скачать книгу бесплатно
– Ты такой авиацию хочешь видеть? – спросил командир звена.
– Ну ты и наворотил, – подняв вторую стопку, сказал Палыч. – Странно, что мировой империализм не приплёл к данной истории.
Так и появился новый экипаж.
Как и положено, экипаж прошёл перед первым самостоятельным полётом предварительную подготовку, розыгрыш полёта и контроль готовности.
Спрашивали и контролировали в основном молодого командира. Тот в теории был силён, стало быть, проблем не возникло.
Первый самостоятельный выполнили и отметили. Всё как положено. Внимания почему-то к этому авиационному событию много, а на самом деле это обычный полёт в простых, насколько это возможно, условиях: и трасса попроще, и погода получше подбираются.
И пошла обычная лётная жизнь. Палыч строго исполнял обязанности второго пилота, командиру своего мнения по поводу принятых решений не высказывал. Попытки командира взять на себя обязанности второго пилота пресекал – мол, давайте каждый будет заниматься своим делом.
И каждый своим делом и занимался. Даже пистолет носил командир самолёта, что было немного странно для энской эскадрильи.
Как-то после полёта, когда они шли на служебный автобус, Игорёк попросил:
– А не могли бы вы обращаться ко мне на «ты», мне как-то неловко. Я же понимаю, что, по сути, вы должны сидеть слева, а я справа.
– Как должно быть – никто не знает, – ответил Палыч, – все знают как есть. Из этого и нужно исходить. А обращение на «ты» нужно ещё заслужить. Причём это относится и к вам, и ко мне.
ТУМАН
Так и работали в одном экипаже Игорёк и Палыч. Отношения сугубо деловые, и обращение только на «вы». Начальство потихоньку начало забывать, что командир молодой, и пришлось этому молодому командиру значительный спектр работы, что выполняется на родном самолёте, осваивать. И аэрофотосъёмку, и полёты по патрулированию лесов в интересах авиалесоохраны, и десантирование парашютистов. Облетал наш экипаж все трассы, что числились за энской эскадрильей.
Постепенно приходила к командиру уверенность в себе, в своих силах. Смущало только, что Палыч никогда ничего не подсказывал. Своим опытом не делился.
На попытки узнать его мнение по какому-то вопросу, узнать, какое решение в конкретной ситуации он считает правильным, следовал однозначный ответ:
– В нашем экипаже есть конкретный человек, который за это получает зарплату.
До времени Игорёк проглатывал такой ответ, пока однажды в сложной ситуации, услышав привычный ответ, он не выпалил:
– Заплату я получаю за принятие решений, но если я ошибусь, то обоим мало не покажется!
Палыч с уважением посмотрел на своего командира и сказал:
– Будете своим капитанским решениями убивать, я вмешаюсь.
Ответ, в общем, был нейтральным, но позитивный посыл содержал. Получалось, что до сих пор решений, которые ставили бы под угрозу безопасность, молодой командир не принимал.
Честно говоря, ответ Палыча снял постоянное напряжение, которое испытывал Игорёк каждый раз, когда требовалось принять сложное решение.
А решения командир самолёта «Ан-2» принимает постоянно. И когда решает, лететь или нет. И когда решает, сколько топлива заправить. И когда погода в полёте меняется. И когда возникает необходимость изменить маршрут или следовать на запасной аэродром из-за ухудшения погоды.
И выходит, что по мнению Палыча, опытного пилота и дважды командира самолёта, за всё это время Игорёк не принял ни одного критически неверного решения.
Нельзя сказать, что такую оценку молодой командир принял как награду, но на благодарность или почётную грамоту это однозначно тянуло.
Но однажды выяснилось: всё, что раньше нашему молодому командиру казалось сложным, было детскими играми по сравнению с ситуацией, в которой они оказались.
Как-то в начале осени экипаж базировался на небольшом аэродроме в отдалённой части края, выполняя оттуда полёты по перевозке пассажиров и грузов по заявке крупного заказчика. В завершение лётного дня экипаж возвращался на базу, когда диспетчер попросил доложить о фактическом остатке топлива и выбранном запасном. Этот вопрос всегда вызывает лёгкую тревогу у пилота. А если в конце дня топлива только долететь плюс навигационный запас, а запасной – это тот же аэродром назначения, то тревога становится отнюдь не лёгкой.
Когда диспетчер узнал о том, что запасных у летевшего к нему экипажа нет, то заволновался и он:
– Как это вы летите без запасного? У нас туман!
– При отсутствии запасного разрешается принимать решение, если прогнозируется облачность на пятьдесят, а видимость на пятьсот метров выше минимума. Прогноз ваш зачитать? – ответил Палыч, который вёл связь.
– У нас уже новый прогноз. Зачитать? – смешавшись, ответил диспетчер.
– Нам бы ваш новый прогноз пригодился, когда мы вылетали, а сейчас нас больше фактическая погода интересует.
– Туман пятьсот, на старте тихо, без изменений, – последовал нерадостный ответ и следом запрос: – Сообщите ваше решение.
Палыч вопросительно посмотрел на командира.
– Есть варианты? – ответил тот вопросом.
– Следуем к вам, – уже диспетчеру сообщил Палыч.
Это сейчас большая редкость – такое критическое изменение погоды, и вдруг его нет в прогнозе. Тем более в прогнозе на шесть часов. В то время, о котором идёт наш рассказ, не было постоянного мониторинга погоды со спутников, сеть метеостанций была намного реже, да и сама метеорология была много моложе. И интуиция пилотов зачастую была точнее метеопрогнозов. А интуиция, как известно, штука тёмная и малоизученная, может и подвести. Как, например, в этот раз.
Но вернёмся к нашим героям. Им предстоит произвести посадку на аэродроме, не оборудованном радиотехническими средствами, в тумане. Можно, конечно, подобрать площадку с воздуха, но у молодого командира ещё не было допуска к такому виду работ. А ещё более значимой причиной был тот факт, что таких площадок в округе просто не было. Поэтому оставалось только лететь на базу.
– Настройте на радиокомпасе ШВРС. Идём с текущим курсом. Как только с вашей стороны будет железная дорога, говорите мне, и пойдём вдоль неё. Вы будете следить за радиокомпасом. Сообщайте мне, когда пеленг начнёт увеличиваться, берём курс ноль тридцать. Вы смотрите со своей стороны церковь – это начало снижения. По вашей команде снижаюсь. Лётное поле большое – попадём.
ШВРС – это широковещательная радиостанция, которая передаёт радиосигнал для обычных бытовых радиоприёмников, была сейчас едва ли не единственным спасением. Настроив на неё радиокомпас, можно было получать информацию о местонахождении самолёта.
Уже потом Игорёк оценил молчаливое поведение Палыча всё предыдущее время. Он понимал, что должен сам принимать решения, и был готов к такой ситуации.
Чем ближе к аэродрому назначения, тем хуже становилась видимость. Игорёк, вцепившись взглядом в железную дорогу, пилотировал самолёт. Вот-вот должны подойти к нужному пеленгу.
– Я сказал смотреть на радиокомпас, – резко заметил командир, когда увидел, что Палыч отвлёкся.
– Через полторы минуты стрелка пойдёт, – сказал Палыч и включил секундомер.
Ровно через указанное время стрелка радиокомпаса отшкалила, командир взял рассчитанный курс, и вот уже справа по курсу церковь.
– Снижаемся, – дал команду второй пилот.
Уменьшен режим работы двигателя, закрылки в посадочное положение, несколько секунд ожидания, и под самолётом кончается лес. Вот оно, лётное поле и трава аэродрома.
– А ты крут, командир, – уже на рулении сказал Палыч.
– Так и ты тоже не лыком шит, – ответил командир.
По прибытии в Энск Палыч попросился в другой экипаж.
– Молодой командир должен с молодыми вторыми летать. Иначе не оперится, – объяснил он.
ЗАМПОЛИТ
Почему-то сейчас принято всё, что было в прошлом, красить в один цвет. В чёрный или в белый. А реальная жизнь всегда имеет много цветов и великое множество оттенков. Сие утверждение в полной мере касается и института замполитов. В постсоветскую эпоху стало принято именно про замполитов говорить или плохо, или ничего.
Я не знаю, как в других местах, но в авиации замполиты были разные. И негодяи среди них попадались, и хорошие специалисты тоже были. К последним можно было прийти со своими бедами и неприятностями: от проблем на работе до семейных неурядиц.
В энской эскадрилье замполит был на своём месте. Такой, каким и должен быть тот, кто отвечает за человеческий фактор. В своё время он полетал здесь же в качестве второго пилота, успел закончить академию и даже прошёл программу ввода в строй командиром самолёта. Но на первой же после назначения командиром медицинской комиссии его списали по зрению. Дала себя знать усердная учёба в академии. Сейчас вызывает удивление, почему человеку с плохим зрением не позволяли пользоваться очками в полёте, как во всём мире это делалось тогда и у нас делается сейчас. Но тогда даже незначительное ухудшение зрения было приговором и финалом лётной работы.
И пришлось менять профессию на более приземлённую, хотя тоже связанную с небом. Тем более и уважение среди коллег было, и характер позволял заниматься этой непростой, если быть хорошим замполитом, работой.
Палычу, с учётом его карьерных перемещений, приходилось время от времени сталкиваться с замполитом, и поведение того он оценивал как очень достойное. Старался замполит разобраться в сути проблемы, не боялся высказать своё мнение и, главное, был честным в отношении с коллегами.
Именно поэтому, когда Палычу в одной из командировок благодарные рыбаки отгрузили килограммов семьдесят свежей рыбы, он не стал сам делить между наземным персоналом (пилоты и сами себе привезут), а отнёс замполиту.
В кабинете замполита он встретил Сергея Ихотина, который, увидев своего бывшего второго пилота и спасителя, со словами «Я позже зайду» выскользнул из кабинета.
Замполит, оценив масштаб задачи – разделить такое количество рыбы, позвонил на склад, попросил прислать помощников и сам стал раскладывать рыбу из двух мешков по пакетам, чтобы раздать тем, кому реально лишний рыбий хвост был совсем не лишним.
Да. Чтобы предотвратить кривотолки, что, мол, замполит такой-сякой, народу только рыбьи хвосты раздавал, а остальное известно куда девал, уточню: в тех краях рыбу считали не по головам, а по хвостам.
Естественно, что пришлось замполиту снять галстук, закатать рукава белой сорочки, чтобы разбирать подарок рыбаков для раздачи работникам штаба и другим наземным службам.
Проработав так минут пятнадцать, он всё же пошёл искать, где потерялись направленные ему в помощь грузчики. Увидев, что у зама по режиму в кабинете сидят двое, замполит зашёл к нему и своим обычным зычным голосом спросил, указывая на гостей:
– Это ко мне?
Зам по режиму улыбнулся и ответил:
– Посмотрим, как вести себя будут. Если не договоримся, то к тебе направлю.
Замполит ничего не понял и пошёл искать дальше по штабу, кто бы мог помочь.
Минут через пятнадцать пришёл зам по режиму со словами благодарности:
– Ты знаешь, я бы этих жуликов ни за что бы не расколол, хотя знаю, что это именно они из чемоданов пассажиров вещи таскают. Но когда они тебя увидели – без галстука, руки по локоть в крови, – они во всём сознались, только бы я их к тебе не направил.
– В таком случае отрабатывай должок, – сказал замполит, – давай закатывай рукава и будем делить рыбу. Теперь точно со склада ни один грузчик ко мне в помощь не придёт. Никогда.
МАСТЕР
Не может рассказ про авиацию считаться полным, если не вспомнить про авиационно-химические работы, или сокращённо АХР. Тем более, когда авиационная история захватывает советский период. Случаев, что происходили при выполнении этих самых работ, бесчисленное множество. Какие-то из них реально имели место, какие-то в результате многократных пересказов стали настоящими байками.
Та история, что произошла с нашим героем, была рассказана мне самим участником описываемых событий, и происходила она, как уже понятно, в те давние времена, когда АХР, или авиационно-химические работы, были не менее распространённым явлением, чем сегодня маршрутки или доставка.
Каждое утро на всём протяжении необъятных просторов шестой части света рой летательных аппаратов тяжелее воздуха отрывался от земли, чтобы подкормить, защитить от вредителей, подготовить к уборке самые разнообразные сельскохозяйственные культуры.
А для тех, кто выбирал летание своей профессией, эти самые авиационно-химические работы являлись просто необходимым этапом на пути в «большую» авиацию. Для кого неприятным этапом, а кто становился летающими агрономом и мастером этого непростого дела.
Анатолий Иванович в молодости много поработал на этих самых авиационно-химических работах, но став командиром звена, старался не покидать родной Энск надолго. Но тут пришла разнарядка свыше: выделить один экипаж и одно лицо командного состава для участия в экспедиции в далёкий регион с целью выполнения различных видов работ по обеспечению урожая. Предполагалось, что экипаж будет работать, а лицо командного состава будет находиться в штабе и проводить периодические проверки работающих экипажей на предмет правильной организации производственного процесса.
Но, когда прибыли на место назначения пришлось Анатолию Ивановичу подменить вышедшего из строя по состоянию здоровья командира самолёта. Сначала планировали на день-другой, но недуг оказался серьёзней и пришлось работать до конца экспедиции.
Неприятная, конечно ситуация, когда заболел коллега, но про настоящую неприятность Анатолий Иванович узнал, когда председательский газик влетел на площадку, затормозив в нескольких шагах от вращающегося ещё винта самолёта. Из него выскочил председатель и понёсся к самолёту. Всё говорило о том, что что-то случилось.
– Что-то случилось? – последовал естественный в данной ситуации вопрос командира воздушного судна «Ан-2».
– Я тебе покажу «что-то случилось»! Я тебе так покажу, что случилось, что всю свою оставшуюся паршивую жизнь будешь помнить, что случилось! Марш в машину, я тебе покажу, что случилось!
Это говорил хоть и небольшому, но всё же авиационному начальнику примерно его ровесник – председатель колхоза, с которым Анатолий Иванович только недавно общался вполне по-дружески. Конфликтов наш герой не любил и старался их избегать, насколько позволяли обстоятельства. И сейчас спорить не стал. Да и просто хотелось узнать, что же случилось, от чего вежливый и общительный председатель не стеснялся в выражениях.
Только когда они отъехали от площадки, стало понятно, что до сих пор председатель ещё стеснялся в выражениях. А вот когда свидетелей кроме водителя не осталось, он перестал стесняться. И единственными допустимыми в приличном обществе были слова «тюрьма», «уголовник» и «пятьсот гектаров сахарной свёклы».
Пока председательский газик через ухабы и ямы добирается до места назначения, нужно пару слов сказать, чем же была сахарная свёкла для многих колхозов того региона. И самое понятное, как можно это объяснить, – это сказать, что сахарная свёкла для колхоза, где они трудились, была всем. «Всем» означает, что это и деньги на трудодни колхозникам, и зарплата учителям, врачам и воспитателям, и деньги на запчасти к тракторам и комбайнам, и премии и ордена районному начальству, что тоже, согласитесь, немаловажно.
На прополку свёклы выгоняли всех, вне зависимости от возраста, профессии и даже партийности.
Теперь, когда вы знаете, что значил урожай сахарной свёклы для колхоза вообще и для председателя в частности, мы вернёмся к нашим персонажам. Тем более они уже добрались до того самого поля сахарной свёклы. Свёклы, которая так нужна была колхозу и которой только сегодня утром экипаж под управлением нашего героя выполнял внекорневую подкормку. То бишь лил жидкие удобрения прямо с самолёта на поле, чтобы была свёкла больше, лучше, зеленее.
Но результат выполненной работы был абсолютно противоположным. Поле, что ещё утром радовало глаз различными оттенками изумрудно-зелёного, теперь не подавало признаков жизни. Коричневые неживые листья сливались с землёй. Для опытного командира звена, искушённого в вопросах разбора косяков и инцидентов своих подчинённых, постепенно стал проясняться смысл слов «уголовник» и «тюрьма», которые не раз кричал председатель.
Смысл слов не только прояснялся, но и становился вполне реальным.
– Что это? – непроизвольно вырвался вопрос у Анатолия Ивановича.
– Ты меня спрашиваешь, что это?! Это я тебя должен спросить, что это! Что это такое?! Ну если ты меня спросил, так я тебе отвечу: это моё горе и твоя тюрьма, фашист недобитый!
Суровую и пугающую реальность слов председателя подтверждало коричневое поле, только сегодня утром обработанное экипажем.
Как же такое могло произойти?
Может, неправильная дозировка?
Нет, удобрениями можно, конечно, причинить вред, но не в такой степени и не так быстро. Так быстро только в Казахстане они в своё время с сорняками боролись на авиахимпрополке. Так только гербицид работает. Но откуда здесь гербицид, откуда здесь его запах? Лётный командир быстро и по-деловому пошёл к машине.
– Поехали!
– Куда поехали? – обалдел от его спокойствия председатель.
– Туда, где мы узнаем, что случилось, – отрезал командир. И уже водителю: – Давай на склад удобрений.
На склад командир зашёл вместе с председателем, но не дал сказать ему даже слова.
– Что вы сегодня на самолёт отгружали? – спросил он у кладовщика.
– Что просили, то и отгружали. По накладной. Удобрения. Жидкие. Тур называются. Вон в углу бочки стоят, что остались, – ответил кладовщик.
На складе в углу стояли рядами двухсотлитровые бочки. Если на тех, что поновее, красовались этикетки, то на прошлогодних название содержимого едва просматривалось, но тем не менее когда знаешь, что искать, – найдёшь. И при детальном рассмотрении было найдено название химиката: гербицид. Вот почему вспомнился Казахстан. По запаху. Командир подозвал председателя и показал на название.
