгодно, но Юкинари-то – нет. Даже если он не «отрезанный рукав», думаешь, будет рад жениться на одной из моих сестер – а они не прямо красавицы, если ты не заметил – и отдаст полцарства моему папаше?

– Это политика, Джин-хо. Если он хочет хотя бы выжить, не говоря уж о том, чтобы править, неважно, чему он там будет рад, а чему нет. Если он не слепой (а судя по тому, что о нем говорят, он далеко не слепой), то должен понимать, что наша страна сильнее и победит в открытом столкновении. Но если он женится на дочери нашего царя, ему будет не так стыдно делиться деньгами и территориями с тестем; это не будет выглядеть как поражение в войне, понимаешь? Лучше уж неравноправный мир, чем бессмысленная резня.

Гэрэл надеялся, что император Рюкоку тоже так считает. Если он так умен, как говорят, ему хватит мудрости признать над собой власть императора Чхонджу и не начинать войну, в которой ему не выиграть. А в том, что война Рюкоку и Чхонджу будет неравной и обернется резней, Гэрэл не сомневался.

Джин-хо вскоре забыла тревоги и ушла к другим солдатам – пить и веселиться дальше, Гэрэл тоже ушел в свой шатер. Он лежал и думал об императоре Юкинари, которого Джин-хо назвала «красоткой в шелках». Гэрэлу было интересно, какой тот на самом деле. Он ведь совсем еще мальчик, этот император, сколько ему – двадцать, двадцать один?.. Образ доброго, мягкого юноши не вязался с представлениями Гэрэла об умном и сильном правителе.

Глава 2. Лисица

Вернувшись в Чхонджу, Гэрэл вместе с императором Токхыном составил письмо, где просил о дипломатической встрече с рюкокусским императором и кратко намекал на суть будущего предложения.

Гонец вернулся с положительным ответом. Император Юкинари согласился принять их посольство. Впрочем, само по себе это мало о чем говорило.

Гэрэл стал собираться в Рюкоку – он хотел поехать туда сам. Знал, что это опасно, но необходимо было увидеть собственными глазами страну, с которой они собирались воевать.

Или – заключать мир. Но Гэрэл не особенно надеялся, что встреча закончится успехом.

Принцесса Ильджон, старшая дочь императора, не возражала против замужества, но, прежде чем дать окончательное согласие, хотела узнать о Рюкоку побольше. Как видно, до нее тоже дошли слухи, что женщинам там живется несладко.

За несколько дней до предполагаемого отъезда к Гэрэлу подошел слуга и, поклонившись, доложил:

– Господин, с вами хочет поговорить один человек. Солдат из пограничной крепости Намдо.

– Что ему нужно?

– Клянется и божится, что они с товарищами, когда несли дозор, встретили ху цзин, лисицу-оборотня.

– А Великий Тигр к ним с небес не спустился? – равнодушно сказал Гэрэл. Сколько он таких историй слышал – не упомнишь.

– Осмелюсь сказать, что не похож он ни на вруна, ни на дурака, вид у него был такой, будто дело важное. Да и путь он проделал немалый.

– Почему не проделать, если рассчитываешь на награду, – сказал Гэрэл. Нездоровый интерес императора Токхына ко всему сверхъестественному был притчей во языцех. Но все же Гэрэл заинтересовался.

Солдат ожидал его перед воротами дома. Он действительно не был похож на сумасшедшего, но вот насчет вруна Гэрэл не был уверен.

Солдат вперился ему в лицо со страхом и любопытством, разве что рот не открыл. Гэрэл, привыкший к такой реакции на свою внешность, терпеливо ждал, пока солдат вспомнит о приличиях. Тот наконец вспомнил – упал на колени, уткнулся головой в песок.

– Ну, расскажи, что видел, – обратился к нему Гэрэл.

– Мы объезжали южные границы. Недалеко от Волчьего кряжа нашли раненую лисицу. Сама выползла навстречу, как будто просила помощи, ей-же-ей, не вру. А крови сколько – за ней аж след тянулся. И один наш парень ее пожалел… он молодой совсем, добрый – я-то, стыдно сказать, добить ее хотел да на воротник потом пустить. Подобрали, в общем, ее, привезли в Намдо. Думали – отлежится, водички налили в миску… Потом пришли проведать, как там она, а лисицы нет. Вместо нее на полу девчонка лежит. Лет двенадцати. А раны в тех же местах, что у лисицы были. И лицо у нее такое странное…

Он осмелился снова поднять глаза.

– Ох… Я и не думал, что вы… вот такой, – выдавил он. – Говорят же, что вы… ну, сами знаете… из них, из Чужих. Думал, вы как эта девчушка. Но она другая. У нее внешность на первый взгляд обычная – вот как у меня. Ну, волосы черные, кожа… – он провел ладонью в воздухе вдоль лица. – Она такая же, как все… но в то же время не такая.

Солдат понурился, поставленный в тупик собственной неспособностью внятно описать разницу.

А у Гэрэла что-то екнуло в груди. Как от полузабытого воспоминания, которое упорно загоняешь как можно глубже.

– И какая она? – нетерпеливо сказал он.

– Не знаю, как объяснить… Иногда кажется – такая красавица, что хоть сейчас в гарем к императору. А через секунду уже не по себе от ее вида… и вовсе не потому, что волосы слиплись, лицо в поту и все такое. Она просто другая, понимаете? Глаза большущие – во! И уши… заостренные как будто. И еще – у нее нет пупка. Живот гладкий, как доска. Говорю вам, не человек это! – почти с отчаянием повторил он. – Не вру, Великим Тигром клянусь…

Гэрэлу даже не надо было видеть побледневшее лицо и дрожащие колени парня, чтобы понять, о чем тот думал в этот момент: что за чушь я несу и зачем вообще сюда сунулся, в лучшем случае с позором отправят откуда приехал, а в худшем – даже могилки не останется…

«Почему ты решил, что мне это интересно?» – хотел спросить Гэрэл, но губы сами выговорили совсем другое:

– Что с ней стало?

– Что стало? Да так и лежит у нас в Намдо… Врача позвали, но он сказал, что она вряд ли выживет… не захотел, в общем, возиться. Когда я уезжал, была еще жива, бормотала что-то…

– Я поеду с тобой в Намдо. Покажешь.

Солдат глядел настороженно, не сразу поверил, что Гэрэл не шутит.

Когда они приехали в Намдо, ху цзин уже умерла. Гэрэл приподнял край холстины, которой накрыли тело девочки, и убедился, что парень ни в чем не соврал. Ху цзин была черноволосой и плосколицей, без примесей белой крови. Но тонкие, будто художником нарисованные черты, чистый высокий лоб, удлиненные глаза чуть ли не до самых висков, слегка заостренные уши – без сомнения, это была одна из тех, кого называли Чужими. Ху цзин, лиса-оборотень, придумали тоже… После смерти лицо девочки заострилось, стало совсем нечеловеческим – теперь уже никто не назвал бы ее красавицей.

Он откинул холстину (пахнуло кровью и чем-то кислым – грязными тряпками, может быть). У девочки действительно не было пупка, но это не удивляло – его никогда не было у яогуай. Любой крестьянин знает: яогуай не рождаются от живых людей. Гэрэла больше интересовали раны на теле девочки. Они были похожи на отверстия от стрел, только крупнее – будто бы, как и рассказал солдат, на месте маленького израненного звериного тельца вдруг оказалось человеческое… Гэрэл покачал головой – существование Чужих он не мог отрицать, потому что видел их своими глазами, но в лисиц-оборотней, конечно, не верил.

К запаху крови и боли примешивался еще один запах – знакомый. Вдохнув его, Гэрэл на секунду прикрыл глаза, от этого запаха было сладко и больно.

Темный, горчащий, пряный запах. Именно так для него пахли яогуай.

С самого рождения он привык к тому, что за мамой всегда тянется тончайший шлейф этого аромата. Яогуай, Чужие, были чем-то таким, что ломало все привычные законы реальности; мозг не знал, как реагировать, и их присутствие всеми ощущалось по-разному. Их хозяин говорил, что для него мать Гэрэла как будто всегда окружена светом.

Тельце девочки было таким тощим, что сразу стало понятно – еду она видела нечасто. Волосы, совсем короткие и неровно обрезанные, вызывали мысль, что их обкорнали ножом – назло или просто второпях. Кроме ран он заметил на теле еще кое-что: зажившие, но от этого не менее уродливые шрамы и следы недавних побоев. Несколько ногтей на руках были вырваны.

Рядом с телом сидел другой солдат – должно быть, тот самый, который настоял на том, чтобы принести лисицу в крепость. Выглядел он именно так, как должен был выглядеть человек, пожалевший раненое животное: совсем юный, лет пятнадцать, наверное. Он смотрел в пустоту перед собой, по лицу текли слезы, он их не стеснялся и, казалось, даже не замечал. На Гэрэла тоже едва обратил внимание.

Второй солдат утешающе коснулся его плеча, потом взглянул на Гэрэла.

– Опоздали мы… – беспомощно произнес он.

Мальчик очнулся и, казалось, только сейчас заметил чужое присутствие. В последний раз всхлипнул, вытер нос рукавом.

– Я плачу не потому, что впервые вижу, как кто-то умирает, – сказал он тонким ломающимся голосом, как бы оправдываясь. – Я много чего уже видел… Но с ней все иначе. Не знаю, как объяснить, да вы и не поймете… Казалось бы, кто она мне? Да никто… Но когда она умерла, стало как-то пусто совсем… Пусто и горько.

Гэрэл помнил это чувство. Когда умерла мать, первым делом он ощутил не гнев, не боль, не одиночество, а что-то другое, странное: как будто погасили светильник, а за окном дождливый вечер. Как будто из мира взяли и вынули что-то важное, хоть и не знаешь толком что.

– Она говорила что-нибудь? – спросил он.

– Да. Правда, на языке южан, я его плохо понимаю, и так бессвязно… Я думаю, она была где-то пленницей, а потом сбежала. Просила помочь…

– Что еще говорила, помнишь? Хоть что-то?

– Про семью. Говорила – три брата у нее…

Гэрэл вздрогнул.

– Что?

– Три брата, – четко повторил мальчик.

Тень прошлого – будто крыло беды.

– Это не семья, – сказал Гэрэл, сам не зная зачем. Как будто этот мальчишка мог что-то понять. – Это название места. Три горы.

– Точно! – оживился молодой солдат. – Она говорила – горы, а я-то думал – при чем тут они… А вдруг там есть другие такие же, как она? Вы такое уже видели? Таких, как она?

Он примолк, внезапно осознав, с кем разговаривает, и испугавшись собственной откровенности. Но любопытство победило, и он чуть более сдержанно добавил:

– И если вы, господин, не такой, как она, то вы тогда – кто?

«Он так мало служит на юге, что ни разу не видел белую кровь? Хотя таких, как я, наверное, и правда не видел…»

– Я – просто человек. А про нее постарайся забыть, – сказал Гэрэл.

Сон ему в ту ночь приснился странный.

Были там, кажется, скалы и море, но и то и другое запомнилось смутно – может, потому что он никогда на видел настоящего моря. Что запомнилось хорошо, так это ощущение чужого взгляда за спиной, неотступно за ним следующего, и огромного непонятного ужаса, который мешал обернуться и посмотреть в лицо преследователю.

И еще во сне был запах – не пряный аромат яогуай, а вонь крови и грязных тряпок.

У Гэрэла и раньше бывали такие сны. Давно. Мертвая девочка-лисица разбередила воспоминания, похороненные, как казалось, в самой глубине памяти.

– Посмотрите-ка на него, – издевательски шептал хор незнакомых голосов на языке южных кочевников то издали, то в самое ухо. – Он запутался… Запутался… Нет! Ему страшно. Не хочет быть как они. Думает, что хочет, но сам себе врет. Высокомерный дурачок. А стать как мы боится. Боится, боится, боится! Заносчивый, глупый мальчик, да еще и трус… Ха-ха-ха-ха!

Глава 3. Синдзю

Как только Гэрэл вернулся в столицу из поездки в крепость Намдо, посольство, отправленное Токхыном к императору Юкинари, пустилось в путь.

Для начала они доплыли на корабле до Нисиямы – самого западного города Рюкоку. На них смотрели с подозрением, но все же разрешили высадиться: должно быть, их предупредили о прибытии чхонджусского посольства.

Дальше надо было ехать по земле.

– Почему мы не приплыли сразу в столицу? Она ж вроде у моря? – спросил один очень юный паренек-охранник.

– Синдзю находится у другого моря, – пояснил Гэрэл.

– Есть еще одно море? – поразился парень.

Гэрэл почувствовал раздражение. Как можно ехать в чужую страну и настолько мало о ней знать, да и вообще – настолько не интересоваться миром, в котором живешь?

– Ты слыхал когда-нибудь о такой вещи, как карта? – бросил он.

Рюкоку драконьим хвостом лежала между двумя морями – с запада ее омывало Внутреннее море, а с востока – Большое. Жизнь страны была тесно связана с морем, потому что ни плодородными полями, ни полными дичи лесами Рюкоку похвастаться не могла – не считая многочисленных островов, большую часть ее территории, и без того узкой, занимали горы.

В некоторых случаях это может создать проблему – замки в горах неудобно осаждать, рассеянно думал Гэрэл, заранее прикидывая варианты ведения войны, если посольство вернется ни с чем; другое дело – если удастся выманить войско на открытое сражение…

Гэрэлу хотелось понять как можно больше об этой странной, чужой стране. Перед тем, как поехать в Синдзю, он начал учить язык Рюкоку. С ним ехали несколько переводчиков, они с императором в любом случае поняли бы друг друга, так что никакого практического смысла в изучении этого языка не было, но ему все было интересно. В дороге он заставлял переводчика разговаривать с собой на языке Рюкоку, внимательно вслушивался в эту щебечущую речь, радовался, когда мог что-то понять и ответить. Он часто улавливал знакомые основы, заимствованные из юйгуйского, но многие слова произносились непривычно.

Поначалу казалось, что горы повсюду: они поднимались по обеим сторонам от императорского тракта. Но по мере того, как они продвигались на восток, местность вокруг менялась, становясь более благоприятной для жизни. Сначала вдоль дороги появились поля риса, пшеницы, гречихи, бобов, сменявшиеся небольшими деревнями, затем путешественники увидели и поселения – чем ближе подъезжали к столице, тем больше и оживленнее они становились. По дороге потекла в обе стороны бесконечная вереница купеческих повозок, создавая заторы.

И вот наконец они добрались до Большого моря, где в устье впадающей в него реки лежала Синдзю – Жемчужина, столица Рюкоку. Когда посольская процессия приблизилась к главным городским воротам столицы Рюкоку, ее окружила толпа зевак. Впрочем, посмотреть было на что: Гэрэла сопровождало не меньше сотни солдат и придворных, все они были одеты в диковинную для рюкокусцев строгую полувоенную одежду и размахивали древками, на которых были укреплены полотнища с белым тигром на черном поле – флаги Чхонджу.

Гэрэл ожидал, что Синдзю будет похожа на юйгуйскую столицу, так как знал, что она была построена по ее образцу. Но совпадали только основные черты: согласно мудреной даосской науке о планировании пространства главные городские ворота находились на юге, императорский дворец – на севере. Столица Юйгуя, Байцзин, была спроектирована в виде прямоугольника, кварталы и улицы шли параллельно. Синдзю так аккуратно расчертить улицами не получилось: город лежал на островах и весь был изрезан речками и каналами, которые придавали облику города изящную неправильность.

Впрочем, слово «изящная» совсем не отражало суть города. Гэрэлу приходили на ум скорее другие слова: мрачность, бедность, серость… Почти везде были заметны следы упадка, постигшего страну в годы правления императора Ёсихито, деда Юкинари: скульптуры с облезшей краской, обшарпанные стены… Среди домов было много красивых и – когда-то – богатых, но стены и крыши в основном были окрашены в оттенки серого и коричневого (скорее всего, цвета изначально были другие, но краска выцвела или потемнела из-за ветра и сырости), а штукатурка местами обвалилась. Многое из этого восстанавливалось, красилось, подновлялось. Должно быть, император тратил на восстановление города огромные деньги. Имели ли смысл эти траты? Возможно, разумнее было бы использовать средства на иные нужды: укрепить армию, построить побольше крепостей. Море и ветер разрушали город почти с той же скоростью, с которой шло восстановление. Кому вообще пришло в голову построить его прямо в море? Дома стояли на сваях, вода вплотную подходила к стенам, постепенно подтачивая фундаменты и оставляя налет плесени и плотный слой ракушек и водорослей.

Эти края отличал мягкий климат с теплой зимой и прохладным дождливым летом. В городе почти не было зелени, так что, вероятно, он выглядел почти одинаково в любое время года. Не бывало тут ни цветов, ни снега, ни желтой осенней листвы – только каналы и камень, сырость, низкое серое небо, вползающий прямо в кости холод. Город будто застыл в безвременье.

Словом, Синдзю, несомненно, был красивым городом (спутники Гэрэла смотрели по сторонам раскрыв рты), но это была какая-то неживая, чужая красота. Казалось, город существует в собственной реальности, и эта реальность не подразумевает существование людей.

Гэрэл уже успел увидеть три столицы разных государств, так что мог сравнить их между собой. Пхёнвон, столицу собственной страны, ему вспоминать не хотелось. Она была грубой и никогда не вызывала у него любви. Спроектированная изначально под военные нужды, позднее она обросла роскошью и позолотой, словно внезапно разбогатевший безродный провинциал, но красивее ее это не сделало. Императорский дворец в Чхонджу был хорошо укрепленным военным замком и даже не пытался притворяться чем-то другим. Император Токхын вырыл там два рва и окружил жилые помещения высоченными стенами – и никто не назвал бы его параноиком. Разве что половицы, специально положенные так, чтобы скрипеть под ногами любого, кто входит в помещение, казались Гэрэлу излишними.

Затем, когда ему было шестнадцать, он увидел Байцзин, столицу Юйгуя, и она, без преувеличения, потрясла Гэрэла. Где в Чхонджу он видел тяжелые стены и однообразные серые постройки, в юйгуйской столице были цветущие сады, пруды с золотыми карпами, расписные ворота, десятки храмов, киноварные и лазурные крыши, блестевшие под солнцем, затейливое переплетение мостов… Все это было до ужаса красивым и таким же непрактичным. И императорский дворец в Байцзине был ничем не похож на замок Токхына в Чхонджу. Там не было ни рва, ни высоких стен. И скрипучих половиц, вероятно, тоже… Город казался похожим на обиталище райских птиц. Фарфоровая мечта. Заденешь неосторожно – звон и цветные осколки. Гэрэл помнил первую мысль при виде юйгуйской столицы: «Что станет с этим городом, когда сюда придет война?» И помнил первое впечатление от юйгуйских придворных и знати, которых видел на улицах в паланкинах или портшезах. Люди, вершившие судьбу самого сильного государства в мире, оказались больше похожи на тех самых райских птиц, чем на людей, способных удержать в руке меч. Даже за стрельбой из лука их трудно было представить: не дай боги, вспотеют же…

Впрочем, пожив в Байцзине какое-то время, Гэрэл быстро понял, что это впечатление обманчиво и политику можно вершить не только с помощью меча. Люди, что стояли у власти в Юйгуе, уж точно не были райскими птицами. Эти богато одетые красавцы и красавицы, знавшие толк в стихах и философии, как-то сумели вознести страну, которой правили, на вершину мира и удержать там. Если не мечом, так дипломатией, а скорее всего – и тем, и другим. Насколько ему было известно, несмотря на декларируемые ценности мира и ненасилия, наемных убийц в Юйгуе использовали не реже, чем в других странах.

И все же он выбрал бы родиться в Юйгуе, если бы кто спросил его мнение. Но никто не спросил.

И вот теперь третья увиденная им столица, Синдзю – холодный, бедный, неуютный, недобрый город.

В такой надо приезжать, когда собрался покончить с жизнью или сойти с ума.

Встречу им устроили пышную, праздничную, но странный то был праздник: все держались с безукоризненной вежливостью, но смотрели на гостей без теплоты. Впрочем, откуда было взяться теплоте, если все догадывались, что Гэрэл и его спутники приехали с наглыми, унизительными для Рюкоку требованиями, а неудачный ход переговоров грозил объявлением войны?

Их сопроводили в павильон для гостей – Покои Солнечного света, – он входил в дворцовый комплекс, но стоял немного отдельно от других зданий. Роскошно отделанный, он был каким-то пустоватым и абсолютно неинтересным: должно быть, здесь останавливались гости, подобные ему. Не самые желанные.

Впрочем, павильон вполне подходил, чтобы отдохнуть после долгой дороги, помыться и переодеться.