Русская мода. Фейк! Фейк! Фейк!

Очевидно, мы проиграли борьбу.

Очевидно, нашей фабрике конец.

Эти мысли вонзались мне в голову словно индейские стрелы – одновременно с толчками крови в висках. Я утопал в снегу, я задыхался и беспомощно размахивал руками, с каждым новом шагом все больше погружаясь в эту вязкую белую массу, в то время как европейцу, казалось, было все нипочем. Он стремительно приближался, он был как большой и разъяренный хищник, и снег вместо того, чтобы засасывать его, напротив, придавал ему скорости и сил – как будто он выталкивал его на поверхность и пружинил под его ногами, в то время как я проваливался в него все больше и больше.

В конце концов я рухнул, не в силах бежать дальше, и уже через секунду он оказался надо мной.

– Ю ар андер арест! – заорал он, защелкивая наручники на моих беспомощных, ослабевших руках. – ЛУИ ВЬЮИТТОН ИЗ ОВЕР!

Подмосковье, лагерь зеленых

С каждым днем пребывание в лагере бесит Полину все больше. Кажется, что они здесь целую вечность – спят в промерзшей палатке, едят кашу из котелка, ни душа, ни обогревателей, ничего, а только вероятность быть арестованными полицией, когда та в следующий раз решит начать наступление.

Денис Боярцев чувствует себя в своей тарелке. Целыми днями ходит по лагерю, подбадривает бойцов. Его многие знают, вместе участвовали в прошлых акциях, так что он здесь – вроде неформального лидера, не считая того бородатого парня, эколога, который первым поднял всех на борьбу. «Мы здесь стоим за правое дело, детка», – успокаивает Боярцев Полину. Интересно, она одна замечает, что лес, ради которого сотни человек готовы положить свои жизни, не стоит и выеденного яйца? То есть, Полина мало что понимает в экологии, и в принципе согласна, что губить деревья – плохо, но тот пейзаж, что она ежедневно наблюдает – десяток скрюченных деревьев на пригорке – совсем не тянет на реликтовый заповедник, каким это место преподносят его защитники.

Она пробует осторожно подступиться к Боярцеву: «Милый, а тебе не кажется, что здесь есть двойное дно? Ты видел, как описан этот лес в документах? Общался с почвоведами или кем-то еще? Собирал факты?». Но Боярцев только возмущенно отмахивается от нее. Его довод: «Разве ты не видишь этой красоты сама?».

Полина отчаянно старается рассмотреть красоту. Она вглядывается в нее с утра, иногда подолгу застывает, рассматривая ее днем, и уж конечно – она уделяет созерцанию красоты не меньше пятнадцати минут каждый вечер, но все, что происходит, это то, что она все больше ощущает себя в эпицентре массового помутнения сознания. Все видят, а она нет. Все как заведенные бормочут «лес, лес, лес», но никакого леса не существует. Он – иллюзия, сформированная силой коллективной мысли, и Полина, наблюдая за происходящим, начинает подозревать: если лагерь простоит здесь еще пару месяцев, а его обитатели продолжат заклинать пустоту, очертания могучего древнего заповедника действительно выступят из нее, обретя форму, размеры и объем.

По-хорошему, надо собирать вещи и по-тихому сматываться, но Полина хочет быть последовательной. Разве не она пообещала себе стать расчетливым, хладнокровным, закаленным испытаниями бойцом? Воином, встающим на пути фэшн-корпораций и приводящим в ужас их персонал? Это была она, да. Но в то время, она и предположить не могла, что испытания продлятся так долго, а погода может быть настолько холодной. Проведя последние зимы в Лондоне, потом в Нью-Йорке, беспрестанно летая на каникулы в Тайланд, Полина подзабыла, что такое настоящая русская зима, и теперь это открытие неприятно ошеломляет ее.

Второй пункт – Денис Боярцев. Ее любовник, опора и компаньон. Он видит, что Полине не по себе, и как может пытается облегчить ее существование. Замечательный мужчина. Лучшего нельзя и желать. Так убеждает себя Полина.

Но взглянем правде в глаза. Наивная уверенность Боярцева в собственной правоте, подчеркнуто бравый вид, с каким он держится в лагере, его трогательная забота о Полине, одновременно с нежеланием возвращаться в Москву до тех пор, пока лес не будет спасен, его улыбка, добрые прищуренные глаза, весь его образ жизни и, наконец, его вечные камуфляжные штаны – все это сидит у Полины в печенках.

Ей всего лишь нужно признаться в этом самой себе. У Дениса Боярцева неплохая фигура, да. Было здорово иметь такую рядом, когда мир вокруг рушился в тартарары. Но достаточно ли этого, чтобы оправдать продолжение их связи? Полина отмахивается от сомнений как от назойливых мух. Она старается быть верной боевой подругой и замечать вокруг себя только хорошее. Лучше всего это удается ей, когда наедине в палатке Денис Боярцев остается голым и, по возможности, молчит. Но поскольку они спят одетыми, зарывшись в ворох курток и одеял, чтобы не замерзнуть, а Денис Боярцев день и ночь, не затыкаясь, говорит о важности спасения леса, таких моментов в ее жизни становится все меньше.

В одно из утр по лагерю идет слух: со дня на день чиновники приедут подписывать мир, они отступили и решили перенести трассу в другое место – «где нет релкитовых лесов». Полина слышит это и обращается к высшим силам. Она молит их сделать так, чтобы слух подтвердился, и в то время, как все в лагере закатывают радостную пьянку по случаю победы в войне, она – боится даже улыбнуться, боится, что улыбка может оказаться преждевременной и спугнуть удачу.

День или два лагерь похож на передвижной цирк-шапито. Иностранный телеканал прислал несколько ящиков шампанского с поздравлениями – в приложенном к шампанскому письме активистов назвали «борцами молодой демократии» и «атлантами, несущими на своих плечах справедливость, мир и надежду». Обитателям лагеря это здорово польстило – тут же на экстренном общем собрании было решено не церемониться и уничтожить последние запасы спирта.

И вот уже кое-кто учит иностранных телевизионщиков, как пускать огонь изо рта («набираешь спирта в рот, подносишь ко рту огонь и-и-и-и…»), из припаркованных машин гремит разномастная музыка, а старожилы расчехляют гитары. Все грозит закончиться хоровым пением одного из вечных хитов – вероятнее всего, это будет «Милая моя, солнышко лесное».

– Мы победили! – Денис Боярцев подхватывает Полину на руки и подбрасывает в воздух. – Мы показали им всем! – он отвешивает ей сочный поцелуй. – Разве ты не рада?

Полина больше не может сдерживать себя. Она победила тоже, она прошла этот путь до конца – не сбежала, не была плаксой и проявила стойкость, почетную даже для мужчин, не говоря уже о женщинах. Улыбка появляется на ее усталом, отвыкшим от косметики лице – первая за многие дни, и уже не сходит с него, даже когда все, обнявшись, начинают петь бардовские песни перед костром, когда глубокой ночью она пытается заснуть в заледенелой палатке, пряча лицо от хмельного (впервые видела его пьяным) дыхания Дениса Боярцева, и когда под утро от холода начинает, по обыкновению, сводить ноги.

Докладная записка №3, отдел ХХХ

Отправитель: Жак Дювалье, агент

Получатель: Жан-Люк Потен, руководитель отдела ХХХ

Это была чудовищная погоня, шеф. Просто чудовищная. Я знаю, вы сразу хотите узнать главное, и тут я буду как на духу. Я не взял его. Зачинщика. Пирата номер один. Он был почти у меня в руках, я дышал ему в затылок, но… Он ускользнул.

Теперь, когда разобрались с основным вопросом, в двух словах расскажу о прелюдии. Поначалу все шло гладко. Малыш-администратор из местного «Луи Вьюиттон» сдал мне своих подельников еще до того, как его оформили в камеру. Он плакал, цеплялся мне за брючину и умолял отпустить его к маме – самое жалкое зрелище, какое я только видел.

Подельников двое, сообщил мне администратор. Один – постоянно обитает в Москве. Я навел о нем справки: катается на дорогой машине, числится в светских львах и на каждом шагу раздает интервью модным журналам, называя себя дистрибьютором продукции нашего любимого Дома. Какова наглость, а, шеф? Это все равно, как если бы арабы, торгующие барахлом у Эйфелевой башни, снялись для «Вог». Второй – постоянно в поле и следит за фабрикой. Раз в неделю отправляет в Москву машину, груженую контрафактом. Где фабрика, администратор не знает.

Поскольку первый был ближе, я решил начать с него. «Ублюдок любит тусовки – окей, – решил я. – Возьму его прямо там». Вообще – если позволите небольшое лирическое отступление – тусоваться здесь любят больше всего. Город просто кипит от тусовок. Семь дней в неделю, двадцать четыре часа в сутки, в тысяче не зависящих друг от друга мест. Надо полагать, так русские отрываются за коммунизм. По улицам бродят толпы олигархов – в шубах и с банками черной икры подмышкой. Девицы ведут за ними настоящую охоту – высматривают их из окон такси и, завидев, срываются, как пущенные в цель торпеды. Кажется, что еще чуть-чуть, и нефть забьет прямо из канализационных люков. Девиз этого города: «Пробейся ближе к нефте-доллару или сдохни!».

Конечно, такой приятный европейский парень как я не мог не поиметь здесь успех. Поэтому я заказал себе смокинг и бабочку – кстати, в контору уже прислали счет? – и отправился ловить пацана.

Я прочесал все бары для толстосумов. Побывал на сотне-другой презентаций. Был приглашен на двадцать два закрытых вечера, четыре дня рождения и две свадьбы. И теперь я серьезно настроен просить у вас прибавку, шеф, потому что это была напряженная работа – напряженная и очень вредная – и мне страшно даже думать, что там сейчас с моей печенью. По утрам ее прихватывает, и наверняка она истерзана в хлам…

Короче, однажды я нашел его. У меня был с собой фоторобот, который составили по описанию администратора, да и машина вроде подходила – ублюдок садился в роскошный красный «Порше 356» 64-го года. Никакой экономии топлива, никакого здравого смысла, одно неприкрытое пижонство – ей-богу, если бы я остался в Москве чуть дольше, мне бы понравились русские. Но тогда было не до сантиментов. Поэтому я просто взял парня за шиворот и хорошенько встряхнул – не забыв, извиниться перед его длинноногой мадемуазель. «Благороднейше прошу простить меня, – сказал я ей. – Но я вынужден украсть вашего кавалера на какое-то время». Ее ответная улыбка была просто ослепительной…

Я завел его за угол и для начала пару раз дал по зубам, но он был так пьян, что даже не понял, что произошло. Тогда я втащил его обратно в бар, и там, в мужской комнате, сунул головой под струю холодной воды. Потом я сходил за стулом, уселся напротив и рассказал ему всю историю: «Десятка лет в местной тюрьме, и наверняка Евросоюз сделает все возможное, чтобы к этому сроку накинули еше лет пять. Кортюсон отсидит вдвое меньше, потому что свалил все на тебя. Теперь у тебя есть шанс свалить все на кого-то еще. У тебя ведь есть на примете этот «кто-то», не так ли, мой мальчик?». Крыть ему было нечем. Он пообещал отвезти меня на фабрику.

Вам следует посетить Россию зимой, шеф. Вы любите проводить отпуск в Швейцарии, на лыжных курортах – уж, не знаю, какой из вас лыжник, да, и вряд ли вам тут это понадобится. Но вот все остальное придется по душе: снега тут просто завались, люди седлают белых медведей и ездят на них прямо по улицам, а главная фишка русской зимы – в том, чтобы любой ценой выжить в ледяном аду. Швейцария даже рядом не стояла.

Не знаю, как эти русские умудряются еще шевелить мозгами при таком морозе, но тот парень, главный на фабрике, явно в этом преуспел. Фабрика – покосившийся сарай на краю мира, в часе езды от Москвы. Ни одного документа. Ни одного легально нанятого рабочего. Ко всему прочему, в планах местных властей было проложить через это место автомобильную трассу. И что придумал этот маленький негодяй? Он назвался экспертом по экологии и заявил, что трогать землю нельзя ни под каким предлогом. Природный заповедник, уникальная природа – в подобном духе он наплел с три короба. И, конечно, отморозки со всего мира были тут как тут: развернули чертовы флаги, стали бросаться под бульдозеры и делать все, чтобы стройку свернули. Когда мы прибыли на место, там шла настоящая война. И, судя по тому, что незадолго до нас на поле битвы приехал господин губернатор – привезя с собой мирное соглашение – официалы проиграли ее вчистую.

Кульминация получилась что надо. Я появился на сцене ровно в тот момент, когда стороны пожимали друг другу руки. Паренек сразу смекнул, что дело дрянь. Он бросился наутек, и если бы не охрана губернатора – которая почему-то решила, что я террорист и хочу взорвать бомбу – я взял бы его прямо там. Но так мне пришлось задержаться. Губернаторские парни – славные ребята. Одного я вырубил ударом по шее, а другому пришлось показать приемчик, которому меня научили в Мексике. Индейцы называли его «Вождь никогда больше не сядет на лошадь», и вам, шеф, лучше даже не знать, что это такое.

За то время, пока я давал русским уроки настоящей мужской драчки, парень

успел оторваться. Я всегда был неплох в беге – даже если это бег по немыслимым сугробам в человеческий рост – и, несомненно, я догнал бы его. Он понимал это. Понимал, что это конец, когда оглядывался на бегу, тяжело дыша, и видел, что расстояние между нами стремительно сокращается. Я приближался неотвратимо как возмездие. По моим выкладкам, оставалось не больше пары минут прежде чем я настигну его и окуну лицом в снег. Но все закончилось раньше.

Он внезапно остановился, этот парень. Сначала я решил, что он сдается и у него не осталось сил продолжать бег. Но через секунду, оказавшись ближе, я увидел, что его остановил обрыв. Отвесный склон, метров пять-шесть, если не все десять, внизу которого лежала скованная льдом река. Парень сомневался всего какое-то мгновение. Я видел это его сомнение и закричал, требуя оставаться на месте. Он взглянул на меня в последний раз и сиганул вниз.

Бултых! Когда я подбежал к краю обрыва, внизу зияла только черная прорубь и больше ничего. Несомненно, бедолагу затянуло под лед…

Вы хотели итоги, шеф? Вы вели себя, как та истеричная девица, которая засыпает жениха упреками и подозрениями – в то время, как тот всего лишь честно исполняет свой долг. Итоги таковы: у нас есть двое обвиняемых и – как мне кажется – невелика беда, что мы потеряли главного. Мы накрыли сеть, разворошили улей, и теперь виновные сядут. «Луи Вьюиттон» может быть спокоен: наглецы больше не будут толкать контрафакт через их прилавки. Так и сообщите им, шеф. Вы ведь теперь стали большие друзья, а?

Что касается меня, то я беру отпуск. Несколько лет вы запрягали меня как ту лошадь, которой непременно надо выиграть заезд, и теперь мне нужен отдых. Собираюсь заехать по делам в Гонконг. Тамошняя влажность – то, что нужно после русской зимы.

В Гонконге я открою банковский счет на свое имя. Когда это будет сделано, сразу же сообщу реквизиты – чтобы вы могли перевести мне премиальные за успешно завершенную операцию. Потому что операция успешно завершена – не правда ли, шеф?

С превеликим почтением.

Ваш блудный сын,

Жак Дювалье

Подмосковье, лагерь зеленых

У француза странно русское лицо, и если бы не акцент – сильный, режущий слух – Полина вряд ли распознала бы в нем иностранца.

– Мадемуазель Родченко? – спрашивает он.

Француз закутан в настоящий овчинный тулуп, обмотан шарфом и увенчан – как памятник снежным комом – меховой шапкой, одно ухо которой загнулось кверху. Весь этот камуфляж оправдан, потому что температура – минус двадцать пять по Цельсию, но даже несмотря на внушительное одеяние для француза это все равно чересчур. Он ежится, дышит густыми клубами пара, а слова, вылетая из его рта, кажется, тут же превращаются в маленькие льдинки и падают на землю, не долетая до адресата.

– Мадемуазель Родченко?

– Да? – растерянно оборачивается Полина на этот странно звучащий среди русской зимы голос.

– Меня зовут Мишель Франкини. Я здесь по поручению моих боссов из «Луи Вьюиттон».

Улыбка, с которой Полина прожила последние сутки, исчезает, когда до нее доходит смысл сказанного. Они все-таки нашли ее. Представители «Луи Вьюиттон» не поленились прислать своего человека за тридевять земель, в лагерь зеленых, чтобы вручить ей повестку и доставить в суд – для унизительной, показательной порки, кадры которой растиражируют на весь мир.

Все это казалось таким далеким из подмосковного леса. Иногда Полина даже позволяла себе помечтать, что нависший над ней дамокловым мечом иск от «Луи Вьюиттон» – это иллюзия, остатки ночного кошмара, которые развеиваются по мере того, как наступает день.

– Как вы нашли меня?

– Это было нетрудно, – француз прячет лицо в складках шарфа. – Можно я буду говорить по-французски? Ваш язык пока плохо дается мне.

Полина кивает в ответ.

– Вас показали в новостях по крайней мере двух западных телеканалов, которые освещали борьбу за лес. Драматичная здесь получилась история, не правда ли? – новый кивок. – Ваша одежда изменилась, ваша прическа стала короче, но лицо – его же невозможно изменить, особенно когда оператор дает крупные планы. А их было достаточно, этих планов. Их было так много, что только слепой мог не рассмотреть вас во всей красе. Как же! Подруга одного из лидеров сопротивления. Редкая женщина, способная перенести тяжкий лагерный быт, – облако пара, оставшееся после этих слов способно окутать собой весь мир. Француз морщится, старается плотнее закутаться в щарф.

Денис Боярцев, один из «лидеров сопротивления», стоит в двух шагах, но не слышит ни слова из разговора, разворачивающегося у него под носом. Он целиком увлечен происходящим на главной лагерной поляне, а там – если по правде – действительно есть на что посмотреть. Имеет место поистине историческое событие, а именно – областной губернатор подписывает соглашение о переносе автомобильной трассы и публично признается, что был дураком. Последнее он делает исключительно витиеватыми, сложно подчиненными предложениями: «Мы… тщательно изучив проблему ландшафтов… мучаясь над ее решением днями и ночами на протяжении нескольких месяцев… раньше за такой самоотверженный труд даже давали медали… и теперь, вполне вероятно, дадут и нам… по крайней мере, мы напишем письма и представления, чтобы это произошло… пришли к выводу, что нельзя подвергать уничтожению уникальный природный заповедник, расположенный на этом месте… мы были с вами заодно с самого начала… мы лоббировали отставку этого проекта на самых высоких уровнях… в то время как вы стойко сражались здесь, в полевых условиях… и теперь пришло время объявить… нашу бесповоротную и окончательную победу!»

Защитники леса встречают речь губернатора дружным улюлюканием. Все понимают: он слил войну и теперь изо всех сил старается прикинуться своим парнем. Выходит из рук вон плохо, поэтому народ в толпе развлекается как хочет. Кто-то за глаза называет губернатора «обер-манекеном», а другие сокрушаются, что ни у кого нет помидоров – дескать, лицо губернатора так их и просит. Тем не менее, настрой у собравшихся самый праздничный. В конце концов, дело сделано. Ну, а если некий чиновник собрался незаслуженно получить за это медаль – что с того? Будто кто-то с самого начала сомневался, что так будет.

Над головами людей змеится вздох: «Ура-а-а-а…» – он крепнет, набирает мощь, еще чуть-чуть и защитники леса бухнут все одновременно, в сотню-другую глоток – «Ура-а-а» – но тут что-то разлаживается. Проблема в первых рядах. Звуки, которые долетают оттуда больше напоминают кабацкую разборку, а не триумфальное подписание мира. Там – ругань, топот ног, крики, непонятное оживление. Задние ряды в замешательстве. Они горят желанием посмотреть, а потому напирают. Передним это явно не по вкусу: они спинами пытаются сдержать давление и матерятся. В этот момент над толпой взвивается новый крик, надрывный, пронзительный и тонкий: «Засада-а-а!» – и он порождает настоящий хаос.

Люди мечутся как животные, загнанные в ловушку – рты раскрыты, глаза выпучены. В суматохе кого-то сбивают с ног. Об упавшего спотыкаются другие, тоже падают, так что следующие волны бегущих вынуждены пробираться по рукам, головам и туловищам. Толпа движется во всех направлениях сразу, и в ней уже видны люди, вооруженные палками и готовые дать отпор… Вот только кому? Полицейским? Службе безопасности губернатора? Федеральным агентам? На этот вопрос решительно нет ответа, потому что никто не понимает, что происходит.

Внимание Полины Родченко целиком сосредоточено на собеседнике. На периферии ее зрения происходит черт-те что, но ей нет никакого дела до этого. Все, о чем она может сейчас думать – это ее собственная судьба.

– Что теперь? – спрашивает она. – Вы защелкнете на мне наручники и повезете в суд?

Даже сквозь шарф видно, что француз усмехается:

– В суд? Нет. У меня есть для вас предложение получше. Вчера вечером совет директоров «Луи Вьюиттон» собрался на экстренный консилиум. Целью консилиума была выработка стратегии в отношении вашего нашумевшего дела и вас лично. Вы стали настоящей звездой – не каждый день совет директоров собирается в полном составе, чтобы рассмотреть частный случай. Впрочем, называть его «частным» можно только очень условно. Ваше частное потянуло за собой и вытащило на свет целый пласт весьма серьезных проблем – и в итоге поставило под сомнение репутацию всей компании. Я имею в виду, тот беспринципный, дерзкий и абсолютно немыслимый пиратский прецедент, с которым мы столкнулись.

– Немыслимый? – растерянно переспрашивает Полина. Она произносит это только для того, чтобы сказать хоть что-нибудь, потому что совершенно не понимает, куда клонит француз.

– Немыслимый, – с важным видом подтверждает тот. – Немыслимый потому, что сбыт пиратской продукции осуществлялся под официальной вывеской Дома. Немыслимый настолько, что никто внутри Дома, не мог даже предположить, что такое вообще возможно.

Француз берет паузу, давая Полине время оценить значительность его слов.

– Последствия вы знаете сами, – продолжает он. – Первоначальная реакция Дома заключалась в том, чтобы назначить вас главной виновницей происшедшего. Однако, вчера совет директоров пересмотрел свою позицию и признал, что она была ошибочной…

Вокруг стоит невообразимый гвалт, бегут и толкаются люди – ни дать, ни взять апокалипсис, однако француз остается невозмутим.

– К пересмотру своих оценок вчерашний консилиум подтолкнули итоги расследования, проведенного собственной службой безопасности Дома совместно с агентами Интерпола. Они смогли восстановить каждый ваш шаг с того момента, как вы в спешке паковали вещи перед отъездом во Францию, до той секунды, когда вы отдавали ключи от гостиничного номера, полностью раздавленные происшедшим на показе. Вы заявляли, что покупали подделки в московском бутике «Луи Вьюиттон». Сначала мы не могли поверить в это, но потом… Вам знакомо имя Анна-Мария Бикинза? Это мулатка-горничная, которая убирала после вас номер. Она нашла кассовые чеки на ваши сумки – должно быть, вы искали их сами, но по страной иронии повезло не вам, а ей. Нам стоило нелегких трудов, чтобы получить доступ к этим бумажкам. Горничная запросила за них немыслимую сумму, и в любом другом случае Дом проигнорировал бы этот очевидный шантаж. Но – как я уже сказал – ваш случай был с самого начала особенным.

В конечном итоге даже не чеки сыграли в вашем деле ключевую роль. Когда они попали к нам в руки, пришла информация из России: агент Интерпола подтвердил существование пиратской сети, действующей в Москве под вывеской нашего Дома. Часть ее организаторов уже арестована, а другую часть, возможно, арестовывают где-то в данный момент…

Мимо француза, тяжело дыша, пробегает бородатый мужчина, в котором Полина периферийным зрением узнает главного эколога, лидера борцов за лес. За ним гонится другой мужчина – рослый, короткостриженый, одетый в дорогое пальто – случайно он задевает собеседника Полины плечом и неожиданно извиняется по-французски:

– Экскьюзимуа.

Некоторое время Полина и Мишель Франкини удивленно смотрят вслед удаляющимся фигурам. Затем француз переходит к кульминации:

– Окончательное решение совета директоров таково, хм, хм, – он откашливается в кулак. – Пострадавшая сторона заслуживает самых искренних извинений – вместе с заверениями в том, что истинные виновники этого вопиющего прецедента будут сурово наказаны. Пострадавшая сторона – это вы, мадемуазель Родченко. От лица всей компании я прошу извинить нас за резкую критику в ваш адрес. «Луи Вьюиттон» не подает против вас иск. Напротив – компания возьмет на себя обязательства по содействию в публичном восстановлении вашего доброго имени. Пресс-служба уже подготовила официальное заявление на этот счет и готова его обнародовать. Кроме того. «Луи Вьюиттон» дает вам возможность получить компенсацию за причиненные неудобства. Согласно постановлению совета директоров, ее размер составит 50 000 французских франков. И наконец. Не сомневаясь в вашем профессионализме, в вашей компетентности и любви к избранной профессии, компания с радостью примет вас в свои ряды. Мы предлагаем вам должность младшего консультанта по маркетингу – с годовым окладом, который приятно вас удивит, и с дислокацией в парижской штаб-квартире компании.