Руны поднебесья

– Тогда встречаемся в воскресенье, я приеду за тобой в двенадцать, и поедим в гости к моим родителям.

– В воскресенье с удовольствием, буду ждать тебя…

Антон с Мальвиной докружились в танце и вернулись за стол. Глядя на ребят, как они веселятся Ивушкин загрузился, ему бы по-джентельменски объясниться с Мальвиной, иначе увидев Марата Филимоновича на воскресном обеде, она все поймет, что он специально устроился к ним в компанию, шпионить. Непорядочно как-то получилось. Поверит ли она ему, обойдется ли все миром?

Компания захмелела. Кто-то выходил подышать и покурить. Мальвине захотелось уехать домой, но она несла за своих сотрудников ответственность, проявляя смиренность. Первым упился Федор, его тяжелая голова упала на стол, между тарелками. Антон ему вызвал такси. Вторым из строя вышел Степа, бухтя что-то о незримых гостях, которые подливали ему спиртное и подливали в стакан. «А он их это делать не просил! И теперь из-за них он не стоит на ногах!» Несловоохотливый Коля, наевшись и напившись в меру укатил самостоятельно, попрощавшись со всеми, следом Лида, державшаяся в руках, с существенным приличием. Остались Тимур и Таня, вроде как более-менее трезвые и горячие, но довольные праздником, тоже вскоре уехали на такси. Антон расплатился за ресторан и с повез Мальвину до дома.

Прохладная ночь, прогуливаясь с летним ветром, колыхала деревьями и накрапывала дождем. А на ночном небосводе вспыхнула необычная луна и осияла сумрачную темень, со стертыми очертаниями города.

У дома Мальвины, где кусты с отцветшей сиренью, выглядели печально-черными Антона снова поджидала побитая Лада, с выключенными фарами.

Антон, не зная, как сложатся его отношения с русалкой, после того как раскроется правда, пользовался моментом, продлевая как можно дольше их поцелуй в машине…

– Прости, завтра встреча, мне надо идти…, – собравшись с силами и отрываясь от манящего поцелуя, Мальвина откланялась до воскресенья.

– Пока, – отпустил ее Антон, беспрепятственно.

– Пока!

Отъезжая от подъезда, «хвост» тронулся за ним. «Ага, поиграем!» – разошелся Антон, выезжая на проезжую часть. Сначала он ехал медленно, неторопливо, издеваясь над своим преследователем, потом набрал скорость, перестраиваясь в левый ряд. Пересек дорогу на зеленый свет, свернул и сбавил скорость, ожидая битую Ладу. Вот и она…, догнала его. Некоторое время они гнали рядом, бок обок, шипя шинами по асфальту. Toyotа camry надавливая на газ, отрывалась до упора, исчезая в стенах ночи. И пролетая по прямой, проскочив еще один зеленый, и следующий зеленый светофор, автомобиль ворвался в поток садового кольца. Отрыв от Лады…Съезд на Баррикадную улицу, потом по Красной Пресне въезжая на Звенигородское шоссе… Желтый светофор сменился на красный. Резкие тормоза. Томительно ожидание, пока не загорелся зеленый. Антон, рванув с места, доехал до пустого нерегулируемого пешеходного перехода, немного сбавляя скорость. Никого… Бах! Резкий удар и надавив на тормоза, он подтолкнул человека.

На бампер автомобиля завалился мужчина, одетый во все черное, подпрыгивая резко. Очухавшийся пешеход с отчаянием долбанул кулаком по бамперу: – ублюдок, смотри куда едешь! – заголосил он, уходя прочь.

В памяти Антона воссоздалась картина из прошлого… Гонки, пустой пешеходный переход и мужик, попавший к нему под колеса. Он его хорошенько запомнил. У погибшего точно такие же самоуверенные глаза, он запомнил их в тот момент отчетливо, в них не было страха! А в черные одежды он специально одевается, чтобы его не приметили на дороге. «Это он!» – осенило Антона.

Бросив машину, он устремился догонять худощавого парня. Тот повернул голову и увидел, что за ним бегут, сразу же рванул на утек. Антон неумолимо бежал за ним, не отступая, широко раскидывая свои ноги, настигая его и цепко хватая за длинные черные одежды, заваливая на землю мертвой схваткой.

– Кто ты? Кто тебя нанял! Я же сбил тебя! А ты, сука – живой! – заорал Антон, выплескивая боль, тяжело дыша.

– Если скажу, пообещай не бить!

– Говори!

– Я каскадер! Сам кинулся тебе под машину, а нанял меня твой отец, как и всех актеров! – как на духу признался каскадер.

– Отец?! – услышал Антон, отрезвев мыслями, будто холодной водой окатили. «Как он мог!? Такое сумасбродство устроил! Вот – гад!»

– А это тебе за то, что продался за деньги! – выкрикнул Ивушкин, вмазав каскадеру под глаз.

– Ты же пообещал, у меня сьемки!

– Прости.

32

Антон вернулся в машину. Он обдумывал и вспоминал, острая мысль работала четко, воспроизводя события. «Отец! Отец! Как же он мог! До чего же ловко актеришки разыграли спектакль: откуда-то ни возьмись появилась машина ДПС, инспектор, продувка, протокол; скорая помощь, носилки. Погибшего увезли… Потом его два часа возили по Москве. Катали, тянули время до отделения… Оперативная работка… В тот момент, глядя на происходящее, он, потеряв присутствие духа, чудовищно недопонимал ситуацию, принимая действительность за чистую монету, веря, что тюрьма абсолютно неизбежна».

«Всех купил папаша! От и до за постановку! Вознаградил за молчание! Еще как вознаградил…, ни один не объявился обиженный, жалуясь, что ему малый кусок достался, чем другим! Все довольные и сытые, продолжили жить, как ни в чем не бывало…»

Затрясло Антона от злости. С невидящими глазами он провалился взглядом сквозь время, сотрясаясь мыслями. Ведь если вдуматься, отец от большого ума хотел его либо упечь в тюрьму…, или чтобы он собирал для него данные, завербовав, обманом.

– Ха-ха-ха, – могилы то никакой нет! – истерично, во всю глотку заржал Антон, перекоробившись лицом, почувствовав неприязнь к отцу, и в тоже время облегчение. «Поэтому, он его не простит, и навсегда отвернется от него.» Горькое чувство огнищем разошлось по телу.

Мимо проезжала машина ДПС, посигналив ему, прогоняя Антона с места. «Слушаюсь!» – одумался Антон, и включив зажигание, тронулся домой.

Он метался по комнатам, как чумовой с неистовым гневом. «Завтра у отца встреча с Георгием Юрьевичем. Ну уж, нет! Дудки ему!» – плавилось Антошкино сердце от обиды, обмозговывая, что делать дальше…

«Надо во всем признаться Юрину Георгию Юрьевичу и его дочери, даже если он не убережет Мальвину, зато она убережет свою компанию в целости и сохранности, держась подальше от этого подлого недочеловека! А после он уедет, куда глаза глядят, и фамилию поменяет на Иванова! Не отец он ему вовсе! Маму жалко, всю свою жизнь на монстра истратила, на высокомерного супостата! И, собственно, все! Может потом его жизнь закончится, а может начнется заново…» – уяснил он для себя.

День погас. Антон лег на одеяло, уставший и обессиленный, свернулся калачиком… «Завтра он поедет на отцовскую встречу, Мальвина проговорилась, где они встречаются. Вот и встретится он со своим отцом глаза в глаза! Встретится…, встретится…, встретится…» – заснул обессиленный Ивушкин каким-то тяжелым, нездоровым сном.

33

Утром занялся рассвет и солнце, обласкивая каждую травиночку, каждый лепесточек, вселяло в них свою жизненную силу. Кучерявые деревца, покачивались в такт ветру, любуясь малооблачным небо, пока бугристые огромные тучи не надвинулись на солнце.

Солнечные лучи разбудили Антона. Лицо землистого цвета, впалые щеки и глаза.

«– Что? Сколько времени?» – спросил он самого себя. «– Двенадцатый час! Эй, собирайся быстрее! Ты должен успеть поставить своего отца на место!» – подгонял сам себя Ивушкин.

Он собирался невпопад, думая, что ему одеть. Собрав кое-как свой внешний вид в целостность, он выметался на улицу. Усевшись в машину, он жадно поглощал воздух, стараясь собраться и сосредоточиться, доехать внимательно и никого не сбить на самом деле. Прибыть к часу он успеет.

В «Ресторане на Болотном» с видом на Москву-реку, заняв серые бархатные кресла, за столиком у окна, собрались участники важных переговоров.

– Здравствуйте, Георгий Юрьевич, вы не один, с прекрасной спутницей? – поприветствовал Марат Филимонович, условно-желательным тоном, своего бывшего друга и будущего делового партнера по бизнесу.

– Мое вам почтение, это моя дочь, Мальвина. Она руководит компанией и мне помогает в делах, – представил умеренно-учтиво Георгий Юрьевич свою дочь.

– Очень приятно, познакомиться, Мальвина. Мы с вашим папой учились в одной армянской школе, в старших классах… Не рассказывал он вам, как мы школу прогуливали? – оживленно повел он разговор, искушенными глазами водя по партнеру и его дочери.

– Нет, папа не вдавался в такие подробности, – не сильным голосом сказала Мальвина, перебирая в цепкой памяти, не отец ли Антона сидит перед ней?

– Прошу заметить и поправить…, костры жгли, а прогуливать, не прогуливали…, – заступился за себя отец Мальвины, немного посмеиваясь и его глаза засветились по-молодому.

– Я шучу. Конечно нет, – вежливо отступился Марат Филимонович. – Школа не простила бы нам прогулы, а потом мы оба уехали в Москву, где наши параллельные дороги разошлись и затерялись на какое-то врем, – немного вдался он во вспоминание ведя красными губами и черным усом, – но это в прошлом, а теперь мы решаем будущее, так что я вас благодарю, что пришли и рад встрече…

– Спасибо, взаимно, – следила за ним дочь Георгия Юрьевича, догадавшись. Перед ними сидел Ивушкин старший.

– Вы что-нибудь будете заказывать? Тут подают прекрасную утку, в маринаде, – располагал своих гостей Марат Филимонович, мужчина, впитавший в себя благородную кровь Армении.

– Прошу вас…, утками в своей жизни, я и без того сыт, – изящно свернул в сторону Георгий Юрьевич. – Просто кофе, двойной, черный и о деле…

– А Вам Мальвина?

– Мне тоже кофе, но со сливками…

– Официант. Три кофе, два черных, одно со сливками… – Со сливками, знаете оно может и вкуснее, но не переношу лактозу…, – тянул Марат Филимонович кота за хвост, зачем-то. -Значит Георгий Юрьевич, вам требуется финансовая поддержка, – перешел к важному разговору Марат Филимонович, – но в новые кредиты вы лезть не желаете, так как имеете старые задолженности…

– Да, так и есть…, – подтвердил Георгий Юрьевич, с натугой. Просить не хотелось, но обстоятельства требовали что-то делать.

– Оно и правильнее, в наше время, – согласился Марат Филимонович, знаток бизнеса, содержательно-серьезным голосом вещая дальше, – с банками связываться, остаться без штанов. Грабительские проценты, судебные иски и отбирают все подчистую, если не чище – оставляют банкротом.

– Принесли им кофе и Марат Филимонович пригубил, возвращаясь к разговору:

– Но, у меня к вам немного другого рода предложение, что, если вашу компанию, оформить как мою дочку… И активы целы, и компания работает, без всяких рисков… Объединиться мы всегда успеем, хотя с моей точки зрения это даже неправильно… Сильная сторона поглотит более мелкую компанию. Не вижу выгоды… Высокие затраты… Брать на себя ваши долговые обязательства совсем не перспективно… Я просто не готов вкладываться в такую же систему, как моя, а помочь вам сохранить, то, что вы сейчас имеете, это уже другое… Превращаясь в мою дочку, вы сохраните свое спокойствие и обеспечите себе процветание. И если вы не сможете выправить ситуацию в течении, например года, то ваша компания достанется мне…, – закончил Марат Филимонович, деликатно, толкнув сою речь по-простому.

– Ну как же, Марат Филимонович…, – предоставилось слово Георгию Юрьевичу, в голосе у него чувствовались ноты неуравновешенности. – Превращаться в дочку, не вижу необходимости, это даже хуже, по моему мнению, чем объединяться. Хоть слияние и не совсем достойный выход, но есть крайняя мера, прибегнув к которой я смогу выправить ситуацию, за счет расширения деятельности и качества предоставляемых услуг. Дочка же предусматривает превратить высшее звено в обычный аутстаффинг. Это как обратиться из бабочки в уродскую гусеницу. Мне не позволяет это сделать мое собственное достоинство. Проще тогда выставить компанию на торги, и выйти из игры окончательно, – перевел дух Юрин Георгий Юрьевич, отпивая кофе, заключив:

– От вас я просил конкретно финансовой помощи, и не без основательно, надеясь на доверие и понимание старинного школьного друга…

Марат Филимонович призадумался, устремившись глазами на тихую, но быструю Москву-реку.

– Всем привет! – раздался глухой голос Антона.

Совещающиеся подняли на него глаза, в замешательстве, дивясь, каждый по-своему.

– Антон, сынок, ты зачем пришел? – нелепо спросил Марат Филимонович, не соображая, зачем он тут?

– Антон? – изумилась Мальвина, окончательно сложив двух людей в единое родство.

– Сейчас объясню вам, зачем я тут, – взбудоражено вымолвил Антон, постукивая зубами, и схватив отцовское кофе, допил его неуважительно.

– Не завтракал! – оправдался он, за свои бескультурные манеры, ворвавшись с речью, со всей горячей откровенностью:

– Знакомьтесь, мой отец, Марат Филимонович, а я его безбашенный сын, который день и ночь развлекался как мог, гоняя иногда, участвуя в ралли, ради адреналина, по городу, – глаза у Антона почернели, лицо разъяренно покраснело и потеряв нужную сдержанность, он напирал своим голосом далее:

– У отца свои интересы, у меня свои. И вроде никто никого не трогает, пока к нему не обратился Юрин Георгий Юрьевич, рад вас приветствовать, – поздоровался мимолетно Ивушкин, – с просьбой помочь финансами или как крайняя мера – слиянии двух компаний… И тут, моему благодетельному отцу потребовалось задействовать меня, велев мне внедриться в компанию «Мобил-сервис» и узнать, стоит ли «овечья выделка»… Но увидев, насколько я беспечный, он нагло подставляет меня на ралли, нанимая каскадера-актера и остальную бригаду, разыгрывая передо мной сбитого насмерть пешехода и арест моей персоны. Отмаливает меня от муляжной тюрьмы, в обмен на сделку, ультимативно заставляет устроиться к вам на работу. – Да, отец, так было!? – сбился голос Антона, сделав паузу.

Отец молчал, совестно отведя от всех свои померкнувшие глаза. А Антон не останавливался:

– Так я попадаю в «Мобил-сервис», вынюхивая всю вашу подноготную… Финансовая сторона настолько шаткая, что еле по швам не рвется…, но стойко продолжает действовать и развиваться за счет внедрения карты «покупки.» Так что, уважаемый Георгий Юрьевич, мой вам совет, не ввязывайтесь вы ни в какие отношения с Маратом Филимоновичем, а лучше бегите, пока целы и пока этот человек не загипнотизировал вас своим обаянием! Вас обдерут как липку, если свяжетесь с ним! – надрываясь, закончил Антон с хрипотцой, выглядев неважно.

У Мальвины забурлило нутро от услышанного, и ее возмущенная и горячая рука влепила Антону мощную пощечину. – Мерзавец! – вырвалось у нее, оставляя на щеке бывшего сотрудника красноречивый красный след.

– Пошли папа, нам не подходят их предложения, – увела она своего отца этой же минутой, оскорбившись.

Антон остался с глазу на глаз с отцом:

– Ты преднамеренно решил меня перевоспитать, – ожесточался Антон, – у тебя это получилось, я стал другим человеком, но знаться отныне с тобой не намерен. У тебя больше нет сына, – злобствовал Антон, отрекаясь, и потирая алую щеку, он оставил отца одного.

Поверженный отец, с отрешенным, потерянным лицом, так и остался сидеть с исступленным взглядом… – Счет, пожалуйста, – тихо попросил он, покинутый силами, когда истинный солнечный свет, преломляясь от реки, ослепил его.

– Марат Филимонович, с вами все в порядке? – забеспокоился Кеша, подошедший к нему после того, как увидел спешно покинувших ресторан партнера с дочкой, и Антона.

– Вы неважно выглядите Марат Филимонович, – заметил Стеша, сочувственно. – Пойдемте, мы поможем вам дойти до машины…

34

Нахлынули на Марат Филимонович страшные чувства, и неотвязные мысли мучали его, изводили. Испуганный уходом сына, он не мог взять в толк, что сделать ему, как теперь испросить прощения, ибо действовал исходя взвешенному нужному побуждению. Его сын, пресытившийся хорошей жизнью, обратился в разнузданного, развязанного, несносного молодого человека. «Лентяя, каких свет не видывал», угрожая перейти в необратимый процесс, делая из него дегенерата… И ничто не дало бы такой результат, как вынужденная встряска, заставившая пересмотреть его же отношение к жизни в целом и спасти характерные зачатки личности.

«Так что…, попросить прощения у сына он может, это не трудно сделать, а вот прозреть Антону, о своем спасение от того пагубного мира, в котором он зомбировался, убаюкиваясь хвалебными песнями сирен – это сложно…»

– Марат Филимонович, мы вам больше не нужны, можем ехать? – прервал его размышления Кеша.

Отец повернулся и смекнул, вот кто сможет ему помочь: – Кеша и Стеша! Антон выслушает их, он им доверяет….

35

Ивушкин, припарковав машину, в каких-то дворах, зашагал по улицам, сосредотачиваясь, что ему делать дальше… Обозрев по сторонам, подняв глаза к нему, где солнце вроде и не видно было, так душно сделалось разом ему в этой столице, что захотелось бежать от сюда. Не по сердцу, не по душе, не по нутру – сложилась ситуация. Темное чувство дробило в нем сильный пульс. Хоть и раскрылся обман, хоть и уберег уважаемых людей от краха, да так одинаково безразлично стало ему на сердце ко всему и ко всем, что даже, что потеря Мальвины не огорчала его, или огорчала, но он не понял еще это.

Интересное извилистое змеем дерево, стало для Антона опорой. Уперевшись об него, спрятавшись под тенистые ветви, умом перебирал он свои ощущения. А город как чужим обратился, неуютным, пустым, выталкивая Антона за свои пределы. Да городов сколько в России, рвануть куда и жить без всех, своей обособленной, самостоятельной жизнью. А в Москве ничего не воротишь, не склеишь, да и так ли он сам нужен этим людям, живущим здесь? Покачалось дерево над ним ветвями роскошными, пошуршало листиками, и безудержная дерзостная агония заставила его пуститься быстрым ходом до автомобиля. Он уедет отсюда, сегодня же!

Вернувшись к автомобилю, Антон завел мотор, и двинулся к дому на автопилоте, не замечая, как пробежали мимо улицы, светофоры, проспекты, пешеходные переходы…

Уже поднявшись домой, страдая немой душой, он покидал в сумку свои манатки, наспех собираясь. Из вещей прихватил рубашку и брюки для работы, вспомнив про деньги, которые ему вернул отец и на первое время их ему должно хватит; снять квартиру и подыскать себе работу…

«Прощай на этом квартира, прощай дорогая Москва!» – окинул он глазами родные стены, по которым ползли световые полоски, просвечивающиеся с улицы. «Мне здесь было хорошо, но надо двигаться дальше!»

Выйдя на улицу, он закинул свои пожитки в багажник и «тронулся туда куда-то, за невидимою даль…» Он будет ехать долго, пока ему приглянется какой-нибудь город своим орнаментом и мозаикой из невысоких домиков; и если будет веет от города теплом, то в нем и останется…

Во дворе отъехавшей toyotа camry перегородил автомобиль с Кешей и Стешей.

– Их мне только не хватало! – не с примирившимся раздражением лупанул он по автомобильному гудку.

Крупные, здоровенный Кеша подошел к Антону: – выходи, переговорить надо…

– Не о чем говорить, я уезжаю, – рявкнул Ивушкин, с холодным безразличием.

– Давай для начала переговорим, а уж там сам волен будешь…, – голос Кеши звучал убедительно, а глаза его честь по чести били светом.

Антон вышел из автомобиля: – отец подослал тебя? – лицо у Антона понурое, вид неважнецкий, голодный.

– Буду откровенным, врать не люблю, прислал Марат Филимонович, – примирительно произнес Кеша, внушая доверие.

– Я даже слушать тебя не хочу, Кеша! – вспылил Антон, присаживаясь на ближайшую скамейку.

– Понимаю…, уверен, что тебе дурно на душе, но скажу от себя лично…, – завел Иннокентий беседу, присевший рядом. – Меня вот со Стешей растила мама, выбивалась из сил, тратила свое здоровье на трех работах, чтобы выкормить и вырастить нас людьми, да чтобы стыдно не было за нас… Так и вытянула нас. В восемнадцати лет мы сразу устроились на работу к Марату Филимоновичу и начали зарабатывать, так жизнь наладилась, и мама ожила, перестала спину гнуть на трех работать. Теперь мы ей помогаем, потому что наши родители это наш стержень…

И знай…, когда Марат Филимонович приставил нас к тебе, так мы и общаться с тобой не хотели… Слюнтяй испорченный; заносчивая пустышка! А как сблизились, так заметили, что сосуд твой полон, и добротой, и отзывчивостью. Ответственностью за других… И даже обрадовались, что парень ты толковый, обходительный, вразумительный. И уж поверь мне…, не стоит сейчас ломать еще больше дров… Отец твой – честнейший, превосходный человек. Не дури и помирись с ним! С обидами в сердце не уедешь далеко…, я точно тебе говорю! А лучше поблагодари отца за все и почитай своих родителей!

Антон призадумался: – «как ладно сказал Кеша…» «И в правду…, что же он, совсем голову потерял, думая лишь о том, что его обидели, растоптали, на место поставили… А эгоизму только дай волю, в миг разгорается, глаза застилает, напевая: – ты жертва обстоятельств, тебя подставили, ты несчастен и тебя никто не любит! Им нет прощения и не дружи с ними…»

– Кеша, ответь мне как на духу! – обратился с вопросом Антон.

– Отвечу, что знаю!

– Ты тоже был в курсе отцовской подставы?

– Не знал…, был уверен, что ты сбил пешехода. И теперь до конца не знаю, кроме как, что пешеход жив. Слава тебе господи! – перекрестился Кеша.

– Верю тебе…, – заверил Антон своего друга, вернувшись к мыслям:

«Кеша прав, если бы не эта работа, он бы не сдружился с офисниками, не встретил Мальвину, свою любовь, не почувствовал себя по настоящему живым! А безликие «двое из яйца», оказались Кешей и Стешей, – настоящими друзьями!»

– Не знаю, Кеша, не знаю, как исправить теперь разрушенное собственными руками. Мальвину, дочь Георгия Юрьевича я потерял, а Мальвина – любимый образ в моем сердце! – поплакался Антон, успокаиваясь, принимая проблему, а не убегая от нее.

– Ничего нет сложного… Возвращайся домой, а утро вечера мудренее. Отдохни пару дней, обдумай и взвесь свои решения, а самую лучшую мысль смело претворяй в жизнь.

– Кеша…, ты пока отцу ничего не говори про наш разговор, мне и правда нужно переосмыслить то, что со мною произошло, за последнее время, – попросил его Антон, приобретя хоть и шаткое, но равновесие.

– Правильно, – поддержал его Кеша.

– Пойду я тогда домой. Некуда мне бежать сломя голову, – и глаза Ивушкина незаметно заулыбались.

– Согласен с тобой, если что…, пиши, зови, пиццу поесть! – напросился Кеша напоследок, примечая как день в вечер превращается, и на землю опускается дымчатая тень.

Антон улыбнулся и сразу «ему так есть захотелось!»

36

Конусные ели голубые, что сажала Амелия Серафимовна, заржавели по краю нижних веток и стали осыпаться иголки, оголяя низ. Теряла ель свою первоначальную красоту, то ли от жары, от ли от излишнего полива и удобрений. А Марату Филимоновичу не до елей было. Напрягая лицевые мышцы, он до последнего ждал Антона на воскресный обед, а Амелия Серафимовна, почувствовав слабость, слегла с головной болью, обвинив во всем своего мужа, терроризировавшего до одури своего и ее любимого сына, а конфликты семейные на растениях сказываются, так как чувствует живая органика хозяев своих.

– Он объявится! – уверял Кеша своего босса, – ему надо немного времени, чтобы побыть одному… – Антон умный парень, помирится с вами. Уверен!

И вот уже зажегся понедельник, с мутновато-белыми облаками. Обещали дождь, а всякий дождь – это музыка неба.

Мальвина явилась на работу ни проронив ни слова и прямиком к себе в кабинет, стараясь никому не показывать свои красные глаза, объятые печалью, с душевным щемящим надрывом, что выплакала она вчера до самой последней капли.

– Смотрите, Антона на рабочем месте нет, с чего бы! – с беззастенчивым любопытством указал Федор на пустое место Ивушкина. – Любовь закончилась, завяли помидоры, – паясничал, как всегда, он.

– Нам не дано это знать, что случилось, Лида скорее всего знает, – не торопилась с заключениями обаятельная Таня.

– А я, между прочим, знаю, кто такой Ивушкин, – объявил всем малозаметный парень, Николай.

Ребята все как один шибко повернули к нему свои головы, готовые услышать достоверные сведения.

– Как пишут в прессе, он, сын владельца компании ТСМ, мобильная связь, крупный игрок в бизнесе, а «Мобил-сервис», ни для кого не секрет, на грани банкротства, и Ивушкин здесь не случайно очутился, он шпионил за деятельностью компании, чтобы при возможности поглотить ее…

– Вот это да! Джеймс Бонд! – обрадовался Федор детективной истории, взбрызгивая глазами возбужденные маленькие молнии.

– Наглец он, а не Джеймс Бонд, – расстроилась Таня за Антона, – вот и Мальвина затухла, что любовь липовой вышла.

– Потому что, не надо влюбляться в мерзавцев, – насмехался Федор, как всегда, на своей волне.

– Посмотрим на тебя, когда влюбишься в мерзавку! – жиганула Таня в отместку.