скачать книгу бесплатно
– Единственный любовник, которому ты оставалась верна!
– Ты клялся, что не веришь сплетням, а теперь, стоило мне отказать тебе, готов поверить каждому дурному слову обо мне. Я думала, ты доверяешь мне.
– Я верю каждому слову, сказанному о тебе. Я верю, что ты распутница.
Она вскочила с дивана, и теперь мы стояли лицом к лицу.
– Тебе нужны деньги? Что ж, мои деньги не хуже любых других. Я заплачу за твою любовь. На, бери их!
Я достал из кармана несколько золотых монет и швырнул ей под ноги.
– Ах! – в негодовании воскликнула она. – Мерзавец! Уходи, уходи!
Она указала мне на дверь. Тут меня охватил ужас. Я упал на колени, схватил ее за руки:
– Прости меня, Джулия. Я не знаю, что говорю. Я обезумел. Но не лишай меня своей любви. Только ради нее я и живу. Ради Бога, прости меня! Джулия, я люблю тебя, люблю! Я не могу жить без тебя. – Слезы брызнули из моих глаз. Я не мог их остановить.
– Оставь меня! Оставь!
Я устыдился собственного унижения. В негодовании встал.
– Какая же ты бессердечная. Ты не имеешь никакого права так относиться ко мне. Никто не обязывал тебя дарить мне свою любовь, но, раз уж ты это сделала, ты не можешь забрать ее назад. Ни у кого нет права повергать человека в такое горе, как это сделала ты. Ты плохая, злобная женщина. Я тебя ненавижу. Я стоял перед ней, сжав руки в кулаки. Она в испуге отпрянула.
– Не бойся, – успокоил я ее. – Я к тебе не прикоснусь. Я слишком сильно ненавижу тебя.
Тут я повернулся к распятию и вскинул руки.
– Господи, прошу Тебя, пусть к этой женщине отнесутся так, как она отнеслась ко мне. – И добавил, уже обратившись к Джулии: – Я надеюсь, что ты станешь такой же несчастной, как я. И я надеюсь, что несчастной ты станешь в самое ближайшее время.
Я оставил ее и в ярости так сильно хлопнул дверью, что она едва не сорвалась с петель.
Глава 13
Я возвращался домой в отчаянии и более всего напоминал человека, которому вынесли смертный приговор. Голова разламывалась. Иногда я останавливался и сжимал ее обеими руками, чтобы не дать расколоться на куски. Я не мог осознать, что произошло. Знал только, что все ужасно. Я чувствовал, что схожу с ума. Я легко мог покончить с собой. Наконец, до бравшись до дому, я рухнул на кровать и попытался взять себя в руки. Все мое существо ополчилось на эту женщину. Как мне хотелось, чтобы сейчас она оказалась передо мной: я бы сжимал и сжимал ее мягкую белоснежную шею, пока не лишил бы жизни. Ох, как я ее ненавидел!
В конце концов я заснул, и забытье принесло успокоение. Пробудившись, я какое-то время лежал, не думая ни о чем; потом внезапно все вернулось, и кровь бросилась мне в лицо, когда я вспомнил, как унижался перед ней. Наверное, сердце у нее тверже камня, раз она видела мою беду и не пожалела меня. Она видела мои слезы, но они ее не тронули. Все это время, когда я умолял пощадить меня, она более всего напоминала мраморную статую. Она видела мои страдания и жар моей любви, но проявила полное безразличие. Ох, я презирал ее! Я знал, даже когда обожал ее до безумия, что именно моя любовь придает ей те самые качества, которые вызывали у меня благоговейный трепет. Я же видел, что она невежественна и глупа, но меня это не беспокоило, потому что я любил ее, а в ответ получал ее любовь. Но теперь, увидев, какая она бессердечная и бесчувственная к несчастьям другого, я не просто ненавидел ее – я ее презирал. Презирал и себя за то, что полюбил ее. Презирал себя за то, что по-прежнему любил…
Я поднялся и занялся привычными повседневными делами, пытаясь отвлечься от мрачных мыслей. Но вновь и вновь возвращался к своему горю и в сердце проклинал эту женщину. Немезида, как и всегда, Немезида! По глупости я забыл про нее, а ведь следовало помнить, что всю мою жизнь счастье сменялось бедой… Я пытался отвадить зло жертвоприношениями. Я радовался несчастьям, которые сваливались на меня, да только радость эта ничего не меняла, и неизбежно Немезида приходила вновь и ввергала меня в несчастье. Но в последнее время я о ней забыл. Какая там Немезида, если я думал, что на этот раз счастье так велико, что продлится вечно? Оно выглядело таким здоровым и сильным, что у меня и мысли не возникало о его кончине. Я забыл про богов. Я думал только о любви и Джулии.
Маттео попросил меня пойти во дворец графа с ним и Кеччо. Джироламо позвал их, чтобы показать вновь отделанные залы. Я не пошел. Мне хотелось посидеть в одиночестве и подумать.
Но мысли сводили с ума. Вновь и вновь я повторял каждое слово нашей ужасной ссоры, и ее жестокость ввергала меня во все больший ужас. Какое право имела она делать меня таким несчастным? Неужели в мире и без того не хватало страданий? Ох, как бессердечно она себя повела.
Я уже не мог оставаться один. Сожалел, что не пошел во дворец графа. Одиночество тяготило меня.
Часы тянулись, как годы, разум заволокло туманом, апатия нарастала.
Наконец они вернулись, и Маттео рассказал мне о том, что происходило во дворце. Я пытался слушать, забыть о своем горе… Граф держался любезно. Сначала показал прекрасную коллекцию картин, которую он собрал, чтобы украсить коридоры и залы дворца, потом он повел гостей в апартаменты Катерины, где они нашли графиню в окружении детей. Хозяйка приняла их радушно, похвалила Маттео за галантность. Как будто меня все это интересовало! Дети подбежали к Кеччо и, завладев его вниманием, увлекли своей игрой. Остальные стояли и смотрели, как Кеччо играет с маленькими мальчиками, и в какой-то момент Джироламо, положив руку на плечо Кеччо, заметил:
– Видишь, дорогой друг, никакой вражды между нами нет. И если малыши так искренне тебя любят, неужели ты думаешь, что я могу тебя ненавидеть?
Когда они собрались уходить, граф проводил их до ворот и тепло с ними попрощался.
Наконец наступил вечер и я смог закрыться в своей комнате. Подумал, с горькой улыбкой, что именно в этот час я обычно уходил к Джулии. Но теперь наши встречи остались в прошлом. Печаль так придавила меня, что я даже не мог злиться на Джулию. Забыл об унижениях, которым она меня подвергла. Чувствовал только разбитое сердце. Не сумел сдержать слез и заплакал, уткнувшись лицом в подушку. В последний раз я плакал давным-давно, маленьким мальчиком, но этот удар лишил меня мужества, и я предался горю всей душой, ничего не стыдясь. Я потерял уважение к себе, моя судьба более не интересовала меня. Рыдания накатывали, как волны, вызывая боль, рвущую грудь, но в то же время принося облегчение. Измотанный донельзя, я заснул.
Но я знал, что происходящее со мной не скрыть, и Маттео вскоре все заметил.
– Что с тобой, Филиппо? – спросил он.
Я покраснел и замялся с ответом.
– Ничего, – все-таки выдавил из себя.
– Я подумал, что ты несчастен.
Наши глаза встретились, но я не смог вынести его вопрошающий взгляд и уставился в пол. Он подошел ко мне, сел на подлокотник кресла, положил руку мне на плечо и с любовью спросил:
– Мы же друзья, так, Филиппо?
– Да, – ответил я, улыбнувшись и взяв его руку.
– Так почему бы тебе не довериться мне?
– С удовольствием, – ответил я после паузы. Мне было необходимо выговориться, излить душу. Я отчаянно нуждался в сочувствии.
Он ласково провел рукой по моим волосам.
Еще какое-то время я молчал, а потом уже ничего не мог поделать и выложил всю историю, от начала и до конца.
– Бедняга! – пожалел он меня, когда я закончил рассказ. А потом скрипнул зубами. – Она чудовище, эта женщина!
– Мне следовало внять твоему предупреждению, Маттео, а я повел себя глупо.
– Да кто слушает советы? – Он пожал плечами. – Я и не ждал, что ты мне поверишь.
– Но теперь я тебе верю. Я прихожу в ужас, когда думаю о ее равнодушии и жестокости.
– Хорошо, что теперь все закончилось.
– Безусловно! Я ненавижу и презираю ее. Разве что мне хочется встретиться с Джулией лицом к лицу и высказать все, что я о ней думаю.
Я думал, что разговор с Маттео принесет облегчение. Я думал, что худшее позади, но ночью тоска обрушилась на меня с еще большей силой. Лежа в кровати, я стонал, не находя себе места. Чувствовал себя невероятно одиноким… родственников у меня не было, за исключением сводного брата, мальчика лет двенадцати, которого я видел считанные разы, и когда я бродил по свету, будучи изгнанником, меня постоянно преследовал демон одиночества. Иногда, не имея рядом близкого человека, я чувствовал, что могу покончить с собой. Но, влюбившись в Джулию, я громко кричал от счастья… я забыл обо всем, полностью отдавая себя пожару страсти. Все тяготы, все проблемы отступили, потому что годы одиночества закончились и появился человек, которому я мог отдать свою любовь. Я напоминал корабль, прибывающий в гавань. Паруса убирают, палубу драят, готовясь к заслуженному отдыху.
И теперь все закончилось. Господи, подумать только – мои надежды разлетелись вдребезги буквально за несколько минут! И мой корабль вместо тихой гавани попал в шторм: яркие звезды скрылись за тяжелыми облаками! На контрасте с ослепительным светом недавнего прошлого нынешняя тьма стала еще более давящей. Я застонал. Охваченный горем, вознес молитву Господу, попросив помощи. Мне не хотелось жить. Как я мог оставаться на этой земле с зияющей пустотой в сердце? Я не хотел проводить дни, и недели, и годы, пребывая в таком отчаянии. Здравый смысл подсказывал мне, что время – лучшее лекарство, но я понимал: на выздоровление уйдут годы и каждое мгновение будет наполнено страданиями! А когда я думал о том, что потерял, агония становилась невыносимой. Желаемое становилось явью, я сжимал Джулию в объятиях и говорил, прижимаясь губами к ее губам: «Как ты могла!»
Я закрывал лицо руками, чтобы в полной мере насладиться моей грезой. Я чувствовал аромат ее дыхания и легкие прикосновения ее волос. Но на какие-то мгновения. Я пытался ухватиться за ее образ и удержать его, но он исчезал, оставляя меня с разбитым сердцем…
Я знал, что ненависти к ней во мне нет. Я притворялся, что ненавидел ее, и лишь на словах. Сердцем я по-прежнему любил ее, даже еще более страстно. Меня не волновало, что Джулия показала себя бессердечной, жестокой и злобной! Меня это не касалось, при условии, что я мог сжимать любимую в объятиях и покрывать поцелуями. Я презирал ее. Я знал, чего она стоит, и при этом по-прежнему безумно ее любил. Ох, если бы она вернулась ко мне! Я бы с готовностью забыл все и простил ее. Нет, я бы вымаливал прощение, ползая у ее ног, если б только она позволила мне опять наслаждаться ее любовью.
Я хотел прийти к ней, упасть на колени и молить о милосердии. Но с чего я решил, что она изменится за несколько дней? Я знал, что Джулия отнесется ко мне с тем же безразличием, только к нему добавится еще и презрение ко мне. Мысль о ее хладнокровии и жестокости ударила, словно молния. Нет, я дал себе слово, что больше такого не повторится. Я почувствовал, как краснею, вспомнив об унижениях, через которые мне пришлось пройти. Но возможно, она сожалела о содеянном. Я знал, что гордость не позволит донне прийти или послать за мной, но, возможно, мне следовало дать ей шанс? Если бы мы увиделись на несколько мгновений, как знать, может, этого и хватило бы, чтобы все устроилось и я вновь обрел счастье. И тут же во мне забурлила надежда. Я подумал, что идея очень даже хороша. Не могла Джулия быть такой бессердечной, чтобы не сожалеть о случившемся. А я со всей готовностью восстановил бы с ней прежние отношения! Мое сердце гулко и радостно забилось. Но я не решился пойти к ней. Я знал, что завтра найду Джулию в доме отца, на банкете в честь каких-то друзей. Там я мог заговорить с ней, как бы между прочим, словно мы добрые знакомые. А потом при первой уступке со стороны любимой, даже заметив намек на сожаление в ее глазах, я бы просто запрыгал от радости. Довольный придуманным планом, я заснул счастливым, с именем Джулии на устах и ее образом в сердце.
Глава 14
Я пришел во дворец Моратини и – сердце билось, как барабан – огляделся в поисках Джулии. Ее, как и всегда, окружали воздыхатели, и мне показалось, что она даже более оживленная, чем обычно. И еще никогда она не казалась мне такой прекрасной. Одетая в белое, с жемчужинами, вшитыми в рукава, она выглядела как невеста. Она сразу же увидела меня, но сделала вид, что не заметила, продолжив разговор с окружавшими ее поклонниками.
Я подошел к ее брату Алессандро и как бы невзначай спросил его:
– Мне говорили, что кузен твоей сестры приехал в Форли. Он сегодня здесь?
Он вопросительно посмотрел на меня.
– Джорджо даль Эсти, – пояснил я.
– Ох, вот ты о ком. Нет, его здесь нет. Он и муж Джулии не ладили, так что…
– А почему они не ладили? – не сдержался я и понял, что вопрос неуместный.
– Не знаю. Родственники частенько враждуют друг с другом. Может, не поделили наследство.
– И это все?
– Насколько мне известно, да.
Я вспомнил, что до лиц заинтересованных сплетня доходит позже всех. Муж ничего не слышит об измене жены, тогда как весь город уже обсуждает мельчайшие подробности.
– Я бы хотел повидаться с ним, – продолжил я.
– С Джорджо? Он слабак. Из тех, кто сначала грешит, а потом кается.
– Это не тот недостаток, в котором можно тебя упрекнуть, Алессандро, – улыбнулся я.
– Искренне надеюсь, что ты прав. В конце концов, если у человека есть совесть, неправильного он не совершит. А если уж такое случилось, он должен быть дураком, чтобы потом в этом раскаиваться.
– Нельзя сорвать розу, не уколовшись шипом.
– Почему нет? Надо только соблюдать осторожность. На дне любой чашки будет отстой, но пить его не обязательно.
– Ты, как я понимаю, для себя уже решил, что отправишься в ад, если согрешишь.
– Это честнее, чем пролезать на небеса через черный ход, становясь праведным, когда ты слишком стар, чтобы грешить.
– Я согласен с тобой. Едва ли кто будет уважать человека, который подается в монахи потому, что его преследуют неудачи.
Я увидел, что Джулия одна, и воспользовался возможностью заговорить с ней.
– Джулия, – позвал я, подходя к ней.
Она смотрела на меня в недоумении, казалось, не могла вспомнить, кто я такой.
– Ах, мессир Филиппо! – воскликнула она, словно память наконец-то подсказала ей правильный ответ.
– После нашей последней встречи прошло не так много времени, чтобы ты забыла меня.
– Да, я помню, что в последний раз, оказав мне честь и посетив меня, вы повели себя крайне грубо.
Я молча смотрел на нее, не зная, что и ответить.
– Ну? – Она улыбалась, глядя мне в глаза.
– И тебе больше нечего мне сказать? – спросил я, понизив голос.
– А что бы вы хотели от меня услышать?
– Ты такая бессердечная?
Она вздохнула, посмотрела в другой конец зала, словно надеялась, что кто-то подойдет и прервет этот надоевший ей разговор.
– Как ты могла? – прошептал я.
Несмотря на самоконтроль, на щеках Джулии проступил румянец. Какое-то время я рассматривал ее, а потом отвернулся. Теперь уже я не сомневался в ее равнодушии. Покинув дворец Моратини, я отправился бродить по городу. Встреча с Джулией пошла мне на пользу. Я окончательно убедился, что моя любовь отвергнута. Остановился, топнул ногой и дал себе слово, что больше не буду ее любить, забуду эту презренную, злобную женщину. Гордость не позволяла мне пресмыкаться перед нею.
Я даже жалел, что не убил ее. На этой прогулке я решил, что должен собрать волю в кулак и покинуть Форли. Вдали от города у меня возникнет множество дел, и очень скоро я найду другую женщину, которая займет место Джулии. Она не единственная женщина в Италии, и уж точно не самая красивая и не самая умная. Пройдет месяц, и я сам буду смеяться над своими душевными терзаниями…
В тот же вечер я сказал Маттео, что собираюсь покинуть Форли.
– Почему? – изумленно спросил тот.
– Я живу здесь уже несколько недель, – ответил я. – Нельзя злоупотреблять гостеприимством.
– Чушь. Ты знаешь, я буду рад, если ты останешься здесь на всю жизнь.
– Ты очень добр, – рассмеялся я, – но дом-то не твой.
– Это не имеет никакого значения. Кроме того, Кеччо очень привязался к тебе и, я уверен, хочет, чтобы ты как можно дольше жил в его доме.
– Разумеется, я знаю, что ваше гостеприимство не знает границ. Но мне уже хочется вернуться в Читта-ди-Кастелло.
– Почему? – В голосе Маттео слышалось сомнение.
– Приятно, знаешь ли, приехать на малую родину.
– Ты провел вдали от Кастелло десять лет. И я не понимаю, с чего такая спешка.
Я уже собрался запротестовать, но тут вошел Кеччо, и Маттео прервал меня:
– Послушай, Кеччо, Филиппо говорит, что хочет нас покинуть.
– Но он же не хочет, – рассмеялся Кеччо.
