скачать книгу бесплатно
Пока главарь метался по снегу, не в силах подняться, Тархельгас, едва ощутив воздух в легких, встал и что было сил пнул его.
Затем еще раз. И еще. В то самое место, куда вогнал стрелу. Это успокоило мужика. Он перевернулся на спину, уже не крича. Отхаркивал кровь. Умирал.
Медленная смерть – то, что Одноглазый заслужил, но голоса хотели, чтобы последний вздох забрал именно Тибурон.
Тархельгас не имел ничего против.
Взяв топор в левую руку, он различил предсмертное бормотание главаря:
– Слово… дал слово… не посылать за… охотниками.
Стражник взмахнул топором, всадив металл точно в грудь, оборвав невнятные всхлипы бандита. Он уже и так понял, что к чему.
Или ему все подсказали голоса?
Пламя схватки начинало угасать. Тархельгас приходил в себя. Чувствовал боль, растекающуюся по телу, приходящую следом слабость и кровь, что медленно сочилась из ран.
Однако все это казалось каким-то далеким. Даже неважным. Ведь впервые за четыре луна Тархельгас смог удовлетворить голоса и заставить их замолчать. Он знал, что они довольны. Вот только как долго продлится их насыщение? Голод обязательно вернется вновь.
Именно подобные мысли все же заставили его вспомнить о кровоточащих ранах, которые следовало как можно скорее перевязать, если выживание еще входило в его планы.
И вот, высвободив один из ремней и перетянув им ногу, а вторым – предплечье, Тархельгас осознал, что забыл про волчицу.
В этих лесах волколаки живучи, как никто другой, поэтому не стоило списывать ее со счетов.
По своим же следам Тибурон стал возвращаться обратно, туда, где зверь его чуть не прикончил. Он прошел весь свой путь, отыскал тела убитых, но в свете луна все казалось таким странным. Темно-алая кровь в эту ночь была почти неразличима на снегу. Можно почувствовать ее запах, вкус во рту, то, как она пропитала одежду, но не увидеть глазами.
Так он дошел до места, и его предположение оказалось верным. Волчица была все еще жива. С копьем в правом боку она из последних сил поднималась на лапы, делала несколько шагов и падала. От былого гнева не осталось и следа. Лишь инстинктивное желание выжить.
Отыскав свой меч без особого труда, Тархельгас шел за волчицей, держась на расстоянии, пока та окончательно не рухнула в снег. Спрятав металл в ножны, страж выждал еще какое-то время и только после подошел ближе.
Она тяжело и хрипло дышала. Грудь то поднималась, то опускалась. Из ран медленно сочилась кровь. Шерсть невообразимого оттенка при каждом вздохе переливалась в свете луна какими-то неописуемыми мрачными тонами, отдававшими то блеклым огнем, то темной медью. Тархельгас во второй раз отметил, что еще не встречал волколаков, подобных ей.
Однако его поразил далеко не темный каштан шерсти волчицы, а цвет ее глаз. Серые, как утренние сумерки котлов, с голубым отливом неба в те моменты, когда рассеиваются тучи.
Тархельгасу показалось, что она смотрит на него с каким-то пониманием. Была в этом взгляде частичка чего-то разумного. Присущего человеку – не зверю. И кто, как не страж Воющего Ущелья, знал, что наофалгеа в кровавый лун себе не принадлежит.
Останься Три К в живых – ему бы это не понравилось. Не убийство обезумевшего волка (подобное они и сами делали по необходимости), а то, что зверя бросили мертвым без всяких почестей, не отдав тело сородичам. Ведь если взглянуть на волчицу с другой стороны – она все еще человек, хоть и скрыта шкурой зверя.
Тархельгас решил почтить память капитана Кофмана и успокоить волколака согласно обычаю котлов.
Стражник вытащил копье, собираясь добить раненого зверя, когда тот подскочил из последних сил и резко поднялся, чуть не снеся зазевавшегося Тибурона.
Волчица замерла напротив Тархельгаса, широко расставив передние лапы для устойчивости. Ее едва заметно шатало.
И вот они стояли друг напротив друга. Оба истекающие кровью, и каждый готовый защищать свою жизнь до последнего. Он сжимал серебряное копье, она готовилась к нападению.
Однако волчица не скалила пасть, не рычала. А Тархельгас не менял позиции для атаки. Казалось, прошла вечность, прежде чем с волчицы спало оцепенение. Она, уже скорее скуля от боли, мотнула головой из стороны в сторону. Ее взгляд будто бы прояснялся.
Время кровавого луна не вечно, и эта ночь, какой бы длинной ни была, подходила к концу, ослабляя власть над зверем.
Волчица сделала свой первый неуверенный шаг назад, в ответ на что Тархельгас опустил, пусть и не полностью, свое копье.
Волколак отходил во мрак меж деревьев, не сводя взгляда со стража, пока тьма полностью не поглотила его. Последнее, что увидел Тибурон, – отблеск серых глаз с голубым отливом.
Спустя пару мгновений за деревьями раздался шорох. Тархельгас напрягся, поднимая копье, но зверь рванул в противоположную сторону и больше не появился.
Сперва он подумал, что Три К был бы доволен. Волколак выжил. А уже следом в голову пришел план, который бы действительно почтил память капитана. Голоса против не были. Скорее наоборот: видели в этом некий долг перед павшими в крепости.
Нужно помочь волчице выжить. Едва настанет утро, за ней пустятся в погоню и найдут, когда она уже обратится в человека. Ее прикончат только за то, кем она была даже не по своей воле. За убийства, которые совершила под властью кровавого луна. И если зверству людей Тархельгас никогда не видел оправдания, считая, что все определяет выбор, то желания волчицы определяло проклятье.
О присутствии особи никто не должен был догадаться.
Наспех занявшись своими ранами, страж не без помощи лошадей притащил все восемь тел вместе с оружием к избе. Свалил в кучу. Достал у расчищенной завалинки пень, на котором кололи дрова, и отрубил голову каждому, как доказательство, что они больше не потревожат живых.
Странно, что голосам и это пришлось по душе. Они упивались процессом. Каждым моментом.
Страж покидал головы в мешок. Затащил тела в избу и поджег ее, прежде оттащив сани с награбленным, которые после должны будут забрать местные. Лошадей он распустил, не считая той, что оставил себе. В поселение Тархельгас вернулся только к утру, кинув мешок с головами к ногам старейшин.
Он смотрел на заказчика, и тот знал, что стражник все понял. В мешке не хватало еще одной головы, которую Тархельгас собирался заполучить.
9
1367 з. н.н. Изрытый котел
Тархельгас помнил ту ночь, словно она произошла вчера, но Балесу рассказал лишь историю с бандитами и оборотнем, упустив момент о гибели семьи и найденном способе, который глушил голоса.
Охотник не искал понимания и не раскрывал душу. Лишь хотел показать, как сильно ошибался Балес на его счет. Что истории и рыцаре Воющего Ущелья и слухи об Отрубателе Голов далеки от истины.
– Я бросил восемь голов к их ногам, однако благодарности не получил, – Тибурон заканчивал рассказ так же спокойно, как и начал его. – Старейшины обвинили меня в самосуде и прочих грехах. Хотели подвести под черту закона того, кто сделал всю работу. Но их треп не доходил до меня. Я смотрел на заказчика, который с самого начала был заодно с бандой Одноглазого. Видя это, он вмешался. Соврал, что я охотник. Недавно прибывший, которого не признал. А дабы не быть голословным, обещал к вечеру предоставить все бумаги, что должны были привезти те три охотника, за которыми посылали еще вчера.
Рассказ был долгим, но Балес не заметил пролетевшего времени. Уже давно рассвело и, можно сказать, потеплело. Падал редкий снег.
– Вы не убили его? – короткий вопрос, лишь бы не прервать историю.
– Дабы выжить, – Тархельгас не раскрыл правду о том, что расправиться с заказчиком не позволили голоса, так как видели в нем помощь и спасение, – я промолчал. Уже в конторе он сам оформил на меня нужные бумаги. Охотники, что не удивительно, так и не явились. Затем выдал печать, листы предписания, и я стал тем, кем являюсь. Тогда он остался жить.
– Тогда?
– Спустя две кровавые пары я нагнал банду, в которой бывший заказчик из Северных Гаос был за главного. В итоге, хоть и многим позже той ночи, его голова все же оказалась у меня в мешке.
На этом его рассказ закончился.
Тибурон ничего не доказывал, не объяснял. Позволил Балесу самому решать. Парень в свою очередь не задавал глупых вопросов и события в таверне не обсуждал. Скорее пытался осознать все, что знал о Тархельгасе по рассказам, и то, что увидел своими глазами.
То, как вещи обстояли на самом деле, могло сильно повлиять на его миссию.
Но к чему бы ни пришел Джувенил, он понимал, что сейчас нельзя было просто отмолчаться. Следовало разорвать эту тишину и хотя бы сделать вид, будто он встал на сторону охотника.
– Получается, теперь мы идем к следующей деревне?
– Хватит, – ответил охотник. – Мне надоело бесцельно бродить от поселения к поселению. Настала пора взыскать старый долг.
Глава пятая
Определить точно течение времени в Низиногорьях практически невозможно. Вести отсчет зимами бессмысленно. В этих краях они вечны.
Сначала мы отсчитывали лики, а когда наше пребывание затянулось (ибо дух первооткрывателей был сильнее нас), моя экспедиция стала ориентироваться по полному лику Матери, чей период равнялся тридцати ликам. Проблема заключалась лишь в том, что затянутое небо часто скрывало от нас все светила.
По моим наблюдениям, лик Матери поднимался над снежными долинами вот уже как пять раз. И за это время моя экспедиция повидала много чудес и ужасов.
Низиногорья оказались поистине богатыми землями. Добротной древесины здесь было столько, что нашим мастерам казалось, будто ее хватит, чтобы застроить поселениями все земли ниже Рубежной. Я был с ними согласен, а когда путь преградили горы, уже каменщики били себя в грудь, повторив недавно отзвучавшие слова их негласных противников по ремеслу. Они восхваляли местные породы своей крепостью и красотой, которая возвеличит в непревзойденном великолепии нашу столицу над городами других государств.
Меня неописуемо радовали сделанные открытия. Все лишения сложнейшего путешествия были оправданы. Даже опасность, что несли местные существа, проверяя защитников моей экспедиции, не могла остудить наш пыл. Лучшие воины касты Сабуэск раз за разом давали им отпор. Потери были (минимальные, нужно отметить), но каждый знал, насколько важна миссия, возложенная столицей, а уверенность моего лейтенанта вселяла уверенность в наши сердца.
Мы разбили лагерь подле цепи нескончаемых гор, дабы восстановить силы, но и тогда мастера экспедиции не желали отсиживаться и углубились в неизведанные недра. Там они нашли спасение для Лагигарда от всех врагов, что посягали на наши границы. Среди снегов и гор моя экспедиция обнаружила богатые залежи золота и серебра, а также жилы твердых металлов для оружия и доспехов.
Едва мастера подтвердили столь значимую находку, я отправил в столицу письмо не с просьбой, а с требованием выслать людей, инструменты и начать добычу. Даже учитывая все опасности этих земель, мои запросы были приемлемы.
Тогда я уже мыслил не как исследователь, а как человек, желающий спасти родной дом. Мое государство.
Проблемы казались преодолимыми.
Но не все было так просто.
До этого дня мы сталкивались лишь с одиночными существами, что несли некую угрозу экспедиции. Это и гибриды волка с человеком, и гигантские птицы, больше походившие на монстров из сказок. Упоминания также стоит и уродливый вид существ (чем-то напоминающий женщин), коим была доступна наша речь, и как те пытались одурманить солдат зловещими наговорами. Несколько раз мы находили обескровленные трупы, но не знали, кто и как мог такое сотворить.
Однако все это было несущественно (да простит ВсеОтец и Мать мою черствость), ибо дальше нас ждала напасть многим хуже.
В одну из снежных ночей с гор к лагерю спустилась большая группа враждебных особей. Схватка была жестокой, но воины касты достойно проявили себя, оставив после боя пять десятков убитых и отогнав врага.
Существа оказались поистине странными. Невысокие, человекоподобные, со звериными, песьими чертами, чью плоть покрывали гнилые нарывы. Они были организованны и напали намеренно, а не просто наткнулись на нас.
До этого мы считали, что создания своим сознанием больше походили на зверей, подчиняясь инстинктам. Но у атаковавших нас были зачатки разума. Какая-то иерархия. Цель.
А значит, наше пребывание в Низиногорьях нельзя было больше считать легким (хотя, видят боги, мы и до этого так не думали), но представители касты двенадцати не собирались отступать.
