скачать книгу бесплатно
– Тогда почему у него была отпечатанная на машинке – хотя самой машинки не было – записка о самоубийстве? Он что, подготовил ее заранее и ждал, когда его посетит это внезапное решение?
– Я не знаю! Мне наплевать! Что меня волнует, так это необходимость сдать номер в четверг вечером, спор с печатниками, грядущая забастовка почтовиков и Оджилви, держащий над моей головой… чей бишь там?.. меч. Проведи спиритический сеанс и спроси у Сиксмита сама! Сиксмит был ученым. У ученых неустойчивая психика.
– Мы с ним на полтора часа застряли в лифте. Он был хладнокровен как рыба. Слово «неустойчивый» к нему совершенно не клеится. И еще одно. Он застрелился – предположительно – с помощью самого бесшумного пистолета, имеющегося на рынке. Это «роучфорд» тридцать четвертого калибра со входящим в комплект глушителем. Заказать можно только по каталогу. К чему ему было об этом беспокоиться?
– Так. Копы не правы, медэксперт не прав, все не правы, кроме Луизы Рей, лучшей из желторотых журналисточек, чья необычайная проницательность позволяет ей заключить, что всемирно известный числовод был убит только потому, что указал на несколько изъянов конструкции ядерного реактора в некоем отчете, само существование которого никто не подтверждает.
– Отчасти. Вероятнее всего, полицейские не случайно пришли к выводам, удобным для Приморской корпорации. Их к этому подтолкнули.
– Ну конечно, коммунальная компания покупает полицейских! Какой же я болван!
– Учитывая дочерние предприятия, Приморская корпорация – десятая по величине в Штатах. При желании они могут купить Аляску. Дай мне время до понедельника.
– Нет! За тобой обзоры этой недели и, да, материал по кулинарии.
– Если бы Боб Вудворд сказал тебе, что заподозрил президента Никсона в том, что тот отдал приказ взломать офисы своих политических противников[67 - …Боб Вудворд… заподозрил президента Никсона в том, что тот отдал приказ взломать офисы своих политических противников… – Роберт Вудворд и Карл Бернстейн – журналисты газеты «Вашингтон пост», раскрутившие скандал о взломе в отеле «Уотергейт», что привело к отставке Ричарда Никсона.], и записал это на пленку, сказал бы ты ему: «Боб, милый, забудь об этом, мне нужно восемьсот слов о сервировке салатов»?
– Не смей выдавать мне эту арию: я-разъяренная-феминистка.
– Тогда ты не выдавай мне арию: слушай-я-занимаюсь-этим-тридцать-лет! Одного Джерри Нуссбаума в этом здании более чем достаточно.
– Ты втискиваешь реальность восемнадцатого размера в предположение размера одиннадцатого. Это погубило многих отличных журналистов. Многих и многих.
– До понедельника! Я раздобуду копию доклада Сиксмита.
– Обещания, которых ты не можешь исполнить, не являются твердой валютой.
– У меня нет никакой другой валюты, кроме как встать на колени и умолять тебя. Ну же! Дом Грелш не станет сворачивать журналистские расследования только потому, что они не окупаются на следующее же утро. Папа говорил мне, что ты был едва ли не самым смелым репортером из всех, кто работал где-либо в середине шестидесятых.
Грелш поворачивает свое кресло и устремляет взгляд поверх Третьего авеню.
– Черта лысого он это говорил!
– Еще как говорил! Это разоблачение в шестьдесят четвертом насчет фондов избирательной кампании Росса Зинна. Ты навсегда вышвырнул из политики этого апостола белого превосходства, от которого у всех кровь стыла в жилах. Отец назвал тебя упрямым, неустрашимым и неутомимым. Дело Росса Зинна потребовало нервов, пота и времени. Я обойдусь своими нервами и своим потом, единственное, о чем я прошу, это немного времени.
– Ввязывать сюда своего отца было грязным трюком.
– Журналистика требует грязных трюков.
Грелш гасит сигарету и закуривает другую.
– В понедельник, с изысканиями Сиксмита, и доказательства, Луиза, должны быть ураганной силы, с именами, источниками, фактами. Кто уничтожил отчет, и почему, и каким образом второй энергоблок Суоннекке станет Хиросимой для Южной Калифорнии. Кое-что еще. Если ты добудешь улики в пользу того, что Сиксмит был убит, мы, прежде чем это печатать, отправимся в полицию. Я не хочу, чтобы под сиденье моей машины заложили динамит.
– «Все факты без прикрас и страха».
– Держись этого.
Когда Луиза садится за свой стол и вынимает спасенные письма Сиксмита, Нэнси О’Хаган изображает на лице некоторую приятность.
Грелш в своем кабинете колотит по боксерской груше.
– Упрямый!
Хрясть!
– Неустрашимый!
Хрясть!
– Неутомимый!
Редактор видит, как его отражение насмехается над ним.
22
Звуки сефардского романса, сочиненного до изгнания евреев из Испании, заполняют музыкальный магазин «Забытый аккорд» на северо-западном углу Спиноза-сквер и Шестой авеню. У телефона хорошо одетый человек, бледноватый для этого загорелого города, повторяет вопрос.
– Секстет «Облачный атлас»… Роберт Фробишер… По правде сказать, я о нем слышал, хотя никогда не держал в руках экземпляра… Фробишер был вундеркиндом, он умер как раз на взлете… Позвольте мне посмотреть, у меня тут список от дилера в Сан-Франциско, специализирующегося по раритетам… Фрэнк, Фицрой, Фробишер… Так, вот и он, есть даже небольшое примечание… Выпущено всего пятьсот экземпляров… в Голландии, перед войной, ну и ну, неудивительно, что это такая редкость… У дилера есть копия с ацетата, выпущенная в пятидесятых… разорившейся французской фирмой. Да уж, не пластинка, а поцелуй смерти… Я попробую, месяц назад «Облачный атлас» у него был, но никаких гарантий по качеству звучания, и должен предупредить, что обойдется это недешево… Здесь указано… сто двадцать долларов… плюс наши десять процентов комиссионных, что составляет… Да? Хорошо, я запишу ваше имя… Рэй кто? О, мисс Р-Е-Й, простите, пожалуйста. Обычно мы просим задаток, но у вас такой честный голос… Через несколько дней. Будем вас ждать.
Продавец записывает, что ему надлежит сделать, затем возвращает иглу к началу «?Por quе lloras blanca ni?a?»[36 - «Отчего малышка плачет?» (исп.)], опускает ее на мерцающий черный винил и грезит о еврейских пастухах, перебирающих струны своих лир на освещенных звездами склонах Иберийских холмов.
23
Луиза Рей не замечает запыленного черного «шевроле», едущего рядом, когда входит в свой многоквартирный дом. Билл Смок за рулем «шевроле» запоминает адрес: 108, «Тихоокеанский Эдем».
За последние полтора дня Луиза дюжину раз перечитывала письма Сиксмита. Они не дают ей покоя. Университетский друг Сиксмита, Роберт Фробишер, написал эту серию посланий летом 1931 года, когда надолго задержался в некоем бельгийском шато. Беспокоит Луизу не тот нелестный свет, который они проливают на уступчивого юного Руфуса Сиксмита, но ослепительно-яркие образы тех мест и людей, что вызываются из небытия этими письмами. Образы настолько живые, что она может назвать их только воспоминаниями. Прагматичной дочери журналиста надлежит, что она и делает, объяснять эти «воспоминания» работой воображения, чрезмерно обостренного недавней смертью отца, но деталь в одном из писем сбросить со счетов невозможно. Роберт Фробишер упоминает о родимом пятне в форме кометы между своей лопаткой и ключицей.
«Я просто не верю в эту чепуху. Я просто не верю. Не верю».
Строители обновляют вестибюль «Тихоокеанского Эдема». Пол устлан большими листами бумаги, электрик проверяет проводку, молотят невидимые молотки. Прораб Малькольм, увидев Луизу, кричит ей:
– Эй, Луиза! Минут двадцать назад в твою квартиру пробежал какой-то незваный гость!
Но слова его тонут в грохоте дрели, он говорит по телефону с кем-то из мэрии о кодовых замках, да и в любом случае Луиза уже вошла в лифт.
24
– Сюрприз, – сухо говорит Хэл Броди, застигнутый за тем, что снимает с полок Луизы книги и пластинки, препровождая их в свою спортивную сумку. – Эй, – говорит он, чтобы скрыть укол вины, – ты так коротко постриглась.
Луиза не очень удивлена.
– Разве все брошенные женщины не делают то же самое?
Хэл издает гортанный щелкающий звук.
– Стало быть, День Рекламаций, – говорит Луиза, злясь на самое себя.
– Почти завершен. – Хэл отряхивает с ладоней воображаемую пыль. – Вот это избранное Уоллеса Стивенса[68 - Уоллес Стивенс (1879–1955) – американский поэт, а также юрист; с 1934 г. – вице-президент Хартфордской страховой компании. Автор сборников лирических медитаций «Фисгармония» (1923), «Человек с голубой гитарой» (1937), «Заметки по поводу высшей формы вымысла» (1942), «Осенние зори» (1950) и др.; лауреат Национальной книжной премии США за сборник статей и выступлений «Необходимый ангел: эссе о реальности и воображении» (1951).] – оно твое или мое?
– Его нам подарила Фиби на Рождество. Позвони Фиби. Пусть она решает. Или вырви нечетные страницы и оставь мне четные. Это похоже на взлом. Мог бы и позвонить.
– Я звонил. Кроме твоего автоответчика, ничего. Выброси его, если никогда не слушаешь.
– Что за глупости, он стоит целое состояние. Итак, что же привело тебя в город, кроме любви к модернистской поэзии?
– Поиски натуры для «Старски и Хатча».
– Старски и Хатч не живут в Буэнас-Йербасе.
– Старски похищает Триада Западного побережья. Будет перестрелка на здешнем мосту Бей-бридж, а еще у нас сцена погони – Дэвид и Пол бегут по крышам автомобилей в час пик[69 - Поиски натуры для «Старски и Хатча». ‹…› …Дэвид и Пол бегут по крышам автомобилей в час пик. – «Старски и Хатч» (1975–1979) – популярный полицейский телесериал с Дэвидом Соулом и Полом Майклом Глейзером в главных ролях; в 2004 г. вышел полнометражный римейк.]. Согласовать это с транспортной полицией – немаленькая головная боль, но нужна реальная местность, иначе мы лишимся всякого подобия художественной целостности.
– Эй, «Blood on the Tracks»[37 - «Кровавые следы» (англ.). (1974) – альбом Боба Дилана.] ты не заберешь.
– Это моя пластинка.
– Теперь уже нет. – Луиза не шутит.
Броди с ироничным почтением вынимает пластинку из спортивной сумки.
– Слушай, мне было так жаль услышать о твоем отце.
Луиза кивает, чувствуя прилив горя и ожесточение.
– Да.
– Наверное, это было… своего рода облегчение.
«Точно, но только те, кто понес утрату, могут на самом деле об этом говорить». Луиза сопротивляется соблазну сказать что-нибудь едкое. Она вспоминает, как ее отец поддразнивал Хэла: «телемальчик». «Я не стану плакать».
– Значит, у тебя все в порядке?
– Да, все отлично. А ты как?
– Тоже отлично. – Луиза глядит на новые бреши на своих старых полках.
– Работа хорошая?
– Отличная. – «Избавь нас обоих от нашего ничтожества». – Полагаю, у тебя есть ключ, который принадлежит мне.
Хэл застегивает молнию спортивной сумки, выуживает ключ из кармана и роняет ей в ладонь. Напыщенным жестом, чтобы подчеркнуть символизм данного акта. Луиза улавливает незнакомый запах лосьона после бритья и воображает себе ее, брызгавшую на него этим утром. «И рубашки этой два месяца назад у него не было». Ковбойские башмаки они покупали вместе, в день концерта Сеговии[70 - Сеговия, Андрес (1893–1987) – выдающийся андалусийский гитарист.]. Хэл переступает через пару грязных теннисных туфель Хавьера, и Луиза видит, что он обдумывает, как бы лучше пройтись насчет ее нового мужчины. Вместо этого он просто роняет:
– Ну что ж, пока.
«Пожать ему руку? Обнять?»
– Угу.
Дверь закрывается.
Луиза накидывает цепочку и заново проигрывает встречу. Она включает душ и раздевается. Зеркало в ванной наполовину скрыто полкой с шампунями, кондиционерами, коробкой гигиенических салфеток, кремами для кожи и подарочным мылом. Луиза сдвигает все это в сторону, чтобы яснее видеть родимое пятно между своей лопаткой и ключицей. Встреча с Хэлом также отодвинута. «Совпадения случаются постоянно». Но оно неоспоримо имеет форму кометы. Зеркало затуманивается. «Факты – вот твой хлеб и твое масло. Родимые пятна могут выглядеть как угодно, не только как кометы. Ты все еще расстроена папиной смертью, вот и все». Журналистка ступает под душ, но в своем воображении расхаживает по коридорам шато Зедельгем.
25
Лагерь протестующих против строительства АЭС на острове Суоннекке находится на материке, между побережьем и болотистой лагуной. По ту сторону лагуны тянутся акры цитрусовых садов, поднимающихся к засушливым холмам. Шалаши, раскрашенные во все цвета радуги фургоны обитателей лагеря и трейлерные домики выглядят как нежелательные дары, выброшенные Тихим океаном. Надпись на натянутом полотнище провозглашает: «ПЛАНЕТА ПРОТИВ ПРИМОРСКОЙ КОРПОРАЦИИ». На дальней стороне моста стоят корпуса Суоннекке «Эй», подрагивающие, словно Утопия в лунном мираже. Загорелые белые малыши плещутся в ленивых волнах на мелководье; бородатый апостол стирает в тазу рубашку; двое по-змеиному гибких подростков целуются в траве, покрывающей дюны.
Луиза запирает свой «фольксваген» и через заросли кустарника проходит к лагерю. Вдали гудят сельскохозяйственные машины. К ней приближаются несколько обитателей, но настроены они явно не дружественно.
– Ну? – с вызовом произносит мужчина с ястребиным лицом коренного американца.
– Я полагала, что это общественная парковка.
– Вы предполагали неверно. Она частная.
– Я журналистка. Надеялась проинтервьюировать нескольких из вас.
– На кого вы работаете?
– На журнал «Подзорная труба».
Тучи немного расходятся.
– Не написать ли вам о последних приключениях носа Барбры Стрейзанд? – говорит индеец и сардонически добавляет: – Без обид.
– Ладно, простите, я не из «Геральд трибьюн», но почему бы не дать мне попробовать? Небольшой положительный отзыв мог бы сослужить вам добрую службу, если только вы не рассчитываете на полном серьезе сорвать строительство атомной бомбы замедленного действия по ту сторону этой полоски воды, просто размахивая плакатами, бренча на гитарах и распевая песни протеста. Без обид.
Какой-то южанин ворчит:
– Дамочка, да они из вас так и прут.
– Интервью окончено, – говорит коренной американец. – Уматывайте отсюда.
– Не беспокойся, Мильтон. – На ступеньке своего трейлера стоит пожилая женщина, беловолосая и краснолицая. – Я с ней поговорю.
Из-за хозяйки выглядывает аристократичная собака нечистых кровей. Ясно, что слово этой женщины весомо, потому что все остальные расходятся без малейших возражений.
Луиза приближается к трейлеру.
– Поколение любви и мира?
– Семьдесят пятый не идет ни в какое сравнение с шестьдесят восьмым. У Приморской корпорации имеются осведомители в наших рядах. На прошлые выходные власти хотели расчистить это место для важных персон, и пролилась кровь. Это дало полиции повод для ряда арестов. Боюсь, в результате развивается паранойя. Входите. Меня зовут Хестер Ван Зандт.
– Я очень надеялась встретиться с вами, доктор, – говорит Луиза.
26
Часом позже Луиза скармливает свой огрызок яблока кроткой собаке Хестер Ван Зандт. Увешанный книжными полками кабинет Ван Зандт столь же аккуратен, сколь хаотичен кабинет Грелша. Хозяйка завершает рассказ:
– Конфликт между корпорациями и активистами – это конфликт между кататонией и памятью. У корпораций есть деньги, власть и влияние. Наше единственное оружие – это возмущение общественности. Возмущение блокировало строительство Юкатанской дамбы, вынудило уйти в отставку Никсона и, отчасти, положило конец зверствам во Вьетнаме. Но возмущение слишком неуклюжая махина, чтобы его производить и им управлять. Во-первых, необходимы тщательные исследования; во-вторых, широкая осведомленность об их результатах: только если она достигает критической массы, общественное возмущение взрывается и начинает действовать. Любую из стадий легко саботировать. Альберто Гримальди по всему миру могут препятствовать исследованиям, погребая правду в комитетах, притупляя ее и искажая, а также запугивая исследователей. Они могут препятствовать осведомленности, приобретая телевизионные станции, выплачивая «гостевые гонорары» ведущим авторам или попросту скупая средства массовой информации. Пресса – и я имею в виду не только «Вашингтон пост» – вот где ведут свои гражданские войны демократические страны.
