скачать книгу бесплатно
Наступила тишина. Кирило сидел за столом, оглядывая хату. Христя стояла у порога.
«Вот что про нашего брата говорят: лентяйка и недотрога, такая и сякая… Господи!..» – Сердце ее словно кто-то сжал в кулак, навертывались слезы.
– А если б ты знала, Явдоха, что с нами случилось, – наконец нарушил Кирило тягостное молчание. И начал рассказывать, как он чуть не утонул в Гнилом переходе.
Марья вошла в хату с вязанкой дров в руках. Видно, ей было не под силу таскать их, она вся согнулась, а лицо побагровело от натуги.
– Ну и тяжелые! – сказала Марья, бросив дрова в угол. Они с грохотом упали на пол. Старуха набросилась на нее:
– Покоя от тебя нету. Набрала дров, чертова дура, да донести не может, швыряется… Печь до вечера не затопит.
– Так надо же принести дрова… – тихо сказала Марья. Старуха потемнела от прилива злобы.
– А с полом ты что сделала? Давно мазала? Десять раз на неделе мажешь…
– Да будет уж вам. Оставьте немного на завтра, – с укоризной сказала Марья.
Старуха покачала головой и сердито плюнула.
– Чего ты стоишь? – обратилась Марья к Христе. – Садись отдохни. Куда вас Бог несет?
– В город, – ответил Кирило.
Христя робко опустилась на лавку.
– На базар?
– На базар. Ее продавать веду, – шутливо сказал Кирило, кивнув головой на Христю.
Марья с грустью посмотрела на девушку.
– Ее? – спросила Марья.
– А кого же? – ответил Кирило.
– Вы же смотрите, дядька, не продешевите. За такую молодую и красивую дивчину возьмите и цену хорошую.
Старуха заерзала на лавке, словно ее что-то укусило, потом встала и направилась к двери.
– Куда же ты, Явдоха? – спросил Кирило.
Явдоха даже не оглянулась, только, проходя мимо Марьи, засопела.
– Отчего она так сердится? – спросил Кирило, когда Явдоха скрылась в сенях.
Марья пожала плечами.
– Она всегда такая. Разве у нее когда-нибудь бывает, как у людей? Как в пекле – так всегда и бурлит!
– Куда же это она?
– Пошла другую невестку пилить, с меня только начала, а то ей одной мало.
Снова замолчали. Марья подбросила дров в печь.
– Вот что, Марья, – сказал, помолчав, Кирило, – нет ли у вас чарки водки? Провалился я по дороге, вымок, а теперь что-то знобь берет.
– Я сейчас.
И Марья, подбросив несколько поленьев в печь, выбежала из хаты и быстро вернулась с бутылкой в руке.
– Вот это хорошо! Аж по жилочкам пошла! – сказал Кирилл, выпив чарку.
– А все-таки зачем вы в город идете? – снова спросила Марья.
Кирило начал рассказывать всю историю сначала. На Христю этот рассказ произвел такое впечатление, что она, не выдержав, заплакала.
– Чего ты, девка, плачешь? Не горюй, в городе жить хорошо. Я сама там служила и проклинаю свою дурную голову, что пошла замуж. Что тут хорошего? Неволя, да и только. А брани сколько наслушаешься? Вы на минуту зашли и то ее не миновали. А мне каково день и ночь это переносить? Будь оно проклято… Подожду еще немного, потерплю, а если не уймется, брошу все и уйду, – махнув рукой, сказала Марья.
– Ну, и надумала такую глупость! – сказал Кирило. – А Сидор как? А хозяйство?
– Ну их… с ихним хозяйством! А Сидор и другую себе найдет, если захочет.
– Вот так дело! – возмутился Кирило. – За тем ли он тебя брал, чтобы другую искать?
– Нет моей мочи больше терпеть! – горько промолвила Марья. – Нет мочи, и все! Я уж на своем веку немало настрадалась: знаю, что это не сахар…
– Да, видно, забыла!
– Нет, – глубоко вздохнув, сказала Марья. – Такое не забывается.
Помолчав немного, она снова заговорила:
– В городе? Да только в городе и жить! Там вольно, людно… Никто тебя не замечает, никто не пилит и не понукает, как тут. От зари до зари только и слышишь одно ворчанье!.. А в городе, когда я вот на последнем месте служила, как сыр в масле каталась. Работа была нетяжелая – вытоплю печь, приготовлю поесть, подам и потом свободна весь день и всю ночь… Никто тебя не спрашивает, где была, куда ходила. А тут? Да пропади оно пропадом! – крикнула Марья, и в ее черных глазах заблестели слезы.
– Уж так ты, Марья, к городу привязалась, – вздохнув, сказал Кирило.
– И до гроба такой останусь! – резко произнесла Марья, после чего все замолчали.
– А что, девка, сидят, сидят, да и уходят? – сказал наконец Кирило, поднимаясь. Христя тоже встала.
– Прощай, Марья. И выкинь дурь из головы! – сказал Кирило.
– Прощайте! Пошли вам Господь счастья! Может, еще встретимся в городе, – обратилась она к Христе.
Христя и Марья сразу понравились друг другу; что-то общее, родственное сближало их.
– Что это за люди? – спросила Христя у сотского, когда они отошли немного от хутора.
– Какие?
– Те… у которых мы сейчас были.
– Люди? Осипенко… Они мне дальними родственниками доводятся. Ничего, добрые люди. Если бы не эта старая ворчунья… она их точит, как ржавчина железо. Больше всего достается Марье. Да и Марья эта, Бог ее знает, какая-то чудная.
Христя не стала расспрашивать, почему он считает Марью чудной. Понурившись, они молча продолжали путь. Что думал Кирило, Господь его знает, а Христя… она вспомнила Марью, мать, покинутое село… Мысли, словно голуби, кружились; а печаль все больше овладевала ею.
Солнце спускалось к горизонту. Дорога почернела от воды. Все чаще попадались на ней прохожие и проезжие; Кирило и Христя с ними не заговаривали. Но вот на горе засинела роща, дым и пыль подымались из-за нее; какой-то глухой гул доносился оттуда. Тоска все больше и больше теснила грудь Христи.
Около рощи они повернули вправо. Дорога, покрытая талым снегом, петляла вверх.
Так же молча поднимались они все выше и выше.
– Вот тебе и город, – сказал Кирило, когда они взобрались на гору.
Перед их глазами в долине раскинулся город. Широкие улицы, как русла рек, пересекали его вдоль и поперек. Словно каменные стражи, поднимались высокие дома, красные – кирпичные и выбеленные известкой. Церкви на небольших площадях тянулись ввысь своими острыми шпилями; их окружали торговые ряды. Словно мошкара, сновали люди. Повсюду громкий говор, шум, гам.
Заходящее солнце заливает город своим багровым светом, словно кровью.
Христе стало страшно. Город показался ей притаившимся хищным зверем с окровавленной пастью и белыми клыками, который вот-вот бросится на нее.
– Ну, девка, постояли – и хватит, пошли! – громко сказал Кирило; и слова его оглушили Христю точно набатный звон.
Она вздрогнула и покачнулась, как подстреленная… Слезы градом покатились из ее глаз.
ГЛАВА ВТОРАЯ
– Если бы сам черт вмешался, то не натворил бы такого!.. Пост на исходе, а у меня одной щуки целый воз не распродан, чехони две бочки… и ни с места. Да тут еще оттепель… Тьфу! В лавку хоть не заходи… – крикнул Загнибида, вернувшись домой.
Христя похолодела, увидев хозяина. Долговязый, с большущими рыжими усами, острым крючковатым носом и нахмуренными бровями, из-под которых, словно раскаленные угли, блестели красные, как у кролика, глаза. Одет он был на городской манер: в длинном суконном кафтане, широкой барашковой шапке пирожком, которая, словно сковорода, прикрывала его бычью голову. Его лицо, фигура, походка говорили, что это человек сильный, решительный: ничто его не испугает, ни перед чем не отступит в достижении своих целей. А красные кроличьи глаза выдавали лукавую и ехидную душу: писарская каверзность сочеталась в нем с торгашеским плутовством.
– А это кто, Олена? – сверкнув глазами на Христю, спросил Загнибида свою жену, худощавую молодицу с бледным лицом и голубыми глазами. Казалось, само небо отразилось в ее светлых зрачках.
– Это же новая прислуга, – ответила она тихим, приветливым голосом, словно струны прозвенели.
Загнибида, стоя среди комнаты, бросал быстрые взгляды то на Христю, притаившуюся у порога, то на жену. Так орел с вышины вглядывается в свою добычу, выбирает, какая аппетитней.
Христя, невысокая, с полным румяным лицом, сверкающими глазами, чернобровая, резко отличалась от Олены. Бледная и худая, та походила на увядший цветок, а Христя – на только что распустившийся. У Загнибиды глаза разгорелись, когда он посмотрел на ее стройный стан.
– Насилу дождались вашей милости! – неласково сказал Загнибида. – Ты что так долго собиралась? – еще более неприветливо спросил он.
У Христи от страха зарябило в глазах.
– Петро! – сказала Олена, покачав головой.
Загнибида насмешливо взглянул на Христю, потом на жену и молча пошел в другую комнату.
– Давай, девка, самовар, – сказала Олена и сама начала рыться в шкафу.
Христя не помнит, как выскочила в сени, схватила кипящий самовар и внесла его.
– Туда, туда… В комнату неси, Христя, и поставь его на стол, – распорядилась Олена, вынимая из шкафа чайную посуду.
Христя застала Загнибиду за столом. Откинувшись, он быстро скользил глазами по комнате. Когда Христя вошла, он так и впился в нее своими кроличьими глазами. Ей казалось, что его пронизывающий взгляд проникает до самого ее сердца, мутит душу. Она вся дрожала, самовар дергался в ее руках, и если б не поставила его быстро на стол, то, верно, выпустила бы из рук. Но не могла сдержаться и всхлипнула. Кипяток обжег ее руку, стекая на стол… Она почувствовала невыносимую боль в пальцах, но даже не охнула и виду не показала, только всю ее словно жаром обдало.
Загнибида смотрел на лужицу, образовавшуюся на столе, а Христя стояла ни живая ни мертвая… «Что я наделала? Что мне за это будет?» – думала она. Загнибида молчал. Христя точно окаменела.
– На стол пролила! – тихо сказала хозяйка, входя в комнату. – Возьми тряпку и вытри.
Христя мигом исполнила приказание.
– Проворная! – буркнул ей вслед Загнибида, когда она, управившись, выходила из комнаты.
– Ничего, девка, – сказала Олена.
Больше Христя ничего не слышала. Ожог в пальцах не давал ей покоя. Хотелось кричать от боли, но она боялась даже вздохнуть. Горячие слезы текли из ее глаз. Она то прижимала ошпаренную руку к груди, то прикладывала к губам – боль не унималась. Из комнаты к ней доносился звон посуды и прихлебывание хозяев.
– Налей еще, – уже в четвертый раз сказал Загнибида. – Будто и соленого не ел, а пить хочется.
«Хорошо им, пьют, закусывают, а я от боли места себе не найду!» – думала Христя, тихо всхлипывая.
– Тише… – сказала Олена, прислушиваясь. – Мыши скребутся?
Загнибида не ответил, а Христя больше не могла сдерживаться: когда стало тихо, горькие рыданья вырвались из ее груди.
– Плачет? – спросил Загнибида.
Христя затаила дыхание.
Олена ее окликнула.
– А ее зовут Христя? Христя в монисте! – пошутил Загнибида.
– Христя! – еще раз окликнула ее Олена, не дождавшись ответа.
– Че-е-го? – сквозь слезы отозвалась Христя.
– Это ты плачешь? Иди сюда.
Христя вошла в комнату, заплаканная, придерживая ошпаренную руку.
– Что с тобой? – допытывалась Олена.
– Да ничего! – нетерпеливо ответила Христя и направилась к двери.
– Как ничего? Скажи, почему ты плачешь?
– Пальцы обожгла.
