скачать книгу бесплатно
– Когда мне было сообщать новости, если ты больше трёх месяцев ловил заговорщиков. И за всё время не перемолвился со мной и парочкой слов, – обиженно проворчала супруга.
– Вот и отлично! Стало быть, отродье Бирна отправилось на небо, а мой сын родится в замке, как знатный сеньор! – вырвалось у Годара.
Глава 3
Всё и впрямь вышло так, как хвастливо пообещал Огюстен. Местная знать, из боязни нажить врага в лице бывшего лавочника, покорно принимала его приглашения на званые вечера или охоту. За его спиной господа кривились от брезгливости, но оказавшись с ним лицом к лицу, елейно улыбались. Они до сих пор не знали подробностей страшной ночи в замке герцога. Но если уж Годару удалось свалить такого знатного человека, как Самюэль, и получить всё его имущество, стало быть, этот злобный коренастый уродец и впрямь обладает слишком сильными покровителями. В разговорах Огюстен частенько поминал самого кардинала, ясно намекая, что едва ли не из его рук получил приказ разобраться с мятежниками. И хотя все, кто близко знал герцога Бирна, не верили в его преступления и предательство, страх за собственное благополучие не позволял им потребовать полного отчёта о судьбе Самюэля и его семьи. В тишине альковов, за задёрнутым пологом, сеньоры и их жёны шёпотом сокрушались о благородном герцоге, подносили к глазам платочки, поминая о бедняжке Мариэтте и матушке Бирна. А после с кислыми улыбками являлись в замок к Годару и пылко заверяли в дружбе. Огюстен Годар был мстительным, мелочным и завистливым человеком, но при этом он не был дураком и прекрасно понимал меру искренности новых друзей. Да, пусть поджимают губы и кривят свои надутые рожи. Эти напыщенные индюки живо теряют свою спесь, стоит ему только многозначительно остановить свой взгляд на ком-то из них.
На исходе лета новому владельцу замка взбрело в голову устроить охоту в своих обширных угодьях. Однако недурно будет добыть свирепого вепря или загнать оленя. Манон наотрез отказалась сопровождать мужа. Господь милосердный, она и так не слишком ловко держится в седле на потеху знатным сеньорам. А ко всему, её нынешнее положение вовсе не подходит для прогулок верхом.
– Слушать не желаю! – возмущённо повысил голос Годар. Может, дочери бакалейщика или жене лавочника и надлежит торчать в четырёх стенах и выходить только за покупками или в церковь. А супруге такого значительного господина, как он, лишняя скромность не к лицу. Ничего с ней не сделается, будет всего лишь аккуратнее. Никто не просит госпожу Годар носиться по лесу, сломя голову. И в конце концов, он потратил немалые деньги, заказав жене костюм для верховой езды. Говоря откровенно, этот наряд ничуть не украшал бедняжку Манон. Его покрой только подчёркивал её лишённую всякого изящества фигуру, а серо-голубое сукно придавало лицу болезненный вид. Ни шляпка, ни старательно уложенные горничными волосы, ни пудра, ни бархатная мушка, кокетливо приклеенная к щеке, не сделали из простушки светскую даму.
Перечить мужу было бессмысленно, и Манон, скорчив страдальческую гримасу, отправилась на охоту.
Не желая терпеть насмешки дам и кавалеров над своей неуклюжестью, она старательно придерживала поводья, заставляя кобылу плестись вдоль кромки леса. И вскоре оказалось, что женщина успела сильно отстать от остальных и даже потерять их из виду. До неё еле-еле доносились окрики и смех господ да лай охотничьих собак.
Манон облегчённо вздохнула и свернула вглубь леса. Пока никто не видит, неплохо бы слезть с лошади и пройтись пешком, право же, у неё всё тело затекло от неудобной позы и напряжения. Когда женщина оказалась на земле, ноги её слегка дрожали и ныла спина. Манон подняла голову, подставляя скупым осенним лучам лицо. Какое счастье насладиться тишиной и позабыть, что надо держать осанку и жеманно складывать губки, обмахиваясь веером. Да и за столом подносить ко рту крошечные кусочки. Уж чего-чего, а поесть вволю бывшая лавочница любила. В погоне за господами и вовсе можно отощать. Присев возле крошечного озерца, женщина взглянула на своё отражение. Впрочем, она вполне мила. Хотя лицо со времени замужества успело пополнеть и через несколько лет грозило расплыться в точности, как у толстухи матери. Но пока недостатки внешности смягчались молодостью, а что будет потом – не так уж важно, в любом случае, старость ещё никого не украшала. Манон прохаживалась среди деревьев, подумывая, не вернуться ли ей домой. После она наверняка сочинит достойную отговорку для мужа. Но стоило ей направиться к лошади, как животное внезапно вскинуло голову и попятилось. Женщина удивлённо оглянулась, но не заметила ничего, что могло бы испугать кобылу.
– Эй, Сели, а ну иди сюда! – прикрикнула Манон. Но кобыла продолжала всхрапывать и топтаться на месте. Раздражённая её упрямством, женщина взмахнула стеком, и лошадь, отпрянув, рванулась напролом прямо через кусты. Манон не придумала ничего умнее, как броситься вслед. Однако ещё ни одному пешему не удавалось догнать скачущую кобылу. Женщина, подхватив юбки, ринулась в лес, громко призывая своенравное животное и осыпая Сели нещадной бранью. Как и следовало ожидать, глупейший поступок не принёс результата, напротив, Манон забралась довольно далеко от места охоты. Красная от гнева, она спохватилась только почувствовав, как пружинит под ногами влажная почва. Женщина удивлённо огляделась по сторонам. Деревьев почти не видно и, кажется, до самого горизонта простирается заливной луг, покрытый, словно густым ковром, травой. Где, словно по ошибке, изредка торчат одинокие и унылые камыши. Манон сделала ещё несколько шагов и с отчаянием увидела, что следы её башмаков тотчас заполняются тёмной вонючей жижей.
Силы небесные! Неужели она угодила в болото?! Женщина торопливо осенила себя крестом. Раз уж она не провалилась в страшную топь по пояс, то, стало быть, остановилась на кромке. Следует аккуратно выбраться на твёрдую землю и как можно скорее покинуть опасное место. Манон вновь приподняла юбки. Проклятье, подол успел пропитаться водой, и ткань отяжелела. Осторожно ступая и глядя себе под ноги, она сделала несколько торопливых шагов. Внезапно в лицо ей ударила резкая вонь стоялой воды и гниющих растений, женщина подняла глаза и замерла от ужаса. Прямо перед ней возникла высокая фигура, укутанная в зелёно-бурую хламиду грубого полотна. Низко опущенный капюшон совершенно скрывал лицо незнакомца. Манон попятилась, но незнакомец оказался проворнее. С ловкостью хищника он схватил женщину за шею и сжал пальцы. Манон забилась словно кролик, угодивший в силки. Она нелепо взмахивала руками, глаза её едва не вылезли из орбит, лицо посинело. Внезапно незнакомец разжал пальцы, и женщина рухнула на колени. Она судорожно всхлипнула и, не в силах подняться, поползла, опираясь ладонями о землю, со страху не соображая, что эти наивные попытки ни к чему не приведут. А незнакомец, словно наслаждаясь её ужасом, не сделал и шагу. Но дав жертве иллюзию спасения, он попросту протянул руку и, ухватив подол её платья, резко дёрнул к себе. Манон взвизгнула.
– Оставьте меня! Я… я позову на помощь! – стуча зубами от страха, пробормотала она.
– Зови, – раздался из-под капюшона насмешливый низкий и хриплый голос. – Можешь вопить на весь лес, тебя всё равно никто не услышит.
– Нет… Не причиняйте мне зла… Проявите милосердие! – покрывшись испариной, залепетала Манон. – Не ко мне, так к моему не родившемуся ребёнку.
– А разве твой проклятый муж проявил его? – отрывисто бросил незнакомец. – Теперь наивно просить о милосердии того, кто в горе и отчаянии утратил собственную душу! – с едкой горечью добавил он.
– О силы небесные! Кто ты?! – сдавленно просипела женщина.
– Палач, – рявкнул незнакомец, вновь сжимая ледяные влажные пальцы на её горле. Манон широко открыла рот в угасающей надежде сделать хотя бы один вздох и провалилась во тьму.
Женщина очнулась от резких звуков охотничьего рожка. Она медленно открыла глаза и попыталась приподняться. Но вскрикнув от боли, пронзившей всё тело, упала ничком, уткнувшись лицом в траву. Страх, что мучитель попросту наблюдает за ней и вот-вот вновь кинется на свою жертву, вынудил Манон встать. Она с удивлением заметила, что находится довольно далеко от коварной топи, которая едва виднелась за кустарником, покрытым жидкой листвой. Женщина, охая и сжимая губы от боли, неуверенной шаткой походкой направилась на звук рожка. Ей во что бы то ни стало надо уйти подальше от смертоносной топи и заручиться помощью. Манон спотыкалась на каждом шагу, цепляясь за тощие стволы деревьев, что окружали заболоченный луг. В очередной раз вынужденно остановившись и привалившись к шершавому стволу, она вдруг ощутила, словно внутри неё что-то оборвалось. Женщина в ужасе приподняла испачканные землёй и болотной жижей юбки и замерла, тупо уставившись на тонкие ручейки крови, струившиеся по ногам. Жалобно поскуливая и причитая, Манон зажала между ног нижнюю юбку и, согнувшись, вновь продолжила своё мучительное шествие. И только завидев всадников, она из последних сил крикнула.
– Огюстен… – и взмахнув руками, мягко опустилась на землю.
Годар, спрыгнув с лошади, склонился над женой.
– Однако ты здорово напугала всех, дорогая! Куда тебя занесло? Ты вся в грязи, словно провалилась по самую шею в вонючий, заросший ряской пруд!
– Я видела дьявола, Огюстен! – с полными запредельного страха глазами пролепетала женщина. – Он… он хотел убить меня…
Глава 4
Седовласый худой лекарь Паскуаль спустился в гостиную.
– Наконец-то! – воскликнул Годар, вскакивая с кресла. – Ну что, старина, надеюсь, моя жёнушка не переломала себе все кости?
– Слава Пресвятой Деве, сеньор, – ответил лекарь, поджав и без того узкие губы. – Могу решительно заверить, что жизнь мадам вне опасности.
– Отлично! Бедняжка была так плоха и вдобавок несла всякий бред. Я даже засомневался, не тронулась ли она умом. Подозреваю, что Манон слетела с лошади на полном скаку. Вообразите наше удивление, старина, когда кобыла вернулась без наездницы. Мы искали её битых два часа. Хм… а что, Паскуаль, если удар о землю был настолько силен, женщина может потерять ребёнка?
– Несомненно, сеньор Годар. Но… у мадам довольно крепкое сложение. Думаю, вы счастливо дождётесь появления первенца. Вашей супруге достаточно несколько дней полного покоя.
– Однако, господин лекарь, ваш намёк слишком груб, – хмыкнул Годар. – Хотели подчеркнуть низкое происхождение моей супруги?
– Я сказал то, что хотел сказать, – буркнул Паскуаль. – Ваше право счесть любую фразу как намёк.
– Ладно, старина, – фамильярно протянул Огюстен, похлопывая старика по плечу, – не стоит принимать близко к сердцу. Я же прекрасно знаю, что за спиной все вечно поминают моё прошлое. Но зато я щедро плачу за услуги. Надеюсь, это станет залогом нашей дружбы.
Желтоватое высохшее лицо Паскуаля скривилось, губы едва растянулись в попытке выдавить улыбку. Он торопливо принял деньги и поспешил покинуть замок. Хозяин дома внушал ему отвращение. Старик слишком хорошо знал семью герцога Бирна. Господь милосердный, ведь он готовился помочь появиться на свет малышу Самюэля, а теперь ему придётся помогать родиться отпрыску Годара.
К искренней радости Манон, она и впрямь довольно быстро оправилась. Супруг окидывал насмешливым взглядом её располневшую талию и удовлетворённо подмигивал.
– Старикашка Паскуаль дал понять, что ты здоровая, как простолюдинка. По его мнению, будь ты утончённой знатной синьорой, так непременно потеряла бы дитя и в придачу преставилась сама. Да Бог с ним, старый осёл привык иметь дело с изнеженными господами, что могут помереть от сквозняка. Уверен, что наш малец даже не охнул, когда его неумная мамаша летела вверх тормашками. Стало быть, он весь в меня, вынослив и крепок на зависть напыщенным знатным индюкам. И мы наплодим достаточно ребятни, чтобы утереть нос их худосочным отпрыскам.
Манон согласно кивала, прижимая руки к животу. Вот уж чудо, что с ней не случилось беды. Она старательно избегала воспоминаний, что были отрывочны и нечётки, и вскоре готова была сама поверить, что всего лишь упала с лошади, и нападение привиделось в бреду. Будь это правдой, с чего бы страшному призраку оставить её в живых?
Однако ожидание ребёнка обернулось для супруги Годара тягостным испытанием. Манон чувствовала постоянную слабость и изнуряющие боли во всём теле. Лицо её опухло и утратило свежий румянец. Она едва могла сделать несколько шагов по комнате. Огюстен хмурился и закатывал глаза. Неужели жена так старается походить на знатную даму, что готова падать в обморок при любом недомогании? Но Манон лишь охала, жаловалась и причитала, что силы её на исходе, и она скончается раньше, чем разрешиться от бремени.
Суровая зима была в самом разгаре, когда посреди ночи раздались истошные крики Манон. Заспанная прислуга бестолково металась по комнатам. Раздражённый внезапным пробуждением, Годар пробормотал:
– Проклятье! Этого быть не может, лекаришка уверял, что младенец появится в начале весны, отчего ему вздумалось так торопиться на свет?
Но как бы там ни было, две повитухи, что давно исполняли при мадам роли сиделок, поспешили заверить супруга, что надо срочно посылать за лекарем.
Огюстен клевал носом в гостиной. Он отчаянно хотел спать. Подогретое вино ничуть не придало ему бодрости. Его изрядно утомила суета, что творилась вокруг. Громкие разговоры прислуги, топот ног, хлопанье дверец шкафов и ящиков комодов. И вопли жены, что не смолкали несколько часов кряду. Право же, если у неё хватает сил голосить на весь замок столько времени, не лучше ли потратить их на сами роды и поскорее окончить дело. Огюстен вновь наполнил бокал вином и задумался. Любопытно, как повёл бы себя проклятый Самюэль, когда пришёл срок. Ну да, это высокородный осёл славился благородством – с такого станется ввалиться в спальню жены с глупыми словами поддержки и утешения. А не зайти ли и ему к Манон? Может, дело давно окончилось, а безмозглая прислуга забыла доложить? Годар нехотя покинул гостиную, но уже у двери в комнату жены понял, что поторопился. Она по-прежнему вопила, как умалишённая. Огюстен собрался вниз, как дверь распахнулась, и выбежала девочка-служанка с пустым кувшином в руках.
– Меня послали за горячей водой, хозяин, – испугано пискнула она, торопливо приседая в поклоне.
– Ну, так и не стой столбом, дура набитая! – гаркнул Годар, отвешивая бедняжке оплеуху.
Девочка всхлипнула и метнулась прочь, на ходу поправляя съехавший от удара чепец.
Огюстен бросил беглый взгляд в неплотно прикрытую дверь. Вот пакость! Глаза у Манон совершенно вылезли из орбит, лицо искажено страданием и блестит от пота, а рот безобразно разинут в крике. Он резко прикрыл дверь и едва ли не бегом ринулся в гостиную. Бр-р-р, отвратное зрелище! Неужели и красотка Мариэтта выглядела бы также? Что ж, тогда она должна быть благодарна, что он избавил её родовых мук. Вот дьявол, отчего мысли о Бирнах так навязчиво лезут ему в голову именно теперь, когда у него и без того хватает огорчений?
Когда, утирая потное лицо, явилась повитуха доложить, что роды мадам благополучно завершились появлением наследника, Годар был уже изрядно пьян.
– Мои поздравления, сеньор! – сладко проворковала женщина. – Не зря госпожа претерпела столько мучений. Мальчик чудо, как хорош.
– О! Стало быть, я счастливый папаша? – захихикал Огюстен. – Ну что, красавица, уверен, ты с радостью выпьешь со мной за добрую весть.
Повитуха энергично кивнула, с жадностью глядя на бутылку. Что ни говори, а господское вино во сто крат слаще домашней наливки.
Войдя в комнату супруги, нетвёрдо стоящий на ногах Годар отметил, что слуги успели привести всё в надлежащий вид. Лекарь Паскуаль мыл руки над умывальным тазиком. Манон лежала, закрыв глаза, наслаждаясь отдыхом за многочасовые страдания. Лицо её осунулось, влажные волосы прилипли к вискам.
– Огюстен… – слабо прошелестела она. – Взгляни скорее, какого славного парнишку я произвела на свет. Господин лекарь считает, что он здоров и крепок, точно молодой бычок.
Годар нетвёрдой походкой приблизился к колыбели. Младенец спал, сжав кулачки и приоткрыв крошечный рот.
– Однако он и впрямь довольно крупный, – удовлетворённо подметил Огюстен, ухватившись за край колыбели.
– Да… – покачал головой Паскуаль. – Признаться, я сам немало удивлён. Мальчик слишком уж велик для новорождённого.
– Вот так-то, старина! – самодовольно хмыкнул Огюстен. – Стало быть, простое происхождение имеет и свою привлекательность. Воображаю, как вы привыкли принимать худосочных заморышей у благородных сеньоров. Мой сынок, пожалуй, обставил их всех.
– Всякое бывает, господин Годар, – буркнул лекарь. – Представьте, но лет двадцать назад я помог народиться мальчику весьма благородной крови и можете поверить, он ничуть не уступал вашему по крепости и здоровью.
– Да? И кто же это? – недоверчиво сощурив глаза, протянул Огюстен.
– Самюэль Бирн, – вырвалось у старика.
– Проклятье! – буркнул Годар. – Мне вовсе нет дела до этого. Главное, что мой сын родился в замке и вырастет знатным человеком. И будет всю жизнь благодарить меня за это.
Однако слова Паскуаля вызвали у новоиспечённого отца сильную досаду. Он так и эдак пытался выбросить мысли о погибшем герцоге из головы, но легче избавиться от человека, чем от воспоминаний о нём. И как назло, склонившись над колыбелью, Годар заметил, что голова ребёнка покрыта тёмными волосами.
– Хм, мальчишка слишком черноволосый, – проворчал он. – Это странно…
– Ах, сеньор! – угодливо подхватила повитуха. – Волосы младенцев, как и цвет глаз, могут вполне измениться с возрастом. Рано судить, каким он станет месяца через три.
Но и через три, и через пять месяцев цвет волос маленького Марселя Годара не стал светлее. Как и карие глаза, едва заметно приподнятые к вискам. Огюстен мрачнел, он всё больше чувствовал неприязнь к ребёнку. Право же, такое чувство, что им навязали подкидыша. Уму непостижимо, нянька и кормилица уверяют, что мальчонка спокоен и не доставляет хлопот, но стоит родной матери взять его на руки или склониться к колыбели отцу, как ребёнок начинает вопить во всё горло. Раздражение завладевало Годаром настолько, что подчас он начинал сожалеть, что младенец не помер при родах. Манон и сама никак не могла ощутить себя матерью. Ей отчего-то было страшно оставаться с сыном наедине. Женщина боязливо слушала ежедневные замечания мужа о тёмных волосах Марселя и его вздорном нраве. И обмирала от ужаса, что супруг, чего доброго, заподозрит её в измене. Как можно лепетать наивные оправдания, если при соломенно-жёлтых волосах матери и жидких русых прядях отца мальчик наделён тёмными кудряшками, что день ото дня становятся всё чернее. Ночи напролёт Манон пыталась припомнить страшную сцену возле болота, заставляя себя вновь пережить страх и боль. Может, проклятый призрак овладел ею? И судорожно всхлипнув, она мигом гнала от себя эту кошмарную мысль. Ведь она ждала ребёнка задолго до мучительной встречи.
Но как бы там ни было, когда доведённый до крайности подозрениями и злобой на навязчивые размышления Годар распорядился отправить сына в деревню, Манон и не подумала возразить. В конце концов, знатные господа частенько растят детей вдали от дома. Такой поступок не вызовет удивления. И в один прекрасный день лакей и нянька отправились к мамаше Журден.
Вялая, неповоротливая кормилица Элиза Журден получила корзину с Марселем Годаром, плату за полгода и наставлениями не быть слишком многословной, что касается семьи ребёнка.
Супруги Годар обменялись молчаливыми взглядами и вздохнули с явным облегчением. Спокойствие в доме куда важнее слащавых сантиментов. Манон повеселела, избавившись от страха, что её сочтут изменницей. А Огюстен – от возможности недругов злословить о мужьях-рогоносцах.
Глава 5
– Эй, Марсель! Вот несносный парень! – крикнула мамаша Журден, стоя возле колодца в окружении соседок. – Нет, вы только взгляните, босоногий сеньор шагает с таким заносчивым видом. А меж тем гуси того и гляди, разбегутся по всей округе.
Женщины расхохотались.
– Да, Элиза, кажется, должность кормилицы оказалась не слишком завидной, – подмигнула тощая, словно вязальная спица, Клотильда.
– А тебе лишь бы считать монеты в чужих кошелях, – отрезала мамаша Журден. – Хотя, сказать по совести, мой муженёк и сам не рад, что мы связались с господами.
– А что, сеньоры отказались платить? – с любопытством спросила рослая прачка Амели.
– Господь с тобой, соседка! Без денег муж и вовсе вытолкал бы парнишку прочь со двора. У нас есть свои ребята и приёмышей нам не нужно. Но рассудите сами, разве дело держать ребёнка у чужих людей так долго?
– Верно! Как только дитя отнимут от груди, его возвращают родителям. А Марселю уже без малого восемь лет! – закивала щупленькая крестьянка Мюзетта.
– Поверите ли, – мамаша Журден сложила руки под фартуком, явно наслаждаясь возможностью почесать языком. – Мой муж буквально ест меня поедом. Однако он прав, малец выведет из себя и Святого. Стоит подать к ужину суп без сала, так он кривит лицо и ковыряет в тарелке с таким видом, точно ждал к столу голубиную печёнку!
Соседки возмущённо пожимали плечами. Действительно, одно дело, когда надо поить молоком малое дитя. Ко всему прочему, парень достаточно крупный для своих лет. Понятно, что он не насытится маковой росинкой.
– Вам бы надо попросту усадить мальчонку в телегу да доставить прямиком к родителям, – решительно заявила Амели.
– Эх, ничего не выйдет, – тоскливо протянула Элиза Журден. – Как-то раз муж вовсе разошёлся, битый час бранился, что ему опротивело строить из себя монастырского настоятеля, что даёт приют страждущим, да изо дня в день любоваться на нахальную рожу дерзкого парня. Он направился к господам, но вернулся, словно побитый пёс. Вот что я скажу, соседи, отец Марселя не тот человек, с которым надобно иметь дела, – женщины, приоткрыв рты, подвинулись к ней совсем близко. – Уж лучше я попридержу язык, – Элиза понизила голос до шёпота. – Но скорее угодишь за решётку или вовсе окажешься в петле, идя наперекор сеньору. Словом, нам придётся терпеть и дожидаться платы. Хорошо хоть муженёк додумался всучить Марселю хворостину и отправил пасти гусей. Хоть какой-то прок от навязанного ребёнка.
Разочарованные скупым рассказом, соседки зашумели. Пасти гусей может и пятилетняя девочка. Такой крепкий парень мог бы помогать папаше Журдену в поле. Хотя бы перестал махать кулаками направо и налево. Святой Гюстав! Он вечно лезет в драку, от него разбегаются ребятишки и постарше его.
– Да-а-а, – задумчиво протянула Мюзетта. – Жаль, что Марсель редко улыбается, у него смазливое лицо. Наверное, вырастет красавчиком.
– Тебе-то какая корысть? – грубо расхохотались соседки. – Когда ему сравняется семнадцать, ты успеешь состариться.
И женщины вновь принялись сплетничать, утешаясь тем, что зависть к чужим деньгам успела померкнуть в их глазах. Не так уж велика плата, чтобы навязать себе на шею чужого ребёнка да в придачу ленивого и нахального.
Марсель Годар и впрямь не испытывал желания заняться трудом. Ему не было от роду и года, когда он оказался в доме Журденов, но за это время он ни разу не чувствовал себя своим. По отрывочным разговорам мальчик знал, что его родители богатые и знатные сеньоры, отчего же они держат его здесь, словно в наказание за несуществующие грехи. Однажды Марсель услышал, что за эти годы в его родной семье родилось ещё двое ребятишек и якобы мать ожидала третьего. Стало быть, он единственный, кто живёт у чужих людей. Но почему же из всех детей такая участь выпала именно ему? Обида делала его нрав дерзким и нетерпимым. И придавала лицу вечно хмурый вид. Детские забавы ничуть не вызывали интереса, любая работа наводила тоску. Подчас Марселю казалось, что он живёт, как во сне и, отчаянно пытаясь разогнать вялую кровь, он охотно ввязывался в потасовки. Прыгал с шатких мостков в ледяную воду жалкой речушки, что огибая деревню, впадала в Луару. Забирался на деревья, а однажды едва не погиб, поднявшись вверх, уцепившись за мельничное крыло. Но эти приключения давали ему иллюзию бурной жизни лишь на короткие мгновения. А после он вновь погружался в мрачное равнодушие.
Конечно, доводись он семье Журден родным сыном, то получил бы славную порку от отца, что раз и навсегда отбила бы желание рисковать своей жизнью ради забавы. Но как бы ни раздражал Марсель крестьянина Николя Журдена, поколотить отпрыска сеньоров он бы никогда не решился.
Моросящий с самого утра дождь начисто отбил у гусей желание прогуляться. Мальчику стоило большого труда выгнать птицу из загона. Начало осени вынуждало экономных крестьян воспользоваться отпущенным временем. Пусть гуси полакомятся дармовой едой, хватит того, что их придётся кормить зерном долгую зиму. Марсель пригнал гусиный выводок к перелеску и, привалившись спиной к огромному стволу дуба, изредка поглядывал на птиц. Накидка его отсырела, сабо потемнели от воды. Удивительно, как при своей любви к роскоши Огюстену Годару было совершенно всё равно, что его первенец щеголяет в жалкой одежде крестьянина. Внезапно гуси зашумели и бросились врассыпную. Марсель заметил худого подростка, что расставив руки носился по полю за гусаком.
– Эй, воришка! – крикнул мальчик. – Не думай, что гуси гуляют тут одни безо всякого надзора.
– Стой себе спокойно, сопляк! – не оставляя погони за гусаком, бросил подросток. Он смешно приседал и разводил руки, словно сроду не ловил птиц.
Марсель рассмеялся: уж очень неловко охотник преследовал добычу.
– Да оставь в покое гуся! – утирая глаза от смеха, воскликнул мальчик. – Если ты так оголодал, что нападаешь на чужих гусей, я готов поделиться с тобой обедом.
Воришка замер, но потом, хмыкнув, направился к Марселю. Остановившись напротив, он подбоченился и, прищурив глаза, произнёс:
– С чего это сеньор сопляк вообразил, что я помираю с голоду?
– Да вид у тебя больно жалкий и ко всему, вряд ли ты носился по всему перелеску за птицей в желании пересчитать перья, – пожал плечами Марсель.
– Ну ты наглец, сеньор сопляк. Однако в наблюдательности тебе не откажешь. Так что у тебя на обед?
– Кусок пирога и пара яблок.
– Годится! – радостно потерев руки, воскликнул подросток. Он присел на корточки возле дерева и жадно впился в плохо пропечённое тесто зубами. Марсель с любопытством разглядывал его. На вид воришке было не больше четырнадцати лет. Одежда его и впрямь имела довольно поношенный и затрапезный вид. Подошва одного из прохудившихся башмаков и вовсе была подвязана верёвкой. Но лицо было свежим, с широким румянцем, и спутанные кудрявые волосы, что торчали из-под полей засаленной шляпы, придавали ему забавный вид.
– Ах, незадача! – внезапно перестав жевать, воскликнул подросток. – Кажется, я умял и твою долю. Ну, сам виноват, надо было разломить кусок пополам.
– Пустяки, – пожал плечами Марсель. – Поверь на слово, мне достаточно опротивело изо дня в день есть одно и то же.
– Видно, ты сладко живёшь, сеньор сопляк, – неодобрительно покачал головой собеседник. – Посидел бы с пустым брюхом пару деньков, то запел бы по-другому.
– Хватит величать меня сопляком, меня зовут Марсель, – отрезал мальчик.
– Ладно, не обижайся, считай, что прозвище уже выветрилось из моей головы, – рассмеялся подросток. – А меня при крещении назвали Ксавье, но дружки зовут Мухой.
– Мухой?! Ну и прозвище! Умеешь летать или так же надоедлив? – улыбнулся Марсель.
