скачать книгу бесплатно
– Ты изначально считал меня недалекой блондинкой, так зачем же согласился приютить? – сощурившись, спрашиваю я. – Можешь отправить меня в отель, адвокат выделит деньги. В этой дыре мне хватит и на жилье, и на продукты.
Выражение лица Маркуса становится жалостливым. Хочу выцарапать себе глаза, чтобы не видеть это отвратительное сострадание. Было лучше, когда он был зол. Мне не нравится, что я позволяю говорить с незнакомым человеком в таком тоне. С незнакомым мужчиной, который в два раза больше меня и владеет ружьем.
– Зайди в дом, – устало просит Маркус, но я не шевелюсь, впившись взглядом в дуло. Мужчина замечает это, аккуратно снимает ружье с плеча, держа его в левой руке. Я вздрагиваю – Маркус выставляет правую ладонь вперед, давая понять, что не навредит. Надеюсь, по крайней мере… Он извлекает магазин, кидает его в сугроб, а само ружье кладет на дорожку и отталкивает ногой. – Это была лишь мера предосторожности, я боялся, что с тобой может что-то случиться. Зайди в дом, ты можешь заболеть.
Обдумав несколько секунд его слова, решаю послушаться и возвращаюсь домой, направляясь на кухню. Что на меня нашло? Господи, как же стыдно… Заварив чай, я скидываю тапочки и жду Маркуса, уставившись на кружку. Пальцы ледяные и раскрасневшиеся, однако я не чувствую холод, только ненависть к себя за то, как сама же себя унизила. Слышу, как Маркус заходит, и начинаю оправдываться:
– Прости, я правда не знаю, что на меня нашло. Но я говорила серьезно. Если я тебе мешаю…
– Прекрати, – цыкает мужчина. – Я уезжал по делам, не бежал от тебя. Ты мне не мешаешь. Все совсем не так: я собираюсь пользоваться твоими кулинарными навыками ближайшие полгода, отучить тебя от замашек высшего общества и вправить твои мозги, которые совсем не на месте. Возражений не принимаю, так что сейчас допивай свой чай и возвращайся в кровать.
Маркус не дожидается моего ответа и уходит. Я думала, что не смогу уснуть этой ночью. Но как только моя голова прикасается к подушке, я слышу только Маркуса, говорящего со мной, словно я чокнутая.
Глава 6
Мередит
В таких купальниках плавают старушки. Конечно, они обычно были куплены в Европе, а не в таком захолустье, как Джексон. Зачем вообще Маркус купил мне этот ужасный синий купальник? Он не совсем угадал с размером. Грудь немного вылезает из лифа, но в остальном все нормально. Плотная ткань стягивает живот, так что я кажусь чуть стройнее. Только задница слишком открыта, мне было удобнее в боксерах, которые я использовала как спальные шорты. Поэтому я плаваю лишь тогда, когда Маркуса нет дома.
Он начал исполнять свой план по высвобождению меня из высшего общества. Всю неделю я чистила стойла, несколько раз воевала с курицами. Кто же знал, что они будут драться, если я буду забирать их яйца? Клянусь, Заноза – так я прозвала одну из птиц – пыталась откусить мне палец! Еще я вспомнила все рецепты, которые узнала от поваров в поместье Ван дер Мееров, и набрала из-за них килограмм или два. Но общение с Маркусом все еще не наладилось. Он раздавал мне поручения, мы здоровались и перекидывались дежурными фразами. Например, вопросы о погоде, об ужине или о том, кто займется стиркой. Маркус был очень удивлен тем, что я умею пользоваться стиральной машиной. Честно, меня опять кольнуло острое желание ударить его. Воздух в доме насквозь пропитан неловкостью. Когда Маркус был рядом, я опускала взгляд, а после его ухода подглядывала за тем, как он работает, ест или занимается домашними делами. Я веду себя как маленькая школьница, подсматривающая за красивым учителем. Но поделать с собой ничего не могу.
Слава Богу, ночью он ушел на рыбалку, пообещав научить меня чистить форель. У меня есть почти сутки, чтобы перевести дух и окончательно отойти от ночной прогулки без постоянного живого напоминания.
Свесив ноги на краю бассейна, спускаюсь в воду. В доме стало прохладнее за последние пару дней, поэтому я решила согреться в горячем бассейне. Но он тоже оказывается холодным. Как он смог остыть, если Маркус утром говорил, что вода сегодня очень теплая? Делаю круг и собираюсь повторить, но глаза почему-то начинают закрываться. Руки слабые, как переваренные спагетти, ноги становятся ватными, все тело будто тянет ко дну.
– Утонуть в бассейне мне еще не хватало, – бормочу себе под нос и вылезаю наружу.
Доплыть до лестницы почти невозможно, она словно отдаляется с каждым моим движением. Все же я справляюсь и поднимаюсь по ступенькам. Все тело покрывается мурашками даже после того, как закутываюсь в полотенце. На втором этаже тоже есть ванная, правда здесь нет моих принадлежностей. Зато горячая вода ближе, а дойти до комнаты можно и в халате. Ванная комната на первом этаже огромная и светлая, с глубокой акриловой ванной цвета слоновой кости, одна половина стен отделана деревянными плинтусами в цвет ящикам под раковиной, а другая – мраморной плиткой. За перегородкой из дерева висит душ. На втором этаже нет ванной, только душевая кабина. В остальном все очень похоже: такие же деревянные панели, уложенные мрамором стены и глубокая овальная раковина.
Сбрасываю с себя мокрый купальник, стягиваю резинку с волос и залажу под струи воды. Помещение заполняется густыми клубами дыма, но мне не становится теплее. Озноб пробирает до самых костей, словно они покрываются льдом. Наверное, я могла простыть из-за частых походов на улицу или из-за того, что выбежала раздетой неделю назад. Стоит измерить температуру. Я делаю воду горячее, кожа становится красной, как у вареного рака, но мне все равно холодно.
Черт, буду истекать соплями при Маркусе. А это не очень красиво, как и темнота, неожиданно забравшая мое зрение.
***
В ушах звенит, лоб ужасно болит. Перед глазами все плывет и, танцуя, превращается в разноцветную кашу. Вода все еще стекает на ноги, но я не стою под душем. Я лежу на левом боку на холодном мраморном полу. Что, ради всего святого, случилось? Переворачиваюсь на спину, чтобы подняться, но одна рука онемела, а вторая слишком слабая. Сдвинуться тоже не получается из-за моря, которое я тут развела. Я голая, и мне нужна помощь. Единственный человек, который мог бы мне помочь, неизвестно, когда вернется.
Прекрасно.
Моргаю, и ванная приобретает более четкие очертания. Чувствительность возвращается, и тупая боль пронзает лоб. Провожу пальцами по голове, на руке остается кровь. Видимо, я ударилась при падении. Неужели у меня настолько сильный жар? Или дело в экспериментах с температурой воды? Где-то читала, что нельзя мыться в кипятке, а я очень люблю это. Кажется, теперь стоит прислушаться к этой информации. Сомневаюсь, что смогу встать, так что придется лежать здесь и ждать Маркуса. Он найдет меня здесь голой, больной и с порезом на лбу. Да уж, добавим это к моей истерике, и он точно вышвырнет меня отсюда. А я очень не хочу возвращаться в Англию или жить в отеле, потому что везде буду чувствовать себя одиноко. Маркус станет первым мужчиной, который увидит меня обнаженной, не считая акушера, который принимал меня у матери при родах.
Боже, по-моему, я брежу…
Громкий стук прерывает мои вздорные мысли, и за дверью слышится громкий голос Маркуса:
– Мередит, ты долго?
Набираю в легкие побольше воздуха, но получается только простонать.
– Мер? – он вновь стучится, немного громче.
– Я не могу встать, – хриплю я, стараясь перебить шум падающей воды.
Где-то над головой раздается щелчок, и легкий ветерок проскальзывает в помещение. Поднимаю взгляд и вижу Маркуса в облегающем лонгсливе с большими пятнами от пота и расстегнутыми на вороте пуговками, на его плече висит полотенце. Спортивные шорты низко сидят на его бедрах, показывая небольшой кусочек его накаченного тела. Лицо Маркуса вытягивается от удивления, и мужчина замирает в дверном проеме. Его глаза пробегаются по моему нагому телу, ненадолго задерживаясь на интимных местах. Меня бросает в жар. И совсем не из-за лихорадки.
Маркус в один шаг сокращает расстояние между нами, присаживается на колени и, притянув меня к себе, оборачивает полотенцем. Оно такое теплое и сухое. В блаженстве прикрываю глаза, но тут же получаю легкую пощечину.
– Эй-эй, Мер, не спи, – шепчет Маркус. – Побудь со мной еще немного.
Мужчина ухватывает меня за талию, придерживает ноги и поднимает, прижимая к груди. Когда мы сдвигаемся с места, голова снова идет кругом. Маркус осторожно спускается по лестнице, заносит меня, кажется, в мою спальню и усаживает на кровать. Я соединяю края полотенца на груди, держась из последних сил, чтобы опять не развалиться лепешкой. Маркус бегает по комнате и роется в шкафах в поисках чего-то. Ко мне он возвращается с чистой сухой одеждой. Я шевелиться-то не могу, как я должна одеться? Он кончиками пальцев держит мои кружевные трусики и всовывает в них мои ноги. Боже, он видел мое белье… Там есть ужасные панталоны, как у старушек. Их очень удобно носить во время месячных, и я не буду оправдываться за то, что ношу их.
– Приподнимись, – тихо командует Маркус. – Я не смотрю, клянусь.
Менее постыдной ситуация не становится. Он надевает на меня свитшот, флисовые штаны и шерстяные носки, прежде протерев живот, спину и бедра от воды, пока я шатаюсь, как кукла-неваляшка. Голова сама падает на подушку, а ноги все еще свисают с постели.
– Открой глаза, Мередит, – на приказ это не похоже. Это просьба, почти мольба. – Я принесу лекарства, но надо убедиться, что нет сотрясения. Рассечение небольшое.
Едва разлепляю тяжелые веки, Маркус кладет руку на мою щеку и пытается улыбнуться, но получается плохо. Мне надо подбодрить его, и я хриплю:
– Думаю, из меня получится хороший корм для волка.
Маркус рычит и сжимает обеими ладонями мое лицо.
– Ты обещала испечь мне гребаный медовик, так что не смей даже думать об этом, девочка, – бурчит он. Мужчина поднимает указательный палец и продолжает: – Следи глазами за моим пальцем.
Он водит им в разные стороны и облегченно выдыхает.
– Голова цела, не считая пореза, – заключает Маркус. Он укладывает меня под одеяло, засунув края под мои ноги и спину. – Я дам тебе таблетку и наложу швы, чтобы не было шрама. Не волнуйся я в этом деле мастер, и у меня есть анестезиновая мазь, так что больно не будет. Даже мой сын-пискля не проронил ни слова, когда я его зашивал.
Помню, что выпила таблетку. Очень горькую и противную. Потом почувствовала холод на лбу и провалилась в сон. Кажется, Маркус накладывал мне швы, первые в моей жизни.
Глава 7
Мередит
Градусник пищит, и я с надеждой смотрю на маленький экранчик, когда Маркус достает его из моего рта.
– Тридцать шесть и семь, – мужчина говорит так, словно у меня все еще лихорадка. – Идешь на поправку.
Я закатываю глаза.
– Еще бы! Ты продержал меня в кровати почти три недели! Уже апрель заканчивается, а я побывала в четырех местах: в гостиной, в туалете, в ванной и в этой дурацкой кровати! – я ворчу, как старая бабка, но как бы вели себя другие, если бы их держали в закрытом помещение столько дней?
Маркус улыбается во весь рот: его веселит мое поведение. Не выдерживаю и, достав подушку из-под головы, ударяю его со всей дури. Мужчина удивляется, но не теряется и подхватывает мою идея, схватив вторую подушку и легонько бьет меня. Не могу сдержать улыбку. Этот грозный, высокий мужчина с каменными мышцами нанес удар, будто он маленький муравей. Маркус думает, что я хрупкая фарфоровая фигурка. Хотя в каком-то смысле это прогресс. Мне так кажется, по крайней мере.
Но несмотря на более или менее наладившиеся отношения между нами, я не могла перестать думать о том, что Маркус видел меня голой. Периодически этот факт, думаю, всплывал и в его голове, поэтому он отводил взгляд, выдерживал дистанцию. Но больше не уходил надолго, только уезжал на пару часов в город, привозя свежую еду и корм для животных. В мае начнется сезон гроз. Маркус словно готовил бункер на случай ядерной войны. Несколько раз приезжала команда уборщиков, после их великолепной работы дом сверкал.
А вот с учебой дела обстоят так себе. Я отстала от программы и давно не выполняла работы. Конечно, все руководство академии пошло мне навстречу , да и я без окончания этого курса я легко поступлю в любой университет Лиги плюща. Боюсь, из-за предстоящих перебоев с интернетом, нагнать все будет трудно. Я поступила в Англию, потому что дедушка учился там и очень хотел, чтобы я была профессионалом в бизнесе, чтобы не смогла уничтожить семейную компанию. По этой же причине до моего выпуска бизнесом стал руководить поверенный, а не кто-то из родителей. Дедушка в гробу перевернулся бы, если бы отец или мать зашли на порог головного офиса.
– Как будто у меня не было причины, чтобы не выпускать тебя из кровати, – Маркус приподнимает правую бровь, намекая на мое падение. На его красивых губах играет самодовольная ухмылка. Маркус почти похож на мальчишку, беспечно улыбающегося из-за девушки. В уголках его глаз цвета ледников появляются маленькие морщинки, а улыбка полностью отвлекает внимание от шрамов на носу, брови и под нижней губой. – Сегодня еще отлежишься, а завтра можем провести урок верховой езды. Прогулки сейчас не подойдут: слишком грязно.
В окне видно, что снег почти растаял, что произошло удивительно быстро. Возле дома его почти нет, но в лесу еще есть маленькие сугробы. Дорожки, по которым Маркус ездит на рыбалку, выглядят, как каша из грязи, и даже пикап с трудом мог преодолеть их.
Стону и падаю лицом в одеяло. Я скоро сойду с ума в этой золотой клетке! Маркус ободряюще похлопывает меня по плечу. Его пальца всегда такие горячие, словно у него постоянная лихорадка, а от редких прикосновений в груди становится очень тепло. Пока не понимаю, что заставляет меня трепетать рядом с Маркусом.
– Давай хотя бы посмотрим что-нибудь, – жалобно прошу я, утыкаясь носом в одеяло.
– Что угодно, – соглашается Маркус.
Я вкрадчиво улыбаюсь и уточняю:
– Согласен даже на «Гарри Поттера»?
Маркус кривится, но соглашается. Недавно он рассказывал, что его сын каждый месяц заставлял его пересматривать все фильмы. Говоря о сыне, Маркус не объяснил, где он и сколько ему лет. Я видела несколько старых снимков с маленьким парнишкой, на них Маркус немногим старше меня, так что он должен был стать отцом в очень раннем возрасте. Интересно, а где мать Кайл? И общается ли с ней мой… эм… опекун денег? Понятия не имею, какова его роль в моей жизни.
– Спускайся, а я пока включу диск и принесу обед, – говорит Маркус и покидают мою спальню.
Не могу сдержать смешок. Он, наверное, единственный знакомый мне человек, который до сих пор пользуется DVD-проигрывателем. Стоит помнить о том, что он был другом отца и что он почти его ровесник. Между нами пропасть в пятнадцать лет.
***
Отложив тарелку, пытаюсь сосредоточиться на фильме, но меня съедает любопытство. Я держалась долго, в моей голове накопилось много вопросов. Например, отношения между Маркусом и моими родителями. Я помню, что он сказал в нашу первую встречу, и не могу стереть его слова из памяти.
Поворачиваю голову в его сторону и всматриваюсь в спокойное лицо, прислушиваясь к размеренному дыханию мужчины и к хрусту огня в камине. Маркус давно не брился, но щетина смотрится очень привлекательно, прибавляет к его мужественному образу нотку необузданности и сексуальности. Но при этом его лицо – воплощение мужской красоты. Думаю, даже Аполлон бы ему позавидовал. Взгляд сосредоточен, и невозможно угадать, о чем он думает. Острые скулы, о которые можно порезаться, напряжены. Маркус тянется за пультом и ставит кино на паузу, затем поворачивается ко мне и говорит:
– Ты хочешь что-то спросить?
Я пялилась, черт. Шея и лицо пылают в смущении. Ужасно, что мое тело всегда выдает мои эмоции. Врать я не умею, поэтому даже молчание не позволяет оградить окружающих от моих мыслей и чувств. Откашливаюсь, вкладываю все силы, чтобы не опустить глаза.
– Да, – тихо сознаюсь я.
Маркус присаживается чуть ближе, но не нарушая мое личное пространство. Я плотнее закутываюсь в плед. За окном еще светло, ветер раскачивает вершины сосен и завывает.
– Где твой сын? – выпаливаю я. – Просто ты довольно молод, чтобы иметь взрослого сына.
– Хм, ну это долгая история, – Маркус озадаченно почесывает затылок, расправляя волосы. Несколько прядей падает на скулы, прикрывая глаза. – Присаживайся ближе, молодой дед будет рассказывать тебе сложную историю жизни.
Маркус залпом осушает банку пива и кладет руку на спинку коричневого дивана из искусственной замши, я вместе с подушкой, украденной с кресла в тон, передвигаюсь к мужчине. Между нами меньше полуметра, если я наклонюсь, моя голова ляжет на его плечо. Усаживаюсь в позу йога и жду, когда Маркус начнет говорить.
– У меня был старший брат, – о боже, я сунула свой нос в чужую душу. Но он не послал меня и решил ответить. – Он сбежал, когда мне было десять, так что я ничего не знал о его жизни одиннадцать лет. В один день мне позвонил его адвокат и сказал, что произошел несчастный случай. Оказалось, что в завещании Сэм, мой брат, указал меня в качестве опекуна своего восьмилетнего сына. Я хотел отказаться, сдать парнишку в детдом. Парни в двадцать один не отличаются умом, да чего скрывать? Кое-что другое заменяет им мозг. Кайл сейчас ведет себя подобающе.
Маркус, возможно, рассчитывал, что я улыбнусь, но его шутка меркнет на фоне печальной истории, конец которой я уже знаю.
– Адвокат был хитрым сукиным сыном, – кряхтит мужчина, как старый дед, и немного наклоняется в мою сторону. – Перед подписанием бумаг он привел маленького мальчугана с заплаканным лицом и грустными сиротскими глазками. Такими большими и печальными, что я не устоял и взял парня под опеку. Кстати, ты воспользовалась тем же приемчиком, Мередит.
Я вопросительно поднимаю брови.
– Ну сиротский взгляд, – поясняет Маркус.
Фыркаю от досады. То есть он считает меня маленькой сироткой, как и своего сына? Я лишь очередной ребенок, которого он взял под опеку?
– Почему в день нашего знакомства ты сказал, что нельзя винить детей в грехах их родителей? – мой язык опять опережает мозг. С опаской смотрю на Маркуса. Он сводит брови на переносице, взгляд становится отрешенным, словно он не здесь, а где-то очень далеко. – Что сделали мои родители?
– Сегодня день откровений? – вопрос скорее риторический, потому что Маркус продолжает говорить: – Мы были друзьями очень давно. Мне было четырнадцать, твоей матери – шестнадцать, а отцу – восемнадцать. Честно говоря, я неровно дышал к Сьюзен.
Это неудивительно. Немного грустно, но все же очевидно. Пусть в последние годы жизни мама выглядела вечно усталой и потрепанной, но в молодости она была настоящей красавицей. Серо-голубые глаза, светлые густые волосы, похожие на мои, полные персиковые губы и спортивная фигура. Она занималась гимнастикой, у нее были все шансы попасть в Олимпийскую сборную, но мама забеременела мной.
– Но она выбрала твоего отца, который работал в вашем поместье, – Маркус произносит это с особым пренебрежением. – Когда мы узнали, что Сьюзен ждет тебя, у твоего отца появился план. Он боялся гнева мистера Ван дер Меер и предложил Сьюзен бежать, но им нужны были деньги. Генри благодаря детству, проведенному в приютах и приемных семьях, научился хитрить, выходить чистым из воды. Так он придумал ограбить ювелирный магазин, в котором иногда подрабатывал. Я – идиот полнейший – решил помочь другу стать счастливыми, рассказал, как отключить камеры и систему безопасности, а сам ждал его в машине на противоположной улице. Потом… Слушай, я понимаю, что Генри твой отец и все такое, но для него были важны только он сам и его шкура.
– Поверь, я это прекрасно знаю и даже не подумаю защищать его, – убеждаю я Маркуса.
Он, успокоившись, делает паузу, чтобы перевести дыхание.
– Нас все-таки заметили и вызвали полицию, – продолжает мужчина. – Мы не успели бы убежать, и Генри это понимал, поэтому он с половиной добычи побежал наутек, перед этим заперев автомобиль.
Я невольно ахаю. Я всегда знала, что отец был меркантильным эгоистом, но так подставить друга… Он даже не дал Маркусу шанс убежать. Боже мой…
– Тебя посадили? – спрашиваю я.
Такое, вряд ли, могло произойти. Маркус из богатой семьи, а они не любят, когда их репутация портится, поэтому выплачивают залог или дают взятки. Я подумала о тюрьме лишь из-за шрамов: в колониях часто происходят драки. Шрамы могут быть и не такими старыми, но чутье подсказывает мне, что его довольно мрачные татуировки – попытка скрыть белые отметины. А прятать последствия охоты бессмысленно.
– Нет, отец вытащил меня, – голос Маркуса срывается на рык. Что-то точно произошло после ограбления, и именно это заставило его ненавидеть моего отца. Не подстава и предательство, а нечто, связанное с его семьей, с его отцом. – Лучше бы я отсидел. Генри обрек меня на ад, в котором я до сих пор варюсь.
Напряженное молчание заполняет гостиную, я не могу пошевелиться и просто продолжаю смотреть на Маркуса. Наши глаза встречаются, и я затаиваю дыхание. Хочу извиниться, сказать, что мой отец был ничтожество, попросить прощение за него и за то, что он пережил. Грудь Маркуса часто вздымается после неприятного разговора. Ненавижу жалость, но не могу не чувствовать ее к нему. Мои руки медленно тянутся к Маркусу. Я хочу его обнять. Люди же делают это, когда кому-то плохо? Он добр ко мне, несмотря на заслуженную ненависть к моей семье.
Но Маркус не позволяет мне этого сделать. Перехватывает мои руки, сжав запястья, кладет их на диван и уходит, ничего не сказав и оставив меня в полном замешательстве.
Глава 8
Мередит
Кривая Лоренца – важная тема для будущих экономистов, и на бизнес-курсах в школе она была моей любимой, но сейчас я готова ползти на стены от нежелания рисовать очередной график на клетчатых листах тетради. Опускаю голову на кухонный стол, обреченно глядя на экран макбука. Моя голова совершенно не настроена на работу, потому что она забита лишь мыслями о Маркусе и его прошлом. В какой-то мере нашем прошлом. Если бы не я, отец бы не решил ограбить магазин и не подставил Маркуса, верного друга, который был готов свернуть горы ради него. Получается, я виновата в этом? Маркуса мучают травмы прошлого из-за меня? Может быть, моя вина и в печальной судьбе родителей? Вдруг дедушка и бабушка настояли бы на их разрыве или отец сам бросил бы маму?
Слишком много «если» и «бы». Все равно у меня нет машины времени, и изменить я ничего не могу. Хотя ядовитое чувство вины кольнуло сердце. Глупо же, да?
По кафельному светло-коричневому полу шлепают босые ноги. Открываю щеку со стола, на котором я разбросала все свои вещи для учебы, и вижу Маркуса с обнаженным торсом. С плеча свисает грязная футболка, грудь покрыта маленькими капельками пота. Одна горошинка вздрагивает и стекает вниз, стремительно направляясь к V-образной линии. Мои глаза следят за влажным следом на резко очерченном прессе и останавливаются на стройных мускулистых бедрах. Маркус одет лишь в очень старые голубые джинсы с протёртыми почти до дыр коленями. Плечи испачканы в чём-то белом, волосы стянуты резинкой на затылке. Мужчина часто дышит и вы-глядит измождённым. Чем он занимается? Маркус проходит мимо, не глядя на меня, приближается к ящикам под раковиной, громко роется в нем и достает оттуда две банки с краской и кисти.
– Что ты делаешь? – спрашиваю я, но Маркус молчит. – Маркус?
Мужчина, не поднимая глаз, все же отвечает:
– Надо покрасить стены на чердаке.
На чердаке за почти месяц, проведенный в доме Маркуса, я ни разу не была на чердаке. Вроде там находится спортзал, но у меня со спортом отношения никогда не ладились, поэтому я даже не интересовалась тренажерами. Закрываю тетрадь и макбук и встаю со стула.
– Я готова, – сообщаю Маркусу. На мне подходящая одежда, да и делать задания не хочу.
Он хмурит брови, и наконец наши взгляды встречаются.
