Жизнь счастливая, жизнь несчастная

У меня сложилось впечатление, что эти женщины и их мужья не знают, что такое домашний очаг и вкусный ужин, что им глубоко безразлично, во что одеты их близкие. Ведь чтобы приготовить ужин на несколько персон, надо закупить продукты, чтобы дома всегда было тело и уютно, надо оплачивать коммунальные услуги, сделать ремонт и приобрести предметы интерьера. Днями напролёт они переписывались в чате, обсуждая одни подарки, словно у них не было других забот и тем для размышлений. Неужели первостепенное значение для этих людей играет блеф, пускание пыли в глаза?

Я была белой вороной среди этих пафосных невоспитанных женщин и их мужчин. Но сколько бы они не тратили, богачей среди них не было. Напротив, некоторые из них не имели собственного жилья, другие жили в тесных однокомнатных квартирах, а третьи и вовсе состояли на попечении социальной службы, но все они регулярно выворачивали карманы, лишь бы не быть бельмом на глазу остальных родителей, лишь бы не встать в один ряд со мной и с теми, кто отказался участвовать в столь сомнительном мероприятии под названием «поборы родительского комитета». На одном из собраний один мужчина заявил, что из чата родительской группы удаляются «всякие противные люди». Я удалилась из группы почти сразу, но держала голову прямо, когда он это сказал, тем самым я сохранила достоинство, не поддавшись на его провокацию.

Если бы у меня не случилось проблем со здоровьем, если бы я работала и имела неплохой заработок, я не стала бы пускать денежные средства на одни подарки, а тратила бы их на обновление мебели в группе, игрушек и прочих материальных благ, касающихся детей, а воспитателя достаточно поздравить на новый год и восьмое марта.

Конечно, село не единственное место, где живут невоспитанные люди. Где бы мы ни жили, всегда есть шанс столкнуться с хамством, преступной халатностью, чужой глупостью и ленью. Но было бы несправедливо не упомянуть и о человеческих достоинствах. Однажды в моей квартире заклинил дверной замок, и мы с сыном остались заперты внутри. Я вышла на балкон и Иван Васильевич, пожилой мужчина, живущий этажом выше, узнав о моей проблеме, перелез через мой балкон и отворил дверь изнутри. Сыграло на руку то, что мы жили на первом этаже. Он долго не раздумывал, а лихо забрался по стремянке, словно молодой удалец. Хоть Иван Васильевич не славился лёгким характером, он совершил поступок, достойный уважения. Ещё человек, о котором стоит упомянуть – моя соседка Катя. Она не раз удивляла меня щедростью характера, совершая хорошие дела просто так, не требуя взамен ничего. Так, однажды она убрала нашу коляску под навес, когда мы случайно оставили её мокнуть под дождём, и много было случаев такого рода. К тому же она угощала нас выпечкой и картошкой-фри, которые умела готовить.

Противоречивый человеческий дух… В одной персоне уживаются мелочность к деньгам и щедрость на поступки, а внешняя надменность соседствует с сентиментальностью. Порой человека трудно понять из-за такой колоритной душевной организации, но стоит заглянуть «за» и увидишь, что не всё лежит на поверхности.

Глава 18

Первый день зимы выдался ясным. Деревья и провода покрыты толстым слоем инея. Я никогда не умела поэтично описывать природу, но то, что зимой происходит с деревьями – необыкновенно. Они стоят абсолютно белые, как на открытке. Под тяжестью снега гнётся высокая трава, высохшая за лето. Морозный воздух чист и свеж… Не так давно я поняла, что люблю зиму, особенно декабрь. В декабре солнце садится за линию горизонта рано, а восходит только к обеду. В этой зимней снежной темноте я чувствую себя в безопасности.

У сына сегодня день рождения, но у меня совсем не праздничное настроение. Боюсь переезда, как ребёнок. Не хочу, чтобы мне было плохо в поездке, не хочу бегать в туалет и мёрзнуть от страха… Я всей душой стремлюсь уехать из села, но неизвестность меня пугает. Не знаю, понравится ли мне на новом месте, не знаю, как будет себя вести организм во время дороги… Я вернулась в село, убегая от проблем, которые мне не хватило духу решить. Теперь мне выпал шанс изменить свою жизнь и уехать отсюда. Лет десять назад я бы прыгала от радости, но сейчас меня одолевают мрачные мысли и страхи… Юношеский задор спрятался за завесой меланхолии.

На свете есть много различных мест. Бывает так, что по какой-то причине человеку не нравится там, где он живёт. Иногда люди не могут себе позволить даже думать о том, что можно желать себе лучшего, переехать, жить в месте, который будет по душе. Они находятся в плену собственных иллюзий и заблуждений, страхов и лени.

Как-то раз я встретила одноклассницу и она рассказала мне, что боится переезжать из Кочек в Новосибирск из-за бродячих собак. По её мнению город кишит беспризорными псами. Странно, что она не замечает своры собак, бегающих по селу. Однажды я видела целую стаю из девяти собак, которые бежали по тропинке мимо школы. Люди ищут отговорки, чтобы бездействовать, ничего не менять. Они привыкли к своему окружению, приросли корнями к земле и их всё устраивает. Но их можно понять. Переезд кардинально меняет жизнь, поэтому не всякий может на него решиться.

Кому-то не по нраву жить в сёлах, кому-то в городах… На форуме одна девушка писала, что ей противен Санкт-Петербург, в котором она живёт. Она писала о завистливых людях, серости и своём одиночестве. Девушка хотела бы жить в Европе, но никак не решалась туда переехать…

В течение пяти лет, что я провела в Кочках, у меня возникали разные чувства к этому месту. Был период, когда я не испытывала негативного отношения к селу. Во мне созрело чувство гармонии. Скептицизм и ирония отступили, а на смену им пришло философское отношение к жизни, любовь и познание мира в позитивном русле. В своём дневнике я писала: «Настало время решать. И какое бы не было решение, гармония и благодать останется во мне. Я заберу их с собой куда угодно».

Вникая в собственные мысли, я понимала, что не просто так вернулась в село. В течение пяти лет, проведённых здесь, я стала лучше понимать себя и других, заново пересмотрела своё отношение к маме и родственникам, увидела то, чего не могла увидеть раньше. Именно здесь я осознала, что родители не идеальны. Я прошла через страдания и боль, чтобы понять, что они в первую очередь люди, и как люди они могут быть любыми – несправедливыми, жестокими, несчастными или больными. Общение с ними часто приносили мне страдания, душевный дискомфорт. Говорят, испытания делают нас сильнее… Нет ничего хорошего в болезненных отношениях с родителями. Они не делали меня сильнее, а напротив, превращали в слабую и безвольную девочку. Но это путь, который я должна была пройти. Мой путь.

Глава 19

Окна нашей квартиры выходят на маленький неприметный магазин, расположенный у дороги. Вчера под его крышей установили три прожектора. Сначала я любовалась, как в свете прожекторов в вечерней мгле мерцает снег, но потом поняла, что они светят нам в окна. Их свет проникает сквозь плотные бордовые шторы, образуя на потолке светлые полоски. Я лежала в кровати и пыталась уснуть, но полоски никак не выходили у меня из головы. В итоге я решила, что завтра схожу в магазин и разберусь в этой ситуации.

Утром моя решимость поугасла. Я подумала: «Как это я вот так войду в магазин и всё скажу?» Такое поведение показалось мне слишком дерзким. Но после обеда я решила: «Пойду и всё скажу владельцам».

Мы с детьми подошли к крыльцу магазина. Дверь открылась и нам на встречу вышел хмурый мужчина в сапогах. От него веяло грубостью и бескомпромиссностью. «Так, если он и есть владелец, то дело немного осложняется…», – размышляла я, представляя, как буду говорить ему о прожекторах, которые светят нам в окна. Мужчина достал сигарету из кармана фуфайки и закурил. Мы прошли мимо него и вошли внутрь магазина. Я осмотрелась. Первое, что бросилось в глаза были пустые полки.

– Мы ещё закрыты, – послышался голос слева.

Я повернулась и увидела мужчину и женщину, вытирающих пыль с полок.

Я поздоровалась и объяснила им причину моего визита.

– Красиво, но сильно ярко светят, – закончила я свой монолог.

Мужчина вёл себя вежливо и обходительно. Он сказал, что прожектора не уберут, но опустят вниз.

– Спасибо, – ответила я. – А когда вы открываетесь?

– Десятого декабря, – ответил мужчина, улыбаясь. – Приходите.

Я знала, что не приду сюда, но из вежливости ответила «хорошо». Прожектора опустили почти сразу, как только мы ушли.

Вечером мне не спалось. Лежала в кровати, а в голове кружили воспоминания об отце… Он звонил не регулярно, иногда пропадал на месяцы и даже годы, и от него не было никаких вестей. А потом внезапно обнаруживался, нарушая тишину телефонным звонком.

Я не всегда была рада его звонкам. Однажды он поинтересовался, дружу ли я с мальчиками, целуюсь ли я с ними… Мне было девять лет, в этом возрасте я не думала о поцелуях. Я бурчала что-то в ответ, и очень хотела, чтобы отец повесил трубку и этот разговор закончился. Мамины родители, видя моё пренебрежительное отношение, хмурились и упрекали меня. «Разве можно так?», – говорили они мне. Отец помогал нам с мамой деньгами, поэтому меня заставляли быть с ним вежливой и услужливой. Родственники боялись, что если я не буду отвечать взаимностью отцу, он прекратит всякую помощь. Мне ничего не оставалось, как выслушивать всё, о чём он говорил и отвечать на его каверзные вопросы.

Когда я уехала в Новосибирск и поступила в колледж, отец продолжал поддерживать со мной связь посредством телефона. Бывали дни, когда мы подолгу разговаривали и я чувствовала в нём родственную душу. Но порой разговоры с ним носили тяжёлый и болезненный характер. Он звонил, чтобы высказать то, что накопилось у него на душе – негатив, грязь, похоть, отторжение. Я была урной, в которую он сливал свои отходы.

Однажды я возвращалась из колледжа к тёти, у которой в то время жила. В сумке зазвонил телефон. Я взяла трубку и услышала голос отца. Я с неприязнью отвечала ему, желая поскорее отделаться от навязчивого собеседника, которому совсем были не важны мои чувства. Но отец и не думал заканчивать разговор. Он нёс околесицу, похожую на бред псих больного. Меня захлестнуло волной негодования. Почему я должна выслушивать этот бред? Разве я не заслужила доброго и уважительного отношения к себе? От нахлынувших на меня чувств я перестала осознавать происходящее вокруг. Всё пространство заполнил голос отца. Весь мир был этим голосом. Не соображая, что делаю, я пошла через проезжую часть, наперерез машинам. Большой чёрный джип резко притормозил передо мной. Из окна машины выглянуло злое лицо мужчины. Он начал ругаться, но я не слушала.

– Сволочь, – бросила я мужчине и прошла мимо.

Отец слышал всё, что происходило в момент нашего разговора и даже не поинтересовался, кто на меня ругался и кого я оскорбила, назвав сволочью.

Когда на свет появился мой первый ребёнок, отец спросил, нет ли у него синдрома Дауна, ведь ему показалось, что мой сын умственно отсталый. Я спокойно ответила, что ребёнок здоров. Не понятно, почему он решил спросить об этом, ведь мой сынок не имел ни малейших признаков этого недуга. Вероятно, вопросы такого характера для отца были в пределах нормы.

Он умел выбить меня из колеи даже не задавая провокационных вопросов. Как-то днём я зашла на электронную почту и увидела входящее письмо от отца, в котором он рассказывал о своей сексуальной жизни с матерью. В конце письма он поучал меня, как надо воспитывать детей. «И детей надо бить, современный мир выращивает каких-то креативщиков», – закончил он.

Да… Никогда не думала, что быть креативным плохо и тем более я не ожидала, что родной отец может написать такое дочери. Содержание письма пошатнуло всю мою душевную организацию. Мой сон нарушился, во мне кипел гнев, негодование. Я всё время думала о написанном, терзала себя мыслью – за что он так со мной обходится?

Через несколько дней я написала ему ответ. Я с ожесточением набирала на клавиатуре текст и в своём письме была преисполнена жгучей ненависти. Он нарушил священные границы отцовства, переступил черту дозволенного и в очередной раз показал насколько ему безразличны чувства собственной дочери. В ответном письме я оскорбляла отца самими непристойными словами и объясняла ему свою позицию. Затем нажала «отправить», удалила его контакт из базы данных и заблокировала его аккаунт.

После этого наше общение прекратилось более чем на два года. Весной 2020-ого он снова мне позвонил. Я взяла трубку, но мне было неловко с ним разговаривать, поскольку я помнила какими грубыми и неприличными словами называла его в последнем письме. В конце этого недолгого и нежеланного разговора я извинилась. Отец невнятно ответил, что всё нормально.

В следующий раз он позвонил, когда мы с детьми гуляли на площадке возле дома. Мы общались по видеосвязи и он делал мне комплименты. Он разглядывал моё лицо и говорил, что с каждым годом я становлюсь прекраснее и что у меня всё ещё впереди. Отец интересовался о ситуации в нашей стране, связанной с пандемией коронавирусной инфекции. Вероятно, он переживал за меня и за внуков. Он звал к себе в гости, сказал, что у него пустует комната и что я могу всегда в ней поселиться. Я улыбалась в ответ на его слова и отвечала «точно не сейчас».

На лице отца появилась счастливая улыбка, когда я показала ему по видеосвязи Даню и Соню. Возникло чувство, что я снова общаюсь со своим родным папой, который беспокоится за меня и любит своих внуков. Наш разговор длился около часа, во время которого он больше задавал вопросы, нежели что-то рассказывал о себе и о своей жизни. Он давно развёлся со своей второй женой и жил один. Когда я спросила, как у него дела, он немногословно ответил: «Всё как обычно. Работа, дом». Работа и дом, в котором помимо него живут собака с кошкой.

В следующий наш разговор мы обсуждали детектив, который я взялась писать несколько месяцев назад. Мне было приятно, что отец интересуется моим творчеством. Его удивило то, что я выбрала детективный жанр. Он подробно расспрашивал о сюжете, о сестре, которая ищет убийцу своего брата. Ко мне прибегали дети, и я снова показывала их по видеосвязи. Отец искренне смеялся и общался с ними.

Он был счастлив увидеть на экране телефона меня и внуков, но в один ясный летний день наше общение вновь потерпело фиаско. Как-то раз я написала ему о своих злоключениях, об уроке истории, о несправедливом отношении ко мне и об одном нехорошем человеке, с которым я имела глупость связаться и чем это обернулось для меня… Я писала, что мне не к кому было обратиться, потому что всегда знала, что моя собственная семья никогда меня не поддержит. В ответ отец сообщил, что быть неблагодарной дочерью, коей являюсь я – хуже всего того, о чём я ему написала. С моей стороны было наивно полагать, что он проявит сочувствие и утешит, но всё таки я ждала душевного участия и тепла, а не упрёков.

С той поры об отце ни слуху ни духу. Он не ведает, что происходит в жизни его дочери, а я ничего не знаю о нём. Иногда думаю о том, чтобы вновь начать с ним общение, принять все его пагубные странности, его привычку провоцировать и открыто говорить неприятные вещи… Но меня останавливает понимание того, что ничего хорошего из нашего общения не выйдет. Он снова напишет или наговорит по телефону гадостей, от которых я буду сама не своя и на этом связь оборвётся, как это бывало не раз.

Глава 20

Когда решение о переезде обрело чёткие очертания, маме я не сказала об этом ни слова. Она жила в неведении, и это было мне на руку. Чем позднее она узнает, тем меньше погибнет моих нервных клеток. На предыдущей неделе я решила, что время пришло и посвятила маму в наши планы. К моему удивлению, она спокойно восприняла эту новость, но лишь потому что по своему обыкновению она слушала меня, но не слышала о чём я толкую. Она не осознала всей глубины и серьёзности, и как обычно напридумала себе всякого – решила, что мы едим в гости к маме мужа, хотя я ни слова об этом не говорила.

Когда до неё дошёл истинный смысл, её спокойствие сменилось напряжением. Она пришла ко мне домой, её голос отдавал холодом, а вопросы звучали резко, словно я вдруг оказалась на допросе. Я сидела на стуле, а она стояла надо мной, скрестив руки на груди – в позиции неприятия.

– А если вам там не понравится? – спрашивала мама.

Что ж, вполне уместный вопрос. Хуже точно не будет.

– Если у тебя, как ты сама говоришь, такая нежная психика, ты уверена, что ты справишься на новом месте с проблемами?

Вероятно, мама беспокоилась за меня, но делала это так, словно хотела ударить по больному или же внушить мне страх и неуверенность. В любом случае, мама не знала одного – в моё сердце невозможно поселить страх, поскольку он давно там живёт.

– Здесь есть и садик и школа, – аргументировала мама. – А там ты не знаешь…

Я провела в Кочках детство и юность. Каждый день я видела одноэтажные частные постройки, поля с болотами, берёзы и тополи. Конечно, я хотела, чтобы мои дети знали, что на свете существуют театры, бассейны, школы актёрского мастерства и многое другое, чего никогда не было и не будет в селе.

– Так вы и мебель отсюда увезёте? – удивилась мама.

Она всё таки не до конца осознала всю грандиозность нашего переезда, всю его основательность и необратимость.

Этот разговор закончился тем, что мама ушла, хлопнув дверью, перед этим высказав в мой адрес угрозу.

Когда я была ребёнком не было такого понятия как «моя жизнь». Я была неотделима от мамы, поэтому и жизнь была не моей, а нашей с мамой, общая. И если мама была счастлива, то и я чувствовала и разделяла это счастье, наполняя им своё существование, а если мама злилась и нервничала, то жизнь покрывалась кромешным мраком. После развода родителей, разлуки с отцом и переезда в село жизнь покрылась кромешным мраком.

Одним тёплым безмятежным вечером мы гостили у бабы с дедой. Мама, тётя, Юля и я сидели на летней кухне, и мама пыталась заставить меня выпить кефир. Этот кислый напиток с противными комочками готовила баба Валя. Он обладал неприятным запахом скисшего молока и имел привкус чего-то несвежего и забродившего. Мама считала, что мне жизненно необходимо употреблять кефир, поскольку он полезен для кишечника. Я сделала пару глотков и ощутила во рту комочки, после чего наотрез отказалась от сомнительного питья. Мама пришла в ярость и накинулась на меня. Тётя в испуге закричала, выскочила из летней кухни и ринулась звать на помощь бабу с дедой.

– Лариса Алёну убивает! – кричала она, нарушая безмятежную тишь сельского вечера.

На пороге летней кухни появилась баба Валя, её лицо было по привычке строгим. Мама постепенно успокоилась, но кефир я так и не выпила.

Земля уходила из-под ног, когда она злилась. Я прятала вглубь себя свои чувства, злилась и винила себя в том, что мама выходит из себя, кричит и меняется в лице.

Однажды ночью я встала с кровати и пошла в туалет, во тьме касаясь стен и дверей. Внезапно резкий, полный смертельного ужаса крик разорвал тишину. Я вздрогнула, колючий страх пронзил каждую клеточку тела. Я бросилась обратно в комнату, быстро запрыгнула в кровать и накрылась с головой одеялом. Мама кричала во сне. После развода ей начали сниться кошмары. Она рассказывала, что ей снились трупы. Гора из трупов.

Мама страдала проблемами со сном с детства. Обеспокоенные родители водили её по знахаркам, показывали врачам, но всё было без толку. Таблетки лишь на время помогали справиться с бессонницей, и когда препараты не помогали, наступали минуты отчаяния и страха.

В школе у мамы не складывались отношения с одноклассниками. Подружки шептались у неё за спиной, а один мальчишка обзывал её стрекозой. Она говорила мне об этом однокласснике так, словно он до сих пор её обзывал, настолько была сильна её ненависть к нему. «Он называл меня – «стрекоза! Стрекоза!» и постоянно пытался поддеть», – говорила она, произнося слово «стрекоза» неестественно противным голосом.

Ненависть мамы передалась и мне, разлилась по венам и достигла сердца. Я переняла эстафету злости и теперь тоже люто ненавидела её одноклассника. Мама достала из папки чёрно-белую фотографию и показала на мальчишку, сидящего в первом ряду. У него были чёрные волосы и, как мне тогда показалось, жестокий взгляд. Мама убрала изображение, а немного погодя я достала эту фотографию из папки и расцарапала лицо одноклассника остриём от ножниц.

Я начинала ненавидеть всех, о ком плохо отзывалась мама. Однажды мы шли по тропинке по направлению к бабе с дедой. Был тёплый летний вечер, на дорогах лежала пыль, трава лениво покачивалась у обочины тротуара. Мама завела разговор о её родителях, в котором слышалась обида и злость. Во мне проклюнулся росток неприятия к бабе с дедой. С годами он рос, подкрепляясь их тяжёлыми нравами, склонностью к подчинению и психологическому давлению.

В декабре 2019 года я сделала запись в своём дневнике. Я писала о маме, выражая опасения по поводу её эмоционального здоровья. Дело в том, что она стала время от времени травмировать себе глаза. Происходило это по-разному и всегда с её слов случайно.

Как-то раз мама снимала развешанное накануне бельё, которое всегда вывешивала сушить на улицу. Турники, на которые были натянуты бельевые верёвки, располагались рядом с выгребной ямой, в которую сливались отходы со всего дома. Был зимний вечер, на дворе стояла кромешная темень, поэтому маме пришлось снимать вещи на ощупь. Она не увидела железную леску, натянутую вдоль турников, и зацепилась за неё глазом. Когда я увидела маму, внутри меня зашевелилось что-то неприятное, от чего мне стало не по себе. На меня глядел окровавленный белок глаза. В случившемся мама обвиняла соседку, поскольку это была её леска для белья. Мне же эта ситуация показала, насколько необдуманны бывают людские поступки. В темноте могло произойти что угодно, и травма глаза – не самое страшное.

Глаз не успел прийти в норму, как мама снова травмировала его. На этот раз она случайно ткнула в него кончиком от очков. Бывает так, что случайность является лишь закономерностью, обусловленной цепочкой связанных между собой событий. То, что она ткнула в глаз оглоблей от очков, может говорить о рассеянности, которая бывает от бессонницы. Но возможно, мама просто была неаккуратна.

Всякий раз после ужина мама больше часа наводила чистоту на кухне. Тарелок было немного, но она тщательно мыла и ополаскивала, уделяя каждой посудине больше времени, чем родной дочери. Как-то вечером я зашла на кухню и моё сердце ёкнуло. По маминой спине ползла струйка огня. Тонкая верёвочка от фартука, висевшая позади, упала на раскалённую конфорку и загорелась. Мама как ни в чём не бывало стояла над раковиной с тарелкой в руках, вероятно, находясь в своих мыслях и полностью отсутствуя в реальном мире.

– Ты горишь! – крикнула я.

Мы быстро потушили огонь и мама не получила ожогов. Вопреки здравому смыслу плиту не переставили, она занимает прежнюю позицию, и мама стоит к ней впритык, когда моет посуду.

В течение жизни с мамой происходили несчастные случаи. Она получала ожоги, травмировала себя, падала в ванной… Однажды мы были у бабы с дедой, мама мылась в бане и сунула руки в кипяток, перепутав холодную воду с горячей. Я увидела её силуэт, бегущий мимо окна с криками: «Помогите! Помогите!» Баба с дедой покрыли какой-то смесью её ошпаренную руку, забинтовали и отправили нас домой. Мама не обращалась к врачам, она предпочитала лечиться народными средствами и скептически относилась к лекарствам. Она не раз говорила мне, что от лекарств один только вред. У нас дома не было обезболивающего и я терпела боль, считая, что организм должен сам со всем справляться, так как учила мама.

Другой случай произошёл одним ранним утром. Жильцы дома приняли решение на ночь закрывать подъезд на ключ, поскольку подростки заходили с улицы, грелись на лестничных площадках, бросали шелуху от семечек на пол, курили и непристойно себя вели. Тем утром взрослые не вышли вовремя на работу, школьники опоздали в школу, а бабушки не сходили за хлебом. Дверной замок заклинило и люди столпились на лестничной площадке, гадая как быть и что предпринять.

Одна пожилая женщина предложила спуститься из окна первого этажа и открыть дверь снаружи. Никто не решался на такой отчаянный шаг, единственным человеком, который вызвался прийти на помощь, оказался не кто иной, как мама. Первый этаж, окно расположено низко над землёй – так думали все, но на деле выяснилось, что расстояние от окна до поверхности земли превышало ожидания. Мама повредила ногу, но открыла дверь и выпустила людей наружу.

Она не всегда была таким отчаянным человеком. Я помню её другой. Когда мы жили в Комсомольске-на-Амуре, я видела маму доброй и спокойной. Она излучала тепло, обаяние и заботу. В те времена она никогда не повышала голос и не пугала меня своими выходками.

Развод с отцом изменил её характер, сделал отстранённой, убрал улыбку с лица. Больше всего на свете я хотела вернуть свою прежнюю маму – добрую и интересную, с которой мы играли в куклы, которая читала мне сказки перед сном и наполняла жизнь счастьем. Её депрессия тянулась из года в год, приобретая хроническую форму и вызывая неуверенность и склонность к пессимизму у меня. Фигура матери играет большую роль в формировании мышления и психики ребёнка. Если малыш видит маму злящейся, не знает, чего ему ждать от неё, у него возникает убеждённость в том, что мир опасен. Такой ребёнок словно балансирует на тонкой жердочке жизни, постоянно падая с неё и поднимаясь. Падая и поднимаясь. Я была этим ребёнком раньше и остаюсь теперь. Девочка, которая сидит во дворе с бабушкой, ждёт возвращения мамы и не знает, придёт она или нет.