скачать книгу бесплатно
Совсем недавно на английском нам задавали прочитать рассказ о человеке, которого приговорили к повешению на мосту, но, когда он повис, веревка оборвалась, и он сбежал – упав в реку, уплыл от палачей, но как только добрался домой, то очнулся и почувствовал, как на его шее сжимается веревка. Чудесное спасение – всего лишь плод воображения. Может быть, мы тоже постоянно падаем к своей неизбежной гибели, как в замедленной съемке.
В полумраке комнаты я уставилась на пальцы, на красную полосу и опухшую кожу – доказательство, что все случилось на самом деле.
Я не упала. Я удержалась. Я добралась до дома.
Я лежала в кровати в своей комнате, слушая, как на кухне мама гремит кастрюлями и сковородками, что, по мнению Джен, тоже помогало справиться со стрессом. Мне этот способ нравился меньше всего. Мама готовила сразу на восьмерых, и это варево приходилось есть всю неделю – она извинялась, потому что вкус был просто омерзительный, однако мы все равно это ели. Но готовка действительно ее успокаивала – концентрация на простых задачах занимала руки и голову. Когда способ срабатывал и мама наконец отделывалась от навязчивых мыслей, она сдавалась и разрешала мне заказать пиццу или китайскую еду. Но не в этот раз.
Два дня она звала меня к столу – еда хрустела там, где должна быть мягкой, и была сырой там, где должна хрустеть, так что я быстро сматывалась обратно к себе в комнату. Мама не спорила. Если бы я зашла к ней в кабинет, то на рабочем столе ее компьютера наверняка увидела бы фотографии с места аварии. Или что-нибудь похуже.
У нее была вредная привычка читать все статьи про похищения, пропавших детей и насилие. Даже до похищения у мамы была трудная жизнь. Наверное, ей проще было видеть только плохое. Джен я об этом не рассказывала. Я не знала, становится ли маме хуже, когда она узнавала обо всех ужасах за пределами дома, или, наоборот, это ей помогало. Напоминало ей, что она спаслась, а многим это не удалось.
Я снова посмотрела на свои пальцы. Я жива. И он жив.
Когда в субботу мама постучала в дверь моей комнаты, я сначала подумала, что еще утро, но оказалось, уже час дня:
– Джен приехала, – сообщила мама. То есть: «Вылезай из кровати. Выгляди живой».
Джен почти никогда не приезжала по выходным. Ее муж работал консультантом и всю неделю был в разъездах, поэтому выходные они старались проводить вместе. Если Джен приехала в выходной день, значит, что-то случилось.
Последние дни слились в один: минимум полтора дня я не вылезала из пижамы. Я открыла окна, чтобы проветрить комнату, оставив закрытой внешнюю решетку. У меня был ключ, и я могла ее отпереть, например в случае пожара, но прямо сейчас мне хотелось, чтобы решетки были закрыты. Потом умылась и переоделась.
Темные с сединой волосы Джен были подстрижены старомодным каре. Несмотря на выходной, на ней был деловой наряд – брюки и блузка:
– Келси, дорогая, – воскликнула она, когда я вышла из комнаты.
Немытые волосы я собрала в пучок, темные круги под глазами замазала тональным кремом, а за улыбкой скрыла, что буквально недавно была на волосок от смерти – одна секунда, мышечный спазм, и меня уже нет.
– Здравствуйте, – сказала я и взяла коробку, которую она мне протянула.
Это был новый телефон, который, видимо, доставили еще вчера – надеюсь, Джен не заметила дату на упаковке.
– О, уже доставили! – Я изобразила радость.
– Номер тот же, – объяснила мама. – Надо просто настроить.
– Келси, – обратилась ко мне Джен, усаживаясь, как обычно, в двухместное кресло напротив дивана в гостиной. – Пожалуйста, присядь. Поговорим.
За креслом стояла открытая коробка с вещами, которые достали из моей машины. Грязный рюкзак с биркой, сумка с оторванной лямкой, красный зонтик, который раньше валялся на заднем сиденье – спицы неестественно выгнуты, а ручка то ли расплавилась, то ли раскололась. От вещей пахло чем-то химическим – может быть, бензином. Я сжала губы, почувствовав едкий запах, – интересно, заметила ли его мама? Но она смотрела куда-то вдаль через большие окна гостиной, склонив голову набок. Я проследила за ее взглядом и увидела, что на стене у забора сидит и болтает ногами девушка. Чудесное спасение.
– Анника пришла, – сказала я и добавила: – Я как раз собиралась уходить.
Мама подняла брови, но не проронила ни слова. Джен повернулась в кресле, покосившись:
– Как ты разглядела ее с такого расстояния?
Аннику легко было узнать даже издалека: ее волосы превышали стандартный объем процентов на триста, она всегда подбирала яркую одежду и отличалась неспособностью сидеть спокойно. Кроме того, она всегда ждала меня на этом месте. Ближе к дому она никогда не подходила.
Каменная стена была нашей первой линией обороны, хотя она скорее отпугивала, чем защищала. Возле стены находилась открытая площадка, где я парковала машину. За ней начинался железный забор со скрытым электрическим кабелем наверху и запертыми воротами на задний двор. Еще одни ворота перед домом. Забор и стена окружали двор. У ворот слева стояла будка с дверью и окном – видимо, на тот случай, если бы мы наняли охранника.
Но между забором и внешней стеной росла густая, непослушная дикая трава, ползущая вверх по каменной стене.
– Рассадник змей, – жаловалась Анника, и я не могла не согласиться.
Она никогда не подходила ближе. На ее стороне трава была скошена, а на благоустроенном участке красовались аккуратные цветочные кусты и пруд с всегда работающим фонтаном.
– Это она, – сказала я, еще раз взглянув на коробку в ногах у Джен. – Мне надо идти. Поговорим позже? – Навсегда избавиться от Джен я не могла. Всему есть границы.
– Хорошо, – согласилась она. – Слушай, я звонила в школу. Сейчас уже поздно добавлять новую остановку в маршрут автобуса, так что Коул и Эмма будут заезжать за тобой по утрам. Хотя бы пока не решится вопрос с машиной.
Ставлю себе в заслугу, что я сохранила лицо и никак не выдала, что на самом деле думаю про эту новость.
– Просто замечательно, – воскликнула я, потому что самым полезным навыком, который я унаследовала или получила от мамы, было умение врать.
Анника, как маленькая, болтала ногами, стуча подошвами по стене. На ней были серые колготки, черные туфли на ремешке и фиолетовая юбка, совсем короткая – хорошо, что колготки были плотные.
– Я тебе весь день звоню, – сказала она, как только я подошла.
– Прости, я потеряла телефон. – Я прислонилась к стене рядом с ней.
– А я уж начала волноваться, – заметила она, придвигаясь поближе, разглядывая меня с ног до головы. При виде моего пучка на голове Анника поморщилась. – Я все знаю.
Визг металла, порыв воздуха, вонь горящей резины, скрип ногтей по металлу… Я прижалась ладонями к каменной стене в поисках опоры. Ты выжила. Ты здесь.
Она постукивала пальцами рядом с собой, пока я поднималась к ней по углублениям в стене. Мне всегда казалось, что Анника прилетела с другой планеты. Она неизменно носила несочетаемые вещи: цветные колготки и юбку в клетку, колготки в клетку и цветастую юбку, спортивную футболку и тонну украшений, которые звенели при ходьбе. Длинные волнистые волосы она прихватывала лентами или повязывала шарфом или банданой. А еще у нее был какой-то непонятный акцент, не совсем европейский, но обдуманный и притягательный. «Это потому, что я много путешествую», – как-то объяснила она мне. В детстве она год училась во Франции, еще год в Англии, пока ее мама не развелась с дипломатом и не переехала сюда с Анникой и ее старшим братом, который сейчас уехал в университет.
– Поверить не могу, – сказала она, когда я залезла на стену и уселась рядом с ней, – что про аварию я узнала от мамы. Нормальные люди сообщают своим друзьям, что они совсем недавно чуть не погибли.
Анника посмотрела на меня так, как, должно быть, и я смотрела на нее: что-то среднее между растерянностью и завороженностью. Возможно, поэтому мы и дружили, несмотря на долгие перерывы, расстояние и разницу характеров. Она была иностранка, интересная, ее невозможно было привязать к какому-то месту, как и ее акцент. И я для нее была такой же. Наши миры были настолько далеки друг от друга, что, описав круг, снова встретились.
– Да не было ничего такого, – сказала я.
Я почувствовала ее взгляд: интересно, видно ли по мне, что я вру? Интересно, что нормальные люди говорят или не говорят своим друзьям в такой ситуации?
– Просто я попала в аварию. И мне не очень хотелось про это вспоминать.
– В газетах пишут по-другому, – заявила она, и уголки ее губ опустились. Из-за ярко-розового блеска для губ трудно было воспринимать ее слишком серьезно.
– Газеты?
– Ага, – кивнула она, повернулась и положила руки на камень между нами, выставляя напоказ ярко-голубые ногти. – Согласно официальным источникам, – начала она делано официальным голосом, – Келси Томас была чудесным образом спасена из падающей машины благодаря своему однокласснику и волонтеру-пожарному Райану Какому-то: авария не причинила девушке ни единой царапины. – Она взяла мои ладони и стала выводить на них круги пальцами, теплыми в осенней прохладе. – Я видела фото твоей машины после падения. Зрелище не для слабонервных, Келси. – Она замолчала, а я живо представила, как летит в пропасть моя машина. И как я цепляюсь за край. – Так что не говори мне, что ничего такого не было. Вчера сюда приезжали журналисты, чтобы разнюхать, в каком ты состоянии. Везде свой нос засунут.
– Да уж… – Я опустила плечи и сгорбилась.
Мое имя. В новостях. Мама слетит с катушек. Она серьезно относилась к защите частной жизни – настолько серьезно, что во всей школе я, вероятно, была единственной, у кого не было страницы ни в одной соц-сети. Даже электронную почту я завела только потому, что по правилам школы туда присылали домашние задания. Она никогда бы не купила мне телефон, если бы к нему не прилагался GPS.
– Я думала, публикация имени незаконна. Я же несовершеннолетняя.
– Видимо, законна, – фыркнула Анника. – Или кому-то забыли об этом сказать. Я решила не рассказывать маме об этом, для ее же спокойствия.
– Ты надолго домой? – спросила я, чтобы сменить тему.
– Осенние каникулы. Всего на неделю.
Школа-интернат, в которой училась Анника, работала по нетрадиционному расписанию, которое не соответствовало обычным школьным каникулам, и я никак не могла запомнить, когда она приезжала домой.
– Я писала тебе вчера на почту, потому что не смогла дозвониться.
– Ой, прости, – вздохнула я.
Я не заходила к маме в кабинете, чтобы проверить почту на ее компьютере. Обычно я пользовалась почтой у себя на телефоне, к тому же за эти два дня я и не вспомнила про уроки. Если я и выходила из комнаты, то на автопилоте, на кухню и обратно, пока страх, что Джен увидит меня в таком виде, не вывел меня из ступора.
– Я тебе даже на домашний звонила. Занято. Целый день.
– Правда?
– Да. Последний раз звонила прямо перед выходом.
– Надо же. Я проверю телефон. Может, трубка с рычага слетела. Вообще-то после аварии я не слышала, чтобы он звонил.
– Слушай, приходи завтра ко мне. Сегодня я должна проводить время с семьей, потому что Бретт приехал на выходные, но завтра вечером он с кем-то встречается, так что я, скорее всего, буду свободна.
– Не смогу прийти, – замотала я головой. – Может быть, на следующей неделе, но… не сейчас.
Я из дома-то выйти не могла три дня. С трудом сохраняла спокойствие на этом, как мама называла его, слишком необъятном просторе. Я только и думала, что о том, сколько плохого может случиться, стоит мне отойти от дома.
– Ладно. Ну, в другой раз, – согласилась Анника.
Еще одна причина, почему мы дружили. Мы не задавали слишком много вопросов. Я никогда не спрашивала ее, почему она так часто меняет школы, а она никогда не спрашивала, почему я живу за забором, решетками и проводами с током.
Я спустилась со стены, на свой двор, ближе к дому, невидимому якорю, где безопасно и предсказуемо. Анника уставилась вниз на траву, зажмурила глаза и спрыгнула за мной.
– Слушай, – сказала она, положив руку мне на плечо, – но ты нормально вообще?
Знала ли она про мою маму и о чем она догадывалась? Что-то ей точно было известно. Она видела, что я живу как на поводке, мне многого нельзя, и я никогда не приглашала ее к себе домой.
– Да, – ответила я. – Все нормально.
Тьма над обрывом, я хватаюсь пальцами… Я вдруг почувствовала синяк на плече, ушибы на локтях и порезы на ладонях. Анника вздрогнула и зашагала, высоко поднимая ноги, будто в траве действительно кишели змеи. Я разжала ладони, почувствовав острое желание показать ей свою рану, – вдруг она поймет?
– Анника? – послышался женский голос с другой стороны стены.
Анника закатила глаза:
– Надо бежать. – Но, прежде чем перелезть на свою сторону, она притянула меня к себе и крепко прижала, щекоча мне шею лентами в волосах. – Я рада, что у тебя все хорошо, милая Келси. – Она изобразила поцелуй в щеку, только у нее получалось так, что это не выглядело отстойно, и полезла на свою сторону по углублениям в стене.
Глава 7
Вернувшись, я увидела, что дверь в мамин кабинет закрыта, а машина Джен все еще у ворот. Наверное, шла официальная консультация. Коробка с моими вещами из машины все еще стояла на полу в гостиной. Я обошла ее и подняла телефонную трубку, которая висела рядом с телефоном. Вернув трубку на место, я снова сняла ее, услышала щелчок, а за ним непрерывный гудок. Теперь телефон точно работал.
Как только я положила трубку, тишину гостиной тут же нарушил пронзительный звонок. После второго звонка на экране высветился номер телефона. Номер местный, но незнакомый. И тут я вспомнила, что у меня нет мобильного, а домой я звонила с телефона Райана, и с не свойственной мне иррациональной надеждой подумала, а вдруг это Райан звонит, как обещал, узнать, как у меня дела. Я поднесла телефон к уху:
– Алло?
Но в трубке зазвучал женский голос:
– Это Келси Томас?
– Да, – ответила я и переложила телефон к другому уху, сверля глазами закрытую дверь кабинета.
– Меня зовут Мойра Литтл, и я хотела бы получить у вас комментарий для статьи в газету «Ковингтон-Сити».
– Э-э-э… – промямлила я, – без комментариев. – Ведь так же говорят? Теперь эти слова напечатают в газете? «Райан Бейкер, герой, спасает Келси Томас, у которой нет комментариев». – Слушайте, – сказала я как можно тише, – просто мне нельзя.
– Разговаривать с журналистами?
И это тоже.
– Да. – «Райан Бейкер, герой, спасает Келси Томас, которой нельзя разговаривать с журналистами». – Нет, – исправилась я. – То есть… я просто рада, что осталась жива.
Тишина, а затем:
– В полицейском отчете и школьном досье почему-то разные данные. Дата вашего рождения – седьмое сентября или седьмое ноября?
Вопрос нетрудный – мне исполнилось семнадцать в прошлом месяце, сентябре, и, наверное, она просто хотела уточнить мой возраст. Но мама научила меня защищать любую личную информацию. В голове пронесся ее голос: «Осторожно». Так что я дала нейтральный ответ, который, по идее, можно было использовать как угодно.
– Мне семнадцать, – пробормотала я.
– Увидимся в понедельник?
– Э-э-э… – растерялась я. Она спрашивает, пойду ли я в школу? Или к ним в редакцию? Я будто пропустила половину разговора. – Может быть… – Самый безопасный ответ. – Ну, до свидания.
Мне пришло в голову, что, возможно, мама специально сняла трубку с рычага.
Я пошла к себе в комнату и начала собирать новый телефон. Как только я вставила сим-карту, он начал звенеть от кучи сообщений, которые не могли дойти последние несколько дней. Сначала от Анники: «Ты где? Я знаю про аварию! Я дома. Куколка, позвони мне» – и значок голосового сообщения. Дальше шли несколько сообщений с неизвестного номера, и, читая их, я невольно расплылась в улыбке.
«Привет, это Райан. Ты как?» «Не видел тебя в школе. Как дела?» «Все хорошо?» «Хм, ладно, не любишь чатиться? Позвони, как будет время». «Так, я только что понял, что ты, наверное, еще не купила новый телефон». «А я веду себя как маньяк. Блин, как жаль, что я не могу удалить все, что понаписал». «Пожалуйста, ответь хоть что-нибудь».
Из гостиной донеслись голоса мамы и Джен – видимо, консультация окончена. Надеюсь, Джен не заметила, что я уже вернулась от Анники.
«Привет, – написала я. – Телефон куплен». Он ответил почти сразу: «Давай сделаем вид, что половины моих сообщений ты не видела? Странные были дни…» – «Договорились».
Телефон в руке зазвонил, и когда я увидела номер, сердце ушло прямо в пятки – это был Райан. Я быстро нажала «ответить», чтобы никто не услышал звонок.
– Привет, – сказала я как можно тише.
Но получился голос с таким придыханием, как будто я пыталась его соблазнить. Я прокашлялась. Рухнула на кровать. Умерла.
– Привет, – сказал он. – Ну… Так как ты?