Облачный атлас

– Вот, значит, и все мое первое интервью с большим ученым.

Фэй Ли держит дверь открытой.

– Возможно, мы сумеем найти вам другого.

13

– Алло, междугородная? – Руфус Сиксмит держит трубку телефона в безымянном пригородном мотеле за чертой Буэнас-Йербаса. – У меня проблема со звонком на Гавайи… да. Я пытаюсь позвонить… – Он диктует номер Меган. – Да, буду у телефона.

На телеэкране без желтого или зеленого цвета Ллойд Хукс похлопывает по спине Альберто Гримальди на введении в действие нового реактора «ГИДРА» на острове Суоннекке. Они машут публике в лекционном зале, словно спортсмены-победители, а сверху сыплются серебряные конфетти.

– Как и следовало ожидать, – говорит репортер, – президент правления Приморской корпорации Альберто Гримальди объявил сегодня об одобрении строительства на Суоннекке третьего блока АЭС. На второй реактор «ГИДРА-зеро» выделяются пятьдесят миллионов долларов из федерального бюджета, при этом создаются тысячи рабочих мест. Опасения, что массовые аресты, имевшие место на «Тримайл-Айленд»{59} этим летом, повторятся в Золотом штате{60}, не оправдались.

Надломленный и изможденный, Руфус Сиксмит обращается к телевизору:

– А когда водородный пузырь взломает корпус реактора? Когда преобладающие ветры разнесут радиацию по всей Калифорнии?

Он выключает телевизор и стискивает себе переносицу. «Я доказал это. Я это доказал. Вы не сумели меня купить и решили запугать. Я, да простит меня Господь, поддался, но теперь – все. Больше душить собственную совесть я не буду».

Звонит телефон. Сиксмит хватает трубку:

– Меган?

Резкий мужской голос:

– Они идут за вами.

– Кто это?

– Они отследили ваш последний звонок из мотеля «Тальбот», бульвар Олимпия, тысяча сорок шесть. Немедленно отправляйтесь в аэропорт, ближайшим рейсом улетайте в Англию и сделайте, если вам это надо, разоблачение оттуда. Но поспешите.

– Почему я должен верить…

– Будьте логичны. Если я лгу, вы все равно вернетесь в Англию целым и невредимым – со своим отчетом. Если я не лгу, вас убьют.

– Я требую, чтобы вы сказали…

– У вас двадцать минут, чтобы убраться отсюда, максимум. Поезжайте!

Тон набора – гудящая вечность.

14

Джерри Нуссбаум переворачивает стул, садится на него верхом, складывает руки на его спинке и опускает на них подбородок.

– Вообрази себе сцену: я и шестеро этих негроидов в дредлоках, и гланды мне щекочет ихняя пушка. Я толкую не о глухой ночи в Гарлеме, я толкую о Гринвич, черт его, Виллидже, средь бела, черт его, дня, после стопудового стейка с Норманом, черт его, Мейлером{61}. Ну и вот, этот черный братан шмонает меня своей двухцветной лапой и вытаскивает мой бумажник. «Чо это? Кожа аллигатора? – Нуссбаум воспроизводит акцент Ричарда Прайора{62}. – Негусто, бельчонок!» Негусто? Эти задницы заставили меня вывернуть все карманы – буквально до цента. Но кто посмеялся последним? Нуссбаум, кто же еще! Сел в такси и по пути к Таймс-сквер написал свою редакционную статейку «Новые племена», которая ныне, без ложной скромности, стала классикой и которую к концу недели у меня закупили в тридцати изданиях! Мои грабители сделали мне имя. Так что, Лу-Лу, как насчет того, чтобы ты пригласила меня на ужин, а я научил бы тебя, как извлечь немного золотишка из Клыков Судьбы?

Пишущая машинка Луизы звякает.

– Если грабители обобрали тебя буквально до цента, то что ты делал в такси от Гринвич-Виллиджа до Таймс-сквер? Ты что, расплачивался за проезд натурой?

– Ты, – Нуссбаум грузно ерзает, – просто гений по части неврубания.

Рональд Джейкс капает на фотографию свечным воском.

– Определение Недели. Что такое консерватор?

К лету 1975 года эта шутка давно устарела.

– Ограбленный либерал.

Уязвленный Джейкс возвращается к искажению фотографии. Луиза пересекает кабинет, направляясь к двери Дома Грелша. Ее босс говорит по телефону тихим, полным раздражения голосом. Луиза ждет снаружи, но слышит его слова.

– Нет – нет-нет, мистер Фрам, это очень опасно, назовите мне – эй, сейчас я говорю, – назовите мне более опасное состояние, чем лейкемия! Знаете, что я думаю? Я думаю, что моя жена для вас – это не более чем канцелярщина, отделяющая вас от вашего перерыва на гольф в три часа, что, не так? Тогда докажите мне это. У вас есть жена, мистер Фрам? Есть? Есть. Вы можете себе представить, что это ваша жена лежит в больничной палате с выпадающими волосами?.. Что? Что? «Эмоциями делу не поможешь»? Это все, что вы можете предложить, мистер Фрам? Да, приятель, ты чертовски прав, я поищу себе адвоката!

Грелш швыряет трубку, колотит боксерскую грушу, при каждом ударе выдыхая «Фрам!», падает в кресло, закуривает сигарету и замечает, как Луиза мнется в дверном проеме.

– Жизнь. Буря дерьма в двенадцать баллов. Слышала что-нибудь?

– Самое главное. Я могу зайти позже.

– Нет. Входи, присаживайся. Луиза, ты молода, здорова и сильна?

– Да. – Луиза садится на краешек стула. – А что?

– А то, что я скажу пару слов насчет твоей статьи о неподтвержденном сокрытии фактов в Приморской корпорации, и ты станешь старой, больной и слабой.

15

В международном аэропорту Буэнас-Йербаса доктор Руфус Сиксмит кладет ванильного цвета папку для бумаг в ячейку под номером 909, оглядывается по сторонам запруженного народом зала, бросает в щель монеты, поворачивает ключ и опускает его в коричневый конверт с набивкой, на котором уже значится адрес: Луизе Рей, редакция «Подзорной трубы», Клу-билдинг, строение 12, 3-я авеню, Буэнас-Йербас. Сиксмит пробирается к почтовому ящику, и сердце у него бьется все чаще. «Что, если они меня схватят, прежде чем я до него дойду?» Пульс взмывает. Бизнесмены, семьи с тележками для багажа, цепочки престарелых туристов – все, кажется, намерены преградить ему путь. Щель почтового ящика становится все ближе. Вот она уже в нескольких ярдах… в нескольких дюймах.

Коричневый конверт заглатывается и исчезает. «С богом». После этого Сиксмит становится в очередь за билетом. Сообщения о задержках рейсов убаюкивают его, словно литания. Вскидываясь, он тревожно выискивает агентов Приморской корпорации, приближающихся, чтобы схватить его в этот поздний час. Наконец кассирша делает ему знак подойти.

– Мне надо в Лондон. Собственно, куда угодно в Соединенном Королевстве. Любое место, любая авиалиния. Заплачу наличными.

– Никакой возможности, сэр. – Усталость кассирши проглядывает сквозь ее макияж. – Самое раннее, что я могу предложить, – она сверяется с телетайпной распечаткой, – это рейс в Хитроу, Лондон… завтра после полудня, вылет в три пятнадцать, компания «Лейкер скайтрейнз», пересадка в аэропорту Кеннеди, Нью-Йорк.

– Мне крайне важно вылететь как можно скорее.

– Уверена, что так оно и есть, сэр, но у нас забастовка авиадиспетчеров, и тысячи пассажиров ждут рейсов.

Сиксмит говорит сам себе, что даже Приморская корпорация не смогла бы организовать забастовки на авиалиниях, чтобы его задержать.

– Что ж, придется лететь завтра. В один конец, бизнес-класс, пожалуйста, для некурящих. В аэропорту можно где-нибудь устроиться на ночь?

– Да, сэр, на третьем уровне. Отель «Бон вояж». Вам там будет удобно. Будьте добры ваш паспорт. Я оформлю билет.

16

Проникая сквозь немытые стекла, закат освещает вельветинового Хемингуэя в квартире Луизы. Луиза покусывает карандаш, углубившись в чтение брошюры «Запрягая солнце: два десятилетия мирной атомной энергии». Хавьер за ее письменным столом решает задачи на деление в столбик. Чуть слышно играет пластинка Кэрол Кинг «Гобелен»{63}. Через окна доносится смутный гул автомобилей, едущих по домам. Звонит телефон, но Луиза не снимает трубку. Хавьер следит за автоответчиком, который включается с металлическим щелканьем. «Здравствуйте, это Луиза Рей, я не могу подойти к телефону прямо сейчас, но если вы оставите свое имя и телефон, я вам перезвоню».

– Ненавижу эти штуковины, – жалуется женский голос. – Лапочка, это твоя мама. Я только что узнала от Битти Гриффин, что ты порвала с Хэлом – в прошлом месяце? Я просто онемела! Ты не обмолвилась об этом ни словечком ни на похоронах отца, ни у Альфонса. Меня так беспокоит эта твоя замкнутость. Мы с Дуги собираем пожертвования для Американского общества раковых больных, и для нас было бы всем на свете, и солнцем, и луной, и звездами, если бы ты покинула свое крохотное гнездышко хотя бы на выходные и приехала к нам. Лапочка? Здесь будут тройняшки Хендерсоны – Деймиан, кардиолог, Ланс, гинеколог, и Джесси… Дуг? Дуг! Джесси Хендерсон, он кто? Лоботомист? А, забавно. В любом случае, доченька, Битти сказала мне, что по какому-то сочетанию планет все трое братьев не женаты. В самом деле, лапочка, в самом деле! Так что позвони, как только это услышишь. Ну, целую!

И она действительно заканчивает поцелуем взасос:

– Мммм-чмааа!

– Она говорит, как мамаша-ведьма в «Зачарованных»{64}. – Хавьер немного выжидает. – Что значит «онеметь»?

Луиза не поднимает взгляда.

– Когда ты так удивлен, что не можешь говорить.

– Не похоже, чтобы она очень уж онемела, правда?

Луиза поглощена своим занятием.

– Лапочка?

Луиза швыряет в мальчика шлепанцем.

17

В номере отеля «Бон вояж» доктор Руфус Сиксмит перечитывает пачку писем, полученных без малого полвека назад от его друга Роберта Фробишера. Сиксмит знает их наизусть, но их текстура, шуршание и выцветшие буквы, написанные рукой его друга, успокаивают его нервы. Эти письма – то, что он вынес бы из горящего здания. Ровно в семь часов он умывается, меняет рубашку и вкладывает девять прочитанных писем в Библию, которую убирает в прикроватную тумбочку. Непрочитанные письма Сиксмит сует в карман пиджака и идет в ресторан.

Обед состоит из крошечного стейка с полосками жареных баклажанов и плохо промытым салатом. Он скорее умерщвляет, чем удовлетворяет аппетит Сиксмита. Доктор оставляет половину на тарелке и потягивает газированную воду, читая последние письма Фробишера. Через слова Роберта он видит самого себя, ищущего в Брюгге своего непостоянного друга, свою первую любовь – «и, если буду честным, последнюю».

В лифте отеля Сиксмит размышляет об ответственности, которую он возложил на плечи Луизы Рей, гадая, правильно ли он поступил. Шторы в его комнате вдуваются внутрь, когда он открывает дверь.

– Есть кто? – спрашивает он.

Никого. Никто не знает, где ты. Воображение уже несколько недель играет с ним такие шутки. Лишает сна. «Слушай, – говорит он себе, – через сорок восемь часов ты вернешься в Кембридж, на свой дождливый, безопасный, узкий остров. В твоем распоряжении будут твои соратники, твои связи и все твое оборудование. Там-то ты и сможешь подготовить свой залп по Приморской корпорации».

18

Билл Смок наблюдает, как Руфус Сиксмит покидает свой номер, выжидает пять минут и заходит. Он сидит на краю ванны и разминает обтянутые перчатками руки. «Никакой наркотик, никакой религиозный опыт не захватывает так, как превращение человека в труп. Нужны, однако, мозги. Без дисциплины и профессионализма глазом моргнуть не успеешь, как окажешься привязанным к электрическому стулу». Наемник поглаживает счастливый крюгерранд{65} у себя в кармане. Смок осознает, что является рабом предрассудка, но не собирается расставаться со своим амулетом, чтобы доказать обратное. «Трагедия для любимых, большой и толстый кукиш для всех остальных и разрешение проблемы для моих клиентов. Я – всего лишь инструмент, выполняющий волю моих клиентов. Если бы не я, за это взялся бы следующий наемник с „Желтых страниц“. Вини пользователя, вини изготовителя, но не вини пистолет». Билл Смок слышит клацанье замка. «Дыши». Таблетки, принятые раньше, невероятно обостряют его восприятие, и когда Сиксмит шаркающей походкой входит в спальню, напевая «Полетим на реактивном»{66}, киллер может поклясться, что слышит пульс жертвы, более медленный, чем у него самого. Смок видит свою добычу через приоткрытую дверь. Сиксмит валится на кровать. Наемный убийца зримо представляет себе требуемые движения. «Три шага наружу, стрелять сбоку, в висок, снизу вверх и как можно ближе». Смок стремительно выходит из ванной; Сиксмит издает какой-то гортанный звук и пытается встать, но пуля из пистолета с глушителем уже буравит череп ученого и застревает в матрасе. Тело Руфуса Сиксмита откидывается на кровать, словно он свернулся для послеобеденного сна.

Кровь впитывается в томимый жаждой гагачий пух.

В мозгу Билла Смока пульсирует чувство завершенности. «Посмотрите, что я сделал».

19

Утро среды опалено смогом и жарой, подобно сотне утр перед этим и пятидесяти после этого. Луиза Рей пьет черный кофе в парнóй прохладе закусочной «Белоснежка», что на углу Второй авеню и Шестнадцатой улицы, в двух минутах ходьбы от кабинетов «Подзорной трубы», читая о бывшем морском офицере и инженере-ядерщике из Атланты, баптисте Джеймсе Картере, который собирается баллотироваться от демократов. Транспорт по Шестнадцатой движется то разочарованными черепашьими шажками, то безрассудными массовыми бросками. Тротуары затуманены расплывчатыми очертаниями спешащих прохожих и скейтбордистов.

– На завтрак сегодня ничего, Луиза? – спрашивает Барт, повар вторых блюд.

– Только новости, – отзывается его регулярная клиентка.

В дверь вваливается Рональд Джейкс и, оглядевшись, направляется к Луизе.

– Э-э, у тебя свободно? С утра ни крошки во рту не было. Ширли от меня ушла. Опять.

– Планерка через пятнадцать минут.

– Вагон времени.

Джейкс усаживается и заказывает яйца в мешочек.

– Страница девять, – говорит он Луизе. – Нижний угол справа. Там тебя кое-что заинтересует.

Луиза открывает девятую страницу и тянется за кофе. Рука ее застывает.

САМОУБИЙСТВО УЧЕНОГО В ОТЕЛЕ

МЕЖДУНАРОДНОГО АЭРОПОРТА БУЭНАС-ЙЕРБАСА

Выдающийся британский ученый доктор Руфус Сиксмит был найден мертвым в своем номере в отеле «Бон вояж» международного аэропорта Буэнас-Йербаса, после того как покончил с собой. Доктор Сиксмит, бывший председатель Всемирной атомной комиссии, на протяжении десяти месяцев был привлечен Приморской корпорацией в качестве консультанта при сооружении новейшего высококлассного коммунального предприятия на острове Суоннекке рядом с Буэнас-Йербасом. Известно, что в течение всей жизни он страдал от клинической депрессии, а последнюю неделю перед смертью ни с кем не общался. Мисс Фэй Ли, пресс-секретарь Приморской корпорации, сказала: «Безвременная смерть профессора Сиксмита является трагедией для всего международного научного сообщества. Мы, работающие в научном городке Приморской корпорации на острове Суоннекке, чувствуем, что потеряли не только своего глубокоуважаемого коллегу, но и близкого друга. Передаем сердечные соболезнования его семье и многочисленным друзьям. Нам его будет очень не хватать». Тело доктора Сиксмита, найденное служителями отеля с единственной огнестрельной раной в голове, будет отправлено домой для погребения в его родной Англии. Медицинский эксперт полиции Буэнас-Йербаса подтвердил отсутствие каких-либо подозрительных обстоятельств вокруг этого инцидента.

– Итак, – ухмыляется Джейкс, – теперь твое разоблачение века похерено?

У Луизы покалывает кожу, а в ушах стучит так, что больно.

– Кранты. – Джейкс закуривает сигарету. – Близко подобралась?

– Он не мог бы, – Луиза путается в словах, – он не стал бы этого делать.

Джейкс приблизительно изображает вежливость.

– Похоже, он все-таки сделал это, Луиза.

– Никто не кончает с собой, если должен исполнить миссию.

– Может, если миссия сводит его с ума.

– Он был убит, Джейкс.

Джейкс силится прогнать со своего лица выражение «опять двадцать пять».

– Кем?

– Приморской корпорацией, разумеется.

– А! Своим работодателем. Само собой. А мотив?

Луиза заставляет себя говорить спокойно и не обращать внимания на насмешливое предубеждение Джейкса.

– Он написал доклад о типе реактора, разработанного для второго энергоблока, – «ГИДРА». Планы на третий блок ждут одобрения Федеральной энергетической комиссии. Когда они будут одобрены, Приморская корпорация может получить лицензию на поставки как внутри страны, так и за рубежом. Одни только правительственные контракты дадут десятки и десятки миллионов долларов ежегодно. Роль Сиксмита заключалась в том, чтобы дать проекту свою санкцию, но он не прочел сценарий и указал на фатальные ошибки конструкции. В свою очередь, Приморская корпорация похоронила доклад и отрицает его существование.

– А что сделал твой доктор Сиксмит?

– Он готовился выступить публично. – Луиза хлопнула рукой по газете. – Вот чего стоила ему правда.

Джейкс протыкает колышущийся купол желтка ломтиком обжаренного хлеба.

– Ты, э-э, знаешь, что скажет Грелш?

– «Неоспоримые улики», – говорит Луиза тоном врача, выносящего диагноз. – Слушай, Джейкс, не скажешь ли Грелшу… просто скажи, что мне надо кое-куда поехать.

20

Управляющий отеля «Бон вояж» с утра пребывает в дурном настроении.

– Нет, вы не можете увидеть его номер! Все следы инцидента удалил специалист по чистке ковров. Которому, добавлю, нам пришлось заплатить из собственного кармана! И вообще, к какому разряду вампиров вы принадлежите? Вы репортерша? Охотница за привидениями? Романистка?

– Я, – Луиза Рей содрогается от неизвестно откуда идущих рыданий, – его племянница, Меган Сиксмит.

Некая матриархиня с каменным выражением лица заключает плачущую Луизу в объятия, прижимая ее к своему гороподобному бюсту. Случайные свидетели бросают на управляющего уничтожающие взгляды. Тот бледнеет и пытается возместить ущерб:

– Пожалуйста, пройдемте в заднюю комнату, я дам вам…

– Стакан воды! – отрубает матриархиня, отбивая в сторону его руку.

– Венди! Воды! Пожалуйста, вот сюда, почему бы вам…

– Во имя человеколюбия, стул! – Матриархиня поддерживает Луизу в затемненной боковой комнате конторы.

– Венди! Стул! Немедленно!

Союзница Луизы стискивает руки.

– Давай, милая, давай, облегчи свою душу, я слушаю. Меня зовут Дженис, я из Эсфигменоу, штат Юта, и вот мой рассказ. Когда мне было столько, сколько теперь тебе, я была одна в доме и спускалась по ступенькам из детской моей дочери, и там на площадке лестницы стояла моя мать. «Ступай посмотри, как там ребенок», – сказала она. Я объяснила матери, что проверяла минуту назад, что девочка крепко спит. Голос у матери стал ледяным. «Не спорь со мной, юная леди, ступай и посмотри, как там ребенок, немедленно!» Звучит безумно, но лишь тогда я вспомнила, что мать моя умерла в предыдущий День благодарения. Но я бросилась наверх и увидела, что моя дочь задыхается: шнур от полога обернулся вокруг ее шеи. Тридцать секунд, и все было бы кончено. Ну, теперь понимаешь?

Луиза смаргивает с глаз слезы.

– Понимаешь, милая? Они отдаляются, но не уходят насовсем.

Возвращается запыхавшийся управляющий с коробкой для обуви в руках.

– Боюсь, комната вашего дядюшки занята, но горничная нашла вот эти письма – они были вложены в Библию. На конвертах – его имя. Естественно, я собирался переправить их вашей семье, но, поскольку вы здесь…

Он вручает ей стопку из девяти побуревших от времени конвертов, на каждом из которых повторяется адрес: «Для передачи Руфусу Сиксмиту, эсквайру, Колледж Кая, Кембридж, Англия». На одном из них совсем свежее пятно от пакетика с чаем. Все они сильно помяты и торопливо разглажены.

– Благодарю вас, – говорит Луиза, сначала едва слышно, но затем тверже. – Дядя Руфус очень дорожил своей перепиской, и теперь это все, что мне осталось от него на память. Я больше не отниму у вас ни минуты. Простите, что я так расстроилась и не сумела с собой совладать.

Облегчение управляющего более чем ощутимо.

– Вы очень необычная личность, Меган, – заверяет Луизу Дженис из Эсфигменоу, штат Юта, когда они прощаются в вестибюле отеля.

– Вы тоже очень необычная личность, Дженис, – отвечает Луиза и возвращается на парковочный уровень, проходя в десяти ярдах от ячейки номер 909.

21

Не прошло и минуты, как Луиза Рей вернулась в редакцию «Подзорной трубы», а Дом Грелш уже ревет, перекрывая болтовню в отделе новостей:

– Мисс Рей!

Джерри Нуссбаум и Рональд Джейкс отрывают взгляды от своих столов, глядят на Луизу, потом друг на друга и отчетливо произносят:

– Ой!

Луиза кладет письма Фробишера в ящик стола, запирает его и идет в кабинет Грелша.

– Дом, прости, что я не смогла присутствовать на планерке, я…

– Избавь меня от этих женских отговорок. Закрой дверь.

– У меня нет привычки прибегать к отговоркам.

– А привычка присутствовать на планерках у тебя есть? Тебе за это платят.

– Мне также платят за отслеживание своих материалов.

– Стало бы, ты бросилась на место преступления? Не нашла ли ты улик, ускользнувших от копов? Может быть, послание кровью, на кафеле? «Это сделал Альберто Гримальди»?

– Неоспоримые улики только в том случае неоспоримы, когда ты надорвешь себе спину, до них докапываясь. Мне сказал это один редактор по имени Дом Грелш.

Грелш пристально на нее смотрит.

– У меня есть нить, Дом.

– У тебя есть нить.

«Я не могу раздавить тебя логикой и не могу тебя одурачить, я могу лишь зацепить твое любопытство».

– Я звонила в участок, где занимаются делом Сиксмита.

– Нет никакого дела! Это было самоубийство! Если только речь не идет о Мерилин Монро, то самоубийства тиражей не увеличивают. Слишком унылая тема.

– Выслушай меня. Зачем Сиксмит купил билет на самолет, если в тот же день собирался пустить себе пулю в висок?

Грелш разводит руками, показывая размер своего неверия в то, что он вообще участвует в этом разговоре.

– Внезапное решение.

– Тогда почему у него была отпечатанная на машинке – хотя самой машинки не было – записка о самоубийстве? Он что, подготовил ее заранее и ждал, когда его посетит это внезапное решение?

– Я не знаю! Мне наплевать! Что меня волнует, так это необходимость сдать номер в четверг вечером, спор с печатниками, грядущая забастовка почтовиков и Оджилви, держащий над моей головой… чей бишь там?.. меч. Проведи спиритический сеанс и спроси у Сиксмита сама! Сиксмит был ученым. У ученых неустойчивая психика.

– Мы с ним на полтора часа застряли в лифте. Он был хладнокровен как рыба. Слово «неустойчивый» к нему совершенно не клеится. И еще одно. Он застрелился – предположительно – с помощью самого бесшумного пистолета, имеющегося на рынке. Это «роучфорд» тридцать четвертого калибра со входящим в комплект глушителем. Заказать можно только по каталогу. К чему ему было об этом беспокоиться?

– Так. Копы не правы, медэксперт не прав, все не правы, кроме Луизы Рей, лучшей из желторотых журналисточек, чья необычайная проницательность позволяет ей заключить, что всемирно известный числовод был убит только потому, что указал на несколько изъянов конструкции ядерного реактора в некоем отчете, само существование которого никто не подтверждает.

– Отчасти. Вероятнее всего, полицейские не случайно пришли к выводам, удобным для Приморской корпорации. Их к этому подтолкнули.

– Ну конечно, коммунальная компания покупает полицейских! Какой же я болван!

– Учитывая дочерние предприятия, Приморская корпорация – десятая по величине в Штатах. При желании они могут купить Аляску. Дай мне время до понедельника.

– Нет! За тобой обзоры этой недели и, да, материал по кулинарии.

– Если бы Боб Вудворд сказал тебе, что заподозрил президента Никсона в том, что тот отдал приказ взломать офисы своих политических противников{67}, и записал это на пленку, сказал бы ты ему: «Боб, милый, забудь об этом, мне нужно восемьсот слов о сервировке салатов»?

– Не смей выдавать мне эту арию: я-разъяренная-феминистка.

– Тогда ты не выдавай мне арию: слушай-я-занимаюсь-этим-тридцать-лет! Одного Джерри Нуссбаума в этом здании более чем достаточно.

– Ты втискиваешь реальность восемнадцатого размера в предположение размера одиннадцатого. Это погубило многих отличных журналистов. Многих и многих.

– До понедельника! Я раздобуду копию доклада Сиксмита.

– Обещания, которых ты не можешь исполнить, не являются твердой валютой.

– У меня нет никакой другой валюты, кроме как встать на колени и умолять тебя. Ну же! Дом Грелш не станет сворачивать журналистские расследования только потому, что они не окупаются на следующее же утро. Папа говорил мне, что ты был едва ли не самым смелым репортером из всех, кто работал где-либо в середине шестидесятых.

Грелш поворачивает свое кресло и устремляет взгляд поверх Третьего авеню.

– Черта лысого он это говорил!

– Еще как говорил! Это разоблачение в шестьдесят четвертом насчет фондов избирательной кампании Росса Зинна. Ты навсегда вышвырнул из политики этого апостола белого превосходства, от которого у всех кровь стыла в жилах. Отец назвал тебя упрямым, неустрашимым и неутомимым. Дело Росса Зинна потребовало нервов, пота и времени. Я обойдусь своими нервами и своим потом, единственное, о чем я прошу, это немного времени.