скачать книгу бесплатно
5.
– Ну вот, а я хотела уже звонить тебе в дверь, – сказала Ира, встретившая соседку в подъезде. – Ты вещи уже собрала? – смеясь, спросила она, увидев в руках Эльвиры сумку.
– К тебе? – не отвечая, ухватилась та за последнюю соломинку.
– Да, заходи, конечно. —Ира открыла дверь, пропуская вперёд себя девушку, которую хотела видеть своей подругой.
– Мама вернётся поздно, у неё на работе какая-то проверка, – протараторила Ира, разливая по чашкам чай. – Поэтому, до вечера мы можем делать тут всё, что хотим. Или тебе куда-нибудь нужно?
– Никуда мне не нужно, с завтрашнего дня беру больничный на месяц.
– Где работаешь? – Ира старалась не обращать внимание на резкость девушки
– На почте, впрочем, это не интересно, – сухо ответила Эльвира, начав при этом отхлёбывать из чашки дымящийся кипяток.
Она опять задумалась, и Ира, на этот раз решила всё же узнать, о чём всё время размышляет её, как ей мечталось, будущая подруга.
– О море, конечно, – пытаясь выдавить улыбку, процедила та, – ты точно решила ехать?
– Да, я всегда мечтала о какой-нибудь поездке! А ты разве передумала?
– А мама не будет против? – вопросом на вопрос ответила Эльвира.
– Я уже не маленькая, – по-взрослому сказала рыжая девушка, на что получила в ответ улыбку от гостьи. – Конечно, я предупрежу маму, но решение я приняла сама! У меня есть накопленные от стипендии деньги, я особо не трачу. Заказываем билеты? Нести ноутбук?
– Неси, неси…
Пока Ира ходила в комнату, Эльвира рассматривала скромную кухню в однокомнатной квартире. На холодильнике она заметила фото, прикреплённое сверху большим магнитом в форме осеннего листочка. Она подошла, чтобы поближе разглядеть женщину, крепко обнимавшую маленькую девочку.
– Здесь мне 6 лет, – неожиданно вернувшись, проговорила Ира, заставив Эльвиру вздрогнуть.
– Какая у тебя молодая мама…
– Она просто так выглядит. На самом деле на фото ей уже 45, она родила меня в 39
– А папа?
– Не было его никогда, – обиженно проговорила Ира и стала грызть сахарное печенье.
– А у меня никого не было, я в детдоме выросла, вот так одна всю жизнь…
– А друзья?
– Какие друзья?.. Нет никаких друзей. Рано или поздно друзья становятся врагами.
– Я так не считаю, – с досадой сказала Ира, подумав о намечающейся между девушками дружбой. – Вот мы с тобой сможем стать подругами? – после некоторого молчания аккуратно спросила она.
– Не знаю, я ничего не знаю…, – на кухню вновь водворилось молчание
– А я вот верю в настоящую дружбу! – не выдержала Ира. – И в любовь настоящую тоже верю! Ты можешь смеяться надо мной! Я вижу, ты разочаровалась во многом, но я знаю, что к человеку должно прийти настоящее, крепкое, иначе он просто не сможет жить, он будет тосковать и рано или поздно умрёт, так и не поняв, что такое любовь, дружба…
– А зачем понимать? – перебила Эльвира
– Зачем? А жить зачем? – удивилась Ира. – Чтобы понять это, я думаю. Вот у тебя что-то случилось, я, правда, не знаю, что, но вижу, что у тебя очень тяжело на душе. Но это обязательно пройдёт, потому что не может в жизни всё и всегда быть плохо. А представь, как радостно и восторженно ты будешь жить, когда случится с тобой… это… Его ведь, горького, гораздо больше, чтобы потом настоящее счастье было слаще, а оно будет, просто нужно не озлобиться, всегда любить мир, чтобы не происходило, тогда в ответ мир подарит тебе, то что ты, я это вижу очень-очень ждёшь!
– Может, знаешь, сколько ждать нужно?
– Может, всю жизнь! – блеснула огнём глаз Ира. – Вот, когда поймёшь, что всё не просто так…
– Вот что я тебе скажу, – вновь перебила её Эльвира, но в этот раз спокойнее, заметив, как треплются зрачки у Иры, – я года 3 назад такой же, как ты была, вроде, жизнь любила… А вот когда поняла, что ни любви, ни дружбы настоящих нет, что всё это ложное, что это – просто слова, как та надежда, о которой многие любят говорить, поняла, что и счастья нет ни сейчас, ни в будущем…
– А ты знаешь, что такое слова? Слово…
Эльвира не ответила, может, она не поняла вопроса, а может не услышала его… Ира изучала её, пронзая светом зелёных глаз, будто строила план.
– Ты прости, что я так резко говорю, но ты, я вижу, многого ещё не знаешь. Но я по-прежнему хочу, чтобы у тебя всё сложилось так, как ты об этом мечтаешь. У тебя молодой человек-то есть? – несколько улыбнулась она, придавая тяжёлому разговору лёгкость
– Нет, – угрюмо ответила Ира, – А что?
– А был?
– Не было, – Ира с удивлением повела плечами
Вскинув на Иру заблестевшие глаза, как будто не ожидала такого ответа, Эльвира по-доброму, тепло сказала:
– Понятно, почему у тебя в голове такие мысли…
– Нормальные у меня мысли! И не мысли это, а чувства, —огоньки так и посыпались из зелёных глаз Ира, – а если ты не веришь в это, я тебе это покажу!
– Покажешь?
– А вот на море поедем и покажу!
– А… море…
– Ты что забыла, глупенькая? – по-детски рассмеялась Ира, от чего её пухленькие щечки стали ещё больше.
Эльвира изумилась про себя: как только что Ира, сверкающая пронизывающими насквозь глазами, могла вновь вернуть себе дружелюбие и бойкую весёлость? Она как будто видела людей насквозь, но после вновь превращалась в розовощёкую хохотушку.
Эля вспомнила, что 3 года назад она так же звонко смеялась, громко и задорно разговаривала со всеми, улыбаясь такими же розовыми щечками. Теперь щеки её впали, лицо вытянулось, глаза не горели, как теперь горят у Иры. Она захотела поглядеть на себя ту, что была, кажется так давно, а может быть вообще во сне. Вдруг она захотела посмотреть на то, что Ира сможет ей показать. Удивившись своей последней мысли, она торжественно произнесла:
– Как я могла забыть?! Конечно, мы едем на море!
***
Сдав все недоделанные работы, сообщив маме о том, что её отпустили из института ровно на 2 недели, Ира, удобно усевшись в кресло в зоне ожидания аэропорта, придерживая рукой зелёненький чемоданчик, ждала Эльвиру, которая ушла за кофе к кофейному аппарату. Она была в предвкушении чего-тот нового, неведомого ей доселе, представляла, как будет купаться в тёплом, почти горячем море, а потом попробует его на вкус, ведь она не могла понять, как это вода может быть солёной. Завидев издалека красный платок, Ира вспомнила все те слова, которые говорила ей, в чём она была уверена, теперь уже подруга, аккуратно несущая два стаканчика, и твёрдо пообещала себе, что Эля, с помощью неё, конечно, вернёт себе ту весёлость и жизнерадостность, которая на миг промелькнула у неё в глазах ещё тогда, у подъезда.
– Бери скорей, горячо, – сказала Эльвира, протягивая стаканчик, и, усаживаясь рядом с Ирой, начала трясти обожжёнными пальцами.
– Вкусненько! Ты рада, что море увидишь?
– Там ещё и горы, я больше на горы хочу посмотреть…
– Ох, как не терпится увидеть, – пропела рыженькая Ира. – Нет, ну ты скажи, ты же не ответила, ты рада, что мы едем?
– Ну, конечно, рада…
Ире показалось, что подруга не очень-то весела, чтобы это исправить, она внезапно начала петь, да так громко, что, сидевшая к ним спиной пожилая пара невольно оглянулась:
– А-а крокодилы, бегемоты, а-а обезьяны, кашалоты, а-а и зелёный попугай! А-а и зелёный попугай!
– Ты чего это? – встревоженно, но с улыбкой проговорила Эля, – люди же смотрят!
– А пусть смотрят, я для них пою! Если долго-долго-долго…
Теперь Эля улыбалась широко, дивясь своей новой подругой с чистой и невинной душой.
– Если долго по тропинке, если долго по дорожке, топать ехать и бежа-ать… – запела вместе с Ирой Эля, рассмеялась, на что Ира рассмеялась ещё громче, придя в восторг от того, что сумела развеселить подругу.
– Ну а теперь рада?!
– Да рада, Боже мой, рада! – смеялась Эля, открыто смотря в глаза Ире, – паспорт доставай, пойдём на посадку!
6.
– Взяла и уехала! – заявила Вера Игнатьевна своей подруге, Катерине Ивановне, которая была старше её на 4 года. – Подбежала и как закричит: «Мама, я на море еду!». Я ничего не поняла!
– Да ладно тебе, Вер, ты вот за всю жизнь ни разу на море не была, что теперь и ей не съездить? – сказала подруга, убеждая в правильности довода.
– Ну да, может и так…, – согласилась женщина по поводу Иры, а на счёт себя не громко заявила: Ну а я-то что? Мне всю жизнь не до этого было: по молодости считала, успею ещё, жизнь целая впереди, а потом, сама знаешь: Ирку без отца растила, учила…
Женщина, державшая в руке губку, с которой капала на пол пена, на некоторое время прекратила мыть посуду, замерла, устремив взгляд за окно, где продолжали кружиться сухие листья, но теперь вместе с ними с неба падали редкие пушинки снега.
– Ой, Господи! Да вот в квартире в этой всю жизнь… думала временно, а ты мне про море, – вздохнула Вера Игнатьевна и продолжила мыть посуду. – Сомневалась всё что ли? Боялась ли чего?
– У меня что ли лучше? Вон, дома, что творится, какое там море! – указав назад большим пальцем, грубо ответила Катерина Ивановна.
– Да знаю, что ты мне объясняешь? – После недолгого молчания, аккуратно добавила: как Игорь?
– А как? Кому ни скажи, что в разводе 20 лет, а живём в соседних комнатах… Ой, Верка, уехать бы мне тогда, 20 лет назад! Испугалась я, да ещё с Сашкой маленьким… Так и приходится смотреть друг на друга целыми днями, – будто выдохнула из себя женщина, давно хотевшая всё высказать – Сашка тоже хорош: 40 лет скоро, а всё никак места себе не найдёт. Вот и живи, как хочешь! – заключила Катерина Ивановна, долго державшая в себе переживания и, взяв с тарелки лимон, стала жевать его, ничуть не морщась.
– Да-а, жизнь, – протянула Вера Игнатьевна. – В детстве бывало, проснёшься летом в деревне, хорошо, никуда не надо, штаны натянешь, бежишь к бабушке лепёшки есть, а она всё грустная, думаешь почему – лепёшки, вроде, вкусные… А вот как – вкусные, да внутри с перцем.
– Одни воспоминания, – ответила самой себе подруга, задумавшаяся, видно, о своей бабушке, так же вкусно готовившей лепёшки. – Тут не только грустная… Я пойду, Вер, мне… – она не договорила, вышла, оставив подругу один на один с окном, чуть белевшим от холодного снега.
7.
Владимир Дмитриевич Землеров, старший научный сотрудник СПМИН, был одним из первых в списках на перевод в НМС. Здесь он заведовал экспериментальной частью, зная досконально устройство всех приборов, сооружённых под его чутким руководством. Ему, как никому другому, доверял немец Райнер Шмиц. Увидев в молодом мужчине, Землерову было ровно 40 лет, перспективного сотрудника, знающего намного больше, чем многие из специалистов его уровня, абстрактно и широко мыслящего, Шмиц сразу взял его на поруки. И Владимир Дмитриевич не разрушил надежд своего учителя, за коего он считал немца, он, свято веря в дело, которым занимается НМС, не жалея себя, шёл к заветной мечте, которая, в чём он был уверен, была мечтой всех сотрудников корпорации. На первое место он всегда ставил людей, ради блага которых трудился. Убедился он в этом после недавнего разговора с Райнером Шмицем, состоявшемся поздней ночью, примерно через неделю после создания идеального двигателя, когда учёные были на пути строительства космического корабля.
Возвращаясь в 2 часа ночи из лаборатории в многоэтажный жилой корпус, Райнер Шмиц встретился в одном из коридоров со своим учеником.
– Здравствуй, Владимир Дмитрич, – уставшим от бессонницы, но по-прежнему жёстким голосом окликнул Землерова Шмиц, – два дня не видел тебя, я всё кручусь в отделе мозга, они уже заканчивают опыт. Он меня натолкнул на кое-что интересное. Завтра работаем вместе, сначала зайди ко мне, обговорим кое-что.
– Если не секрет, – Владимир Дмитриевич не мог ждать до утра, – тот… Голоухин, кажется, как он?
– Как раз с ним-то всё очень хорошо, так как нужно. Про него я и хотел говорить с тобой, точнее про последний опыт над его мозгом. Я, конечно, знаю не так подробно, как могли бы рассказать тебе подопечные Надежды Игнатьевны, да и она сама, но всё же постараюсь. Их опыт очень поможет в разработке нашей формулы.
– Я, кстати говоря, думал об этом. Не знаю, верны ли мои предположения, точнее, они только догадки… а…, что они обнаружили?
– Завтра, Владимир, точнее, уже сегодня. Просто так ведь не скажешь. А ты не думай об этом, выспись! Понял? Завтра ты нужен мне живым! – вяло улыбнулся гений и, открыв ключом дверь комнаты, шаркая ногами, зашёл внутрь.
Выдавленная от усталости, но твёрдая улыбка немца, заставила сердце Владимира Дмитриевича больно ёкнуть, в Шмице, раньше не замечая этого, он увидел не обычного учёного, а гения, доказавшего одну и семи задач тысячелетия и создавшего идеальный двигатель. Конечно, всегда ему помогали его верные помощники, но, всё же, это он, он сделал и делает в науке последние рывки к вечному, как казалось Землерову. В нём он разглядел человека, отдавшего всю свою жизнь любимой науке, не жалеющего себя, а трудящегося на благо людей этого крохотного, как оказалось, мира. Растроганный такой простой беседой, видом этого уставшего гения и переполняющими его всего чувствами предвкушения великих перемен, Владимир Дмитриевич так и не смог уснуть этой ночью. Он задремал лишь на два часа, остальное время думал о загадочном эксперименте над мозгом Голоухина и вновь обдумывал идею, которая сегодня в лаборатории пришла ему в голову. Он чувствовал, что Шмиц думает в том же направлении, по крайней мере, он очень желал, чтобы утром идеи их совпали.
***
Тем временем в «отделе мозга» этой ночью никто не сомкнул глаз даже на минуту, потому что днём, вновь подключив к электрическим приборам голову Петра Петровича Голоухина, мужчины 52-ух лет, на мозгу которого ставили эксперименты сотрудники отдела исследования мозга, учёные наконец получили то, чего желали. Пётр Петрович жил в НМС уже более 5 лет, до этого здесь были и другие люди из обычного мира, но их мозг не был столь восприимчив к магнитным волнам, которые направляли в голову подопытного через электронику. Он лежал на специальном удобном столе, к которому привязывались его руки и ноги, на случай, если произойдёт непоправимое, и тело начнёт инстинктивно сопротивляться, в голову его были вставлены металлические трубки, а череп был под шапкой проводочков, подсоединённых к металлическим магнитным приборам. Голоухин ничего не чувствовал, ему было интересно наблюдать за работой и переговорами учёных, слова которых он нисколько не понимал. Лежал он спокойно, уже давно привыкнув ко всему. Эксперименты, которых он видел немало, были то удачными, то учёные в задумчивости, собрав морщины на лбу, отвязывали его от стола и, поблагодарив, отправляли в комнату, находившуюся здесь же, в лаборатории. Петру Петровичу не дозволено было жить, как всем учёным, в жилом комплексе, потому что сотрудники опасались за его жизнь, а произойти могло просто по случайности всё, что угодно. Здесь же всё было рядом, опасность для жизни подопытного была исключена.
Пролежав сегодня целый день, ему предстояло находиться в этом кресле, как он правильно догадался, и всю ночь. Он понял это, увидев счастливые глаза учёных, которые наливались безумным огнём. Но никто не выплёскивал его наружу, все, сохраняя спокойствие, продолжали копошится в голове Голоухина.
– Наверное, что-то получилось у них, – шептал себе Пётр Петрович. Он давно научился разговаривать сам с собой, ведь сотрудники задавали ему вопросы, нужные им в исследовании, а более никак не общались с мужчиной. – Что, интересно, они нашли? Ну, ладно, пусть… Я-то здесь не для того, чтобы разбираться в науке…
Главной задачей учёных было создание человека, способного мыслить во много раз быстрее и сильнее самых мощных устройств. Из этого следует, что, самостоятельно управляя мозгом, человек сумеет управлять и собственной жизнью. Голоухин был прав, группа исследователей мозга действительно что-то «нашла», точнее, совершила невероятное: всегда, отключая деятельность какой-либо доли мозга и передавая её функции другой, они замечали, что человек становится способен к более рациональному мышлению, может заниматься тем, на что раньше не был способен, например, отвечать на вопросы, которые ещё не были заданы, но уже несколько месяцев назад они решили сделать так: не отключая ни одной доли, а давая мозгу возможность спокойно работать в полном объёме, они передали функцию лимбической системы, отвечающей за чувства и эмоции и образное мышление, центральной железе, систему же сузили, давая развитие той самой железе, которая ловила магнитные волны и реагировала на них. Увидев, что при таких изменениях, человек приобретает новые функции, а мозг работает так же верно, учёные стали экспериментировать над железой, старение которой решили прекратить, чтобы она работала так же, как и при рождении, то есть постоянно развивалась. Это даст возможность человеку быть неуязвимым, ведь отвечая физическому миру на его сигналы, он сможет общаться с ним.
И вот уже целый день и половину ночи учёные, не давая спать подопытному, который из последних сил старался не уснуть, подавали сигналы железе, которая, благотворно взяв на себя функции, ранее ей не принадлежавшие, начала развиваться, вела себя по-другому, можно было бы сказать, что она создала собственный центральный механизм.
Завершая опыт, когда за окном уже поднималось Солнце, учёные, хоть и вымотанные за 24-ёх часовой рабочий день, всё же пребывали в поднятом удачным экспериментом настроении. Теперь оставалось отправить подопытного спать, чтобы через несколько часов проверить работу его мозга, исследовать то, что только что было создано учёными.
– Не беспокойтесь, Пётр Петрович, – дотронувшись до плеча, сказала Надежда Игнатьевна Березная, уставшая больше других, не только в силу возраста, ей было 63 года, но и потому, что отвечала за все проводимые эксперименты. – Ровно 12 часов мы не будем вас беспокоить. В вашей комнате всё готово для отдыха. Ребята, Женя, – обратилась она к двум своим молодым коллегам, доставьте Петра Петровича в комнату.
Когда Голоухина увезли на том же самом столе, предварительно отвязав и отключив все приборы, сотрудники лаборатории долго ещё записывали результаты эксперимента и всё то, что сегодня проделывали над мозгом человека.
Выйдя из лаборатории в седьмом часу утра, Надежда Игнатьевна, перейдя в жилой корпус, на лифте доехала до комнаты и провалилась в глубокий сон, не способная более думать о чём-либо.
8.
Ещё с воздуха заметив море, Ира спрыгнула с трапа и стала жадно искать глазами то, что так долго мечтала увидеть.
– Ты море видишь? – спросила девушка Элю, обернувшись назад
– Да где же его тут увидишь? – с доброй иронией проговорил молодой мужчина, стоявший прямо за спиной Иры.
– Ой! – буркнула та в неожиданности – Извините, это я не вас спросила
– Потеряли кого? – не переставал тот улыбаться
– Подруга тут моя должна быть…
– Не она ли? – так же весело спросил он, указывая на трап, приставленные к самолёту
