скачать книгу бесплатно
– Вот ты уезжаешь, а мне опять одной дома сидеть, делать нечего, от телевизора тошнит. Подруг у меня здесь нет, а тебя не буде-е-е-ет…
– Если хочешь, я поговорю с директором. Им вроде фельдшер был нужен, попробую тебя устроить. Будешь при деле. И будем периодически днем видеться, а то только вечером и по выходным.
В трубке повисла тишина.
«Поторопился, – подумал Влад. – Слишком рано заикнулся про работу».
– А ты мне денег дашь? Я себе такой халатик куплю, белый, коротенький. Буду такая красивая, сексуальная. Ты будешь ко мне приходить, и все тебе будут завидовать.
– Конечно, дам, дорогая, для тебя все самое лучшее. У меня батарея пищит, сейчас отключится. Всё, пока, до встречи.
– Ну ты же на меня больше не обижаешься? – быстро спросила Инга. – Совсем-совсем?
– Совсем-совсем, – подтвердил он. – Я тебя люблю. – И скинул звонок. Пусть лучше думает, что села батарея.
Посмотрел на сеть – высвечивалась одна палочка. Сделал шаг вправо – исчезла. Вернулся – появилась. Сделал шаг влево – исчезла.
«Вот это везение, надо ее в казино сводить».
18
Матвея в кабинете не было. Запах кофе был, сам кофе был, а Матвея не было. Влад с удовольствием выпил еще чашку кофе, гораздо более качественного, чем в котельной.
– Пить – это вам не спортом заниматься, для того чтобы пить, здоровье надо, – бормотал он, прихлебывая ароматный напиток.
Собрал бланки и все необходимые бумаги, пошел в канцелярию за личными делами учеников. В канцелярии был Дмитрий Анатольевич. Увидев Влада, он зачем-то встал со стула и заходил по маленькой комнатке туда-сюда.
– Нет, вот вы, Владислав Сергеевич, посмотрите, – как бы продолжая разговор, затараторил историк. – Вчера видел одного комментатора по телевизору, у него или ай кью меньше семидесяти, или хорошо платят за тот бред, что он несет. Ну конечно же, платят, о чем я? Представляете, обсуждали зарплату педагогов, и их важность как профессии. Так этот имбецил, прошу прощения за сравнение… Так вот, этот не особо умный человек доказывал, что, к примеру, работник МЧС более важен, чем педагог или кого-то там еще он приводил в пример…
Влад взял папки и начал их просматривать. Елена, работница канцелярии, дородная рыжая девица, отрешенно попивала чай, по запаху – с какими-то жутко «натуральными» ароматизаторами. И, судя по не-выспавшемуся виду, присутствовала в кабинете лишь телесно.
– Да это не особо важно, – не унимался историк. – Потому как все эти люди стали такими благодаря своим учителям. Это они помогли им стать теми, кто они есть. Педагогика – это наука не о детях, это наука, которая оправдывается в будущем. Взрослого создает учитель в школе. И этот эмчеэсник, и кто-то там еще, не помню, и этот имбецил – все они результат работы педагогов, но он, по-моему, много уроков прогулял.
На фото были ничем не примечательные дети, только какого-то недокормленного вида. Может, такой эффект давали короткие стрижки, почти наголо, или взгляд. В этих взглядах болезни не было, а была какая-то обреченность, раннее понимание жизни. Влад посмотрел первые страницы: задержка психического развития. Предыдущий психолог писала, старая школа. Сейчас такие заключения не пишут. А раньше сплошь и рядом – в основном, детям из многодетных, неблагополучных семей. Дома с ними не занимаются, в школе сплошные прогулы и двойки, родители не могут прокормить столько ртов. И директор школы принимает решение помочь. И тогда у обычного социально запущенного ребенка появляется такая запись. И едет он на казенные харчи. В казенный дом, где периодически еще и одежду выдают из гуманитарной помощи. Да и содержат такие школы, в основном, на деньги спонсоров. Ребенок одет, обут, накормлен. Находится в тепле и под присмотром. И это хорошо. Если государство не хочет, именно не хочет, помогать таким людям, то это хоть какой-то способ облегчить им жизнь.
– Одна из грубейших ошибок – считать, что педагогика является наукой о ребенке, а не о человеке, – продолжал Дмитрий Анатольевич. – Вспыльчивый ребенок, не помня себя, ударил; взрослый, не помня себя, убил. У простодушного ребенка выманили игрушку; у взрослого – подпись на векселе. Легкомысленный ребенок за десятку, данную ему на тетрадь, купил конфет; взрослый проиграл в карты все свое состояние. Детей нет – есть люди, но с иным масштабом понятий, иным запасом опыта, иными влечениями, иной игрой чувств, – это он цитировал Януша Корчака.
Влад был с ним полностью согласен. Но также он понимал, что клоуны на телевидении для того и существуют, чтобы развлекать зрителя или отвлекать его от каких-нибудь более серьезных проблем. Такая разновидность обезьянки, которая гримасничает перед отдыхающими в то время, когда обчищают их карманы. И вот по этой причине он старался телевизор не смотреть.
Пролистал папки с похожим содержимым. Кивнул на прощание Елене и Дмитрию и вышел. Тяжелая дверь отсекла голос историка, как бритвой.
19
Матвей сидел в кресле, закинув ноги на стул. Пил кофе и морщился, как от зубной боли.
– Голова болит? – пожав ему руку, поинтересовался Влад.
– Нет, просто не выспался. А у тебя как самочувствие? – Матвей улыбнулся.
– Да все слава богу, – вернул улыбку Влад. – Ну что, готов к марш-броску?
– Сейчас чашку помою и поедем. – Матвей поднялся и пошел к умывальнику.
Машина была гораздо просторней, чем у Влада. Тот самый тяжелый приземистый «додж». Американцы, они любят все большое. И хорошая аудиосистема. Из колонок доносился с детства знакомый голос:
Я смотрю в темноту, я вижу огни —
Это где-то в степи полыхает пожар.
Я вижу огни, вижу пламя костров —
Это значит, что здесь скрывается зверь.
Я гнался за ним столько лет, столько зим…
Выехать собирались с самого утра, но все как обычно. Пока бумаги, пока кофе, пока поговорить, и когда выехали, то по дороге к школе уже шли учителя. Сейчас воспитатели, которые работают с подъема, сдадут вахту, и начнутся уроки. Воспитатели в это время свободны. Кто на машине, тот едет домой, чтобы не сидеть в школе. Кто-то сидит, пишет планы и отчеты. Превратили профессионалов в бумагомарателей. Вместо непосредственной работы с детьми надо написать тонны бумаг о том, как ты работал с детьми. Все эти филькины грамоты потом подшиваются в папки для чего-то там очень нужного.
Я даже знаю, как болит у зверя в груди,
Он идет, он хрипит, мне знаком этот крик.
Я кружу в темноте, там, где слышится смех —
Это значит, что теперь зверю конец.
Я не буду ждать утра, чтоб не видеть, как он,
Пробудившись ото сна, станет другим.
Я не буду ждать утра, чтоб не тратить больше сил…
Смотри на звезду – она теперь твоя.
Искры тают в ночи, звезды светят в пути,
Я лечу и мне грустно в этой степи…
Это Матвей сделал громче. Он сосредоточенно рулил и молчал, только постукивал по рулю пальцами в такт музыке.
И существуют проверяющие, которые читают эти папки. И на основе этих неверных данных создают свои. А на их папки также есть проверка, а на ту проверку, у которой также есть папки, тоже есть проверка. Ужас, как у Гарри Гаррисона в «Стальной Крысе» – прибор для поиска жучков в приборе для поиска жучков. Когда читаешь такое в детстве, то смешно, во взрослой же жизни это печально.
Когда утро взошло, успокоилась ночь,
Не грозила ничем, лишь отправилась прочь.
Он еще крепко спал, когда слабая дрожь
Мелькнула в груди, с неба вылился дождь.
Он еще крепко спал, когда утро взошло…[3 - Группа «Наутилус Помпилиус». Из песни «Зверь».]
Влад убавил звук. Матвей повернул к нему голову:
– Не нравится песня?
– Нравится, я слушал их еще на пластинке. У меня были. «Наутилус», «Бригада С», Владимир Высоцкий. Высоцкого было особенно много, на пленке. Такие тяжелые бобины с пленкой. Еще была такая штука – радиола, не помню точное название. Сверху ставились бобины. Ниже шли настройки радио. А еще ниже такая выдвижная штука, выдвигаешь, а там проигрыватель пластинок. Вот такой вот комбайн. Отец на нем Высоцкого крутил, да и много других исполнителей было. Вот и осталась с детства любовь к нашей старой музыке.
– Родители живы еще?
– Да, живут в городе. Почти городе, мы с окраины. Частный сектор.
– Работают? Хозяйство держат?
– Ты откуда свалился? Какие свои хозяйства? Может, где-то они и есть. Но у нас нет. Почти ни у кого. Раньше люди и овец держали, и кур, и гусей, телят растили. Выпускали днем в поля или привязывали, вечером забирали. А сейчас все поля под застройки да под зерновые забрали, свой скот пасти запретили. Но на пятнадцати – двадцати сотках не разгуляешься, не напасешься. В итоге и поля пустые, и дворы пустые. Зато в магазин привозят и мясо, и молоко. Покупайте кооперативное от нашего райпо. Уничтожили хозяйства в пользу купи-продай.
Вы ознакомились с фрагментом книги.
Для бесплатного чтения открыта только часть текста.
Приобретайте полный текст книги у нашего партнера: