Пути непроглядные

Северо-восточные границы постоянно тревожили канарцы. Пятьдесят лет назад они поселились на побережье, получив, по договору с тогдашним королем, земли в обмен на клятвы верности и военную помощь против северян. Клятвы были нарушены всего через несколько лет, и вместо верных союзников Лиандарс получил еще один источник тревог.

Каждую весну, как открывались морские пути, новые корабли с поселенцами приставали к восточному берегу, и каждые два-три года канарцы с оружием в руках устремлялись расширять свои владения.

Сдерживание их натиска занимало у эргов все время, что оставалось от усмирения северных соседей – данцев, расков и затаринцев. Эти воинственные племена никак не могли мирно ужиться по ту сторону великой Стены императора Тибуция, но забывали раздоры всякий раз, как кому-нибудь из них приходило в голову устроить набег на южные земли.

За свою жизнь Дэйг провел четырнадцать военных кампаний. Знал победы и поражения, сражался наравне со своими солдатами, бывал ранен, дважды – серьезно, но на здоровье не жаловался. К сорока годам он трижды овдовел, имел трех законных сыновей, двух дочерей и десяток бастардов.

Глядя на него, казалось, что быть королем и воином – занятие куда менее опасное, чем быть дамой и его супругой. Что, конечно, не останавливало жаждущих королевского внимания дам. Даже теперь, когда всего десять дней прошло с казни несчастной королевы Хависсы.

Но сейчас в передних королевских покоях не было ни дам, ни развлекавших их поэтов. Сновали, входя и выходя, запыленные гонцы. Поодаль от дверей с полдесятка дружинников оживленно спорили, буквально зажав кого-то в угол. Человек этот пытался выбраться и сбежать, но его окружали все теснее. Проходя мимо, Рольван узнал казначея.

Слуга у дверей сказал «подождите», но тут как раз вышел гонец и сразу за ним – сам король Дэйг. Торопливо кивнул в ответ на поклоны. Он казался озабоченным и искал кого-то, когда увидел Рольвана.

Лицо короля стало тревожным и немного виноватым.

– Рольван, – сказал он. – Прими соболезнования. Его смерть – горе для всей страны, но больше всех для тебя.

От теплых слов в горле встал комок. Рольван с трудом сглотнул, кланяясь еще ниже.

– Убийца, когда его поймают, не получит пощады, – добавил король.

– Государь, отправьте меня за его убийцей!

– Нет, – сказал король. – Я разделяю твою печаль, но мы выступаем завтра навстречу канарцам. И ты тоже. У меня нет лишних офицеров.

– Прошу!

– Нет, Рольван. В другой раз я сам послал бы тебя в погоню и дал бы тебе отряд, но не сейчас. Готовься к походу.

Жестом подозвав казначея, – тот с облегченным вздохом поднырнул под чью-то руку и был таков, – Дэйг зашагал прочь. Рольван упрямо сжал зубы и кинулся следом.

– Государь!

Тот остановился. Нахмурился.

– Что еще?

– Государь, – сказал Рольван. – Эрг Удерин, отправляя нас за дрейвами, от вашего имени обещал любую награду, какой мы пожелаем.

Король нахмурился еще сильнее.

– Да, это были мои слова.

– Дрейвы уничтожены.

– Знаю. Какой награды ты хочешь?

– Только одно, государь. Отпустите меня.

– Сейчас? Ты хочешь оставить службу – сейчас?!

Рольван опустился на колени.

– Позвольте мне найти и наказать убийцу, мой король. Это единственная награда, какой я прошу. Я отправлюсь один…

– Не один, – буркнул Торис и встал на колени рядом.

Дэйг помолчал.

– Канарцы разоряют наши деревни, а двое храбрейших воинов просят у меня отставки, – произнес он с горечью. – Чего ждать Лиандарсу, если такие у него защитники? Хорошо, я сдержу слово. Отправляйтесь за ним. Но, когда найдете Гвейра, вы вернетесь и его привезете ко мне живым. Никаких расправ – судить это дело короля. Вы поняли меня?

– Благодарю, государь. Мы поняли, – ответил Рольван.

– Еще как поняли, – зловеще пробормотал Торис.

По завещанию, написанному еще несколько лет назад, отец Кронан оставил свои поместья в пяти днях езды к востоку от Эбрака обители, где некогда нашел духовное утешение и встал на путь священства. Рольвану он оставил городской дом со всей обстановкой и крупную сумму в серебряных и золотых монетах.

Гай тоже получил деньги. Кроме того, епископ обязал Рольвана позволить немому слуге оставаться в доме, сколько захочет, хоть до самой смерти, разве только Гай сам решит уехать куда-нибудь. Тогда его следовало отпустить. Гай остался, и Рольван был очень этому рад.

Хлопоты, связанные с завещанием, задержали его в Эбраке до самых похорон, а след убийцы стыл. Это приводило Рольвана в бешенство. Еще хуже – он понятия не имел, в каком направлении тот след искать.

Совершив свое черное дело, Гвейр бежал и, скорее всего, покинул город на рассвете, прежде чем о преступлении узнали и выставили дополнительную стражу к воротам. Кроме Северных врат, что вели к королевскому замку и не подходили для бегства, оставались еще три, которыми он мог воспользоваться.

Затевая погоню, Рольван не знал, куда ехать – хоть монетку подбрасывай. Идею, между прочим, горячо одобрил Торис, у которого в карманах как раз нашлась одна-единственная золотая монета.

Да и то сказать, последнее слово часто остается за золотом. Коли золоту под силу брать неприступные города – и неприступных дев, тут же добавил Торис, – почему бы не доверить ему и выбор пути?

Но прежде чем Рольван всерьез согласился на этот способ, Торис высказал другую разумную мысль. Гвейр родом из Каэрдунских предгорий, где у его семьи небольшое владение. Почему бы не поехать сперва туда, а в остальном положиться на бога?

– Волк бежит к своему логову, – сказал тогда Рольван.

И вздрогнул, сообразив, что попал в точку.

– А охотники за ним, – подхватил Торис. – Паршивые дрейвы те же волки!

– Значит, на юг, а там посмотрим. Не мог он совсем не оставить следа! Будем расспрашивать в тавернах, на постоялых дворах, и… пусть нас ведет сам бог.

– Ты в храме-то был?

Рольван молча кивнул.

Он пришел в храм перед похоронами и долго стоял, глядя в застывшее, неприятно-желтое в свете свечей, лицо отца Кронана. Долго беззвучно молился и слушал, надеясь на хоть какой-то отклик, но его не было. Епископ ушел. Бог, которому он служил всю жизнь, принял его Надзвездный Свет. Осталась пустая оболочка.

И месть – еще осталась месть, и в ней было больше жизни, чем в этом холодном, неподвижном теле. Когда на гроб опустили крышку и прах навеки возвратился в прах, Рольван вздохнул с облегчением.

– Я поклялся, – сказал он теперь, – поклялся, что буду искать Гвейра, пока не найду. Он может покинуть Лиандарс, даже уплыть за море, и я последую за ним. Может быть, мне придется искать всю жизнь. Поэтому, Торис… если решишь, что не хочешь дальше за ним гоняться…

– Ну вот еще, – возмутился Торис. – Хочешь клятву, вот тебе: пусть демоны Мрака сожрут мою душу, если я не найду этого ублюдка и не спрошу, прежде чем снести ему голову, как он смел притворяться моим другом!

Как бы ни поджимало время и ни грызло нетерпение, перед отъездом нужно было посетить Эранда. Он поправлялся в своем доме под присмотром молодой жены. Рольван отправился туда вместе с Торисом.

Раненый воин долго расспрашивал их о той ночи в лесу – сам он был без сознания и все пропустил. Принес Рольвану соболезнования и пожелал скорее найти убийцу, пообещав выздороветь и отправиться «бить канарцев за себя и за вас». На поправку он шел быстро, и друзья решили считать это доброй приметой.

Собственные раны еще беспокоили их, но помешать походу не могли. Боль в плече тревожила Рольвана меньше, чем нетерпение в мыслях, а к руке уже возвращалась подвижность.

Что до Ториса, пара кровавых царапин вообще не стоили его внимания. Порою Рольван думал, что свалить этого быка можно только ударом тарана.

Простившись с Эрандом, разошлись: Торис направился к ближайшему кабаку, Рольвану же предстоял еще один визит, о котором за всеми бедами он чуть не забыл. Но, не в пример прочим его делам в последнее время, это было приятным. Потому и оставил его на последний вечер, чтобы увезти с собою хоть одно светлое воспоминание.

К знакомому дому на Замковой улице, что соединяла Торговую площадь и Северные ворота, Рольван отправился пешком. От бывшего епископского дома – Рольван еще не привык называть его своим, – ходьбы было от силы полчаса.

Белокаменное жилище господина Луксия, одного из сыновей старого эрга Дебринского, каждую весну утопало в яблочном цвету. Рольвану нравилось сравнивать бело-розовую нежность цветов с целомудренной красотой дочери Луксия, Эйтин.

Благородная и прекрасная, она могла выбрать жениха из знатнейших воинов страны. Но с тех пор как два года назад их представили на праздничном пиру, Эйтин предпочитала всем ухажерам Рольвана. Мало-помалу он стал частым гостем в доме ее отца и неизменным, если только позволяла служба, спутником ее прогулок и развлечений.

Несмотря на высокое происхождение, Луксий, последний из девяти сыновей эрга, не был сказочно богат. К тому же он и сам произвел на свет семерых детей, и пять из них были девочками. Потому он спокойно принял выбор младшей дочери и, хоть не дал пока согласия на брак, препятствий не чинил. Сама же девушка о свадьбе говорила, как о деле решенном.

Яблоневые ветви с пышными гроздьями цветов качались над каменной оградой с башенками – из-за них дом Луксия казался маленькой крепостью. Рольвану не пришлось брать ее штурмом: привратник пропустил его с поклоном, как члена семьи.

Пройдя усыпанной мелким песком дорожкой, оказался перед высоким крыльцом. На верхней ступени перед дверью сидел белоснежный охотничий щенок. Завидев Рольвана, он весело взвизгнул и бросился навстречу, размахивая пушистым хвостом и просясь на руки.

– Как тебе не стыдно, – сказал Рольван, подхватывая его. – Ты ведь уже взрослый пес!

Взрослый пес восторженно облизал ему щеку. Рольван отодвинул собаку на вытянутых руках.

– Ну тихо! Где твоя хозяйка, Гаст?

Ему ответил насмешливый и чуть капризный голос:

– Сколько раз говорить – не смей его баловать! Когда ты наконец научишься манерам, Рольван?

Рольван обернулся и отвесил насколько мог изящный поклон – Гаст улучил возможность и лизнул его во вторую щеку.

– Под вашим руководством, госпожа Эйтин, я стал манернее самого короля!

– Этого-то грубияна? Да он в жизни не отличит даму от кобылицы! – девушка опасливо оглянулась, но отругать ее за дерзость было некому. – Нет уж, Рольван, от тебя я жду большего!

– Все, что пожелаете, моя госпожа!

Оказавшись рядом, Эйтин забрала и спустила на землю щенка. Ее лицо стало серьезным.

– Как хорошо, что ты пришел, – она решительно обняла Рольвана за шею. – Мне так жалко епископа, правда! Я столько ночей не могла заснуть, думала, как ты…

Рольван осторожно ответил на объятие и сразу отстранился. Меньше всего на свете он желал быть пойманным за соблазнением дочери Луксия. Этот цветок он собирался получить во владение, а не срывать украдкой.

Эйтин только исполнилось шестнадцать, и она действительно походила на цветок. Светлые волосы волнами рассыпались по ее плечам, по меховой накидке, такой же белой, как ее кожа. Дед Луксия был квирским легионером – он вышел в отставку по старости и остался в Лиандарсе после ухода войск. От него в наследство Эйтин получила темные, с хитринкой глаза и очаровательный волевой подбородок.

– Спасибо вам, госпожа.

– Ты такой ужасно правильный, Рольван! – вздохнула она.

– Вовсе нет. Я мечтаю о высочайшей награде.

– Ты просто боишься.

– Конечно. Я отчаянно трушу при мысли, что могу вас потерять.

– Вот, об этом я и собиралась тебе сообщить, – Эйтин приняла серьезный, даже печальный вид. Медленно протянула: – Отец сказал…

– Что?

– Что он много думал о моем будущем… и о тебе…

– И что? Эйтин!

– Вот видишь, теперь «Эйтин»! А как же «госпожа»?

– Что он сказал?!

Девушка улыбнулась его испугу.

– Он сказал, что ты храбр и честен, и хоть невысокого происхождения, но заслужил свое место, и король очень тебя ценит. И что если ты его теперь спросишь, он скажет «да».

– Хвала Миру, – выдохнул Рольван.

Он добился этого. Он, безземельный сирота. Он женится на девушке из эргской семьи, на красавице, чистой и безупречной, как ангел. Если бы только отец Кронан был жив!

– Ты рад?

– Я счастлив, – прошептал Рольван.

Опустился на колени и расцеловал ее ладони. Эйтин отняла руки:

– Ну хватит. Пойдем в дом!

– Ваш отец дома? Я могу с ним поговорить?

– Ох, нет! Они все уехали на какой-то смотр из-за этой вашей войны! А мама теперь каждый день у моей сестры Атирне, у них вот-вот родится ребенок, – Эйтин сморщила нос. – Поэтому я одна. Я боялась, что ты не придешь, так и уедешь опять, не простившись!

– Разве же я мог? Но когда я смогу его увидеть?

– Не знаю. Завтра, может быть.

– Завтра меня здесь уже не будет, госпожа Эйтин. Я пришел только увидеть вас перед долгой дорогой… Мне так жаль!

– Разве ты не можешь задержаться всего на день?

Рассказать ей? Поймет ли она, какая жгучая потребность гонит Рольвана, как дорого стоит каждый час промедления? Или вовсе не увидит смысла откладывать свадьбу ради какой-то мести?

Он ответил:

– Не могу. Но теперь я сделаю все, чтобы скорее вернуться!

– Клянешься? – вздохнула Эйтин.

– О да!

– Ты никогда не делаешь так, как я хочу. А я все равно это терплю. Почему?

– Не знаю. Наверно, потому, что вы так добры, а я не стою даже вашего взгляда.

– Льстец. Скажи мне, – Эйтин шагнула ближе, оказалась совсем рядом, – скажи, ты будешь думать обо мне каждый день до твоего возвращения?

– Конечно!

– И каждую ночь?

Рольван улыбнулся:

– Обещаю.

– А когда вернешься и отец даст тебе согласие, ты все еще будешь таким скучным и нерешительным?

Ответ мог быть только один. Ругая себя за неосторожность, Рольван прижал к себе ее нежное тело и несколько мгновений был счастливейшим человеком в мире.

Потом распрощался и сбежал прежде, чем его и ее благоразумию окончательно пришел конец.

Глава четвертая, пугающая

Сядь у огня и слушай. Я расскажу тебе о далекой стране лиандов, о ее прозрачных озерах и покрытых вереском холмах, о чудесах, сокрытых в глубине ее лесов. Я расскажу тебе об отважных мужах и прекрасных девах с чистой и нежной кожей и волосами мягкими как шелк.

Но еще расскажу о тварях, что приходят ночью, о порождениях другого, тайного мира. Создания те прекрасны видом, но намерения их черны, и горе тому, кто задержит взгляд на их лицах, кто послушает и пойдет на их зов. Говорят, что такой человек забудет все, что знал и любил, забудет даже собственное имя и вскоре исчезнет, и никто не узнает, что с ним стало.

И все же находятся смельчаки, решившие отыскать дорогу в иной мир. Об одном из них я и поведаю тебе сегодня.

Сказка

Не будь самонадеян и не думай, будто сама твоя вера способна оградить тебя от зла. Помни, что демоны подстерегают слабые души. Бодрствуй в молитвах и будь внимателен, чтобы не оступиться и не впасть в грех, ибо таковой становится беззащитен перед созданиями тьмы.

«Поучения святого Ауриния»

Таверна при въезде в деревеньку у излучины реки – приземистое строение из грубого камня, с ветхими хижинами-службами вокруг, внутри оказалась теплой и уютной после целого дня под холодным дождем. Хозяин, плотный, с виду неуклюжий, криво подпоясанный поверх фартука пестрым кушаком, вытер усы и покачал головой:

– Нет, благородные господа, одиноких всадников у нас не останавливалось. Эрг наш, да хранит его Мир, вместе с королем, говорят, воюет на севере, и его люди с ним, а кроме них какие здесь всадники? Им у нас искать нечего, да и тракт-то основной мимо идет, а мы на отшибе. Купцы, бывает, заворачивают, да они поодиночке-то не ездят, особливо теперь, с этими-то делами, – и он размашисто осенил себя божественным знаком. – Да еще в том месяце королевские дружинники были, вот так-то. Двадцать как есть человек, благородные господа – все пиво выпили. А одиноких давненько не видали, кто ж в наше время в одиночку-то ездит? Тут за ограду-то по вечери боязно в одиночку выйти, теперь, сами знаете…

На последних словах этой речи, которую Рольван терпеливо выслушивал, в завешанную меховым пологом дверь вошел Торис, а за ним Твилл с похудевшими в дороге сумками.

– Не конюшня, а развалина, но крыша не течет, – сообщил Торис. – Овса насыпали вдоволь, я сам проследил. Теперь хорошо бы и нам корм задать.

Хозяин при этих словах почему-то очень обрадовался:

– Зададим, благородные господа, еще как зададим! Усаживайтесь вот, к огню, там как раз место свободно, да плащи просушите. Погода, будь она проклята! Сплошной убыток – кто пойдет в такую погоду в таверне сидеть?

На этот счет добрый хозяин поскромничал. Рольван ощутил на себе недобрые взгляды трех десятков посетителей – все как на подбор сутулы, бородаты, насуплены. Похожи, как бывает в захолустье, где все жители в родстве.

Поодаль пристроился одинокий музыкант с волынкой, что издавала на редкость несчастные звуки. На него поглядывали хмуро, но в оловянной кружке на столе блестела горстка медяков.

Торис скривился:

– Хвост ему прищемили, что ли?

– Брось, – сказал Рольван. – Пусть играет.

Он вытащил и бросил в кружку мелкую монетку. Волынщик, не прерывая игры, изобразил признательную гримасу.

Обойдя его, все трое устроились за столом. Жар огня мигом согрел их и прогнал память о мороси за дверью. Мокрые плащи заботливый хозяин развесил у очага.

Еще в начале пути решили, что образ дружинников скорее помешает, чем поможет в поисках. Особенно если забираться в глухие места, где любви к верховной власти не бывало отродясь, а старики еще бредят сказками о свободных кланах и мудрых дрейвах. Все трое казались обычными путниками: в льняных рубахах со штанами, коротких туниках и темных дорожных плащах. Вооружены были, правда, до зубов, но здесь уж ничего не поделаешь.

Зато кольчуги и шлемы, по которым любой признал бы в Рольване и Торисе знатных воинов, сменили простые кожаные панцири с нашитыми бляшками, да и те остались в седельных сумках. Единственный враг, что встретился им пока – дождь, а таскать на себе намокшую кожу не хотелось никому.

Из дальней двери за очагом вышла женщина, полногрудая, опрятная, сразу видно – хозяйка приличного заведения. Перед голодными путниками появились миски с наваристой бараньей похлебкой, свежий хлеб и кувшин ячменного эля.

Рольван осушил чашу в несколько глотков и почувствовал себя вполовину не таким злым и промокшим, как пару минут назад. С облегчением принялся за еду. Спутники не отставали.

Местные глядели с неприязнью, переговаривались негромко, но ссору затевать не спешили, и Рольван решил не обращать внимания.

Волынщик затянул новую мелодию, еще пронзительнее прежней.

– Что делать будем, командир? – спросил Торис, вытирая рукавом усы.

Рольван пожал плечами и потянулся к кувшину. Он не знал ответа.

Третью неделю ехали они к югу, сворачивая на всяком постоялом дворе, у всякого придорожного трактира, описывали приметы Гвейра буквально каждому встречному и всюду получали один ответ: никто его не видел.

Дважды их направляли по ложному следу. Раз они целый день скакали вдогонку за путником, который оказался вовсе не Гвейром и с которым Рольвану пришлось-таки сразиться. Обнаружив погоню, этот путник смертельно оскорбился и не желал никаких объяснений.

Если только Гвейр вместе с конем не обратился в волка или не стал невидимкой, он должен был оставить хоть какие-то следы! Хотя бы раз попасться на глаза людям! Разве что он выбрал другую дорогу или вовсе не поехал в Каэрдун.

Теперь Рольван удивлялся своей глупости. С чего беглецу спешить туда, где его в первую очередь станут искать? Разве не лучше уехать прочь из Лиандарса?

Хотя бы на север, за Стену. Там не почитают квирской веры. Там дрейву ничего не грозит. Или – кратчайшей дорогой к побережью, купить место на корабле и навсегда покинуть остров. Затеряться в огромном мире и пропасть навсегда.

А если так, они зря оставили своих товарищей и короля. И ехали совсем не в ту сторону.

Вдобавок уже неделю шли дожди, и настроение было холодным и промозглым.

Ториса смущали те же мысли. Временами Рольван жалел, что не поехал один. Тогда ему не пришлось бы отвечать на этот надоевший хуже желудочных колик вопрос.

Он скривился и ответил:

– Мы поедем дальше и будем искать, пока не найдем.

– Понятное дело, – вздохнул Торис.

Рольван пожал плечами. Торис наполнил чашу и заговорил вполголоса:

– Чудно́й здесь народ, скажу я тебе. Мне еще на том постоялом дворе почудилось – пуганые они какие-то, понимаешь, о чем я? Если даже и видели кого, нам не скажут.

– Пожалуй, – согласился Рольван, помолчав.

Они вправду были напуганы – и приветливый хозяин, и его пышная жена, и жалобный волынщик. Про остальных, чьи взгляды ловили каждое движение приезжих, и говорить нечего.

Рольван потер глаза. Может, усталое воображение над ним шутит, и тогда всего лишь надо завалиться на какой найдется тюфяк и дать себе отдых. Или же все в таверне лишь притворяются, что отдыхают, а сами то ли ждут нападения, то ли замышляют его сами.

– Хозяин! – позвал Рольван, и тот сразу очутился рядом.

– Желаете чего, благородные господа?

– Принеси еще твоего отличного эля. И сядь с нами, поговорим.

Эль действительно был неплох, и поговорить хозяин таверны не отказался.

Не задав ни одного вопроса, Рольван узнал, что погода дурная, и если дальше так пойдет, урожая хорошего нечего и ждать. Что приплод у овец и у коров в этом году на удивление здоровый, грех жаловаться, да и зима, если верить приметам, будет теплой. С другой стороны, приметам верить не след: в день святого Калиаса было морозно, а это, как все знают, к сухому лету, и что мы видим? И трех дней подряд без дождя не обошлось. Что приметы нынче ошибаются, это не к добру. Благородные господа, конечно, знают, что приметы верны всегда, кроме темных времен; а что нынешние как раз темные, то это самая что ни на есть истинная правда…

Он замолчал и осенил себя божественным знаком. Торис воспользовался паузой:

– Вот-вот, как раз об этом-то мы бы и послушали. Расскажи нам про темные времена.

– И вправду, добрый хозяин, – поддержал Рольван, – поведай нам о ваших бедах.

Эти слова прозвучали неожиданно громко в притихшей комнате. Даже волынщик отложил инструмент и уставился на Рольвана.

– А вы, благородные господа, видно, издалека, раз ничего не знаете, – заметил хозяин.

– Мы в самом деле издалека, – ответил Рольван, краем глаза наблюдая, как руки селян тянутся к поясам, к рукоятям длинных ножей.

Торис нахмурился и схватился за меч. Рольван под столом наступил ему на ногу. Гигант нехотя положил ладони на стол.

– Вижу, вас тревожит какая-то опасность. Расскажите, чтобы и мы были начеку.

Пока хозяин думал над ответом, раздалось громкое:

– Ну, хватит уже!

Человек, что поднялся из-за стола, ростом почти не уступал Торису и явно любил подраться. Рольван давно заметил его сбитые кулаки и кривой нос.

– Ишь, выспрашивают, что да как, а сами-то небось холоднее мертвого! – прорычал он, перебираясь через скамью.

Его приятели мигом вскочили и бросились к гостям.

Все случилось одновременно: полетел, выбрасывая золотую струю, на пол смахнутый со стола кувшин, Торис вскочил и наполовину вытащил меч, Рольван перехватил его руку и буквально повис на ней, а хозяин таверны решительно загородил смутьянам дорогу.

Твилл вставать не стал, но вытащил нож и поднял его так, чтобы видели все.

– А ну-ка, садись обратно! – велел хозяин. – Не в моем доме, Марх!

– Уймись, Торис, их слишком много! – прошипел за его спиной Рольван.

– Много?! – взревел Торис, но Рольван зажал ему рот ладонью и насильно усадил на скамью.

Драчун Марх тем временем остановился, удивленный отпором.

– Ты чего это, Рин? – вопросил он. – Не хочешь их проверить?

– Протри глаза! Они едят и пьют побольше твоего!

– А я говорю – проверить, и дело с концом, – не уступил Марх.

– Проверить – что именно? – спросил Рольван.

Одной рукой он держал за плечо Ториса, другая теперь легла на рукоять меча. Селяне переводили взгляды с Марха на хозяина, на увешанных оружием и явно готовых к драке гостей. Задор угасал на глазах.

Хозяин обернулся.

Его круглая, как бородатая луна, физиономия выражала сразу растерянность и твердую решимость не допустить беспорядков. Может, он и хотел бы согласиться с Мархом, но не сделает этого.

– Что здесь вообще происходит? – спросил Рольван.

– Прощения прошу, благородные господа… – хозяин помялся и продолжил: – вы, конечно, не с юга следуете? Не с Тиринийской стороны?