Хладные легионы

скачать книгу бесплатно

«Что ж…»

Он вынудил себя снова взглянуть на прибывшего – с усилием, словно сгибал железную кочергу. Глаза под шляпой смотрели холодно, с любопытством. «Морской капитан» чего-то ждал.

– Ты опоздал, – жестко сказал Рингил.

Плотно сжатые в улыбке губы чуть расслабились, показались зубы.

– Ты меня ждал?

Рингил покачал головой, и этот крошечный жест будто помог ему восстановить самоконтроль. Он призвал жуткое и бесстрастное, как пропасть, спокойствие откуда-то из известняковых глубин собственной сути и воспоминаний о Ситлоу.

– Не я. Один человек, которого я встретил этой ночью, – пацан с болот по имени Джерин. Он просил тебя о помощи у реки. Перед смертью он сказал мне, что просил Соленого Владыку о заступничестве. Точнее, умолял, судя по тому, в каком он был состоянии. Так в чем дело, Соленый Владыка, у тебя со слухом плоховато? Или нам нужно громче выкрикивать свои молитвы?

Существо глядело на него внимательно и слегка изумленно, как на фигляра с трелейнского рынка Стров, чье представление оказалось чуть менее надоедливым, чем обычно.

– Неужели тебя и впрямь расстроили оставшиеся без ответа молитвы этого мальчишки, Рингил Эскиат? Или дело в другом мальчике и молитвах, прозвучавших давным-давно?

Рингил так сжал рукоять Друга Воронов, что побелели костяшки.

– По-твоему, я расстроен? Когда я расстроюсь, Соленый Владыка, ты об этом узнаешь.

– Я должен воспринимать это как угрозу?

– Как хочешь, так и воспринимай.

Одной из составляющих странного гула в его руках, груди и крови точно был страх, надвигающийся призрачный ужас перед сущностью, что стояла в полудюжине ярдов. Но Рингил был хорошо знаком со страхом и теперь, кроме этого чувства, ощущал и другие, столь же темные, от которых в жилах пела кровь – он их приветствовал, к ним привык. И хотя ему еще не доводилось встречаться лицом к лицу с кем-то из Темного Двора – до недавнего времени не верил, что этот самый Двор существует, – он повидал вещи, которые другому вывернули бы душу наизнанку, а его душа не очень-то пострадала.

Он вдохнул сосновый аромат, источаемый лесом, задержал дыхание и выдохнул, словно дым от хорошо свернутого кринового косяка. Уставился на Даковаша, Соленого Владыку, широко распахнутыми глазами и не отвел взгляд.

Воцарилась такая тишина, словно мир еще не родился.

Рингилу показалось, что на мгновение уголок рта под нависающими полями шляпы чуть изогнулся. Проблеск угрюмого изумления мелькнул и пропал – и было еще какое-то чувство, которому он не смог подобрать названия. Последовавший за этим вздох прозвучал – для его вышколенных Луговинами ушей – слегка фальшиво.

– Ты действительно считаешь, что это подходящий способ разговаривать с клановым божеством?

Рингил пожал плечами.

– Если ты желал почитания, следовало явиться, пока проситель не умер.

– А тебе не приходило в голову, что я мог услышать молитвы Джерина Ловкие Пальчики, услышать их отголоски задолго до того, как они прозвучали, вообще до его рождения, и послать кое-кого на помощь?

– Я там был. Если ты и послал кого-то, он не пришел вовремя.

– Ну вот, сам сказал: там был ты.

Рингил сузил глаза.

– И какого хера это значит?

Существо пожало плечами, словно передразнивая его.

– Как хочешь, так и понимай.

Слова надолго зависли в пространстве между ними, где остались лишь гранит и тьма. Наконец Рингил наклонился и аккуратно положил Друга Воронов на камень рядом с собой. Выпрямился и почувствовал, как по телу пробежал озноб. Скрестил руки на груди.

– Чего тебе надо, Соленый Владыка?

– Ах. Все-таки это была просчитанная наглость. Нет никакого риска в неуважении к Темному Двору, если тот в тебе нуждается, да?

Рингил продолжал пристально глядеть на существо в плаще и шляпе, игнорируя бегущий по венам холодок.

– Нет смысла уважать повелителя демонов, который не является, когда его зовут.

Кажется, в глазах Даковаша что-то блеснуло.

– Очень смешно, – внезапно раздался у самого уха интимный шепот, хотя существо не двинулось с места. – А что, если ты ошибаешься, малыш Гил Эскиат? Что, если ты не прав, и мы в тебе нуждаемся не так сильно, как ты думаешь? Что тогда? Вдруг я решу списать убытки, обидеться и расплавить на хрен твои кости прямо сейчас, и ты при этом будешь еще жив?!

Словно охваченный кошмаром, который не прекратился после пробуждения, Рингил почувствовал, как все начинается: жжение, пробирающееся по голеням и предплечьям, вдоль хребта прямиком в кишки, будто падающее в колодец ведро; первые проблески истинной боли, погребенные глубоко под кожей; мимолетное предвосхищение того, как все случится, как он будет метаться и дергаться в конвульсиях, орать без умолку, пожираемый пламенем изнутри…

– Ну что, теперь тебе получше?

От внезапного натиска он падает на колени. Дыхание перехватывает, словно воздух наполнился едким дымом…

Его рывком переносит в другое место.

Нежный прохладный ветерок и тусклые серебристые сумерки, про которые чутье и смутные воспоминания подсказывают: они неподвластны Соленому Владыке. Рингил дышит тяжело, всхлипывая, но боли не чувствует. Он стоит на коленях в самом центре знакомого места – олдрейнского круга камней, окутанного туманом, и над ним высятся бесстрастные грубо обработанные монолиты, испещренные пятнами темного мха и трещинами, заросшие у основания.

На миг он чувствует, как что-то в его душе оживает от этого зрелища.

«Ситлоу…»

Но круг пуст. Все, что здесь произошло, давно закончилось. Даже если камни были свидетелями того, что он, кажется, вспоминает, сейчас им нечего сказать по этому поводу. Рингил поднимается из высокой травы, влажной от тумана, и ее шуршание прерывает тишину. Бриджи на коленях промокли от холодной росы. Он стоит, снова чувствуя болезненный комок в горле, но на этот раз никто ничего ему не сделал, кроме него самого.

Он запрокидывает голову, проверяя, не облегчит ли это боль, но ничего не помогает.

Высоко в темном небе висит умирающее, рябое солнце Ситлоу – «лунна», как он называл эту маленькую штуковину – и льет свой второсортный свет. Клочья рваных туч несутся с той стороны, которая могла оказаться западом, то и дело заслоняя тусклое светило, иногда пряча его почти целиком. Это ветер, думает он, быстрый ветер увлекает тучи за собой. Но внезапно появляется чувство, будто лунна с головокружительной скоростью мчится своим курсом, а небо неподвижно.

На мгновение он теряет равновесие и едва не падает.

«Ситлоу!»

После Эннишмина он возвращался в Серые Края – в олдрейнский мир, куда впервые попал вместе с Ситлоу, – гораздо чаще, чем готов признаться себе. Он знал, что там можно встретить мертвецов и других, менее достоверных призраков – отголоски тех, кто мог бы жить, тех, кем они могли бы стать, случись все… иначе. И поэтому – словно принявшись расшатывать поврежденный зуб в десне страха – он отправился на поиски. Иногда обкурившись кринзанца и сходя с ума от невнятной скорби, которую уже не мог сдерживать; иногда беспредельно трезвый и собранный, ощущая холодную ясность ума, которая пугала сильнее безумия. Он отправился на поиски мертвых, и они стали приходить к нему толпами, как в прошлый раз. Они рассказывали ему о своей жизни, представляли свои альтернативы, и выходило так, что он – ну, конечно! – запутался, никто из них не умер, это чушь, они живые, как и он сам. И разве он не понимает, что…

С мертвецами бессмысленно спорить. Он рано этому научился. Если с ними спорить, они сердятся, творят вихри гнева и отрицания, тревожащие саму ткань реальности Серых Краев; если проявить неосторожность, они утащат тебя за собой и повредят тонкие механизмы рассудка, что позволяют крепкой хваткой держаться за собственную версию мира и отличать реальное от нереального. Лучше позволить им идти своим путем, а самому – держаться своего. Чтобы с этим справиться, нужно особое состояние ума – что-то вроде слегка туманной и бездумной похмельной уверенности наутро после ночи, полной кринзанца и дешевого вина. Нужно принимать все как есть и двигаться дальше.

Продолжать поиски.

Он так и не нашел Ситлоу. Он не знает почему и понятия не имеет, что мог бы сделать или сказать, случись все иначе. Они ведь расстались не на хорошей ноте, как ни крути…

Но поиск – навязчивая идея, глубокая, настойчивая тяга, в которой смысла не больше, чем в соленых течениях вблизи от мыса в Ланатрее, где расположена летняя резиденция его матери. Мальчишкой он не раз заплывал слишком далеко и попадал в неумолимую хватку потока. Не раз видел, как берег превращается в узенькую линию, прорисованную углем на горизонте, и спрашивал себя, сумеет ли вернуться на сушу живым.

Однажды, после смерти Джелима, он позволил уходящей от берега волне забрать себя, наплевав на то, что может случиться потом.

Потом, насколько он мог припомнить, вода понесла его наверх, невзирая на все попытки утонуть, словно чьи-то влажные мускулистые руки подталкивали его шею, грудь и бедра; и каким-то образом к закату, когда над зыбью сгущалась темнота, он обнаружил, что берег снова потихоньку приближается. Будто океан от него отказался. Течение выплюнуло его за несколько миль от пляжей. Он проковылял через полосу прибоя, полумертвый от усталости, а волны жестоко толкали сзади – это было похоже на удары отцовской ладони, загрубевшей от рукояти меча.

– Да, и я сомневаюсь, что ты когда-нибудь задумывался о том, чьи это были руки, верно? – язвительно спрашивают у самого уха.

Рингил неистово вертится на месте, но видит лишь скользнувшую между двумя стоячими камнями тень в плаще, которая исчезает быстрее, чем он успевает сосредоточить на ней взгляд.

Но голос никуда не девается:

– Ты и впрямь никогда не задавался вопросом, что не позволило тебе утонуть?

Холод обволакивает шею сзади, незаметный и хваткий. Рингил ощущает влажное прикосновение перепончатых пальцев, которые стойко толкают его наверх.

Он вздрагивает от прикосновения. Стряхивает его. Не может вспомнить, настоящее это воспоминание или Даковаш вернулся в прошлое и поместил его туда.

– Ну да, конечно. Я все это выдумываю. Мерроигай там не было, ты доплыл до берега сам, ты же у нас ого-го какой пловец. – Голос Соленого Владыки крадется позади камней, не совсем в ногу с мелькающей тенью фигуры. И в ней, и в голосе ощущается сердитое беспокойство, как в мерцании и потрескивании масляной лампы, которая вот-вот погаснет. – Ебаные смертные. Знаешь, это… меня уже тошнит от этого дерьма. Где уважение? Где благоговейный трепет? Я думал, уж ты-то, Рингил Эскиат, не такой, как все…

Долгая пауза. Фигура замирает между двумя монолитами, обратившись к Рингилу и прижимая к груди бледную руку. Лицо под шляпой скрыто во тьме, лишь блестят зубы и глаза, как у волка. Вновь раздается скрежещущий голос:

– Посмотри на меня, Эскиат, мать твою, посмотри. Если с уважением не срослось, почему бы тебе не вспомнить об инстинкте самосохранения? Я один из лордов Темного Двора. Я, мать твою, повелитель демонов. Ты хоть представляешь, что я делал с плотью и душами людей в тысячу раз могущественнее, чем мог бы стать ты, лишь потому, что они огрызались так, как это делаешь ты, словно у тебя есть на то сраное право? Посмотри на меня. Я Даковаш. Я украл – когда был молод, когда весь этот драный мир был молод, – я украл огонь у Высших Богов и выковал из него новое оружие против них. Я командовал ангелами в бою, вызвал из тьмы демонов с крыльями летучих мышей, чтобы свергнуть старый порядок. Я пересек пустоту, словно песенку спел, чтобы этот старый порядок наконец рухнул. Я сломил ублюдков в битве над изгибом мира, когда никто другой не смог – и не захотел – этого делать. И ты вознамерился меня осуждать?! Из-за пятнадцатилетнего болотного отродья, которому не хватило духу поднять меч и защитить свою сраную жизнь? А что я должен был сделать? Научить его драться?! – Соленый Владыка вскидывает руку и скрюченными пальцами рубит тьму в пароксизме раздраженного недоверия. Где-то позади него, в Серых Краях, грохочет гром. – Что? Найти какой-нибудь гребаный монастырь где-нибудь на горе, заплатить за его питание и жилье в течение десятилетия среди добрых монахов-воинов – и все ради того, чтобы он вошел в силу, исполнил свое предназначение и стал Избранным? Не мели ерунды, Эскиат. Ты правда думаешь, что все устроено так?

– Я не знаю, как оно устроено, – невыразительным голосом отвечает Рингил. – Это ведь ты здесь повелитель демонов.

Рука Соленого Владыки падает.

– Тогда поразмысли на эту тему, почему бы и нет? Примени свой безупречно вышколенный ум ко всем бредовым легендам о «герое с великой судьбой», которые вы, люди, обожаете друг другу рассказывать. Ты действительно думаешь, что в этом мире, на этом шарике из грязи, похожем на скотобойню, где войны и лишения повергают народы и государства в бесчеловечную жестокость и невежество, где власть имущие обучают сыновей науке смертоубийства, а дочерей обрекают на воспроизводство, пока утроба не треснет – ты правда думаешь, что богам такого мира нечем заняться, кроме как тратить долгие годы на подготовку какого-нибудь выбранного наугад худородного придурка, чтобы потом вершить его руками свои грязные делишки?

– Я… – Рингил подавляет внезапный порыв оглушительной дерзости, вспыхнувший внутри как пожар, – …понятия не имел, что время – столь драгоценный товар среди членов Бессмертного Дозора.

Тишина пульсирует среди камней, окутанных мхом и туманом. Потом Даковаш хмыкает, будто вспоминая о чем-то неприятном.

– Мало кто теперь нас так называет.

Рингил пожимает плечами.

– Мало кто умеет читать. И мало кого волнуют события за пределами тех, что помещаются в его куцую избирательную память.

Кажется, в ответ на это тень улыбается.

– В твоих словах я слышу горечь, герой. Неужели?.. Рингил нервно взмахивает рукой, борясь с вновь подступившим холодом в костях.

– Но ведь не я жалуюсь на отсутствие благоговейного трепета, верно? А также на нехватку времени для воплощения моих бессмертных замыслов.