скачать книгу бесплатно
Остался в стороне взмыленный Исарин конь с опустевшим седлом. Тагрия и раненый, опять утонувший в колдовском тумане Бетаран ворвались под своды леса.
Здесь волей-неволей пришлось сбавить ход. Копыта вязли во влажной, покрытой прошлогодней листвой земле. С каждым шагом становилось темнее. Треск ломавшихся веток мешался с тяжелым дыханием и стуком сердца, забивал сознание – Тагрия не слышала погони, не знала, есть ли кто за спиной, не могла даже и думать об этом. Она будто поглупела от всего, что обрушилось так внезапно. Динарик, Исара, сумасшедшая эта скачка…
Болели стертые о лошадиные бока ноги, болела левая рука, там, где у Бетарана сочилась из-под толстого древка кровь. Деревья перед глазами колебались, как в дыму. Нельзя останавливаться, нельзя падать в обморок, нельзя плакать. Тагрия не помнила только, почему нельзя.
Толстая ветвь промелькнула перед лицом, чуть не выбила из седла. Тагрия едва успела отклониться. Ветка скребнула по волосам. Под копытами что-то хрустнуло, и Тагрия вдруг пришла в себя.
Выпрямив спину, огляделась.
Густые кроны деревьев совсем заслонили небо. Солнечный свет проникал сквозь них редкими полосами. Тропы не было и в помине. Лошади сами выбирали путь в зарослях, меж толстых, местами покрытых мхом стволов и частого подлеска. Погони не было. Если кто и последовал за беглецами в лес, то давно отстал.
Бетаран был жив. Он странно, перекосившись набок, держался в седле и все ниже опускал голову. Левый рукав пропитался кровью.
– Я и правда дура, – всхлипнула Тагрия, останавливая лошадей и прыгая на землю. – Бет! Прости меня, Бет! Иди сюда скорей!
Его пришлось буквально стаскивать с седла. Тагрия с трудом устояла на ногах, но все же сумела уложить, а не уронить брата животом на землю. Вытащила кинжал. Самый, по общему мнению, подходящий для дамы, с коротким, в полторы ладони, прямым лезвием и красивой золоченой рукояткой, он не годился для защиты, в этом Тагрия уже убедилась. Но разрезать одежду им можно. Камзол, нижняя туника – все промокшее, слипшееся, склизкое от крови. Тагрия тихонько охнула, когда обнажилась рана.
Короткая толстая стрела прошила предплечье насквозь, и вытащить ее оказалось не так-то просто. Хуже всего, что Бетаран даже не стонал, пока Тагрия возилась с его плечом, только дышал тяжело. Лишь когда стрела наконец поддалась – Тагрии пришлось упереться в спину брата ногой, – и вышла с отвратительным хлюпаньем, он негромко вскрикнул.
Кровь хлынула потоком. Тагрия отчаянно вспоминала все, что слышала про раны от стрел, благо тема была одной из любимых за столом в таком далеком сейчас замке Мория. Со слов мужчин все получалось просто: следовало небрежно бросить: «Царапина!» и продолжить славный бой, и лишь потом, на отдыхе, позволить слуге промыть и перевязать рану.
Промыть и перевязать. Тагрия бросилась к лошадям. Обе фляги для воды оказались пустыми. Вспомнилось, что Тинкал приказал трогаться, как раз когда она шла с флягами к ручью. Его недовольный взгляд скользнул по Бетарану, и Тагрия поспешно спрятала фляги, чтобы усадить брата в седло. И теперь ей нечем промыть рану, совершенно нечем! Разве только вино? Из сумки появилась еще одна фляга, полная почти наполовину.
В конце концов Тагрия щедро полила рану вином и натуго перевязала полосками ткани, безжалостно оторванными от нижней юбки. Повязка получилась кривая, да и ткань могла бы быть почище, но пришлось обходиться тем, что есть. Остатки вина Тагрия заставила Бетарана выпить.
Закончив, так и осталась сидеть на земле. Шевелиться не хотелось совершенно. Тагрия вся перепачкалась кровью – руки, платье, даже лицо. На Бетарана страшно было смотреть: бледный как молоко, в грязном разрезанном камзоле, и вдобавок все тот же неподвижный взгляд.
Проклятие на этих жрецов! Зачем, спрашивается, им было гнаться и стрелять?! Подумаешь, какое зло для Империи – две женщины и заколдованный мальчишка!
Ответ пришел сам, хоть Тагрия и не просила его: они гнались, потому что мы убегали.
Захотелось повторить, и погромче, все слышанные от разбойников ругательства. Тагрия так и сделала. Даже дважды. Потом припомнила любимые словечки отца – когда он приходил пьяный и шарил по дому в поисках еды. Напряглась и вспомнила, как ругались посетители трактира много-много лет назад, когда Тагрия была еще совсем девочкой. Торговцы, ремесленники, городская стража – о, у них было много веселых названий для всего на свете, а во дни праздников и ярмарок в трактир собирались сквернословы со всей Империи!
Мама старалась уберечь нежные детские уши, но мамы не стало, отец повадился целыми вечерами сидеть за столом с вином и костями в компании таких же пьяниц, а Тагрия встала за стойку. Там уж никто не мешал ей слушать и запоминать.
Так она сидела и ругалась, а Бетаран смотрел пустыми глазами и слушал. Или не слушал, какая разница?
Если бы она только остановилась! Сдалась бы жрецам, назвала свое имя! Стражам Империи предписано очищать дороги от разбойников, но к баронессе Дилосской они проявили бы все возможное почтение. Какая нелегкая понесла ее вслед за Исарой? Доигралась в колдунью!
Но, ругайся – не ругайся, сидя под деревом помощи не найдешь. Да что там помощи, даже завалящего ручья, чтобы смыть кровь и наполнить фляги! Нужно было двигаться дальше. Точнее, двигаться куда-нибудь, потому что Тагрия совершенно не помнила, в какой стороне дорога в Ферр. Сколько времени лошади шли куда хотели, пока всадники не соображали ничего, что заколдованный, что считавшая себя почти что магом! Смешно сказать – брат лишен рассудка, ранен, а она даже не в силах ему помочь, и еще что-то там о себе мнит! И вправду проклятая дура!
Тагрия чуть не пошла ругаться по второму кругу, но вовремя остановилась. Рывком вскочила, поймала лошадей – те жевали траву и вовсе не мечтали опять нести куда-то своих бестолковых наездников. Осторожно подняла Бетарана. Усадила в седло. Уселась сама, поморщившись: стертые ноги тоже не обрадовались новой поездке.
И снова – ведь ей же не привыкать! – отправилась куда глаза глядят.
Ручей нашелся скоро. Правда, бежал он по дну оврага, так что Тагрии пришлось несколько раз спускаться и карабкаться обратно с полными флягами. Рыхлая земля осыпалась из-под ног.
Наконец Бетаран оказался кое-как вымыт, а усталые лошади напоены. Спустившись в последний раз, Тагрия тщательно смыла с рук и лица засохшую кровь. Вода обжигала холодом, но была удивительно вкусной.
От оврага уводила в чащу тропа, узкая и неровная – едва ли по ней случалось ходить людям. Тагрия решила довериться ей, протоптанной лесными зверями, до тех пор, пока не придумает чего-нибудь получше.
Бетаран оставался так же бледен и слаб. Повязка пропиталась кровью, но больше не мокла. Хотелось надеяться, что это добрый знак.
Тропа вилась меж стволов, огибала корни, выступавшие из земли грубым подобием ног, словно деревья вознамерились сняться с места и отправиться в странствие. Ветки торчали, как узловатые руки, грозя выбросить всадников из седел. Ехать приходилось медленно. Солнечный свет, падавший сквозь ветви, поблек. Тагрия не сразу поняла, что это наступил вечер.
Только одно может быть хуже, чем блуждать в незнакомом лесу: блуждать в незнакомом лесу ночью. Тагрия выбрала место для ночлега, едва начало темнеть. Впрочем, выбрала – это слишком громко сказано, она просто увидела прогалину, неотличимую от множества других, и свернула туда.
Бетаран тяжело повис у нее на руках. Чудо, что он не свалился с седла раньше. Усадив его, Тагрия осторожно размотала повязку.
Рана больше не кровоточила. Теперь ее закрывало что-то похожее на темную корочку. Кожа вокруг покраснела и была горячей на ощупь. Тагрия огляделась, но не нашла ни подорожника, ни тысячелистника, чтобы приложить их. Наверняка сгодилась бы какая-нибудь из растущих здесь трав, но если бы знать, какая!
Промыла рану водой из фляги. Корочка намокла и отошла, из-под нее вытекла светлая жидкость. Остатки юбки пошли на новую повязку, старую же Тагрия прибрала – выстирать и использовать снова.
На дне сумки отыскались сухие остатки хлеба и надоевший уже сыр. Тагрия почти силой накормила Бетарана, сама с трудом проглотила пару кусков.
Перед глазами снова и снова падал лицом вниз Динарик, кричала Исара, только что полная жизни, через пару мгновений – мертвая.
«Не будет никакой школы колдунов. Надеюсь, ты встретила своего Аресия, надеюсь, он тебя не забыл. Надеюсь, Бетаран не умрет из-за тебя и я тоже…»
Исара без колебаний отдала бы за свою мечту чужие жизни и, в конце концов, отдала собственную. Правда, и мечта умерла вместе с ней. Но все же Тагрия не могла осуждать разбойницу, хоть ее нелепое бегство и наделало стольких бед.
До чего же это страшная штука – мечта!
Укладываясь вместе с братом на ночь, Тагрия думала о тех, кто протоптал тропу и кто, возможно, придет полакомиться человечиной еще до утра. Лошади паслись рядом, то и дело вскидывая головы и вглядываясь тревожно в темноту. Где-то совсем близко ухала сова и скрипели, терлись друг о друга ветви. Порой доносился треск, как будто кто-то большой продирался сквозь заросли; тогда лошади еще на пару шагов подходили ближе к людям.
Костер отогнал бы ночных зверей, и валежника вокруг было сколько угодно, но прихватить в путь кремень и кресало баронессе Дилосской почему-то не пришло в голову. Наверное, очень уж торопилась убежать из-под супружеского крова? А потом, разживаясь на разбойничий манер едой и питьем в чужих домах – о чем думала? Эх…
Засыпая, Тагрия крепко сжимала в руках бесполезный свой кинжал.
Проснулась на рассвете, вся мокрая от росы. Бетаран тяжело дышал во сне. Лицо его раскраснелось. Коснувшись его руки, Тагрия охнула: кожа обжигала огнем. Не нужно было много ума, чтобы понять: началось заражение.
Размотала повязку. Рана выглядела плохо. Она вздулась и посинела, выше к плечу и вдоль руки тянулись зловещие красные полоски.
– Не надо, пожалуйста, Бет, – прошептала Тагрия. – Ну, что же мне с тобой делать?
Снова, уже безнадежно, полила водой из фляги, забинтовала грязной тряпкой. Попыталась накормить брата, но он давился и выплевывал, не слушался даже «магического» голоса. Тагрия его понимала, у нее у самой в горле стояла тошнота. В конце концов оба позавтракали чистой и вкусной водой.
Бедняжки лошади нуждались в чистке и хорошей порции овса, но получили только мокрую траву и неласковое: «Ну, вперед!» Трудно сказать, кто выглядел в это утро более несчастным.
Утро между тем разгулялось вовсю. Ему, как и лесу, не было никакого дела до печалей двух бродяг, без приглашения явившихся в чужой дом и теперь беспомощно бродящих в поисках выхода. Птицы гомонили над головой прямо-таки бессовестно громко – издевались. Из-под копыт выскакивало и кидалось наутек что-то мелкое. Тагрия не присматривалась – что. Тропа то уходила глубоко в переплетение ветвей, то выскакивала на открытое пространство, и тогда у путников слезились отвыкшие от яркого света глаза.
Бетаран быстро слабел и наконец обвис, чуть не свалившись на землю. Тагрия спешилась и подхватила его.
– Хорошо, Бет, мы поедем вместе, – она старалась говорить весело, только голос обидно дрожал. – Так даже лучше, вторая лошадь отдохнет, да?
Бетаран возражать не стал, его кобыла – тоже. Тагрия с трудом взгромоздилась на коня вместе с братом. Тяжелое безвольное тело навалилось на нее, обжигая даже через одежду. Смотреть вперед и править конем в таком положении очень трудно; попробовав так и эдак, она пристроила голову Бетарана у себя на плече и взяла поводья.
Казалось, зарослям не будет конца. Тагрия уже приготовилась ехать так, не зная куда, пока они оба не умрут, когда тропке вдруг надоело извиваться червяком: она пошла прямее и вскоре слилась с другой, пошире и поутоптанней. Скосив глаза вниз, Тагрия увидела – о чудо! – следы подков.
– Видишь, Бет, видишь, мы скоро приедем к людям! Нам помогут, обязательно помогут, ты только не умирай! Слышишь?!
Бетаран молчал и не открывал глаз. Губы его запеклись, но, по крайней мере, он дышал. Тагрия принялась изо всех сил подгонять коня.
Тропа рассекала лес, как нож режет мясо. Деревья по обе стороны теперь не казались замшелыми великанами, они стали моложе и стройней, между ними чаще появлялись просветы. Небо над головой было ясным, солнечные лучи – нестерпимо-жаркими. Тагрия вымокла от пота. Впрочем, виной тому было не солнце: грех пенять на жару, коли сидишь, обнимая раскаленную печку.
После полудня лес почти сошел на нет, потянулись заросшие редколесьем холмы. Тагрии они напомнили далекий Дилосс. Тропа уверенно бежала через них, уводя к юго-востоку. Все чаще попадались следы копыт и колес. Людей, правда, не было видно.
Сначала Тагрия услышала плеск бегущей воды, потом тропа резво обежала вокруг холма и вывела на пологий речной берег. Оборвалась. Видно было, как на дальнем берегу она вновь начинается от остатков разрушенного моста, взбегает на холм и теряется в густеющем лесу. Левее по обоим берегам из воды торчали камни, обозначавшие брод. А здесь, рядом…
Тагрия поспешно спрыгнула на землю. Стащив с седла Бетарана – он не открывал глаз, – уложила его и помчалась к дому.
– Помогите, кто-нибудь! – закричала она, изо всех сил ударяя кулаками в дверь.
Та распахнулась от удара. Посередине избушки под круглым дымоходом был сооружен очаг, вдоль стен тянулись накрытые шкурами скамьи. На столе грубая глиняная посуда, кучка дров перед очагом, у стены покрытые засохшим илом сети. И – никого.
Тагрия молча прислонилась к стене. Сил не оставалось даже заплакать. Охотничья или рыбацкая избушка могла пустовать большую часть года, лишь изредка давая приют случайным проезжим. Никакой надежды найти здесь людей, конечно, не было. И… что теперь?
Бетаран лежал там же, где Тагрия его оставила, бледный и очень похожий на труп. Дыхание было редким и хриплым, по телу то и дело пробегали судороги. Тагрия набрала воды в принесенную из дома чашку, уронила несколько капель в его приоткрытые губы. Больше ничем помочь она не могла. Она достаточно повидала умирающих, чтобы понять: надежды нет.
Она села возле брата на землю, скрестив ноги, и стала ждать смерти.
Глава 5. Это и вправду ты
Широкая тень появилась словно из ниоткуда, заслонила небо. Лошади с истошным ржанием бросились наутек. Тагрия безучастно подняла голову, и в тот же миг на землю перед избушкой обрушился грифон. Для страха уже не осталось сил, смерть придет чуть быстрее – ну и что?
Но прежде чем разглядела всадника – точнее, всадников, один из которых был, как ни странно, жрецом, – Тагрия узнала его, узнала стремительный размах огромных крыл, сияющее на солнце золото перьев. Грифон передернул плечами, так что всадники буквально скатились на землю, и одним прыжком очутился рядом.
Тагрия кинулась навстречу.
– Ветер!
Золотая волна скрыла ее с головой. Грифон был везде, сверху, снизу, со всех сторон, его перья набились ей в рот, страшный изогнутый клюв ласково и так знакомо перебирал волосы, резкий запах опьянял крепче любого вина.
– Ветер, Ветер, милый, как же я скучала! Ты нашел меня, Ветер, родной!
Как и раньше, Тагрия не могла разобрать слов грифона, как и раньше, в том не было нужды. Мир подпрыгивал, вращался золотым колесом, пока Ветер наконец не поставил ее на ноги, бережно, словно котенка. Тагрия нехотя очнулась.
– Спасибо тебе, Ветер, – прошептала она и отступила назад.
Двое мужчин глядели на нее с одинаковым изумлением. Один, в жреческой сутане, озабоченно присел возле Бетарана. Другой стоял рядом – онемевшая от неожиданности каменная статуя.
Его тело под плащом из тонкой шерсти обтягивала блестящая одежда, какие носят маги, но грудь перечеркивала перевязь, держащая меч с самоцветами в рукояти, и узор на ножнах в точности соответствовал рисунку на императорском гербе. Черные волосы падали на плечи, как принято в Империи; подбородок, прежде чуть затемненный щетиной, скрывала густая черная борода.
И еще, Тагрия заметила это сразу, он не казался меньше ростом, как обычно бывает с людьми, которых не видишь с детства. Перед ним она снова почувствовала себя маленькой девочкой.
Все слова, заготовленные для такого случая, исчезли. Тагрия указала на Бетарана и сказала:
– Спаси его.
Его высочество брат-принц Империи, маг и потомок магов, казалось, с трудом вернул себе дар речи.
– Это ты! – произнес он ошеломленно. – Тагрия! В самом деле ты! Ветер, зверюга! Откуда…
– Мой брат! – перебила принца Тагрия. – Он умирает, понимаешь? Помоги ему!
Карий хотел что-то сказать, но передумал и опустился на колени подле Бетарана. Руки мага легли на лицо умирающего – темные на мертвенно-белом. Тагрия задержала дыхание. Сейчас… Сейчас…
– Слишком поздно, – тихо сказал Карий. – Прости, Тагрия. Сердце не бьется, он мертв.
– Так оживи его! – она даже не заметила, что кричит. – Чего ты ждешь?!
– Не могу.
– Что?!
– Прости.
Вокруг резко потемнело, и земля больно ударила в колени. Ветер заклекотал. Огромная грифонья голова склонилась над Тагрией за миг до того, как ее подхватили руки принца.
– Тагрия!
– Раньше, – прошептала она, – раньше ты все мог!
– Тагрия, раньше моя Сила питалась чужой кровью. Теперь – нет. Сегодня я потратил уже много, чтобы скрыть наше присутствие. Прости, малышка. Я не способен поднять мертвого.
Только и всего? Тагрия вскочила. Карий нерешительно опустил руки.
– Кровь, да? Тебе нужна кровь?
Забытая чашка валялась в двух шагах. Быстро, пока ее не успели остановить, Тагрия выхватила кинжал и что было сил ударила себя по внутренней стороне запястья. Дернула, разрезая жилы. Кровь полилась сразу, осталось лишь упасть на колени и подставить чашку под темную струю. Ветер громко зашипел, но Тагрия даже не оглянулась.
– Будет тебе… кровь…
– Прекрати! – никогда прежде она не слышала от Кария такого крика. – Тагрия, не смей!
В одно мгновение он оказался рядом. Сильная рука сжала ее запястье, и рана послушно затянулась. Тагрия вскрикнула, когда он больно сдавил ее плечи.
– Никогда, ты слышишь, никогда, не смей…
Его гнев мог бы испугать Тагрию. В другой раз. Она вырвалась и подняла чашку – зловещая темная жидкость заполнила ее почти на треть.
– Этого хватит?
– Никогда! Ты что, подумала, я способен взять твою кровь?!
Как там говорила Исара? Тагрия отозвалась почти весело:
– Если не спасешь Бетарана, я перережу себе горло. И не думай, что я побоюсь, твое высочество!
