Пролог: Мегатренд альтернативной энергетики в эпоху соперничества великих держав

По сути, усиление мегатренда альтернативной энергетики отражает развивающуюся экосферу социально-материальных факторов[118], которые формируют новые специфические общественные структуры и властные отношения между акторами, институтами и индивидами. Экосфера XXI в. подвержена стратегическим манипуляциям, в процессе которых современные явления, такие как мегатренд альтернативной энергетики, порождаются и трансформируются для служения новым целям. Эти трансформации демонстрируют зарождающуюся способность акторов влиять на общество в целом. В результате исторически сложившийся вертикальный процесс формирования политики «сверху вниз» реверсируется, на смену ему приходит процесс выработки политики «от корней» – «снизу вверх».

2.2.7. Этический императив: моральный импульс, определяющий тренд как форму «высокоморальной» энергии

Помимо прагматических расчетов, мегатренд альтернативной энергетики получает дополнительный импульс благодаря усилению этических мотивов в обществе. Альтернативная энергетика воспринимается как «хорошая», воплощающая в себе «моральное превосходство» и устанавливающая гармоничные отношения между человеком и природой. Таким образом, история стала свидетелем эволюции этики, связанной с производством и потреблением энергии, – моральной позиции, которая влияет на поведение людей и на организацию общества.

Возобновляемые источники энергии вписались в почти манихейское представление о добре и зле[119]. Для многих слоев общества возобновляемые источники энергии олицетворяют собой силу добра в контексте представлений об «абсолютном добре» и «абсолютном зле», уходящих корнями в иудео-христианские принципы.

Альтернативная энергия олицетворяет собой «благо по своей сути», путь к достойной жизни и лучшему обществу. Ее сторонники утверждают, что это более «дешевый, безопасный и в целом более разумный выбор»[120], основанный на этическом ответе на проблемы изменения климата и устойчивого развития. Таким образом, эта тенденция позиционируется членами общества, средствами массовой информации и даже некоторыми государствами как морально превосходящая использование других источников энергии.

Моральное превосходство, приписываемое альтернативной энергетике, допускает новый политический выбор, а иногда и подталкивает к нему. Онтологически это явление лучше всего отражено в следующем: «хотя человек (или государство) изначально мотивирован динамикой интересов (как материальных, так и духовных), именно его менталитет или образ внешнего мира определяет характер или направление этого движения»[121]. В этой бинарной системе те, кто отрицает неизбежность изменения климата и других экологических угроз, попадают в «лагерь зла».

Однако при более внимательном рассмотрении оказывается, что моральные ценности, связанные с развитием альтернативной энергетики, содержат внутренние противоречия. Это особенно верно в отношении цены внедрения новых технологий. Поскольку «энергия считается товаром, необходимым для поддержания жизни», одним из важнейших этических вопросов является воздействие инициатив в области альтернативной энергетики на бедные слои населения[122]. Учитывая современные рыночные реалии, внедрение возобновляемых источников энергии в значительной степени зависит от финансовых ресурсов, которые могут быть выделены, что вновь сулит процветание богатым, а не бедным. Это указывает на противоречие в развитии тренда альтернативной энергетики между оптимальной с точки зрения рынка системой и тем, что идеально для человека, на «шаткий мост, который перекинут через пропасть между целями системы и целями человеческой жизни»[123].

Кроме того, возобновляемые источники энергии скрывают в себе уязвимости, которые пока не устранены, и проблемы практической реализации. Например, быстрое развитие биотоплива порождает свои этические вопросы. Увеличение доли биотоплива в энергобалансе привело к уничтожению лесов и росту цен на продовольствие, поскольку культуры, предназначенные для потребления в пищу, были направлены на производство биотоплива. Солнечные и ветряные электростанции порождают этические вопросы, связанные с использованием земельных ресурсов.

Технологии альтернативной энергетики формируют реальность, которая пока не полностью ощущается наблюдателем. Однако ее присутствие уже чувствуется настолько, что «рамки прежней этики уже не могут вместить ее»[124]. В некотором смысле, поскольку общество все больше приписывает этические ценности политической и экономической сфере, технологии альтернативной энергетики предлагают варианты, которые твердо стоят на морально высоком уровне, или «правильной стороне истории».

2.2.8. Политика и правила: включение движущих сил в тренд и превращение их в нечто большее

Решающим комплексом факторов, который не только стимулирует развитие мегатренда, но и объединяет все его движущие силы, являются постепенно сближающиеся национальные и международные нормативно-правовые базы. Чтобы ощутимо способствовать развитию мегатренда, эти системы должны учитывать три неизбежные реалии XXI в. Во-первых, человечество зависит от энергии. Во-вторых, мы находимся в самом разгаре четвертой промышленной революции, которая изменит отношение человечества к использованию энергии. В-третьих, эти экспоненциально развивающиеся технологии приведут к такому перевороту в работе людей, предприятий, правительств и обществ, какой сегодня мы едва ли можем себе представить.

Политики часто руководствуются необходимостью реагировать на очевидные краткосрочные потребности, такие как загрязнение окружающей среды, технологическая конкуренция и ее влияние на прибыльность, изменение климата. В связи с этим возникает важный вопрос: способны ли национальные и глобальные органы управления создать целостную дальновидную политику для управления технологическими потрясениями, которые неизбежно затронут энергетический ландшафт будущего? Сюда входят тонкости создания новых систем регулирования, управления положительными и отрицательными последствиями для рынков труда, модернизации инфраструктуры, а также более широкие задачи, такие как эффективное решение масштабных геополитических проблем и проблем безопасности.

Проактивная государственная политика, направленная на уточнение нормативно-правовой базы развивающихся технологий, может способствовать разработке и внедрению новых достижений, а также выявлению и последовательному устранению препятствий, стоящих на пути раскрытия потенциала человечества. Энергетическая политика, направленная непосредственно на использование возобновляемых источников энергии, остается относительно редким явлением – акцент делается на ископаемом топливе. Однако, например, отмена субсидий на ископаемое топливо, хотя это может и не быть вызвано стремлением поддержать альтернативную энергетику, неизбежно окажет влияние на ее развитие. Направления политики, тем или иным образом затрагивающие развитие альтернативной энергетики, часто представляют собой совокупность несвязанных мер, а иногда преследуют противоречивые цели. Тем не менее их косвенное, фоновое влияние является объединяющим фактором для рассмотренных выше факторов.

Национальные законы и нормативные акты часто непосредственно стимулируют развитие альтернативной энергетики. Некоторые инициативы напрямую поощряют использование возобновляемых источников энергии, в то время как другие нивелируют конкурентные преимущества иных видов энергии[125]. Таким образом, мегатренд альтернативной энергетики зависит от того, как идут процессы принятия решений и реализации политики. При этом, хотя политика должна направлять развитие, иногда она может дать обратный эффект[126]. Все чаще звучат призывы к согласованию внутренней политики с международными рамками, чтобы ускорить развитие альтернативной энергетики.

Как утверждали Генри Киссинджер и Джордж Шульц, «изменение климата и энергетика в равной степени требуют коллективного глобального подхода. Мы не должны отвлекаться от этих задач из-за политики конфронтации, которую можно избежать»[127]. Формирование инфраструктуры регулирования можно наблюдать в международных институтах и организациях, практика которых постепенно стала признанным источником «мягкого права» – вторичных режимов международного права, не имеющих обязательной силы и сосредоточенных на рекомендациях[128].

Принятые в 2015 г. Цели в области устойчивого развития ООН стали шагом к объединению политики различных государств в единую международную систему[129]. Международная торговля возобновляемыми источниками энергии в настоящее время регулируется действующим международным правом и правилами Всемирной торговой организации (ВТО)[130]. Однако налаживание согласований внутри и между странами остается сложной задачей, поскольку государства неразрывно связаны условиями конкретных социально-культурных контекстов.

Объединение обязательств, инициатив и нормативных актов, связанных с альтернативной энергетикой, в глобальную нормативную базу может привести к созданию набора фискальных механизмов, дополненных ограничительными мерами в отношении энергетической отрасли. Такая политика регулирования, по мнению Ричарда Хаасса, «станет основным средством сдерживания спроса и стимулирования развития альтернативных источников энергии и технологий»[131]. Она несет в себе скрытое намерение создать рыночную нишу для возобновляемых источников энергии посредством мер по ограничению и компенсации выбросов углерода, а также путем предоставления более широкого доступа к финансированию возобновляемых источников энергии[132].

В целом мегатренд альтернативной энергетики выражен своими переплетающимися и взаимоусиливающими драйверами и одновременно представляет более широкое явление. В своем взаимодействии эти драйверы уже не являются отдельными событиями или явлениями, они объединены идеями, представлениями и стратегическими ви́дениями, которые диктуют определенный прагматический и моральный выбор. Они подкрепляются и направляются механизмами местного, регионального и международного регулирования. В совокупности эти движущие силы формируют идентичность мегатренда альтернативной энергетики.

2.2.9. Непрерывное социальное конструирование мегатренда: воздействие, изобретение, переосмысление и новое изобретение

Мегатренд альтернативной энергетики является типичным социально обусловленным явлением[133]. Он является следствием слияния знаний и действий общества, которые по отдельности не могли спровоцировать создание такого явления, но вместе придают ему постоянный импульс и обеспечивают его ощутимое присутствие. Это не исключает способности мегатренда оказывать обратное влияние на общество, поскольку «любая устойчивая схема правил, институтов и непредвиденных результатов придает обществу структуру, которую может определить любой наблюдатель»[134].

Окружающая среда формируется взаимодействием не только человека с природой, но и между отдельными людьми, социальными группами и сообществами. Взаимодействие между элементами общества – это двусторонний процесс. Точно так же, как социальные отношения формируют людей как индивидов, индивиды, действующие согласованно, изменяют мир, в котором они живут. В этом контексте не существует различий между природными и социально сконструированными объектами – реальность, в рамках которой мы существуем, появилась под нашим влиянием.

По словам Аристотеля, «имея форму, вещи мира производят другие вещи, придавая им форму»[135]. Это взаимодействие характеризуется индивидуальным выбором, который делается для достижения определенной цели, и эффектом, который этот выбор несет, будь то намеренный эффект или непреднамеренный. Развитие альтернативной энергетики не является исключением. Оно происходит в результате взаимодействия между людьми и окружающей средой. В ходе развития выявляются общественные приоритеты, которые воплощаются в будущих организационных подходах и социальных институтах.

Восприятие мегатренда альтернативной энергетики определяется как системными, так и специфическими внутренними факторами. Системные факторы включают общее технологическое развитие, а также совместимость и гибкость инфраструктуры. Внутренние факторы включают готовность к внедрению, стоимость и достаточность ресурсов. Все эти факторы формируются в результате взаимодействия общества и самой технологии.

Отношения и идеи, лежащие в основе мегатренда альтернативной энергетики, отражают усилия по поиску и секьюритизации угроз человеческому благополучию и уровню жизни. Эти идеи влияют на отношения внутри и между сообществами и меняют траекторию действий человека: от соседских движений до политических партий, от конкретного личного выбора до действий государств или групп государств[136]. Мегатренд альтернативной энергетики также принимает на себя ответственность за вклад в обновление подходов в глобальной политике.

Очевидные и малозаметные проявления мегатренда альтернативной энергетики можно сравнить с тестом Роршаха – они выявляют разнообразные эгоистические интересы и служат лакмусовой бумажкой мотивов конкретных действий. Мегатренд оценивается по принципу «затраты – выгоды», который определяет, примет или отвергнет его аудитория с разными интересами: экологическими, экономическими, энергетическими, оборонными и политическими. В рамках реальности и обещаний возобновляемых источников энергии отдельные лица, а также государственные и негосударственные акторы преследуют только свои собственные потребности, видят только то, что хотят видеть, и связываются только с теми аспектами мегатренда, которые наиболее близки их собственным представлениям.

3. Очень краткая история будущего альтернативной энергетики – современные обстоятельства, определяющие ее прогресс

То, что сейчас принято называть альтернативными источниками энергии, на самом деле являлось первичными источниками энергии на протяжении всей истории человеческой цивилизации. Известные примеры из истории альтернативной энергетики указывают на предшествующие их появлению изменения в общественных обычаях, действиях и знаниях и помогают составить представление о том, что может повлиять на траекторию развития мегатренда в будущем.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Сноски

1

J. A. Leo Lemay и P. M. Zall, Benjamin Franklin’s Autobiography, Part III (New York: W. W. Norton & Co., 1986), 108.

2

Lucius Apuleius, The Golden Ass (Cambridge, MA: Harvard University Press, 1915).

3

Deborah Vess и Sherry Linkon, Navigating the Interdisciplinary Archipelago: The Scholarship of Interdisciplinary Teaching and Learning, Disciplinary Styles in the Scholarship of Teaching and Learning: Exploring Common Ground, eds. M. T. Huber & S. Morreale (Washington, D.C.: American Association for Higher Education, 2002), 87–106.

4

Секьюритизация (англ. securitization от security – безопасность) – концепция, в рамках которой вопросы безопасности рассматриваются в контексте процесса социально-политического дискурса, когда акторы возводят какую-либо проблему в ранг вопроса безопасности. Такой метод позволяет выйти за пределы традиционного подхода к проблемам международной безопасности, ограничивавшегося военными угрозами. Концепция была разработана исследователями Копенгагенской школы исследований безопасности. Security: A New Framework for Analysis. By Barry Buzan, Ole Weaver, and Jaap de Wilde. Boulder, CO: Lynne Rienner, 1998. 239 p. – Прим. пер.

5

Объединяя понятие безопасности как с социальными конструкциями, определяющими чрезвычайные меры, так и с существующими и развивающимися механизмами, практиками и институтами безопасности, данный анализ стремится полностью учесть различные аспекты секьюритизации и понятия безопасности. Определение безопасности – предмет дискуссий. Например, защита человека от причинения вреда находится в центре внимания школы гуманитарной безопасности, которая возникла после публикации в 1994 г. доклада ООН о человеческом развитии. В нем описывались семь основных элементов безопасности человека: экономическая безопасность, безопасность здоровья, продовольственная безопасность, экологическая безопасность, личная безопасность, общественная безопасность и политическая безопасность. http://hdr.undp.org/en/media/hdr_1994_en_chap2.pdf; Edward Newman and Oliver P. Richmond, eds., The United Nations and Human Security (Basingstoke: Palgrave Macmillan, 2001); J. Peter Burgess and Taylor Owen, eds., Special Section: What Is Human Security? Security Dialogue 35, no. 3 (September 2004): 345–87; Mary Kaldor, Human Security: Reflections on Globalization and Intervention (Cambridge: Polity Press, 2007); Rita Taureck, Securitization Theory and Securitization Studies, Journal of International Relations and Development 9, no. 1 (2006): 53–61.

6

Несмотря на то что термин «соперничество великих держав» использовался и продолжает широко использоваться, с 2017 г. его начали трактовать по-другому. В Стратегии национальной безопасности 2017 г., Стратегии национальной обороны 2018 г. (в трактовке «долгосрочная стратегическая конкуренция») и Национальной военной стратегии 2018 г. (США) термин «соперничество великих держав» присутствует во всех документах.

7

Различие между малыми и великими державами установлено в 1814 г. при подписании Шомонского трактата.

8

Heraclitus, Fragments, пер. Brooks Haxton (New York: Penguin Classics, 2003), 19.

9

Как понятие социальное конструирование реальности основано на понимании того, что возникновение идей и знаний среди людей и групп, взаимодействующих в социальной системе, постепенно объединяется в некую структуру. Со временем эта система концепций и ментальных представлений становится структурой, которая определяет действия этих людей и групп. В конце концов система концепций становится устоявшейся, заставляя индивидов и группы вписываться в роли по отношению друг к другу. Появляющееся взаимовлияние постепенно проникает в другие слои общества, оказывает влияние на его членов и заставляет их вступать в эти конструкты и отыгрывать их. Когда взаимодействия становятся привычными и укореняются в практике, их называют институализированными. Таким образом, смысл встраивается в действия общества, что приводит к определенным моделям поведения и валоризации, определяющим дальнейшее развитие событий. Thomas Luckmann и Peter L. Berger, The Social Construction of Reality: A Treatise in the Sociology of Knowledge (London: Penguin, 1991); David Newman, Sociology: Exploring the Architecture of Everyday Life (Thousand Oaks, CA: Pine Forge Press, 1995); Olav Eikeland, From Epistemology to Gnoseology-Understanding the Knowledge Claims of Action Research, Management Research News 30, is. 5 (2007): 344–58.

10

Rob B. J. Walker, Security, Sovereignty, and the Challenge of World Politics, Alternatives 15, no. 1 (Winter 1990): 11; Kevin R. Cox and Murray Low, Political Geography in Question, Political Geography 22 (2003): 599–602.

11

В XXI в. понятие национальной безопасности стало шире и теперь включает в себя безопасность ресурсов, необходимых государству для поддержания своей жизнедеятельности и международного влияния, в частности энергии. Сюда входит задача обеспечить национальную оборону топливом и в буквальном смысле устранить уязвимости, связанные с зависимостью от внешних поставщиков энергии.

12

Исторически считалось, что «нация находится в безопасности в той степени, в которой ей не грозит опасность пожертвовать основными ценностями, если она хочет избежать войны, и способна, если ей будет брошен вызов, сохранить их, победив в такой войне». Walter Lippmann, U. S. Foreign Policy: Shield of the Republic (Boston: Little, Brown and Company, 1943): 51.

13

Безопасность в узком смысле зиждется на управлении и намерениях. Вопросы, в которых отсутствуют эти элементы, переходят в повестку дня внутренней «низкой» политики. С признанием, что угрозы, которые обладают реальным потенциалом вылиться в насилие, все чаще исходят извне, безопасность в узком смысле приобретает отчетливый международный оттенок. Baldwin, Security Studies at the End of the Cold War, World Politics 48 (1995): 131.

14

Hans Morgenthau, Another “Great Debate”: The National Interest of the United States, Classics of International Relations, ed. J. Vasquez (Englewood Cliffs, NJ: Prentice Hall, 1982), 973.

15

Richard Wyn-Jones, Security, Strategy и Critical Theory (Boulder, CO: Lynne Rienner, 1999); Mohammed Ayoob, Defining Security: A Subaltern Realist Perspective, Critical Security Studies: Concepts and Cases, eds. K. Krause and M. C. Williams (London: UCL Press, 1997), 121–47.

16

Экологическая безопасность включает в себя смягчение последствий истощения ресурсов, воздействия окружающей среды на экономическую деятельность, экологических угроз территориальной целостности и средствам к существованию, а также внутригосударственных и межгосударственных конфликтов, возникающих в результате нанесения ущерба среде обитания человека. О различных аспектах экологической безопасности и растущей связи между ухудшением окружающей среды и безопасностью государств и их населения см. Michael Renner, Fighting for Survival: Environmental Decline, Social Conflict, and the New Age of Insecurity (New York: W. W. Norton & Co, 1996).

17

Экономическая безопасность включает в себя такие вопросы, как экономический рост, стабильность, устойчивость к экономическим потрясениям и нестабильности, а также другие формы экономического благосостояния как внутри страны, так и на глобальном уровне. Beverly Crawford, The New Security Dilemma under International Economic Interdependence, Millennium 23, no. 1 [1994]: 25–55; Andrew F. Krepinevich, Jr., National Security Strategy in an Era of Growing Challenges and Resource Constraints, Center for Strategic and Budgetary Assessments Perspective, June 2010 (первоначально представлен на дискуссии Domestic Constraints on U. S. Grand Strategy симпозиума The Geopolitical Constraints of the Financial Crises Центра исследований международной безопасности Принстонского университета 13–14 мая 2010 г.). Доклад также включает мысль, что это «материальная основа военной мощи… традиционно является отправной точкой для оценки военного потенциала». Emily O. Goldman и Leo J. Blanken, The Economic Foundations of Military Power, Guns and Butter: The Political Economy of International Security, ed. Peter Dombrowski (Boulder, CO: Lynne Rienner Publishers, 2005), 37.

18

Джеймс Ставридис, отставной адмирал военно-морских сил США: «Первое место моего списка занимает нарастающая проблема наших национальных лидеров… С ней связано растущее напряжение национализма и авторитаризма во многих странах мира… Наконец, я глубоко обеспокоен состоянием здоровья планеты, включая глобальное потепление, засуху, повышение уровня моря, таяние ледников и все увеличивающееся количество мощных штормов. Это список опасностей, но я смотрю на эти проблемы с осторожным оптимизмом, потому что некоторые события развиваются в правильном направлении». Lessons In Leadership: One On One With Admiral James Stavridis, March 26, 2019; https://thriveglobal.com/stories/lessons-in-leadership-one-on-one-with-admiral-james-stavridis/.

19

Kissinger, Henry. The Future Role of the IEA. October 14, 2009, Paris, France.

20

Процесс усиления регионализации идет вразрез с процессом глобализации. Регионализация характеризуется формированием новых ядер и периферий, развитием новых форм проецирования силы, а также растущей изменчивостью определения ядер и периферий, вытекающей из разнообразных региональных нормативных и социальных форм, будь то гегемонистские, партикуляристские или универсалистские. Существуют различные уровни регионализации: географический, социальный, организованное сотрудничество, региональное гражданское общество или регион как «действующий субъект» с отличной идентичностью. Кроме того, рост регионализма сопровождался постепенной эрозией «проектов национальных государств», которая ускорилась после снятия якорей холодной войны. Björn Hettne, The Double Movement: Global Market versus Regionalism, The New Realism: Perspectives on Multilateralism and World Order, ed. R. W. Cox (New York: United Nations University Press, 1998).