Всё, что ты должна и всё – что ты хочешь

Мира Кузнецова

Всё, что ты должна и всё – что ты хочешь

1.Обратная сторона его дивана

Она открыла глаза. Покосилась на будильник и улыбнулась – пять минут свободы и тишины. Относительной тишины. И относительной свободы. Тишину, время от времени, взгрызал храп Игоря. Вечно пьяного мужа. Ей уже не нужно было принюхиваться, к спящему рядом. Это время миновало. Перегаром пропахло всё, в когда-то её спальне: постель, одеяло, шторы. Этот запах преследовал и заставлял невольно вздрагивать от мысли, что и она сама впитала этот омерзительный дух.

А свобода? Она тихо, день за днем стекла по стеклу дождевыми каплями её уступок под приторный припев мужниного "воркования": "Лапусик, ты же не задерживайся дольше положенного – я же скучаю без тебя." Под этот припев исчезли походы с детьми в кино и театры, их посиделки в кафешках и драйв на концертах; встречи с друзьями и подругами… даже вечера с родителями и прогулки в одиночестве, которые она так любила. Под такие припевки она лишилась всего своего. Даже права потянуться спросонья в кровати, прогибаясь новому дню на встречу и принимая его со всей страстью и желанием, но она могла просто полежать, ещё не сорвавшись в очередной забег по кругу, глядя на мелькающие цифры будильника, отмеряющего секунды относительной свободы.

Как она дошла до того, что утро её перестало радовать? Куда делся рассветный задор? В какой песок стекло волнующее предчувствие нового дня? Она улыбнулась и нажала кнопку выключения будильника. Встала, накинула халат и вышла, встречать новый день, не оглядываясь на спящего мужа. Ей уже не хотелось любоваться этим мужчиной – мужчиной, который всегда скучал без неё и никогда по ней. И очень не хотелось, чтобы он сейчас проснулся и испортил её утро – утро с её семьей, частью которой он не потрудился стать. Она вышла на цыпочках из своей комнаты, прикрыла дверь и шагнула навстречу непрожитому дню.

Утро радовало: улыбками и шутками детей; отсутствием высокого давления и наличием аппетита у стариков; в меру крепким кофе; солнцем за окном и громогласным пением птиц. Даже младший в семье пёс (щен по имени Карат) порадовал отсутствием лужи в прихожей. Ольга расслабилась и, продолжая посмеиваться, вошла в комнату и быстро переоделась в костюм. Окрик Игоря застал её уже в дверях.

– …Лапусик, я так соскучился, дай я тебя поцелую, – муж выпростал руки из-под одеяла и раскинул их в приглашающем жесте. Но, Ольга оглянулась и, вернувшись, присела в кресло:

– Игорь, когда ты успел соскучиться? Мы не виделись от силы, – она оглянулась на часы за спиной, – четыре часа. После твоего предутреннего порыва страсти.

– Ну вот, проснулся и соскучился. Посмотри! – жестом фокусника он сорвал с себя одеяло.

«Блин, опять утренний стояк …в моё рабочее время. Как же ты в молодости без меня обходился-то, а?» – взвыла она и скривив губы в улыбке процедила:

– Дорогой, а ты не мог бы по мне поскучать несколько иным способом?

– Ты хочешь сверху?

– Нет, дорогой, я сейчас совсем НЕ ХОЧУ! У меня мозг работой забит! А вот ты, например, встал бы для разнообразия в девять – хотя бы вольер починил, чтоб собаки цветы не вытаптывали. Я приеду с работы и увижу: мой муж по мне скучал! Он заботился обо мне, а не тупо сжигал время.

– Так, – Игорь подтянулся на кровати, подбивая под себя подушку, – Ты меня, говоришь, не хочешь? И с кем же ты тогда удовлетворяешься? А, лапусик?

Ольга встала, подняла с пола одеяло и кинула в супруга.

– Игорь, ты не мог бы меня, для разнообразия, иногда по имени называть? А то у меня чувство, что ты не помнишь, как меня зовут. А на работе – я работаю. Деньги там зарабатываю. Мне семью кормить нужно, а те что зарабатываешь ты, она подняла руку, предупреждая тираду мужа, – ты мужественно пропиваешь. Всё. Пока. Мне пора. И… можно, тоже для разнообразия – давай, я приду с работы, а ты трезвый… и, нет не приготовил ужин, а хотя бы отварил макароны?

Она развернулась и вышла из спальни, а потом и дом, тихо притворив дверь. К старикам не зашла, не хотелось видеть на их лицах констатацию фиаско её второго похода за любовью. Стыдно. Перед стариками и детьми было стыдно. Дражайший супруг не утруждался до пониженных тонов и финальную часть слышал весь дом. Она села за руль и уже через десять минут была в своем кабинете, обложившись чертежами.

А день задался. Работа закрутила её, не давая просачиваться глупым мыслям об неудавшемся бабском счастье. И она бежала, по давно выверенному пути лабиринта, не растрачивая время на рассуждения о смыслах и бессмыслицах жизни, привычно принимая на себя ответственность за свои решения. Когда уже забрезжил просвет в конце трудового туннеля, зазвонил телефон.

– …Оль, на работе? Я заеду?

– Давай.

Она отошла к окну, давая глазам отдохнуть от монитора. Сейчас Мага приедет, старый и хитрый друг, много раз пытавшийся подмять её своим обаянием, и сделать своей «вечной должницей».

– Душа моя, у тебя усталый вид, -мастер манипуляций живыми объектами улыбался ей даже теми зубами, которых не может быть в принципе.

– У меня нормальный вид для женщины, которая спит урывками по пять часов в сутки. Так что, дорогой, давай без реверансов… Что тебя к нам привело? В такое время? Только не надо про «жгучее желание меня увидеть и невозможность больше сдерживать его».

– Ты читаешь в моем сердце, – и он прижал руки к груди.

– Я читаю по твоей хитрой физиономии, что тебе что-то «из-под меня» надо и по возможности «бэзводмэздно» – то есть даром! Так что пей свой кофе и – говори, мал-чык!

– Оль, а тебя часто «стервой» называют?

– Бывает. А что, есть желание? И повод?

– Я, может, действительно – заехал просто посмотреть на тебя, – тихо произнес Мага, и, если бы не стольких лет знакомства, в его искренность можно было поверить, и Ольга покачала головой. – Плохо. Не верю. Оваций не будет. По делу давай.

– Скучно с тобой. Все-то ты понимаешь. – Развел руками мужчина, убирая улыбку с лица и переходя на деловой тон. – Есть тема.

– И конечно бесплатная.

– Помоги, а?.. – Снова включил обаяние посетитель. – Мне нужен генплан к завтра. Самое позднее завтра вечером.

– Почему, когда ты даешь не выполнимые обещания, я всегда та Золушка, что их выполнит?

Мага закатил глаза, вздохнул и снова вернулся к делам.

– Ладно, сколько?..

– Столько! – Оля растопырила пальцы на обоих руках и покачала ими пред носом мужчины.

Они расхохотались одновременно и ударили по рукам. Потом пили кофе, он блестел глазами и, уходя, погладив её по голове, сказал:

– Хорошо с тобой, только глаза у тебя всегда печальные, даже когда смеешься.

– Не придумывай. Иди с миром!

Ольга вздохнула, когда за ним закрылась дверь и посмотрела на часы…14.30. «Ещё повоюем!» Очень много надо успеть. Успеть сделать. Делать, делать, делать…

В пять вечера заглянула Наташа и поинтересовалась:

– Ольга Викторовна, я Вам ещё нужна?

– Что, уже пять?! Нет, иди, конечно…

Следом в кабинет ввалились детки и не дали снова погрузиться в работу. А по дороге они заскочили в магазин «за хлебом». Часа через полтора, пиная перед собой тележку, Ольга брела через гипер-пупер-маркет и задавала себе вопрос: «А замужем ли ты, дорогая?»

Добравшись все-таки до дома, Ольга остановила машину у закрытых ворот. Закрытые ворота – хороший знак… Надежда – что Игорь трезв. Сын вышел и открыл ворота. Муж сидел на скамейке и курил. Он снова был пьян… Она подошла и села рядом. Ребята молча разгрузили машину и ушли в дом. Она достала сигарету из пачки и закурила.

– Почему?..

– От счастья.

– Ты …счастлив? – она задохнулась от недоверия, в тайной надежде, что вот сейчас ей показалось и нет радостных нот в голосе. Что сейчас она посмотрит в его глаза и увидит там иронию, прочтёт хоть какой-то скрытый от неё подтекс, и он ей скажет, наконец, почему он пьёт… ежедневно. Пьёт и пребывает в каком-то странном состоянии эйфории. Но, взгляд наткнулся только на сияние чистого удовольствие от жизни. Два года ежедневной муки видеть, как он с каждым днем все больше спивается, уговоров, унижений и попыток помочь… А он, оказывается – пьет от счастья. Какого счастья? Счастья жить, перетекая с кровати на диван, а с дивана на кухню? Без смысла, без цели, без желания что-либо сделать, сделать не потому, что тупо – «надо», а потому, что руки чешутся и душа просит. Да и потому, что «надо» – ведь этого тоже нет. Жить, справляя нужду: поесть, поспать, попить, заняться сексом. Именно – заняться сексом, точнее – потрахаться. Они давно не занимаются любовью, он примитивно трахает её, когда у него в том нужда. И он – счастлив?

«Всё! Больше не могу!»

– Игорь, я сейчас пойду, соберу твои вещи, – она затянулась сигаретой, как будто это был последний глоток воздуха на Земле, – потом приготовлю ужин, и мы поужинаем. Спать я сегодня буду в гостиной. Пожалуйста, не скандаль – не надо волновать стариков и детей. А утром ты уедешь. И никогда больше не вернёшься! А потом, …уже без меня, …ты бросишь пить.

2. «Николашка»

Ещё в фойе Мага услышал женский голос, играющий обертонами в блюзе. Музыка звучала ненавязчиво, без ресторанного пафоса, не мешая посетителям есть, наслаждаться вкусом блюд и напитков. Именно из-за этого ощущения, что музыка звучит только в сердце и ни к чему тебя не обязывает, но в тот момент, когда ты в ней нуждаешься, она словно берёт за руку и приглашает на танец, мужчина и любил этот ресторанчик. Он шагнул в зал и вдруг не поверил своим глазам – Ольга, Ольга Викторовна сидела за угловым столиком, вполоборота к нему и что-то цедила из круглого бокала. В одиночку. И Мага сделал шаг к ней.

– Оль! Ты что тут делаешь?

– Пью! Неужели все ещё не заметно?

– И что же ты пьёшь? – слегка склонился к женщине.

– Последние полчаса Ольга Викторовна пьёт коньяк. – Мага оглянулся. Молодой парнишка, видимо официант, держал графин с коньяком. "Грамм двести…" – прикинул Мага.

– Оль, а почему ты пьёшь коньяк?

– Видимо, потому что не люблю водку и виски, – расхохоталась женщина и откинулась на спинку кресла.

– Черт! Ты зачем так набралась? Ты же лыка не вяжешь?

– Я? Я и лыко вяжу, и тебя, между прочим, вижу. Так и будешь стоять или попросить второй бокал? – она приподняла подбородок и уставилась снизу-вверх, на всё также стоящего чуть сбоку и сзади, мужчину.

– Второй бокал и поесть. Меню дай, – окликнул Мага парнишку, отошедшего к барной стойке. Потом, передумав, махнул рукой, останавливая. – Оль, посиди минуточку, я сейчас.

Она цыкнула языком и улыбнулась:

– А кто сказал, что я куда-то спешу? Правда, и ждать я тебя не обещала… – И Ольга старательно, высунув кончик языка от напряжения, налила коньяку в бокал, приблизительно половину графина. Обняв его ладонью снизу, она покачала его, согревая коньяк и, прикрыв глаза, выпила. Одним глотком. Рукой, наплевав на этикет, подцепила ломтик лимона, присыпанный молотым кофе и сахаром, и со вкусом закусила…

– Ни фига себе! Оль! Что ты делаешь?

– Ты уже спрашивал, – она повернулась к нему и, продолжая слизывать сахар с пальцев, удивленно вскинула брови, – пью!..

– Черт! Пойду поесть закажу! – Мага встал и решительно двинулся к стойке, но женщина продолжила свою мысль.

–…Видимо, потому, что не люблю водку и виски, – Ольга расхохоталась и, запустив пятерню в тщательно уложенную прическу, взлохматила волосы. Мага смотрел, как вот так презрев условности, она освобождала их на виду у публики, засвидетельствовать ему не приходилось. Происходило что-то совершенно немыслимое, то что не укладывалось в его голове. Он привык видеть её в состоянии «застёгнута на все пуговицы». На все. И эмоционально. И внешне. Полное абсолютное самообладание в любой ситуации. Мужчина тряхнул головой и отвернулся к официанту:

– …Давно пьёт?

– У неё была встреча. Кофе и бокал сухого… Потом гости ушли, и она заказала мартини.

– Много?

– Да нет, – парень заглянул блокнот, – трижды по коктейлю, фифти-фифти мартини и персиковый сок. А потом сказала: "Да ну их всех! Давай коньяк!" и… вот.

– Что вот?

– Два по двести.

– Лихо! Она же не пьёт ничего крепче мартини с соком! Это все знают. А ты не видел, она сама приехала? Или её привезли?

– Сама. Но вы не волнуйтесь… Мы бы ей такси вызвали.

– А Надя где? Куда она смотрит?

– А вот Надежду Васильевну она и ждёт.

– Понятно. Так, давай-ка нам курицу в чесночно-имбирном, гарнир там какой-нибудь, фруктов и …"николашку" принеси ещё. Надька коньяк только им закусывает и вот подругу… Черт! Я лет десять не видел, как она закусывает коньяк. Десять лет. А кто догадался?

– Сама попросила. Сделали.

– Ну, давай парень, быстро!

Мага оглянулся на стол. Ольги не было, хотя сумочка лежала на столешнице.

– Слушай, парень, ширму поставь. Надя придёт – скажешь ей, где она.

Оля вернулась минут через пять. Проведя пальцем по краю ширмы, она села. Влажные пальцы застыли на столе. Мага смотрел на её руку: пальцы мелко вздрагивали, то ли в такт музыке, то ли в такт её мыслям. А Мага попытался вспомнить, когда же видел последний раз лак на её ногтях?

Все его женщины тратили уйму времени на поддержание своих или наращенных ногтей массу времени, но на Олиных руках практически никогда лака не было. Однажды он ее спросил почему. Что же она ему тогда ответила? Ах, да – он вспомнил водопад ее смеха, даже не смеха – хохота: "О чем ты, друг! Я – рабочая лошадь! Ты, когда-нибудь видел рабочих лошадей с маникюром на копытах?"

За десять лет знакомства он видел её руки и в цементе, и земле. Он видел эти руки, подбрасывающими детей. Он видел эти руки, ворочающими лежащую в больнице мать, где она жила пару недель. Он только не видел, не помнил, лак на её ногтях.

Ему безумно захотелось наклониться и поцеловать её ладонь, именно её в защищенную от всех мягкость, но он знал, что она не позволит. Эта женщина не позволит. "Черт! Что у неё произошло? Отчего она набралась, как прачка! Дом? Работа? Мужчина?" – он поднял глаза и посмотрел на Ольгу. "Чёрт, она умылась. Сколько ей? Я же не знаю, сколько ей!"

– Ну, что друг мой Мага? А не желаете ли даму оттанцевать? – И она откровенно расхохоталась ему в лицо.

– А, пожалуй! – Мужчина отодвинул стул и встал, протягивая руку. – Ольга, правда, пойдём!

Второй раз за вечер он думал о том, что Надька терпеть не могла "механическую музыку" и в её ресторане всегда пели вживую. Она всегда говорила: "Под «мафон» где-нибудь в другом месте спляшете!» И к ней действительно шли не плясать. Музыка не мешала – ни вкушать, ни говорить, ни танцевать.

Рука легла на Ольгину талию, будто всегда там находилась.

– Ты неплохо двигаешься. – Олина ладонь скользнула по плечу Маги. – Саш, знаешь, я всегда знала, будет ли мне хорошо с кем-то в постели, только один лишь раз с ним потанцевав…

– Ты что, поэтому меня и пригласила танцевать? Тест на совместимость?

– Нет. Просто, захотелось потанцевать с другом, – и Ольга хихикнула.

– Оля, что у тебя случилось?

– Ничего Саша. В этой жизни ничего… Хорошая музыка. Как у тебя дела? Давно ты, что-то, не заезжал.

– Оль! Не заговаривай мне зубы. – Женщина отстранилась и растянула губы в улыбке:

– Ни за что. Пойдем, выпьем. Музыка закончилась.

Он попробовал поддержать её за локоть, но она мягко высвободила его и твердой походкой пошла к столику.

"Чёрт! Столько выпила, а идёт как канатоходец, ни одного неверного движения!"

Сев за стол, она качнула графинчик и, повернувшись к бару, взмахнула рукой, привлекая внимание.

– Серёжа! Повтори!

– Оль!..

– Расслабься, Саш, – женщина растопыренной ладонью поставила барьер между ними и совершенно трезвым голосом сказала, – нет на земле того, кто меня перепьет сейчас…

В зале хлопнула дверь и раздался голос Надьки: "Где она?" И тут же послышались стремительно приближающиеся шаги. Надька влетела за ширму и зачастила:

– Оль, прости, я спешила и одному придурку зеркало снесла. А он дубина гайцов вызвал… и батарейка села…

Лицо Ольги вдруг сморщилось, как печёное яблоко, она зажмурила глаза и заплакала. Надька кинулась на пол и обняла её колени.

– Оля, ты плачь, плачь! Мага уйди! Она тебе потом не простит, – Саша встал и вышел из-за ширмы.

"Да что же у нее стряслось? Никогда ее не видел такой!" Пошарив по карманам, он вынул пачку сигарет и вышел на улицу. На крыльце стоять не хотелось, и Мага отошел за угол. У служебного входа курил Петрович, Надькин шеф-повар.

– Привет. Плачут?

– Плачут. Я Ольгу такой никогда не видел.

– Сеньку поминают.

– А кто это?

– Ольгин муж. Единственный, кого она любила. И любит. До сих пор. Он в Афгане погиб…

3. Ласточка

Какое утро!.. Она так любит эти часы… Дом в котором все спят. И она бы спала, но птицы на её окне начинали свои песни с первыми лучами солнца, и она никогда не сердилась на них, как бы поздно не легла спать. Летом она и шторы никогда не задергивала. Пусть солнце светит. Это так приятно просыпаться от мягкого касания солнечного луча, согревающего застывшую кожу. "Ну, что девочка, подъем? Иначе ты всё пропустишь!" Оля несколько раз перекатилась по кровати, меняя позы так, как это делает кошка. Кровь застучала в голове… Теперь пауза, глубокий вдох и подъем. Ольга рассмеялась и натянув белые шорты и майку, пошлепала босиком на кухню. Осторожно, чтобы не дай бог, никого не разбудить поставила джезву на плиту и всыпала на дно сахар и замерла в ожидании начала подтаивания и появления пузырьков. И в кипящую карамель тонкой струйкой полилась ледяная вода, сковывая кружево карамели и растворяя её в себе. Теперь всё быстро пару мерных ложек кофе… Турка снова встала на огонь. И женская рука потянулась за любимой чашкой, достала её с верхней полки. И ломоносовский фарфор на какой-то миг поймал солнечный луч и заставил его запутаться в кобальтовой сетке и принял в себя горячий поток кофе. Ритуал нарушать нельзя. Она подняла чашку на уровень глаз, вдохнула запах и отсалютовала солнцу. "Доброе утро. И день будет таким!"

Быстро сложив на поднос блюдце с сыром и плошку с медом, стакан ледяной воды, чашку и джезву со второй порцией, Оля выскользнула на улицу. Устроившись на террасе в шезлонге и вытянув ноги, она вдохнула утро, трепет листьев, цветущую сирень и безоблачное небо. Запрокинула голову и увиделавъющихся над её головой ласточек. Парочка заботливых родителей сновала и сновала из гнезда и обратно. "Надо же, я не заметила даже, когда вывелись. Скоро полетят, наверно." Ольга потянулась и, запустив руку в волосы, прочесала их растопыренной пятерней. "Опять обросла. Скоро будет не уложить… Может отпустить? Пусть отрастут, как раньше…"

Память мгновенно отреагировала, выхватив из прошлого Сенечку, молодого и улыбающегося ей глазами. И привычно вспомнилось, как они с девчонками сидели на скамейке и грызли семечки.

Парни стояли в сторонке, о чем-то переговариваясь и покуривая. Тишину улицы взорвал яростный рев.

– Твой едет!

– Мой? И вовсе он не мой!

– Твой, твой! – рассмеялись подружки, – он так на тебя смотрит, когда ты не видишь!

– Привет! – бросил Сенька парням, обойдясь без традиционного ритуала пожатия рук, – Оль, ну-ка садись, ты же хотела посмотреть на Оку, поехали быстро!

Оля оглянулась на подруг и сестру, к которой приехала на свадьбу. Первый раз сама: без мамы и папы, и тётка строго на строго наказала старшей присматривать за ней.

– Езжай! Конечно, езжай! – Хмыкнула старшая, и Оля радостно вскочила и устраиваясь на сиденье "Явы".

– Держись крепче! Да не так, обними меня.

Руки обхватили спину парня, а Олину грудь обожгло. В свои семнадцать она никогда ещё не прикасалась к парню сразу столькими частями тела.

– Крепче держись, Оль! – мотоцикл рыкнул и рванул вперед.

– Ой! – от неожиданности руки чуть не разжались.

– Крепче, Оль, крепче!

Скорость и бьющий в лицо ветер пьянили, вызывая в душе дикий, безудержный восторг. Захотелось издать боевой клич индейцев, ритмично рвя похлопыванием ладони по губам, поднимающееся из глубины души ликование. Олька просто расхохоталась ветру в лицо!

Сенька тоже захохотал:

– Чумовая!

…Сенька выбрал для знакомства с Окой прекрасное место. Река в этом месте делала поворот и подмыла один берег.

Остановив «железного коня», он медленно разжал стиснутые руки Оли.

– Ой! – девчонка, покраснев, соскользнула с мотоцикла и рванула к обрыву, и прячась от своей неловкости за бурным восторгом, закричала:

– Ух, ты! Мамочки, как красиво!

– Красиво. Я знал, что тебе здесь понравится, – Сеня подошёл и встал за её спиной, осторожно провел рукой по её волосам. Оля вздрогнула, оглянулась.

– Растрепались. Я их освобожу? – и он потянул резинки, стягивающие её косички. Запустил в волосы пятерню и провел снизу-вверх, распуская. Его ладонь в какой-то миг обняла весь её затылок, и тут же он, стремительно развернув девчонку к себе, поцеловал…

…Ольга убрала руку от волос. "Надо постричься! Сегодня же! И покороче, чтоб на дольше хватило". Рука потянулась к сигаретам. Тихо щелкнула зажигалка, и взвился легкий дымок, смешивая горечь и сладость воспоминаний. "Всё! Пора. А то скоро станет жарко и будет поздно поливать цветы!" – Оля решительно встала и направилась к шлангу.

За поливкой её и застал Мага, войдя в приоткрытую калитку.

– Оль, привет!

Женщина на миг повернула голову, кивнула и тут же вернулась к поливке:

– Привет! Что привело?

– Оля, надо посмотреть фундаменты на одном из коттеджей. Сомнения есть.

– Саш, ты знаешь железное правило: "Суббота – не рабочий день". Это что, не подождет до понедельника? И вообще, есть сомнения – разбирай!

–– Что разбирай?! Их отлили! Оль, поехали. Туда и обратно. Ты даже не переодевайся, я тебя отвезу и привезу. Оль, ну я тебя очень прошу. – Мага говорил и медленно шел, выбирая куда поставить ногу в лабиринте цветов и виновато говорил и Ольга буркнула первое, что пришло в голову:

– У меня ноги грязные.

– А я их тебе вымою и за мокасинами схожу. – И Мага, выхватив у неё шланг, присел на корточки и стал смывать грязь с её ног.

– Чёрт знает, что! – Ольга топнула ногой. – Руки убери! Сейчас же! И жди!

Она вернулась через десять минут. Закованная в джинсы, с гладко зачесанными волосами и очками на пол-лица:

– Поехали. Но ты меня за это завезёшь по дороге на рынок. Творога хочу, – снова буркнула Ольга, усаживаясь в Ниссан Маги.

– …И ты меня из-за этого из дому выдернул? Что такого экстренного? Отлили, ну и отлили, поливайте, укрывайте, снова поливайте. То, что самовольно сборный на монолитный поменяли? Ввалю в понедельник прорабу. Ничего непоправимого не произошло. На всякий случай сделаем арматурный пояс. И чертежи поправим. Всё! Вези меня.

На обратном пути выгуляв Ольгу по рынку, Мага сгрузил все купленное в машину… Оля, плюхнулась на сидение рядом и махнула рукой:

– Водитель, поехали! – и со смехом откусила от большой груши.

– Ах, хах хааошо, что гвуши… теперь круглый год! – прожевав, закончила она фразу.

– Отлично, – подтвердил Мага, выруливая со стоянки.

– Можно я буду некультурной свиньей? – и она, опустив стекло, выкинула огрызок, – красота!

Мага хмыкнул, поражаясь совершенно иной, непривычной, казалось давно понятной женщиной и вдруг неожиданно даже для себя сказал:

– Может… заедем, искупаемся? Жарища! – и тут же почувствовал себя пацаном: прыщавым и не целованным. А Ольга снова его удивила:

– А поехали! Я место знаю. Я тебе покажу. Мы туда ходим каждый день купаться с детьми. Десять минут пешком от дома.

За окном машины проносились уже тронутые легкой желтизной скорого созревания поля и покосившиеся столбы с провисшими проводами. Видимо в России никогда не дойдут руки до самой себя. Она, как мать Тереза, продолжает помогать всему миру, а собственные деревни всё также остаются без дорог, без газа и с выключенным в дождь электричеством.

– Так, Сашка, притормаживай, сейчас будет свороток!

– Что будет?

– Поворот будет. Вот здесь. А теперь аккуратненько на второй вниз. – Ольга, за рулем не твой Сенечка, а я. Ты только говори направо, налево.

– Прямо! И больше там дорог нет, держись направления.

Проехав вдоль реки метров семьсот, Оля махнула рукой.

– Стоп машина, – и, дождавшись остановки, открыла дверь и отпустила ноги на землю.