скачать книгу бесплатно
Ты один мной неодеванный
Генеральный штаб сюртучок
Ты едва политруком не хлюсил
Улюлатя тючку слюны
Господи прийми бесплатно
Вытяжку семенных желёз.
1921
И тут – в семенных улюлатя-тючку-жертвоприношениях она Баркова обскакала.
И Грузинову Баркова стало мало и он назвал её – Есенин в юбке.
Что – ещё более преувеличено.
О как безрадостен, как скуден вечер
О как лицо тревожное сберечь
В растрепанной гряде
Моих раскосых дней.
Ах, сохнет кровь,
Спадает ветхою перчаткой кожа,
Веточки растут между бровей,
На темных впадин
Помутневших век.
1926
Ну, вылитый Есенин!
Только он с керосиновой лампой на голове ходил,
Я нарочно иду нечесаным,
С головой, как керосиновая лампа, на плечах.
Ваших душ безлиственную осень
Мне нравится в потёмках освещать.
как Диоген днём с фонарём ходил-искал человека.
А у поэтессы – невыщипанные «веточки растут между бро-вей» и, хорошо бы, ненароком, не выросли усы и борода.
Мы не состаримся вместе,
О суетный, неверный друг,
Хоботками отмечает месяц
Медные на вкус года.
Любви скудеющую чашу
Не донесу до трепетной черты
И имя горькое сожжённой Хабиас
На сухоньком кресте прочтут.
1925
Имя вычислили – Нина Хабиас.
В девичестве Комарова.
В двадцать пятом – тридцать три полных года.
Журналист Эмилий Миндлин – «Необыкновенные собесед-ники»:
– «В 1921-ом году самой приметной, во всяком случае наи-более шумной, из всех посетителей «Домино» была Н. Хабиас-Комарова.
Говорили, будто она из бывших графинь…»
Нет, она не графиня.
Просто – первый раз замужем – за Оболенским.
Князем.
Да и сама – из «бывших».
А «Домино» – это дореволюционное название кафе в Мо-скве, через Тверскую напротив Центрального Телеграфа, кото-рое образовавшийся в 1918 году Союз поэтов (СОПО) арендо-вал у новой власти, назвав «эстрада-столовая при СОПО».
Эмилий Миндлин – «Необыкновенные собеседники»:
– «Хабиас была полной розовощёкой дамой с монгольски-ми чертами лица, зимой в роскошном котиковом манто, летом в режущих глаза пёстрых и дорогих нарядах».
На единственной сохранившейся фотографии Нины Хабиас она не так уж полна и розовощёка. Может, фотография более поздняя.
Но за что Есенин её так?
Ведь не за розовые щёчки и не за графиню – у него и само-го жена графиня.
И не за пёстрые же наряды.
И не за стихи же.
Как говорила всё та же Цветаева:
Я глупая, а ты умён.
Живой, а я остолбенелая.
О, вопль женщин всех времён:
«Мой милый, что тебе я сделала»?
А и вправду – что она ему сделала?…
Нина Хабиас появилась в Москве летом 1921 года из Ир-кутска и в некоторых интернетных статьях названа провинциал-кой.
Устроилась на работу в ВЧКлб – это тоже Всероссийская Чрезвычайная Комиссия только по ликвидации безграмотности.
В сентябре – она читает стихи со сцены в кафе «Домино»…
Поэт Тарас Мачтет, низкорослый горбун, которого Маяков-ский, со свойственной ему хамоватостью, представил со сце-ны, – «Тарас Мачтэт стихи прочтэт» – «Дневники»:
– «Хабиас, новая поэтесса, читает свои похабные, барков-ские стихи с эстрады….»
Ну а чем ещё может провинциальная поэтесса подивить мос-ковскую революционно-полуголодную, но зажравшуюся эпа-тажными стихами публику – только матом. Ведь не писать же ей, как папа Тараса Мачтета, депрессивные пролетарские песни, вроде «Замучен тяжёлой неволей», которые семьдесят лет угрю-мо пела вся страна.
Поэт Тарас Мачтет – «Дневники»:
– «Шум, гром, крики… милицию даже вводили».
Вот так и завоёвывается Москва.
Стало быть – моралист Есенин рассердился, что поэтесса Шафрана Хебебовна Хабиас ругается матом – и наговорил ей «колкостей».
Так Сергей Александрович и сами были мастер по этой час-ти – большой и малый загибы Петра Великого – около трёхсот слов и морской и казачий загибы знали назубок, и полтора года назад с этой же сцены эстрады-столовой читали:
Вы, любители песенных блох,
Не хотите ли отс… ать у мерина?
(по другой версии – просто вышел и послал публику матом куда подальше)
И тоже был скандал – шум, гам, крики, – Зоофилия!
И тоже вызывали милицию.
И ЧК.
О чём на Лубянке завели уголовное дела №10055.
Оказалось – никакой зоофилии. Просто – парижский поце-луй.
А мерин – это кличка поэта Мариенгофа.
Ну а коль не мат – так что ж так возбудило Есенина в Нине Хабиас?
Сопо китайский домику
Людей опенково банк
Лягаш гуляще застегнутый
Христос Грузинов Иван
Хорда плечо близоруко
Взмет лица меня прочь
Сердцу укушена мукой
Карей повидла ночи
Стыдно стону стенкам
Обмоткам мокро души
Стально давит коленом
Сладчайше Грузинов Иван
Гиря тело вагону
Трава деревень мель-мельк
Станциям три поклона
Колокола дли-ми-ни-длень
Запястья сердец загибом
На рыси рельсовых кос
Память стынет заливы
Салфеток снов Хабиас
1921
Что такое «сопо (СОюз ПОэтов) китайскому домику» – не-известно, но это хоть поэтический образ, а вот в какое такое ме-сто «стально и сладчайше давит коленом» Грузинов Иван – тут уже явно какая-то революционная садо-мазо-кама-сутра и но-чи, как повидло.
Но получается – Есенин пришёл в гости к Ивану Грузинову – обхамкал и выпер из дому не просто гостью, а любовницу хозя-зина дома.
Ну, зверь человек – никаких понятий.
Журналист Эмиль Миндлин:
– «В один из вечеров в „Домино“ Хабиас торжественно со-общила мне о сделанном ею сенсационном открытии: её сожи-тель, поэт-имажинист Иван Грузинов, не кто иной, как сам… Ии-сус Христос!»
О как!
Тут не просто – тут небесное.
Духовное сожительство.
Тантрический секс, кундалини-йога и немного спирта с ржа-вой селёдкой.
Умела барышня дурить.
Журналист Эмилий Миндлин – «Необыкновенные собесед-ники»:
– «Говорили, будто она из бывших графинь, называли её «Похабиас».
Она выпустила внецензурное издание книжки стихов с изо-бражением фаллоса на обложке.
Книжка открыто продавалась в кафе «Домино» и пользо-валась невообразимым успехом у московских извозчиков.
Чёрным по белому стихотворными строками были в ней на-печатаны настолько циничные выражения, что даже извозчики не решались читать их вслух».
Вряд ли извозчики покупали стихи.
Тем более, что тираж был конфискован.
Да и весь тиражок-то был всего 100 (сто) экземпляров.
Экземпляр №79 (вписано от руки),
был недавно продан на аукционе за полтора миллиона руб-лей.
(по курсу $ – 35 р.)
Правда, с рукотворным автографом Хабиас.
