скачать книгу бесплатно
– Поторапливайся, давай… – продолжил подгонять системный.
Взяв пробы из главной цистерны в носовой части (там стояла озонаторная установка, с помощью которой вода дезинфицировалась), они решили пройти через кубрик ресторана, так было ближе.
И тут, спустившись по трапу, они увидели страшную картину: на светлом покрытии пролёта виднелась вереница свежих кровавых следов, и рядом были небольшие лужицы крови. Доктор медленно двинулась по этим следам, видимо кровь обильно текла из раны.
Два шага… Три… Поворот к каютам… А там… По дверям двух кают были щедро размазаны следы крови, и около ручки пятой каюты красовался яркий след от кровавой пятерни.
Лешка хотел было побежать до рубки, потом решил не оставлять сестру одну, мало ли что там еще будет.
Они медленно вдоль стены продвинулись по проходу, стараясь не задевать кровавые лужицы, до нужной двери, и доктор, мысленно собравшись, быстро нажала на дверную ручку и чуть толкнула её, настежь распахнув дверь каюты.
Внутри всё было еще хуже: кругом валялись окровавленные тряпки, пол тоже был весь измазан, и тут и там виднелись бордовые капли. А весь воздух, казалось, пропитался этим металлическим запахом.
Доктор зашла чуть поглубже и увидела, что на столе стоит разрезанный арбуз, сверху щедро залитый кровью. Рядом лежало и само орудие – широкий мясной нож, с невероятно острым лезвием, которое в тусклом свете ламп буквально светилось, отражая в себе красные всполохи.
– Что… здесь… произошло? – медленно промямлил Лешка.
– Надо доложить, срочно. Беги в рубку, зови старпома, сейчас его вахта.
– Не, так не пойдет, я тебя одну не оставлю.
– Тут никого нет, видишь? – она осторожно повернулась вокруг. – Беги давай.
И Лешка рысью бросился к трапу. А доктор, стараясь, не сильно натоптать и ничего не трогать, вышла из каюты и пошла дальше по кровавым следам.
Капли неровной дорожкой привели её к девятой каюте, в которой жил новый повар ресторана. Ольга хорошо запомнила этого низенького восточного мужчину с золотыми зубами – он всегда любил играть с ножами, когда она заходила к ним на кухню. Всё время хвастался, как он может их подкидывать и ловить. И даже пару раз демонстрировал доктору своё умение.
Медленно и осторожно Ольга открыла дверь и увидела внутри такой же бардак, как и в каюте номер пять. Дальше, за столом, поджав по себя ноги, сидел тот самый повар – неудавшийся циркач с ножами. В руках он вместо своих любимых ножей, держал большой кусок сочного арбуза и довольно улыбался во весь рот, сверкая своими золотыми зубами.
Вид у него был, прямо-таки скажем, небрежный: вся белоснежная одежда была в каплях крови, один ботинок был надет на босую ногу, другой валялся рядом на кровати, а светлые волосы были всклочены. Но, похоже, настроение у него было миролюбивое.
Судовой врач на ходу окинула его профессиональным взглядом и быстро нашла источник – из его ладони струйкой сочилась кровь.
– Добрый в..вчер, – пьяный «ик» слегка прервал его приветствие, – Ольга Брисов..вна, – проговорил повар и улыбнулся еще шире. – П..прохдите, пжалста, – он явно был сильно пьян, но, к счастью, не агрессивен.
Ольга тут же отбросила в сторону все страхи подошла к мужчине и без лишних вопросов стала оказывать ему помощь.
– Тихо сидите, – скомандовала она.
В училище на третьем курсе один преподаватель рассказывал им, как нужно общаться с пьяными пострадавшими. Он даже целую лекцию этому посвятил.
«Говорите спокойно, но уверенно, тоном, не терпящим пререканий. Сопротивляться не будут» – наставлял тогда Антон Федорович – бывший врач скорой помощи. «В глаза не смотрите, но всё время держите их в поле своего внимания, спиной не поворачивайтесь».
Ольга оглянулась по сторонам, ища подручные материалы для перевязки, и ей повезло: на крючке возле двери висело чистейшее, практически белоснежное, льняное полотенце из ресторана. Не раздумывая, доктор схватила его и скомандовала:
– Руку дайте, – повар опять задумчиво осклабился, но руку протянул.
Беглого осмотра было достаточно, чтобы понять, что в этот раз шить не придётся. Рана была ровная, но длинная, и поэтому крови из нее было много.
Когда Ольга закончила накладывать импровизированный жгут- повязку, в каюту ворвались боцман с Лёшкой.
Все эмоции, отразившиеся на лице Гаврилыча при этой картине, было не передать. Увидев зачинщика, да ещё и пьяного, хотел было разразиться непечатным текстом, но наткнувшись на строгий взгляд доктора, смог только как рыба, беззвучно похлопать ртом.
– Вы тут подождите, последите за ним, я в амбулаторию за нормальной перевязкой, – скомандовала она.
Короткой дорогой по узкому пролёту кубрика нижней палубы, быстро преодолев два трапа, Ольга добежала до амбулатории. Два легких поворота ключа, и замок открылся.
Толкнув дверь, доктор влетела в кабинет, одним неуловимым движением схватила перевязочный чемоданчик и большую бутылку перекиси водорода, машинально заперла дверь и поспешила обратно по крутому трапу вниз, в кубрик.
Доктор отсутствовала не больше пяти минут, но за это время уже успела произойти масса событий. Вернувшись, в дверях она застала Алексея, он хмуро смотрел на повара и молчал.
Сам повар сидел притихший, и не мудрено, громогласный голос, отчитывающей его на все лады, директора ресторана перекрывал все остальные шумы на теплоходе.
И откуда у нее столько сил на крик, – мельком подумала Ольга.
Не обращая внимания на текущую головомойку, которую затеяла директор ресторана. Ольга, обойдя её, занялась раной. Быстро промыла её принесённой перекисью водорода, от которой кровь зашипела, образуя на поверхности руки коричнево-белую пену. Она вздулась большой шапкой и медленными хлопьями стала опадать, капая на пол.
Доктор ногой пододвинула ведро из-под раковины и продолжила промывать рану. Просушив и продезинфицировав её, Ольга наложила давящую повязку и, убедившись, что она не пропитывается кровью, немного успокоилась.
Повар затравленно озирался то на собравшуюся у дверей толпу, то на директора ресторана, и совсем не понимал, зачем подняли столько шума.
На все высказывания Карины Олеговны он усиленно кивал своей взлохмаченной головой, выражая абсолютное согласие, но по его глазам можно было заметить, что из сказанного он ничегошеньки не понимает.
Пока судовой врач занималась оказанием помощи, в малюсенькую каюту уже набилось несколько человек: младший повар Олег – сосед раненого циркача с верхней койки, два матроса из пятой каюты, совсем обалдевшие от того бардака, который они обнаружили в своей каюте, и, конечно же Алексей, который, как мраморное изваяние, стоял, даже не шелохнувшись, на прежнем месте, отгораживая Ольгу от напора толпы.
– Всё, я закончила, можем идти, – обратилась она к брату.
Матросы расступились и, понурив головы, пошли драить свою каюту и менять постельное бельё. Директор ресторана, видя полное отсутствие разума в глазах повара, махнула рукой, отложив дальнейшие разбирательства до утра, резко развернулась и ушла, громко стуча каблуками, и только Олег – второй повар сокрушался вслух о том, что ему предстоит не отдых перед работой, а генеральная уборка каюты.
Все уже разошлись, а он так и продолжал что-то бубнить себе под нос, наверное, костерил циркача, который к тому моменту безмятежно спал, тихонько похрапывая.
– Да-а… – сказала Ольга, когда они с братом подходили к амбулатории, – достанется завтра шутнику, не позавидуешь.
– Ну и правильно, так ему и надо, напугал он нас всех неимоверно… Особенно этой цепочкой кровавых следов.
– Ладно, пошли, – кивнула она брату.
Возвратившись в амбулаторию, она вспомнила, что надо бы доложить о подробностях происшествия и успокоить старпома.
Зайдя в кабинет вместе с братом, она первым делом вымыла руки и только потом протянула руку к корабельному телефону, набрав на круглом диске два ноля, почти сразу услышала знакомое:
– Рубка, Салаев, слушаю, – в спокойном, на первый взгляд, голосе старшего помощника звучал вопрос.
– Это доктор, с поваром все в порядке, все живы, он сильно пьян, – она слегка поморщилась, вспоминая устойчивое амбре, исходившее от него, – порезал руку, помощь оказала.
– Добро, спокойной ночи, Ольга Борисовна, – щелчок, и в трубке повисли короткие гудки.
Ольга удивленно посмотрела на пикающую трубку в своей руке, потом перевела взгляд на брата и, вздохнув, сказала:
– Вот и успокаивай после этого мужчин…
– Старпом у нас немногословен, – пошутил Лешка.
– Ну, да ладно. Я пить чай, к себе в каюту, ты со мной? – спросила она, возвращая телефонную трубку на место.
Глава 9
05 апреля 1985 г.
Территория Мордовской Автономной Советской Социалистической Республики, село Потьма.
Моросил мелкий холодный дождь, когда Милош проснулся под мерный стук колес скорого пассажирского поезда Москва – Саранск и попытался восстановить события из рассказа Эжения. Уже остался далеко позади аккуратный вокзал города, названного в честь великого писателя Максима Горького.
Милош Копецкий смотрел в окно, пытаясь уследить за быстро мелькающим пейзажем. За окном пассажирского поезда была, действительно, безрадостная картина: мелькали серые некрашеные избёнки, такие же мокрые от дождя и покосившиеся от времени заборы, одинокие коровы, вяло жующие траву, безликие станции… Всё это сливалось в однотонную туманную массу и настроения не прибавляло. Всё вокруг выглядело безлюдно и мрачно.
Через несколько часов будет цель его путешествия – станция Потьма. Её ещё называют «столицей» лагерей Мордовии. Само слово соответствует названию, означает – тьма, глухомань. И окружающая картина со свинцовым небом полностью соответствовала названию. Чех невесело усмехнулся.
Как иностранцу, ему было нелегко. Милош сейчас сильно скучал по своей теплой и уютной квартире в центре Праги, где всегда были горячая вода, отопление и чистая, мягкая кровать. Конечно, он жил долгое время в России, здесь у него даже остались близкие друзья. За пять лет учебы в Москве Милош успел тесно познакомиться с обычаями и укладом жизни местных, но как он ни старался, привыкнуть к Союзу так и не смог.
Спустя три часа к нему подошла проводница, томно улыбнулась, стрельнув глазами на его безымянный палец, и уже смелее подошла вплотную к мужчине, прислонившись к нему своей невероятно пышной грудью.
– Через десять минут поезд прибудет в пункт назначения, – предупредила она.
И уже более интимно наклонившись к нему, сказала:
– Что могло заинтересовать такого импозантного мужчину в нашей глуши?
Женщина не переставала во все глаза разглядывать чеха. Её можно было понять, иностранец, да еще и на их богом забытом маршруте. Тем более Милош был высокий, статный мужчина лет сорока. Его одежда выдавала в нем состоятельного человека: темное кашемировое пальто, начищенные до блеска черные кожаные ботинки, широкий зонт и модная фетровая шляпа. Да и держался иностранец уверенно, с достоинством.
Проводница Зинаида в таких ситуациях всегда полагалась на свою грудь. Редко какой мужчина мог устоять перед ней. Но здесь её ждало разочарование, живые голубые глаза чеха были невероятно серьезны и, слегка скрытые густыми бровями, излучали абсолютную сосредоточенность.
– Дела, гражданочка, – сухо ответил Милош, поднялся, осторожно отодвинул недоумевающую проводницу в сторону и, достав коричневый чемодан из кожи с верхней полки, уверенно направился к выходу.
Проводница фыркнула и пошла по остальным купе, чтобы предупредить других пассажиров об остановке.
Наконец, поезд прибыл на станцию Потьма, в столицу тюремной империи страны. Чех слышал, что здесь находился большой комплекс исправительных учреждений практически всех установленных законом режимов содержания, включая две колонии для туберкулезников и наркоманов, участок для осужденных к пожизненному заключению и отдельную тюрьму для иностранцев.
Копецкий вышел на унылую привокзальную площадь, на которой, казалось, можно было увидеть все оттенки серого цвета, и огляделся вокруг. Ему надо было ехать дальше, добраться до станции Явас, где находился архив, туда ходили небольшие поезда раз в день и почтовая дрезина, потому что это были узкоколейки или ветки[15 - Ветка- своеобразная речевая идиома, понятная только жителям района: «ветка»– ответвления от главной железной дороги, узкоколейка в конце которой располагался поселок.].
Подойдя к кассам вокзала, он увидел, что они закрыты. Милош посмотрел по сторонам и, увидев дверь с табличкой «дежурный», направился туда. Деликатно постучал в обшарпанную желтую дверь, с которой тут же посыпалась засохшая краска и медленно со скрипом отворил её. В кабинете дежурного по вокзалу он увидел делового мужчину с военной выправкой. Дежурный заваривал в объемной кружке чай, сразу пять пакетиков. На немой вопрос чеха мужчина ответил:
– Поживешь тут с годок и сам станешь чефирить.
Милош проигнорировал оправдания дежурного и сразу перешел к делу. Ему нужно было добраться до станции Явас. Мужчина посмотрел его документы и разрешение, после этого записал в журнал, потом позвонил куда-то и сказал, что через пятнадцать минут туда отправится почтовая дрезина, и если он, Милош, поторопится, то сможет на неё успеть. Потом дежурный махнул рукой, в каком направлении ему идти, и вернулся к своему крепкому чаю и бумагам.
Милош без труда нашел место, где стояла дрезина, поздоровался с сидящими на ней. Солдат с автоматом окинул его хмурым взглядом, но ничего не сказал. Чех сел напротив него на заднее сиденье, впереди сидели два офицера. Прошло несколько минут, и дрезина тихо тронулась, кругом пахло креозотом, которым смазывают шпалы, а здесь этот запах просто стоял в воздухе из-за большой влажности и был такой плотный, что хоть «ножом режь».
Узкоколейка, по которой ехала дрезина, соединяла все лагеря заключённых между собой, а их здесь было не мало.
Кругом рос мрачный хвойный лес. Высокие пушистые ели надежно прятали в своих ветвях одинокие корпуса колоний. Сверху, с вертолета, их было практически не различить. В деревьях по обе стороны от узкоколейки пролетали не только поселки, но и зоны, обнесенные забором с колючей проволокой, и с вышками по углам.
Все поселки здесь были без названий, на протяжении всего пути то и дело попадались пугающие таблички: «Внимание, режимная зона», и при въезде в новый населенный пункт висели правила пребывания. Все строения в деревнях были убогие, в основном, дома барачного типа или просто бараки, все здания – одноэтажные. Где-то изредка мелькали казармы, солдаты с автоматами, вышки.
Большая зона лагерей, ничего не скажешь, – думал Милош. В таких местах ему еще не доводилось бывать.
Здесь каждый лагерь занимался своим делом. Конечно, основным были лесоповал и деревообработка, где заключенным из инструментов давали только пилу или топор, вся остальная работа делалась руками.
Иностранцу было откровенно неуютно от всего увиденного. Он, не раздумывая, направился в эту поездку, потому что спешил проверить несколько фактов из далёких событий 1967 года. Теперь, конечно, Милош немного сомневался в правильности своего решения. Но возвращаться было поздно, да и дело тогда он не закончит. Еще вспомнил, как целых четыре месяца пытался получить разрешение на посещение потьменских лагерей под видом историка. Пропуск достался ему с большим трудом, хотя без помощи одного старого университетского товарища всё равно ничего бы не вышло.
Медленным ходом дрезина доехала до станции Явас – здесь находился архив, в который он так стремился попасть. Милош распрощался с попутчиками, которые еще раз молча оглядели его с ног до головы, и вышел на станции. Ему сразу бросилась в глаза зона, обнесённая забором и колючей проволокой, где вокруг стелился желтоватый туман, придавая еще больше мрачности и без того безрадостной местности. Казалось, здесь всё пропиталось сыростью, даже сам Копецкий.
В своей жизни чех повидал немало, в том числе множество разных убийств, холодных и сырых тюрем, и их вечных жителей – заключенных. Но это место, по своему ужасу и тоске, которые всплывали здесь откуда-то из глубины души, не могло сравниться ни с чем из того, что встречалось ему в прошлом.
Чех шумно выдохнул и направился через железную дорогу в сторону поселка.
Двухэтажное деревянное здание штаба он нашел быстро – оно находилось на самом видном месте – в центре поселка, сбоку двери на нем красовалась металлическая табличка с выведенной черными буквами надписью «ШТАБ».
Суровый дежурный при входе направил его в пятый кабинет, который почему-то находился на втором этаже. Это было единственное двухэтажное здание во всей округе. Пройдя по скрипучему коридору, Милош постучал в кривую и слегка расслоившуюся от сырости деревянную дверь и, услышав громкое «Войдите», открыл дверь.
За широким столом, в небольшой комнате с мутными окнами, которые закрывали толстые стальные решетки, сидел оперуполномоченный. Он посмотрел на часы, потом на Милоша, как будто что-то сверял. Чех не смутился от такого пристального взгляда и не стал дожидаться вопроса, молча протянув ему распоряжение из Москвы, которое гласило, что ему – Милошу Копецкому – надо предоставить дела заключенных 1967 года. Все, какие ему потребуются.
Опер смотрел чеху в глаза цепким взглядом своих серо- стальных глаз, сколько времени длились их гляделки, неизвестно, но наконец, представитель закона одобрительно кивнул и указал иностранцу на свободный стул:
– Присаживайтесь, я пока распоряжусь.
– На дворе восемьдесят пятый год, – не к месту сказал блюститель закона и, зачем-то, снова взглянул на часы, словно сверяясь со сказанным.
Затем, для пущей важности, он выдержал паузу и продолжил:
– Сейчас давно уже нет политзаключенных или, как в сороковых годах их называли «политических». Здесь, в основном, блатной элемент: урки, рецидивисты, воры.
Он опять пристально посмотрел на Копецкого, тот снова выдержал его взгляд и промолчал. Ему не хотелось вступать в долгие пространные беседы, а уж тем более спорить с местным представителем закона, он надеялся лишь поскорее изучить документы, найти ответы на интересующие вопросы, которые он сам себе же и поставил, и покинуть это жуткое место, как можно быстрее.
Не получив ответа, опер встал из-за стола и куда-то вышел, оставив чеха одного. В ожидании того, когда солдат принесет документы из архива, Милош подошел к окну и, просунув руку через решетку, открыл форточку, за которой потянулась внушительная паутина. Было такое впечатление, что ему не хватает воздуха. За окном сквозь тучи проглянуло солнце, туман рассеялся, но не смотря на изменения в погоде, радостнее у него на душе не стало.
В форточку ворвался прохладный ветер, ударил ему в лицо лесной сыростью и запахом грибов, зашелестел вырезками из газет, прикрепленных к стене, и подхватил маленький листочек бумажки, валявшейся на полу. Милош еще раз осмотрел унылый пейзаж, потом перевел взгляд на весь черный от пыли подоконник, на котором лежали мертвые мухи и комары, и прислушался.
Здесь было странно тихо, так, что даже гудело в ушах.
Возможно, это последствия поездки в поезде…– подумал чех.
И вдруг эту звенящую тишину нарушил топот кирзовых солдатских сапог. Спустя полминуты, скрипнув дверью, в кабинет вошел молодой и хмурый солдат с охапкой картонных папок красного цвета, аккуратно положил их на стол и так же, молча, удалился.
Опер разрешил Копецкому просмотреть дела, которые его интересовали, но только в кабинете, выносить их не разрешалось. Оперуполномоченный снова ушел по своим делам, оставив Милоша. Хотя, об одиночестве здесь речи и не могло быть, ведь, как заметил чех по скрипу половиц, за порогом остался часовой.
Он брезгливо повесил своё дорогое кашемировое пальто на одиноко-стоящую в углу вешалку, туда же, сверху, повесил шляпу. Затем подошел к столу и налил себе воды из стеклянного графина в граненый стакан, отпил небольшой глоток воды и устроился за широким столом, пододвинув к себе объемистые папки.
– Удивительно, как всего в каких-то нескольких листах может уместиться вся жизнь человека, – он отбросил свои философские рассуждения и занялся изучением документов.
