В отражении тебя

Мистера Бердвистла я пока не поняла. Он обаятельный, но в то же время мнительный и, похоже, способен влиять на настроение окружающих. В его присутствии оказалось сложно сохранять спокойствие. А когда я стараюсь быть спокойной, эффект получается обратный – проявляются признаки логореи: многословие, быстрый темп речи. Как говорит Елена – включается защитный механизм. Я забрасываю людей вопросами, чтобы найти хоть малейшую точку соприкосновения, что угодно, лишь бы не молчать. Обычно мне удается взять себя в руки и снять напряжение, но с мистером Бердвистлом не получилось.

За ужином он явно почувствовал себя некомфортно. Наверное, из-за меня – такие люди, как мистер Бердвистл, не сидят за одним столом с подобными мне. Родители Матильды никогда бы не пригласили меня поужинать. Это не расстраивало – так устроен мир. Да, я жила в богатой семье много лет, но все равно принадлежала к кругу обычных людей.

Говорят, лев не разделит трапезу с зеброй, а зебра никогда не согласится пировать со львом. Зебра рискует быть съеденной, ведь у льва к ней только один интерес: утолить голод. Таков закон джунглей. Он работает и у людей: еда – не определяющий фактор, зато все остальное – похоже.

Хозяин поместья, наверное, не ожидал увидеть разговорчивого собеседника и оказался не готов завязать диалог. Скорее всего, он не привык общаться со слугами. Это наводит на мысль, что мистер Бердвистл тщеславен.

Я здесь всего день, нужно время, чтобы освоиться и понять, как в поместье все устроено. Вот бы Елена оказалась рядом. Мы живем вместе с восемнадцати лет, это Сара подтолкнула меня переехать в квартиру, чтобы я научилась самостоятельно себя обеспечивать. Для мачехи я в то время стала обузой, хотя нет – я ею была с самого начала. Только благодаря ее мужу я не попала в приют в три месяца. Но он и сам скоро ушел, да упокоится его душа с миром. Сара оставила меня у себя, потому что пообещала мужу позаботиться о любимой племяннице, но, как только появилась возможность, с радостью избавилась от меня, оказав, по сути, услугу – спасла от издевательств своих детей.

Елена в тот год искала, с кем из студентов университета вместе снять квартиру, – я ухватилась за этот шанс. Иначе мне пришлось бы жить в монастыре. Не самое подходящее место для такого беспокойного человека, как я. В итоге меня бы просто выгнали.

Завибрировал телефон и заставил вытащить руку из-под одеяла, хоть мне этого и не хотелось. Камин не горел, отопление не работало. Я посмотрела на дисплей, включила прикроватную лампу и онемевшими от холода пальцами приняла видеозвонок.

– Здесь семь утра, значит, в Милане рассвет, – пробормотала я. – Ты уже встала?

– Без тебя слишком тихо, – ответила Елена, потирая глаза.

– Не говори ерунды, – в шутку хмыкнула я.

– На самом деле у меня скоро поезд. Я уезжаю в Рим.

Елена рассказала, что получила предложение на временную работу экскурсоводом в бесплатных музеях столицы, я заслушалась, неохотно вылезла из-под теплого одеяла, а Елена сменила тему:

– Итак, ты скоро встретишь Матильде 2.0.

О развитии дел я написала в сообщении и удивилась, что Елена никак не прокомментировала сразу.

– У меня предчувствие, что она доставит мне неприятности, – поделилась я, не обращая внимания, что подруга уже в тысячный раз ошиблась в имени девочки.

Чтобы свободно перемещаться по комнате, я примостила мобильник на буфет. Раскрыла занавески и окинула взглядом вид за окном. Поместье Доунхилл-Хаус простиралось насколько хватало глаз, его окружала густая растительность. На горизонте – ни одного намека на солнце: небо затянуло дождевыми тучами. Видимо, в этой части Англии лето повернуло вспять. Я закрыла окна и поняла, что стою в растерянных чувствах.

– Ты справишься, – подбодрила Елена.

Я подошла к небольшому двухстворчатому шкафу напротив кровати, сняла с вешалки одежду и положила на одеяло.

– Миссис Фуллер угадала мой размер.

– Это шутка?

Выкрик Елены меня ошарашил. Она прильнула к камере и приблизилась настолько, что я увидела морщины на ее лбу.

– Что не так?

– Ты собираешься на похороны?

Я посмотрела на униформу: кобальтово-синяя хлопчатобумажная туника с рукавами три четверти и прямые брюки того же цвета.

– Обслуживающий персонал носит униформу.

Елена отстранилась от телефона, скрестила руки на груди и вздохнула.

– Неужели подобное еще существует?

– Униформа объединяет тех, кто ее носит, и отличает от тех, кто ее не носит, – объяснила я, вспоминая фразу, которую прочитала на одном из форумов. – Насколько я успела понять, здесь следуют этикету.

– Мне кажется, это такая древность.

– Зато отражает характер хозяина дома.

Я посмотрела на часы: через десять минут миссис Фуллер подаст завтрак – лучше не опаздывать. На душ времени не осталось. Захватив с собой мобильный, я отправилась в ванную, чтобы хотя бы умыться. Елена в это время приступила к макияжу. Мы все делали вместе, даже писали, будто находились в одном доме.

– Кстати, а как выглядит хозяин Доунхилл-Хаус? – спросила Елена.

– Он самый красивый мужчина из всех, кого я встречала, – пробормотала я, борясь с застежкой бюстгальтера.

Справившись, я посмотрела на Елену – у нее помада зависла в воздухе. Я откашлялась и поспешила сгладить ситуацию:

– Но он ворчун.

– Если учесть факт, что еще несколько месяцев назад для тебя существовал только Альберто, мне любопытно. Опиши его, – Елена продолжила красить губы.

Я надела рубашку и мысленно вернулась к вчерашнему ужину. Я не солгала Елене, хоть и ответила спонтанно. Итан Бердвистл приятный. Когда в столовой мы встретились взглядами, у меня на мгновение перехватило дыхание. Обычно на внешний вид работодателей я не обращаю внимания, но вчера не удержалась. Мистер Бердвистл меня поразил.

Так происходит, если оказаться перед произведением искусства редкой красоты: оно очаровывает, от него сложно отвести взгляд, о нем продолжаешь думать, даже когда отдалишься. В душе остается отголосок его совершенства и что-то, что не удалось уловить, деталь, которая скрыта, деталь, которая продолжает преследовать.

Интересно, не это ли помешало мне ночью уснуть?

– Тик-так, – вернула меня в реальность Елена.

– Он высокий, крупный… Голубые глаза, темные волнистые волосы, широкий лоб и лицо… идеальное.

– Ты словно список покупок перечисляешь, – усмехнулась Елена. – Ладно, мне пора, как устроюсь, позвоню и расскажу все подробности.

Мы попрощались, и я вышла из своей комнаты. Она располагалась в задней части восточного крыла, где проживал обслуживающий персонал.

На кухне я встретила миссис Фуллер, она накрыла стол на одного человека, пожелала мне доброго утра и пригласила присесть.

– Позавтракай, и я провожу тебя в библиотеку к мистеру Бердвистл и мисс Олив.

От холода у меня возникло желание надеть перчатки. Я глотнула кофе, прижалась ладонями к горячей чашке, откусила яблочный пирог и принялась медленно его жевать, осознавая, что нервничаю.

– Как дела у мисс Олив?

– Полагаю, как у всех двенадцатилетних девочек, – миссис Фуллер не обернулась, продолжая мыть посуду. – Сейчас ей нравится говорить по-французски. Господин хочет, чтобы дочь знала как можно больше языков.

– Почему именно французский?

Миссис Фуллер повернулась, положила мокрую тряпку на стойку и села на стул рядом со мной. Она несколько секунд поколебалась, прежде чем ответить:

– Ее мать много лет назад переехала во Францию. Но, думаю, ты понимаешь, что это нежелательная тема, – фразу миссис Фуллер усилила красноречивым взглядом.

После завтрака мы отправились в библиотеку. Экономка объяснила, что занятия всегда проводятся в центральной части дома.

– Мисс Олив запрещено входить в зону, отведенную для прислуги, – экономка взяла меня под руку и добавила шепотом, будто раскрывала секрет: – Будь осторожна. Девочка любит провоцировать тех, кто не знает правил дома.

– Я постараюсь это запомнить.

Миссис Фуллер удовлетворенно кивнула.

– В любом случае я буду рядом. Если понадоблюсь – обращайся.

– Спасибо.

– Знаете, мисс Редигьери, я рада, – она свернула в очередной длинный и темный коридор.

– Чему?

– Думаю, эти месяцы в твоей компании будут приятными, – миссис Фуллер искренне улыбнулась. – Доунхилл-Хаус – прекрасное место. Усадьба окружена природой. Но временами здесь бывает одиноко. Горничные Лиззи и Джейн – милые девушки, а Миллер – солидный мужчина, с ними приятно общаться, но не на равных: приходится держать дистанцию, чтобы сохранить авторитет. Надеюсь, ты меня понимаешь.

– Так и есть, миссис Фуллер.

Ее опасения понятны, но вряд ли они связаны с культурным уровнем слуг. Скорее всего, на миссис Фуллер давит груз ответственности. Управление таким огромным местом наверняка отнимает много сил. Особенно если хозяин дома – тиран.

Центральное крыло выглядело самым светлым. Мы прошли через холл и остановились перед дверью. Миссис Фуллер высвободила свою руку из моей, взялась за медную ручку и посмотрела на меня, чтобы убедиться, что я готова. Я сделала глубокий вдох, и мы шагнули внутрь.

Первое, что бросилось в глаза, – это количество книг. Их было много, и некоторые явно очень старые. У меня зачесались ладошки, захотелось тут же их полистать. Я точно найду здесь что почитать.

Сама библиотека оказалась просторная и уютная. Три окна выходили во внутренний двор, по бокам висели красные портьеры, центр занимал длинный стол из массивного дерева, а над ним красовалась изящная хрустальная люстра. Я вдохнула запах бумаги, коры и табака – приятное сочетание опыта и истории.

Спиной ко входу в кресле перед горящим камином сидел мистер Бердвистл. Его волнистые волосы выглядывали из-за мягкой спинки. Он читал «Файнэншл таймс»[1] – нога на ногу, с сигарой в правой руке. Рядом, сидя на коленях, что-то писала на листе бумаги Олив. Очень симпатичная девочка: длинные светлые волосы заплетены в две косы, живой взгляд, рот в форме сердечка. Время от времени она морщилась от разочарования.

На нас с миссис Фуллер никто из них внимания не обратил.

– Сэр? – экономка покашляла.

Мистер Бердвистл свернул газету и положил ее на столик рядом с креслом.

От взгляда, которым меня одарила Олив, по спине пробежали мурашки, и я инстинктивно сделала шаг назад. Похоже, девочка совсем не рада встрече со мной, даже больше: кажется, она меня уже ненавидела.

– Est-elle la nouvelle?[2] – Олив обратилась к отцу на французском.

– Tu dois être gentille avec elle[3].

Мистер Бердвистл не удосужился ни встать, ни обернуться, он лишь указал пальцем на кресло напротив себя и бросил короткое:

– Присаживайтесь.

Миссис Фуллер подтолкнула меня. Я устроилась в кресле, ощущая пристальный взгляд девочки: Олив следила за каждым моим движениям, словно гиена, готовая наброситься на добычу.

– Вот программа, которой вам нужно следовать, – мистер Бердвистл протянул папку, также пристально глядя на меня.

Я взяла материал, нечаянно задев его указательный палец. Полистала, чтобы понять, на каких предметах нужно сосредоточиться. Похоже, Олив отставала по математике – не самая сильная моя сторона. Не хватало знаний по географии, естественным наукам и французской грамматике – хотя свои мысли, насколько я успела заметить, девочка выражала вполне сносно.

Вчера я немного подготовилась, поискала информацию о системе английского образования. Благо, интернет хорошо работал, несмотря на то что поместье расположено в сельской местности Хартфордшира. Уроки в школах здесь не направлены на пассивное накопление теоретических знаний, а сфокусированы на практике: либо через работу в группе, либо через индивидуальные проекты.

По возрасту Олив уже должна учиться в средней школе. И возникала проблема: как выстроить занятия приближенно к школьной подготовке, если Олив никогда не сравнивала себя с другими учениками? Осложняло ситуацию и то, что, судя по всему, Олив понятия не имела, что такое класс, а может, даже и школа.

– Je ne l’aime pas![4] – ученица сразу обозначила свое отношение ко мне.

Похоже, мистер Миллер поскромничал, описывая темперамент девочки.

Мистер Бердвистл не обратил внимания на лапидарное разочарование своей дочери. Он изучал мою реакцию. Я поняла – это не встреча ради знакомства, это репетиция. Меня проверяли.

Чтобы не обмануть его ожиданий, я подняла подбородок и обратилась к Олив:

– Тебе и не нужно меня любить, но если хочешь побыстрее от меня избавиться, лучше скажи обратное.

Тон я выбрала примирительный, а словами попала в точку: я не должна ей нравиться, но если она хочет от меня избавиться, то лучше пойти мне навстречу.

Олив захлопала ресницами, видно было, что задумалась, не нашла что ответить, надулась, показав свой возраст, и склонила голову, вернувшись к рисованию.

– Удар в лоб не принесет вам очков, мисс Редигьери, – предупредил мистер Бердвистл, тщетно пытаясь скрыть забавную и явно несвойственную ему чувственную улыбку.

– Мне хотелось бы оценить уровень знаний вашей дочери. Предыдущие гувернантки тестировали ее? Могу ли я увидеть результаты?

Мистер Бердвистл наморщил лоб. Миссис Фуллер закашлялась. Никто из них ничего не ответил. Значит, помощи я не дождусь.

– Хорошо, тогда я сама проведу для Олив несколько тестов.

– Для чего? – в вопросе прозвучал вызов.

– Чтобы понять, с чего начать занятия.

– Миссис Фуллер, отведите Олив на прогулку, – сказал хозяин поместья экономке.

Как только мы остались одни, на меня снова устремился его затуманенный взгляд. Ненадолго. Спустя мгновение мистер Бердвистл подошел к кофейному шкафчику и налил себе кофе.

Я краем глаза наблюдала. На нем снова был элегантный темно-синий костюм, идеально подчеркивающий скульптурное телосложение. И хотя мое сердце все еще страдало по Альберто, тело поддалось инстинктам, оно отреагировало на присутствие красивого мужчины приятным трепетом в животе. Я задержала дыхание, расправила плечи и попыталась выбросить из головы странные мысли.

Из чистой вежливости мистер Бердвистл предложил и мне кофе, но я отказалась – и без того сильно нервничала.

– Вы учились в Статале? – спросил он.

– Да. Вы собирали обо мне информацию?

Он сел в кресло, поставил чашку на стол и закурил, не отрывая от меня взгляд полуприкрытых глаз. В воздухе смешался аромат кофе и табака, а мистер Бердвистл усмехнулся.

– Моя тетя – доверчивый человек. А я – нет. Когда руководишь крупной компанией, понимаешь: доверие – это роскошь, которую я не могу себе позволить. Так что да, я навел о вас справки, – он наклонился вперед. – Вы должны понимать, мисс Редигьери, что у людей, работающих в этом доме, самые лучшие рекомендации. Я тщательно отбираю каждого сотрудника. О вас я знаю немного. В восемнадцать вы переехали в небольшую квартиру на окраине Милана. Днем занимаетесь детьми, а по вечерам работаете официанткой в пиццерии. Вы учились в университете, у вас были хорошие оценки, но стипендию получить не смогли. Поведайте же мне свою печальную историю.

– Почему вы думаете, что она у меня печальная?

Мистер Бердвистл откинулся на спинку кресла и затянулся сигарой, ни на секунду не переставая изучать мое лицо.

– Буду предельно ясным. Вы здесь потому, что я в долгу перед миссис Лэньон, а миссис Лэньон, в свою очередь, в долгу перед старым знакомым. Кажется, некий аптекарь попросил ее помочь нуждающейся девушке. Нуждающейся – именно так сказала тетя.

Я кивнула.

– Мне нужна эта работа, так же как вам нужен человек, который мог бы позаботиться о школьных знаниях вашей дочери, – я проигнорировала его намеки. – Но то, что мне нужна работа на лето, не говорит, что я в отчаянии.

Он наклонил голову в сторону, взглядом пробежал по моему телу, заставляя почувствовать себя уязвимой.

– В любом случае у вас есть история, которую вы могли бы мне рассказать.

– Я думала, вы очень заняты.

– У меня достаточно времени, чтобы узнать, с кем моя дочь будет заниматься, – упрямо возразил он.

Захотелось уйти, но что-то приковало меня к этому проклятому креслу. То ли гордость, то ли желание доказать, что меня не нужно спасать.

– Я стала сиротой, когда мне было всего три месяца. Меня удочерил мамин брат, но вскоре тоже умер, передав заботу обо мне своей жене. Эта злая женщина никогда не скрывала неприязни ко мне, а ее дети развлекались, придумывая каждый день новые издевательства. Они мучили меня под самодовольным взглядом матери и снисходительных слуг. Когда тетя предложила съехать, я только обрадовалась. Я была ими сыта по горло. Чтобы оплатить учебу в университете и крышу над головой, приходилось много работать, иногда по ночам. Поэтому стипендию или отличия на экзаменах получить не удавалось. Мистер Лоранди знал моего отца и на смертном одре пообещал, что позаботится обо мне. Других родственников у меня нет. Так что благодаря вмешательству двух дорогих нам людей я попала к вам и готова предоставить необходимую вам услугу.

Мистер Бердвистл сжал подбородок большим и указательным пальцами.

– Сирота… Печальная история.

Он отвел взгляд, словно его охватила внезапная ностальгия.

– Я считаю, что мне повезло, и ни о чем не жалею.

В библиотеку вбежала Олив, а за ней, с просьбой остановиться, – Джейн. Девочка посмотрела на меня, на отца. Никто не успел предугадать, что сейчас произойдет. Олив схватила кофейную чашу и вылила содержимое на меня.

Время замерло, возвращая меня в прошлое – перед глазами замелькали кадры из детства. Я вспомнила одиночество и боль, страх и чувство неадекватности, вспомнила, как меня переполняли гнев и разочарование, вспомнила желание изменить свою жизнь, но не для того, чтобы стереть прошлое, а чтобы доказать, что у меня может быть лучшее будущее.

– Мисс, с вами все в порядке? – на меня с тревогой уставились ясные глаза миссис Фуллер.

Я поморгала, чувствуя, что обожглась. Опустила взгляд и увидела на тунике большое кофейное пятно.

– У меня есть мазь, пойдемте на кухню, – экономка взяла меня за руку, приглашая следовать за ней.

Когда мы уходили, я заметила раскаяние в глазах мистера Бердвистл, а во взгляде Олив – проблеск победы. Она выиграла первую битву.

Глава 6

Джулиан

Я выпрямился, отступил на шаг, чтобы рассмотреть лежащую на моей кровати Лиззи. Она все еще сжимала пальцами простыни, голову наклонила вперед, будто плечи не выдерживали тяжесть ее желаний: греховных, темных желаний, которым она предавалась, переступая порог моего мира.

Здесь она разрешала себе все, снимала оковы, сюда не смел войти ее Бог, он оставался снаружи, и я беспрепятственно брал то, что хотел. Лиззи отдала мне не только свое тело, но и душу, позволив ее развратить.

– Джулиан… – прошептала она.

Ее лодыжки связаны – она получала большее удовольствие, если чувствовала себя беспомощной. Я не специалист в экстремальных практиках, зато очень изобретательный. Если бы Лиззи попросила ее отшлепать, я бы не колебался ни секунды. Меня привлекали вызовы.

Я выдохнул сигаретный дым – облако рассеялось, утекая тонкой струйкой в трещинки дерева спинки кровати, и вновь посмотрел на Лиззи. Черные локоны падали на лоб, она выглядела так, будто оказалась на краю пропасти, стала жертвой экстаза.

Атмосфера пропиталась нашими запахами, камин окутывал нас плотным, почти удушающим жаром. Мы не собирались останавливаться. Ночь только началась, она наша, и пока Лиззи в стенах этой комнаты, она будет принадлежать мне.

Когда я сделал еще одну затяжку, Лиззи вздохнула, слегка выгнула спину, открывая вид на идеальные ягодицы и безволосую киску. Худощавым телосложением Лиззи напоминала подростка: маленькая грудь, бедра очерчены двумя едва заметными изгибами. Зато задница способна пробудить либидо даже человека с кататоническим синдромом. Когда Лиззи вставала на четвереньки, я смотрел на то, что мне нравится, не задумываясь об остальном.

Женское тело – квинтэссенция красоты. Всегда можно найти приятную деталь. Деталь, на которую стоит обратить внимание. Деталь, ради которой стоит задержаться.

Я потушил сигарету и подошел к ближе к кровати.

Лиззи повернулась на три четверти и бросила на меня коварный взгляд. Кончиком члена я провел по ее половым губам, и Лиззи томно раскрылась, втягивая воздух ртом. Я проник в нее, словно погрузился в спокойное, глубокое море, и задержал дыхание, чтобы насладиться темными муками. Сделал первый толчок, контролируемый и медленный, так чтобы Лиззи почувствовала каждый дюйм моей напряженной плоти, ощутила длину моего члена внутри себя. Обожаю этот момент: не оргазм, который завершает действо, а прелюдию, когда удовольствие нарастает и пылает, распаляя кровь. Именно в этот момент исчезают наши самые искренние условности, мы становимся дикими, бесстыдными, лихорадочными в предвкушении еще большего наслаждения.

Я ритмично двигался, обхватив руками ее бедра, прижимаясь к ней как можно ближе, чтобы подчеркнуть свое господство. Лиза извивалась, подстраивалась под мой ритм, я чувствовал: она близка к кульминации, и увеличивал темп. Каждый наш толчок навстречу друг к другу сопровождался ее криками, все более и более несдержанными.

Лиззи принимает таблетки с того самого дня, как мы начали наши игры, но я все же вышел из нее, чтобы кончить на пол. Развязал ее лодыжки, пристегнул ремни к спинке кровати, и Лизи упала на матрас, измученная, но удовлетворенная.

– О, Джулиан, это было безумие, – пробормотала она, задыхаясь.

Я закурил еще одну сигарету и лег рядом с ней. Нам обоим требовался перерыв.

– Ты надолго? – спросила она.

– Ровно настолько, чтобы досадить брату.

Я протянул Лиззи сигарету, она взяла ее и поднесла фильтр к губам.

– Между вами все еще война?

– Мы упорные.

– Но он почти никогда не говорит о тебе.

– Он обсуждает меня только с теми, кому доверяет, – оборвал я.

– Кстати, он знает, что ты вернулся?

Я кивнул.

– Он нанял новую гувернантку, – Лиззи явно хотела поддержать разговор.

Это еще одна причина, почему я трахал застенчивую горничную. Помимо удовольствия, я получил ничего не подозревающую союзницу: Лиззи все видит и слышит. А новенькая, о которой зашла речь, меня заинтересовала.

– Как она выглядит?

– Молодая. Примерно моего возраста.

Инстинктивно я скривил губы в ехидной ухмылке.

Раньше Итан нанимал для Олив учителей за шестьдесят – с высокой квалификацией и огромным опытом. Но никто из них не смог укротить племянницу. Куда им. Олив похожа на меня, она так же, как и я, хранит и лелеет свой бунтарский дух.

Новая гувернантка не протянет и недели. Когда она покинет Доунхилл-Хаус, Итану придется не просто объясниться с миссис Лэньон, ему в тысячный раз придется оправдывать свое безрассудное решение оставить дочь дома. Надеюсь, что Кэтрин воспользуется очередным провалом Итана и надавит на него, убедит, что Олив должна ходить в обычную школу.

Я знаю, почему брат ограничивает свободу дочери: он боится, что в ее сознании прорастет опасное семя и Олив бросит его, как до этого бросила ее мать.

– Миссис Фуллер в ударе, – Лиззи прикрыла грудь рукой, будто застеснялась, что обнажена. – Ей наконец-то есть с кем поговорить, и мне теперь не нужно притворяться, что я ее слушаю. Иногда эта старая дева так нервирует, особенно когда говорит о смысле жизни…

– На ее месте я бы тоже вздохнул с облегчением, – перебил я. – Аннабель – остроумная женщина. Дух атрофируется перед чужим невежеством. Признай: ты, Джейн и Миллер – не самые идеальные собеседники.

Лиззи резко села и обиженно посмотрела на меня.

– Меня наняли не для того, чтобы развлекать экономку.

– Конечно, нет, – захотелось ее спровоцировать.

Она прищурилась.

– Ты пытаешься меня оскорбить?

Я выхватил у Лиззи сигарету, чтобы она случайно не вздумала потушить ее об меня.

– Лучше расскажи, как я тебе, Лиззи.

Вместо ответа она встала, волоча за собой простыню. В отличие от нее, я не ханжа. Лиззи наклонилась, взяла свою одежду, оделась, бормоча оскорбления. Я их пропустил мимо ушей, докурил сигарету и затушил ее в пепельнице.

Прежде чем уйти, Лизи бросила:

– Ты грубиян, я не хочу больше иметь с тобой ничего общего!

Я повернулся на бок и подпер голову рукой.

– Секс в состоянии аффекта, м-м-м, как интригующе, – я издевался над ней, приглашал вернуться, барабаня пальцами по кровати.

Стук захлопнувшейся двери эхом отразился от стен. Я обвел взглядом потрепанные потолочные доски. Лиззи вернется. Она всегда возвращается. А если помешает гордость, то я все равно с легкостью заманю ее обратно в постель: понадобится всего лишь парочка стонов. Лиззи отдала мне свою невинность, и теперь она слишком любит секс, чтобы беспокоиться о достоинстве. Вот только иногда она допускает мысль, что между нами есть нечто большее, верит в несуществующую перспективу «нас».