Mushroom Wars 2. Наследие Одура

Глава 1

Гадалка по имени Ирга не была известна за пределами племени Шии’Мори. О ней не говорили с придыханием, отдавая дань уважения её умениям, к её предсказаниям не прислушивались, у неё даже не спрашивали советов – проще говоря, её за гадалку-то и не считали. Она была слишком молода, слишком взбалмошна, слишком любила всякие знаки и символы – и не считала нужным пояснять их смыслы и значения. Так что единственная польза, которую она приносила племени, – собирала и сушила неплохие чайные сборы, всегда пользовавшиеся спросом.

Конечно, Иргу подобное отношение обижало. Даже несколько оскорбляло. Она пыталась привлечь внимание к своим предсказаниям – но как назло, именно в этих случаях всё шло наперекосяк. Если она показывала узор на коре, который так и вопил: «Ужас! Ужас! На лес надвигается шторм!» – то в ближайшие пару недель с ярко-голубого неба не падала ни единая дождевая капля. Если же пучок травы, которым она потрясала перед соплеменниками, сообщал, что близится тёплая погода, чтобы переселять пчёл, – то уже назавтра ураганный ветер сметал всё новые, не успевшие закрепиться на ветках, пчелиные улья.

Но вскоре Шии’Мори привыкли к тому, что к гаданиям Ирги нужно относиться как к безобидному развлечению. А Ирга уговорила себя не обижаться на этих глупых и ничего не смыслящих в тайнах грядущего соплеменников.

* * *

Той ночью она тоже гадала. Что-то словно толкнуло её под локоть перед самым сном, заставило вздрогнуть и оглянуться, поймать взглядом старый мешочек с гадательными семенами и сесть за стол.

Семена гороха, бархатцев и сладкого перца легли веером. Зёрнышки мака собрались тоненькой чёрной линией. Шалфей и люпин перемешались и усеяли половину стола причудливым узором.

Ирга моргала, глядя на картину, открывшуюся ей. Это было… странно? Нет, освещаемые рассевшимися по стенам светлячками семена говорили предельно понятно – кажется, первый раз в её жизни они говорили так просто, ясно и чётко – но то, что они говорили…

Она затрясла головой, словно отгоняя диковинный сон. Рисунок, сложенный из семян, не изменился. Остался таким же, как и в тот момент, когда она широким жестом рассыпала их по столу.

Ирга почесала нос и полезла в записную книжку прапрабабушки. Не сказать, что та была хорошей гадалкой. Её записи о вареве Прозрения Будущего были густо заляпаны жирными отпечатками пальцев, а заметки о тонкостях предсказаний на рыбьей чешуе перемежались набросанными на скорую руку рецептами из этой самой рыбы. В общем, повариха из прапрабабули была куда лучше, чем провидица. Но Ирга не унывала – в конце концов, эти записи делали её единственной потомственной гадалкой среди Шии’Мори. А то, что не очень хорошей, – ничего, время покажет.

Однако сейчас прапрабабушкины записи не помогали. Более того – делали всё ещё хуже. Потому что подтверждали то, что Ирге говорили семена.

Ирга вздохнула, встала, прошлась по комнате, зажгла свечу. Ей стало страшно. Даже захотелось поверить в то, что она ничего не умеет, что её гадания врут и вообще, пора спать и нужно забыть о предостерегающих знаках семян.

О том, что великий Одур, легендарный воин из племени Шрумов, вернулся из небытия.

* * *

Иргу передёрнуло. Она никогда не вдавалась в тонкости политических дрязг, не разбиралась в паутине дипломатии и не озадачивала себя проблемами войны и мира. К Шрумам она относилась с равнодушием, Гримов побаивалась из-за их тёмной магии, а вот Протеями интересовалась – из-за их полумагических технологий. Шрумы были для неё слишком простыми, бесхитростными, обычными – они даже никогда не всплывали в её раскладах, иногда лишь болтались общим фоном, от которого не избавиться.

Но теперь… Ирга смотрела на жёлтый огонёк свечи, борясь с желанием спалить все семена, словно так можно было перечеркнуть, изменить то, что они обещали. А обещали они нехорошее.

Одур явился в мир не просто так. Он искал свою пропажу. Когда-то давно он потерял свой амулет и теперь жаждал вернуть его. Тот, кто принесёт амулет Одуру, получит невероятную силу и власть над миром. А может, просто Одур оставит его в живых – семена часто путали понятия «власть» и «жизнь», из-за чего сама Ирга попадала в глупое положение.

Гадалка отставила в сторону свечу и решительно направилась к столу. Сейчас она сметёт все семена обратно в мешочек, а потом прочтёт заклинание, которое делает предсказание недействительным. Ведь такое должно существовать, верно?

Однако до стола она дойти не успела.

В дверях за её спиной раздался грохот. От затрепетавшего пламени свечи по стенам заметались причудливые и тревожные тени. Светлячки потухли от страха и попадали на пол. Весь привычный Ирге мир словно дрогнул, покачнулся и неохотно встал обратно на место.

Она не желала оборачиваться. Потому что уже знала, что там увидит. Точнее – кого.

– Твоё гадание вызвало завихрение в магии, – прогудел низкий голос, напоминающий звук старой медной трубы.

Да, именно так и должен звучать голос великого Одура.

Ирга медленно обернулась. Одур стоял в дверях, как воплощение всех героических легенд, когда-либо рассказанных у костра или записанных в старинных книгах. Огромный и внушительный, в доспехах, покрытых рубцами от мечей и копий, он источал власть и силу.

Ирга – та, которая привыкла к туманным предсказаниям и к неожиданным поворотам судьбы, – вдруг почувствовала, что категорически не хочет верить своим глазам. Она не желала, чтобы этот огромный седовласый и седобородый Шрум оказался легендарным Одуром, потому что… Просто потому.

Она качнула головой и хмыкнула. Конечно же, всё именно так. Это просто какой-то Шрум. Пришёл ночью в её дом. Нацепил на себя старинные доспехи, выгодно встал в свете луны так, что игра теней добавляла ему роста. Зачем только ему это нужно? Шутка? Попытка напугать? Или подкупить? Или же – тщеславная мысль затрепетала в её голове – он хочет получить у неё предсказание?

– Шрумам не гадаю, – выпалила она, прежде чем сообразила, что делает. И тут же осеклась.

Повисло тяжёлое молчание. Шрум-прикинувшийся-Одуром медленно расправил плечи, обводя взглядом комнату. Он словно не слышал – или не слушал, – что ему сказала Ирга.

Ей стало не по себе. Она всё ещё упорствовала в попытках убедить себя, что это просто Шрум – лазутчик? – который по ошибке попал в её дом. По ошибке – потому что мысль, что ему от неё ничего не нужно, казалась безопаснее, чем предположение, что он желает получить предсказание.

– Что тебе тут нужно? – спросила она.

Гость не ответил. Всё так же медленно – точнее, размеренно, – как и всё, что он делал до этого, он шагнул. Выдвинул ногу, поставил её на деревянный пол, перенёс на неё свой вес – и замер, словно проверяя: не провалится ли? Будто ему если и не в новинку было шагать по этому миру, то он уже за давностью лет забыл, как это делается. И сейчас вспоминал, заново учился ходить.

– Что… – снова начала Ирга.

И осеклась.

Второй шаг гостя был куда более уверенным. Доски пола жалобно скрипнули и прогнулись под его тяжестью. Третий ударил уже кувалдой. Поднялась пыль.

– Поосто… – зачем-то попыталась что-то сказать Ирга. Но окончание слова потонуло в оглушительном грохоте.

Острый, блестящий, отполированный сотнями и тысячами битв, меч одним ударом рассёк толстую каменную столешницу. Та раскололась на части, словно лёд по весне, – и эхо заметалось в тёмных углах комнаты.

И вместе с этим рассыпались все попытки Ирги убедить себя, что перед ней всего лишь какой-то Шрум. Пусть и нацепивший старинные доспехи – но просто обычный Шрум.

Переполненная страхом и благоговением, Ирга упала на колени. Сейчас, единым ударом доказав, кто он, Одур источал мощь и величие, которые окутывали Иргу, как облако.

А потом он обратил на неё свой взгляд. И она прочла в нём ожидание и немой вопрос.

Она поняла, что нужно сделать. Конечно же. Семена, которые валялись сейчас в беспорядке по полу, предсказали ей явление Одура. И они сообщили ей о последствиях этого явления. Теперь в её руках гибель или спасение этого мира…

Нельзя сказать, что в любое другое время Иргу заботила бы судьба мира. Она так старательно избегала любого вовлечения в лесные дрязги, что ей уже давно стало безразлично, кто прав, а кто виноват. Но сейчас, под суровым и пристальным взглядом Одура она не могла быть такой… бесполезной?

– Амулет будет возвращён, это я вам обещаю, великий Одур, – сказала она.

Её голос дрожал. Но уже не от страха. А от предвкушения роли, которую ей предстояло сыграть в этом эпическом событии. Она чувствовала, что не просто участвует в истории, она будет творить её вместе с этим легендарным героем.

Как именно творить – Ирга пока не имела ни малейшего представления.

– Амулет вернётся ко мне? – прогудел Одур.

– Да, великий Одур, – пробормотала она. На мгновение ей почудилось, что она сделала что-то не так. Толкнула колесо, которое не должно было катиться дальше.

– Я не думал, что это возможно. Мне казалось, что он пропал навсегда. Годы назад. Что его и след простыл.

– Конечно нет, – заторопилась Ирга. Одур смотрел на неё недоверчиво, а ей во что бы то ни стало хотелось доказать, что… В общем, что не надо на неё так смотреть. – Он найдётся. Великий воин должен получить свой легендарный амулет. Как иначе?

– Как иначе? – эхом пробасил Одур. – Как иначе…

Он поднял меч над головой и покрутил его. Угасающее пламя свечи бросило на металл лёгкий отблеск – словно бледно-огненная река растеклась по лезвию.

– Я верну себе свой амулет! – возвестил великий воин. – Ему не место здесь, среди смертных! Я не успокоюсь, пока не найду его!

По спине Ирги пробежали мурашки. И снова у неё на мгновение – опять всего лишь мгновение – возникло ощущение, что она поторопилась. Сожаление, что не придержала язык. Что ей нужно было просто молчать и… смотреть? И Одур бы ушёл… А может быть, вообще не стоило гадать, чтобы завихрения магии не привели его в её скромный домишко.

– Да будет так! – голос Одура гулом разнёсся по комнате. – И убоятся те, кто прибрал мой амулет к рукам или хотя бы подумал об этом!

Осколок каменной столешницы рассыпался в песок под новым ударом меча.

– Да будет так… – эхом прошептала Ирга.

Дубовые доски пола ещё трижды со скрипом прогнулись под шагами удаляющегося Одура, выпустив клубы пыли, и в доме стало тихо.

Великий воин ушёл, даже не оглянувшись.

* * *

Ирга икнула.

На мгновение – ох уж эти «на мгновения»! – ей вдруг захотелось, чтобы всё случившееся оказалось просто сном. Чтобы не легли причудливой картиной гадательные семена, не явился во всём своём воинском великолепии Одур и не было произнесено столь опрометчивое обещание – с чего она взяла, что амулет действительно вернётся к хозяину? И зачем вообще полезла в это дело?

Ирга посмотрела на обломки стола на полу. Положа руку на сердце, она никогда не любила этот стол, давно уже присмотрела себе новый на осенней ярмарке, но выносить из дома на своём горбу эту каменную махину было тяжеловато. Теперь же перенести всё по кусочку к старой дамбе, которая сдерживала ручей и в которой постоянно не хватало камней, можно было за пару часов.

Ирга наклонилась, подобрав один из осколков. Гадательные семена были рассеяны по полу, перемешаны с пылью и каменной крошкой. Подсолнечник ощетинился чёрными пиками, гречка держала оборону, слепившись в плотную кучку.

Ирга отдёрнула руку. Всё это выглядело очень плохо. Даже прапрабабкины записи были не нужны, чтобы понять, насколько плохо. Эти семена вообще высыпались редко – подсолнечник вечно цеплялся за плетёную ткань нитяного мешочка для гадания, а гречка забивалась в углы, утрамбовавшись там как мелкие камушки. Смерть и разруха – вот в какой гадательный расклад они сложились. Конечно, в раскладах Ирги смерть если и выпадала, то, как правило, предвещала только пожухлые от засухи посевы, а разруха означала максимум свалившееся от дряхлости на землю пчелиное гнездо. Но сейчас…

Ирга сделала шаг назад. Она чётко видела спираль из семян, спираль, уходившую под обломки стола, спираль, словно заботливо выложенную чьими-то пальцами. Случайность не могла создать такой чёткий и аккуратный рисунок. Это был… знак богов?

Ей вдруг подумалось – и уже не на мгновение, – что само это предсказание привело в мир смерть и разруху. Что то, что должно произойти, ещё не произошло, но толчок, который должен был свалить с горы камень, что прокатится по жизням и судьбам, уже сделан.

И совершила его именно она, Ирга.

Ей стало жутко.

Она сделала ещё шаг назад. Ей показалось, что семена зашевелились и повернулись в её сторону. Словно они не договорили. Словно они желали сказать ей что-то ещё. И словно их совершенно не интересовало, собирается ли она их слушать.

В её ушах раздался странный шёпот. Она не могла разобрать слова и даже не совсем понимала, чей это голос – и голос ли это. Но шёпот был настойчив. Ему было что-то нужно, но что именно, Ирга не могла понять. А голосу было всё равно. Он просто требовал, убеждал и угрожал, угрожал, угрожал…

* * *

Не успела погаснуть утренняя звезда, как Ирга собрала вещи и покинула земли Шии’Мори. В глубине души она понимала, что это всего лишь попытка оттянуть неизбежное – то, что пророчили семена, должно было охватить весь лес, как пожар. И именно она была той, что высекла искру, породившую пламя. Однако оставаться здесь было стыдно. Ещё чуть-чуть стыдно было и за то, что единственное чувство, которое она сейчас испытывала, оказалось стыдом – даже страх отошёл куда-то далеко, маячив лишь лёгкой тенью.

От этого двойного стыда было муторно и неуютно. Лишь трепетала лёгкая надежда, что он останется в землях Шии’Мори, в то время как Ирга, как лёгкая бабочка, упорхнёт подальше от неприятных воспоминаний.

С этими мыслями она задвинула тяжёлый засов и утопала по хлюпающей тропинке, ветвящейся между болот.

Глава 2

Утро встретило Стеллу, королеву Шии’Мори, неприятным привкусом. Ей казалось, что она съела что-то не то – и теперь горечь разлилась по всему телу как медленно действующий яд. Королева пыталась прислушаться к своим ощущениям, но они молчали. Только горечь чувствовалась на языке.

Через час она растворилась, оставив после себя лишь эхо лёгкого недоумения. Королева списала всё на происки Гримов, которые, судя по всему, пытались навести на Шии’Мори дистанционные чары – но расстояние рассеяло их и смягчило удар.

Стелла пометила себе не забыть разработать какой-нибудь противогримный барьер вокруг деревни – и снова стала внимательно наблюдать за тем, что рассказывали пчёлы-вестники.

Те, как обычно, прибыли к её порогу, как только первые лучи солнца проникли сквозь узорчатые листья большого дуба, стоявшего посреди площади. Рой пчёл вибрировал в воздухе, создавая едва различимую мелодию, которая была понятна лишь Стелле. Хорошо, не только лишь Стелле, но и Трини, которая обучила свою королеву этим знаниям. Однако Трини не допускалась к утреннему пчелиному докладу. От неё требовалась помощь, лишь когда нужно было дать пчёлам чёткие и конкретные указания, а словарного запаса Стеллы на это не хватало.

Подобное правило объяснялось очень просто: каждое движение крыльев пчёл, каждый поворот тела несли в себе информацию – и кто владел этой информацией, владел всем Лесом.

Во всяком случае, Стелле хотелось так думать. Она тешила себя надеждой, что когда-нибудь получит такую информацию, которая позволит ей стать не только королевой Шии’Мори, но и императрицей всего Леса!

Пчёлы старались. Они рассказывали о том, что границы дальнего болота изменили свои очертания. О том, что у ежей появилось новое кладбище, и теперь они ходят умирать в сухой лог. О том, что жуки-древоточцы доели кривую берёзу и перешли на старую ель. О том, что ядовитый плющ разросся и, кажется, обрёл разум… Состояние леса, передвижения его обитателей, крупное и мелкое, нужное и ненужное – всё смешивалось в единую массу, разобраться в которой могла только Стелла. Пчёлы – странный, причудливый разум улья, который мыслил совершенно иными категориями, – не могли вычленить из всего вала информации ту, которая была наиболее важна. Стелла однажды попыталась им объяснить, но всё привело к тому, что пчёлы стали руководствоваться своим пониманием пользы – и королеву засыпали известиями об изменении вкуса васильков, сообщениями о проблемах с креплением ульев к стволам и прогнозами о грядущих холодах… В итоге племя попросту упустило стремительную вылазку Протеев. В тот раз удалось с горем пополам отбиться, потеряв южную петлю ручья, – и теперь Стелла терпеливо выслушивала всё, что могли поведать пчёлы.

Казалось, что она дремлет, полуприкрыв глаза, но на самом деле её мозг работал, как гигантский механизм, анализируя, сопоставляя, трактуя, прогнозируя. Ей в считаные секунды нужно было расшифровать донесение пчёл, понять, как то, что в нём говорится, влияет на будущее леса, как этим могут воспользоваться Шии’Мори, как этим могут воспользоваться Гримы, Протеи и Шрумы и как этому воспрепятствовать.

Сложнее всего было то, что пчёл нельзя было останавливать. Раз начав свой жужжащий танец, они погружались в плетение виражей, вырисовывая сложные фигуры и создавая изысканную мелодию. Любая остановка или просто сбой разрушили бы всё, вышвырнули пчёл из процесса повествования, запутали их, перемешали бы стройный порядок изложения новостей, вырвали бы куски информации из их памяти.

Поэтому Стелла прикрывала глаза и анализировала, сопоставляла, трактовала, прогнозировала…

Ручей у трухлявого пня вот-вот выйдет из берегов… Неплохо, можно будет сделать водоотведение, чтобы подтопить границу со Шрумами.

Стая ворон появилась в лесу, они расселись на ветках дубов и молча смотрят в небо… Странная ситуация, нужно проверить, не лежит ли на них заклятие Гримов. Гримы не в первый раз посылают соглядатаев. До этого были дождевые черви, которые прорыли проход под дворцом Стеллы и, будучи глухими, внимательно запоминали все вибрации от голосов, чтобы потом передать своим хозяевам.

Деревья на самой южной стороне леса за одну ночь сбросили всю листву, словно наступил ноябрь – и теперь с них слоями сползает кора… Ещё более странное дело – неужели тоже происки Гримов? Хотя так же похоже на работу Протеев: в прошлом году те испытывали какое-то звуковое оружие, от которого деревья тоже сбросили листву, пусть и не за одну ночь. Но кора…

Племя улиток снялось с насиженных мест и двинулось на восток. Их можно проследить по слизневому следу – и, надо заметить, что тот пахнет страхом… Ммм… Улитки достаточно флегматичны, и, чтобы их напугать должно случиться что-то из ряда вон выходящее… Хотя, может быть, дело в тех воронах, что расселись на ветках дубов и молча смотрят в небо. Улитки опасаются птиц – и уж тем более боятся птиц, которые ведут себя странно.

У Мшистого Камня расцвёл репейник… Хорошо, надо послать отряд собрать цветущие головки – из них получаются лёгкие и далеко летящие снаряды.

Местная гадалка, что жила на южной окраине деревни, на рассвете ушла куда-то с вещами… Хм, Ирга? Неужели её переманили к себе? Но кому она была нужна? У Гримов свои тёмные маги, Протеи предпочитают технологии, а Шрумы вояки, зачем им глуповатая и неумелая гадалка?

Упомянув Иргу, пчёлы резко поменяли танец. Если до этого он был плавным и размеренным, то теперь стал хаотичным и тревожным. Они спешили упомянуть всё, что успели узнать, но не могли вплести разрозненные отрывки в единое полотно повествования.

Стелла подалась вперёд на своём троне и, не отводя внимательного взгляда, напряжённо следила за маленькими информаторами.

Гадалка поспешно покинула своё жилище, оставив за собой лишь шёпот ветра и тягостное ощущение недоговорённости. Пчёлы старательно рисовали в воздухе фигуры страха и раскаяния, которые сопровождали это бегство. И ещё одно имя – Одур. Его произнесла гадалка в ночи. И её услышали сонные слизни в камнях неподалёку. Ещё что-то было о таинственном госте, о грохоте и шуме, но, может быть, то лишь приснилось слизням?

– Одур? – вслух произнесла Стелла. – Кто такой Одур?

Пчёлы заметались в растерянности. Это имя не говорило им ровным счётом ничего: они не понимали саму концепцию имён, все пчёлы были единым организмом, взаимозаменямым и взаимоподдерживающим. Они и так с трудом научились отличать Шрумов от Протеев, а Гримов – от болотных кочек. Распознавать же разных Шии’Мори под силу было лишь некоторым вождям роёв. И то, для этого тот или иной Шии’Мори должен был выглядеть необычно, как, например, гадалка Ирга, обвешанная бусами, гремящими браслетиками и всякими цветными шнурочками.

Стелла ощутила беспокойство. Судя по звучанию, имя Одур принадлежало кому-то из племени Шрумов. И что самое странное, оно было Стелле смутно знакомо. Вряд ли она встречалась с этим Одуром – имя не вызвало у неё в памяти никого конкретного. Но она определённо его слышала, и это беспокоило.

Пчёлы озадаченно зависли в воздухе, наблюдая за королевой Шии’Мори. Для них всё, о чём они только что поведали, было одинаково важным/неважным. И они не могли понять, что именно послужило причиной перемены в настроении Стеллы.

– На сегодня всё, – наконец сказала она, махнув рукой.

Пчёлы повиновались приказу и, продолжая озадаченно жужжать, отправились в улья.

– Сюда, – Стелла щёлкнула по большому пиону, склонившемуся возле её трона. От щелчка пыльца опала с тычинок, и лёгкий, недоступный никому, кроме бабочек, аромат разнёсся вокруг.

Через пять минут те откликнулись на призыв, повиснув над Стеллой цветастым трепещущим облаком.

Инстинкты подсказывали Стелле, что момент, связанный с появлением Одура, – кто же это такой? – так просто оставлять нельзя. Это было слишком странно даже по меркам тех странностей, которые в последнее время происходили в лесу. Если даже глуповатая Ирга что-то почуяла и почла за благо сбежать в никуда. А любая странность, любой сбой в равновесии размеренной жизни леса может иметь непредсказуемые последствия.

Стелла сделала бабочкам несколько быстрых знаков. Их стайка свернулась в спираль, а потом растянулась длинным и узким платком над головой.

Королева всегда жалела о том, что из бабочек никудышные воины. Да, умные, чуткие, внимательные, не упускающие ни единой мелочи, способные к анализу и самостоятельным решениям, но слишком хрупкие, слишком нежные. Достаточно небольшого перепада температур – и вот уже бабочка мертва. Мертвы они и после сильного ветра, и после обильного ливня. Их приходилось беречь и вызывать только в крайних случаях.

И этот крайний случай сейчас наступил.

При всех своих умениях пчёлы, которых Стелла только что отправила восвояси, не умели мыслить самостоятельно. Это был единый разум, в который попадало всё, что узнавала одна пчела. И будучи единым разумом, они не умели обсуждать. Как хранилищу информации, из которой не будет потеряна ни единая крупица смысла, пчёлам не было равных, но как сыскари они были совершенно бесполезны. Они просто не смогли бы проанализировать, сопоставить и выбрать путь, по которому нужно вести рассуждения – да, если бы они вообще умели рассуждать.

А сейчас нужно было именно искать.

«Дом гадалки, – объяснила Стелла жестами. – Что произошло вчера ночью. Понять. Рассказать мне».

Платок из бабочек дрогнул и рассыпался на несколько ровных кругов. А потом они снова собрались в облако и скрылись в чаще.

Стелла задумчиво забарабанила пальцами по подлокотнику трона и стала копаться в памяти, ища там имя «Одур».

* * *

К тому моменту, как бабочки вернулись, Стелла успела понять, о ком идёт речь. Легендарный воин Шрумов, старый вояка, который полжизни гонял чудовищ в лесу и ещё полжизни размахивал мечом в битвах. Шии’Мори в те годы не сильно конфликтовали со Шрумами – основные набеги на земли тех совершали Гримы и Протеи. Поэтому-то имя Одура и было Стелле знакомо лишь смутно.

Но ведь в таком случае и самому Одуру – откуда бы тот ни вернулся – не должно было быть особого дело до Шии’Мори, не так ли? Уж скорее бы этот призрак – или восставший из мёртвых, или вернувшийся из мира ушедших героев – нагрянул бы к Протеям или Гримам. Значит, ему было что-то нужно. И нужно именно от Ирги, а не от самого племени, иначе он пришёл бы к Стелле, верно?

«Так ли» и «верно» – были ответы на вопросы, что она сама себе задавала.

Их подтвердили и бабочки.

В трепетании их переливающихся крыльев, отражающих утренний свет, Стелла прочла: ни единая щель и ни один уголок в доме Ирги не остались неизученными. Бабочки смахнули всю пыль, перебрали весь пепел, переворошили все гадательные семена. В воздухе ещё висел гул чуждого раскатистого голоса – и бабочки поймали его вибрацию, стихающую с каждой минутой, как круги на воде.