Египетская шкатулка

Мира Энн

Египетская шкатулка

Предисловие.

В нашей жизни, как и на страницах этой книги, переплетаются судьбы, повторяются события, а в памяти всплывают обрывки воспоминаний прошлого, или отблески будущего. Лица некоторых людей выглядят знакомо, словно они были с нами когда-то, а сны превращаются в действительность. Тихий голос предчувствия шепчет хрупкие, едва уловимые слова, и дежавю напоминает, что мы уже проходили этот путь. В каждом из нас хранятся отголоски забытых жизней, спрятанных в уголках души, а наше сердце знает больше, чем разум способен понять.

Погрузись в эту историю и позволь себе заглянуть сквозь завесу привычной реальности, где отражается зыбкая грань между настоящим и тем, невидимым, что ускользает сквозь пальцы, ведь мир вокруг гораздо глубже, чем кажется.

Глава 1

Линда растерянно вглядывалась в полумрак, окутавший помещение. Воздух был насыщен терпким ароматом сена, смолистым духом свежесрубленного дерева и резкой ноткой краски. Она неуверенно вытянула руки вперёд – пальцы наткнулись на аккуратно сложенные в ряд дрова. Постепенно глаза привыкли к темноте, и в глубине сумрака начали проступать очертания: громоздкий комбайн в центре, ящики с инструментами, сельскохозяйственные принадлежности, стеллажи, уставленные жестяными банками.

Сердце стучало часто, будто отзываясь на тишину, которая гудела в ушах. Линда торопливо шагнула к едва различимому дверному проёму. В тот же миг у её ног с глухим стуком упал какой-то предмет. Не обращая на это внимание, она быстро выбежала наружу – прочь из удушающей темноты, навевавшей беспокойство.

Мир встретил её прохладным дыханием утра. Солнечный луч скользнул по лицу и заиграл золотом в прядях волос. Бездонное небо, чистое и ясное, отразилось сиянием в голубых глазах, полных немого вопроса. Ветер зашелестел густой листвой, шепча чью-то забытую историю, и маленькая птичка, подхватив его песню, звонко защебетала в высоких кронах дерева.

Девушка замерла, словно боясь нарушить хрупкое равновесие между сном и явью. Всё вокруг казалось до странности реальным и в то же время… чужим. Она всматривалась в эту красоту, пытаясь выудить из глубины сознания хотя бы обрывок воспоминания, хоть что-нибудь, что подсказало бы ей, почему она здесь, но память хранила глухое молчание.

Линда медленно оглянулась по сторонам. За её спиной возвышался деревянный амбар, а справа, среди зелени, стоял дом из белого кирпича с аккуратной черепичной крышей.

Слегка помедлив, девушка направилась туда. В груди нарастало волнение, а в сознании – ощущение какой-то безысходности.

Дверь поддалась с лёгким скрипом. Линда осторожно переступила порог, пересекла узкий коридор, где в беспорядке стояла грязная обувь, и вышла в просторную кухню, наполненную ароматом готовой еды и испечённого хлеба.

Возле деревянной столешницы Файна молча нарезала овощи. Движение её рук были настолько быстрые и выверенные, что казалось, будто она это делала всю свою жизнь. Линда невольно задержала взгляд на женщине. Золовка выглядела хуже обычного – лицо осунулось, черты заострились, под глазами залегли глубокие тени, над тонкими сжатыми губами проступили мелкие морщинки, в чёрных волосах, небрежно заколотых на макушке, проглядывалась седина.

«Наверное, это все из-за траура», – подумала Линда.

Девушка, тяжело вздохнув, подошла ближе и уселась на высокий стул. Звук ножа о доску отдавался глухими ударами в виски. Она напрягла память, стараясь вспомнить, как они сюда приехали, но в голове была пустота.

– Файна, почему мы здесь? – Линда ожидала объяснений, но женщина лишь ухмыльнулась и бросила недовольный взгляд на девушку.

– Ты не забыла, что тебя там коровы ждут? – как ни в чём не бывало спросила Файна, продолжая делать салат.

– Какие коровы? – Линда уставилась на золовку, словно та сказала что-то невообразимое.

– Линда! Ауууу! Какие коровы?! – с претензией в голосе произнесла женщина и помахала перед ней руками, словно проверяя не спит ли та. – Наши коровы! Мне их по именам перечислить?

– Мы купили ферму? – девушка не смогла скрыть своего удивления, её глаза расширились, а рот чуть приоткрылся.

Файна перестала резать, вытерла руки полотенцем и прикоснулась ко лбу Линды.

– Линда, с тобой всё в порядке? Ты не заболела? – забеспокоилась женщина, вглядываясь в лицо девушки.

Линда едва заметно пожала плечами. Объяснить своё состояние было невозможно. Всё казалось размытым, как утренний туман, в котором теряют очертания привычного. Где она? Почему здесь? Что с ней?

Память, как книга с вырванными страницами, отказывалась подсказывать хоть что-то разумное. Похороны… Генрих… Линда с трудом сглотнула. Кажется, реальность треснула в какой-то точке и больше не сложилась обратно.

– Я ничего не помню с вечера похорон… После смерти Генриха…, – она запнулась и закрыла глаза сдерживая подкатывающие порывы рыданий в груди.

Ей казалось, что это было вчера. Как в чёрно-белом фильме, который снова и снова прокручивался у неё в голове. Она стояла на кладбище возле его гроба, будто приросла к земле, и не чувствовала, ни холода, ни сырости. Только бескрайнюю боль.

Священник читал последнюю молитву, его голос терялся в шелесте дождя. Тяжёлые, печальные капли стекали по чёрным зонтам стоящих. Присутствующие в траурных одеждах выражали ей свои соболезнования. Всё вокруг слилось в одну безликую массу скорби. Она не слышала и не видела никого. Только гроб. Только его.

Она плакала не переставая, и небо лило слёзы вместе с ней.

Он ушёл навсегда, оставив её в пустоте этого мира… Одну… Без НЕГО!.. В тот день она похоронила часть своей души вместе с ним.

– Линда, ты в своём уме?! – осуждающе зашипела Файна. – Что ты такое говоришь? Разве можно?.. Живого человека хоронить… Между вами что-то произошло?

Линда быстро вытерла слёзы и с недоверием посмотрела на женщину.

– Это ты так шутишь? Зачем?! – сдавленно крикнула она. – Ты знаешь как мне больно?! Я схожу с ума из-за того, что его больше нет! А ты…

Файна обняла её и погладила по голове.

– Дурочка…, – уже мягким голосом сказала она, – я слышала, вы поссорились, но зачем желать ему смерти… Вот увидишь, всё наладится. Будете опять как два голубка…

Линда резко высвободилась из рук женщины.

– Не надо утешать меня, словно ребёнка и кормить ненужными иллюзиями. Я знаю, что его больше НЕТ!.. – закричала девушка, и поток слёз хлынул из глаз.

Файна не хотела вмешиваться в дела семейной пары. Если Линда сейчас начнёт рассказывать про вчерашний скандал, то обязательно обвинит Генриха, а Файне не хотелось слушать про своего брата неприятные вещи.

«Пусть сами во всём разбираются», – подумала она, чувствуя нарастающее раздражение, и вышла из дома.

Линда, немного отрешённая, бродила по комнатам, пытаясь зацепиться взглядом хоть за одну знакомую вещь. Здесь всё казалось чужим и на её взгляд некрасивым. В этом доме не было той изысканной роскоши, к которой она привыкла. Повсюду валялась одежда мужская и женская, в спальне – смятая постель, в гостиной продавленный диван и протёртые кресла, интерьер скромный и скучный.

– Неужели мы это купили? Но зачем? – удивлялась она.

Проходя мимо зеркала, девушка увидела себя в старой клетчатой рубашке, поношенных джинса и поразилась своему же отражению.

– Зачем я на себя это надела? Надо найти свои вещи.

Осмотрев шкаф, Линда не обнаружила ни красивых платьев, ни драгоценностей, не было ни одного ее наряда. Но она наткнулась на альбом с фотографиями. Пролистывая страницу за страницей в её душе, поднимался ураган возмущения. Кто-то будто пытался подменить события её жизни: на снимках и она, и Генрих на незнакомых локациях, одетые в странную одежду, словно играют чужие роли.

Схватив в руки альбом, Линда пулей выскочила во двор.

– Файна!!! – не своим голосом завопила девушка.

Перепуганная Файна выбежала из коровника, подумав, что произошло что-то ужасное. Линда, пылая от гнева подскочила к ней, и тыча альбом в лицо женщины закричала:

– Это что? Кто это сделал? Зачем? Вы хотите, чтобы я всё забыла?

Файна не могла понять, что так сильно разозлило Линду.

– Милая, успокойся… Объясни, что не так?

Линда открыла альбом.

– Вот, смотри! Это не наша жизнь! Я не такая и Генрих тоже, – рявкнула Линда. – Кто подменил все фотографии?!

Файна сочувственно смотрела на девушку.

«Видимо девка из-за вчерашнего скандала совсем разум потеряла», – подумала она и взяла Линду под локоть.

– Пойдём, я тебе таблетку дам, ты успокоишься, – мягко проговорила женщина.

Линда грубо отпихнула её и кинула альбом на землю.

– Не нужны мне твои таблетки! Я из-за них вообще ничего не помню! Ты специально вчера напоила меня этой гадостью? Кто привёз меня сюда?! Зачем?! Я хочу вернуться домой!

Файна с выпученными глазами смотрела на Линду, она первый раз видела девушку в таком состоянии и не знала, что с этим делать.

– Линда, это твой дом. Посмотри, – вкрадчиво произнесла Файна, показывая рукой на стены дома, обвитые плющом. – Видишь? Вот окна, вот двери… – медленным спокойным голосом объясняла она, как маленькому ребёнку.

Линда презрительно на неё посмотрела. Она поняла, что с Файной разговаривать бесполезно, и не ясно по каким причинам та не хочет объяснять ей произошедшую ситуацию.

«Ничего, я сама всё выясню!», – злясь на золовку, подумала Линда.

– Где наша машина? – спросила она.

Файна указала в сторону амбара.

– А где же ей быть? В гараже, – уныло ответила женщина, не подозревая о намерениях Линды.

Девушка решительно направилась в гараж. Открыв створки, она увидела белый подряпанны «Форд».

"Странно, – подумала она, – где все наши автомобили?»

Обойдя эту убитую колымагу, она прыгнула за руль, включила мотор и выехала со двора. В зеркале заднего вида отображалась Файна, удивлённо смотревшая ей в след.

Линда ехала по извилистой сельской дороге, разглядывая белые домики, стоявшие в глубине зелёных садов, дремлющих котов, потягивающихся на лавочках, кудрявых овец, лениво жующих молодую траву. Ветер, напоённый запахами трав и цветущих яблонь, проникал в салон машины навевая что-то лёгкое и давно забытое. Она пыталась сопоставить весь этот пейзаж с теми местами, где однажды уже бывала, но определить, местонахождения ей не удавалось.

Выехав из тихой деревни на трассу, девушка нажала на газ – и машина, словно стряхнув с себя дремоту, рванула вперёд. За окном размытым потоком проносились пастбища с мирно пасущимися коровами. Золотые поля пшеницы колосились под ярким солнцем. На горизонте, будто неутомимые великаны, медленно двигались комбайны и косилки. Шоссе тянулось длинной беспрерывной лентой. От раскалённого асфальта поднималась лёгкая пыль, оседая на капот. В воздухе стоял запах свежескошенной травы. Она мчалась, сама не зная куда, но верила, что в любом случае найдёт дорогу домой – они не могли уехать далеко за пределы Торонто.

Наконец показался небольшой городок, дома стали выше и плотнее, люди перемещались и разговаривали между собой, чувствовалась обычная жизнь. Линда остановилась возле ближайшего магазина.

– Подскажите, пожалуйста, – высунувшись из автомобиля, обратилась она к женщине в пёстром платье возле бакалеи. – Как называется этот городок?

Женщина прищурила глаза, внимательно её разглядывая.

– Линда? Ты, что ли?

Девушка удивлённо махнула головой. Она впервые видела эту женщину.

– Как поживает Генрих? – улыбаясь спросила та.

Линде показалось, что мир начал погружаться во тьму. В глазах потемнело и она потеряла сознание.

Когда она очнулась, над ней стоял пожилой мужчина в очках.

– Всё хорошо, милая, всё хорошо, – бормотал он.

Линда начала подниматься, но мужчина лёгким движением руки не дал ей это сделать.

– Нет. Нет… Отдыхай.

Девушка медленно повернула голову, окидывая взглядом пространство. Она лежала на узкой кушетке в незнакомой комнате. Белые стены облупились в углах, потолочный вентилятор тихонько поскрипывал, разгоняя горячий воздух. Пахло лекарствами: йодом, спиртом и чем-то аптечно-горьким. Сквозь открытые окна с прозрачными занавесками, виднелись раскидистые кусты боярышника, их ветви почти касались подоконника. С улицы доносились приглушённые голоса и журчащая вода из шланга. Где-то за стенкой хлопнула дверь, отозвавшись эхом в тишине.

– Сейчас приедет Файна, она тебя заберёт, – сказал тот же мужчина, убирая с её лба влажное полотенце. – Ты, наверное, перегрелась… сегодня очень душно, – пробубнил он.

Линда смотрела в потолок, в теле ощущалась слабость, в груди – чувство тяжёлой утраты, а в голове ни одной мысли.

Файна появилась словно ниоткуда.

– Доктор, спасибо Вам, – залепетала она, звонким голосом.

– Не за что, Файна, – чуть улыбнулся мужчина. – Всякое бывает. Хорошо, что это случилось не за рулём, а так бы могло плохо кончиться. На улице просто пекло, возможно из-за этого у Линды случился обморок.

– Мне уже лучше, – тихо сказала девушка, вставая с кушетки.

– Вот и хорошо, – доктор одобрительно кивнул.

– А в каком городе мы находимся? – поинтересовалась Линда.

Врач и Файна удивлённо повернулись в её сторону.

– Вот так сегодня целый день, – запричитала Файна. – Она говорит странные вещи…

Линда вскинула брови, сверля золовку осуждающим взглядом.

– Это я странная? – возмущение внутри Линды вспыхнуло мгновенно, словно зажжённая спичка. – Ты дала мне таблетки, из-за которых я ничего не помню и отвезла в деревню! А ещё устроила театр с декорациями, пытаясь убедит меня, что Генрих жив! – выпалила горячо девушка.

– Вот видите?! – взвизгнула Файна, показывая пальцем на Линду.

Доктор нахмурился и заботливо усадил девушку на стул.

– Ты помнишь, как тебя зовут, – участливо спросил он.

Линда прищурилась и испытующе посмотрела на доктора, решив, что он над ней насмехается.

– Конечно помню, – почти дерзко ответила она – Линда Бэккет.

Врач положительно махнул головой.

– А меня? – тут же спросил он.

– Откуда я знаю? Вы не представились, – равнодушно произнесла девушка, отвернувшись к окну.

– Что ж, меня зовут доктор Элиот. Похоже, ты просто забыла, – сочувственно сказал врач. – А где находишься, ты знаешь? – снова задал он вопрос.

– А это я хотела у Вас спросить, – раздражённо бросила Линда. Ей порядком надоел весь этот «цирк».

– Мы в Сторрингтоне, близь Лондона. А ты сейчас живёшь в Эмберли, – терпеливо пояснил доктор.

– И зачем мы здесь? – с претензией в голосе спросила Линда, направляя свой вопрос к Файне. Та лишь развела руки в стороны, не зная, что ответить и ища глазами помощи у доктора Элиота.

– Вы здесь живёте, – ответил он вместо Файны. – Вы, Генрих, Файна. Вы не помните?

Линда отрицательно помахала головой.

– А что Вы помните? – задал новый вопрос Элиот.

– Похороны, Генриха, – безэмоционально ответила Линда, смотря в одну точку. Перед её лицом снова всплывал тот день, когда они хоронили Генриха. Но ей не хотелось сейчас делиться своими чувствами с человеком, которого она не знала. Он не поймёт, не разделит её боль и утрату.

– Линда, ваш муж жив и здоров, – подбадривающе сказал доктор. – Скорее всего на нервной почве или из-за жары у Вас случился удар и в голове всё перемешалось. Я Вам выпишу успокоительное. Но лучше, если Вы обратитесь в клинику в Лондоне, МРТ не помешает.

После общения с доктором Линда пыталась восстановит в своей памяти все события, которые были связаны с Генрихом.

Ну, не может такого быть, чтобы доктор – уважаемый человек специально ей лгал, – думала она. «Ваш муж жив и здоров», – крутились в голове слова Элиота.

«Может, действительно с моей памятью что-то не то? Или мне все продолжают лгать? Зачем они убеждают меня что Генрих жив?»

Файна молча вела машину, внимательно глядя на дорогу. Линда не хотела сейчас ни о чём говорить, она выпила таблетки, которые ей выписал врач, закрыла глаза и мысленно вернулась в прошлое, в тот период, когда познакомилась со своим мужем.

Канада. Торонто.

Это было три года назад, на церемонии открытия университета – вечер, наполненный светом, музыкой и предчувствием чего-то большого.

Огромное фойе сияло праздничными огнями. Воздушные гирлянды, зеркальные отблески люстр, ароматы изысканных блюд – всё сливалось в торжественную симфонию. Фуршетные столы ломились от угощений, официанты изящно скользили меж собравшихся, разнося тонкие бокалы с шампанским. В воздухе витал смех, шелест шёлка, негромкая музыка струнного квартета.

Дамы в вечерних платьях – словно ожившие картины старинных балов, мужчины в смокингах – сдержанны и безупречны.

Линда появилась, словно сошедшая с афиши: длинное платье из нежно-розового атласа мягко облегало стройную фигуру, подчёркивая хрупкую грацию. Волосы, белокурые и гладкие, уложенные с мастерством стилиста, отливали золотом под светом иллюминации. Небесно-голубые глаза, с живым интересом ловили каждую деталь происходящего, но за их ярким светом пряталась едва уловимая неуверенность.

Накануне ей пришло письмо – настоящее, бумажное, в плотном кремовом конверте с тиснёным узором. Уже один только его вид вызывал трепет. Внутри – пригласительная открытка, украшенная эмблемой университета и тонким ароматом типографской краски.

В ней говорилось, что она – Линда Бэккет – приглашена в качестве почетного гостя на торжественный прием в честь открытия Университета. Далее шли слова благодарности за ее вклад, как художницы-оформителя, за вдохновение, которое она вложила в создание пространства для будущих поколений.

Она перечитывала письмо несколько раз, не веря, что речь идёт о ней. Линда была искренне удивлена. Это было не просто неожиданно – это было по-настоящему волнующе. Всего-навсего открытка, но на тот момент она испытала такое чувство, будто ей дали «Оскар».

Все эти дни, что оставались до праздника, Линда хранила приглашение на виду – как драгоценность. Время от времени она брала его в руки, проводила пальцами по золотому тиснению, перечитывала строки, словно стараясь убедиться, что это и правда случилось с ней. Гордилась собой. Впервые за долгое время, её труд по-настоящему оценили, увидели, заметили.

Она готовилась тщательно, как будто это был её дебют перед всем миром. В душе звучала тонкая мелодия ожидания – не бурный восторг, а тихое, зрелое волнение, как перед чем-то важным и необратимым.

В тексте была пометка, что можно прийти в сопровождении. Девушка исключила этот вариант сразу. С Кевином она порвала на прошлой неделе, и это уже окончательно. Последняя ссора оставила за собой пустоту. И если раньше она всё ещё надеялась на примирение, то теперь знала точно: больше не будет ни слов, ни встреч, ни «давай попробуем снова».

На этот Золушкин бал она пойдет одна! И, быть может, впервые это «одна» не пугало её, а наоборот – давало ощущение свободы.

Подготовка шла гладко. Линда купила подходящее платье, по приемлемой цене, выглядело оно потрясающе. Она не могла поверить такой удаче, несколько раз пристально смотрела на ценник, а потом еще переспросила у продавца. Но всё оказалось на удивление реальным.

Туфли на каблуках у нее были, это та вещь, которая всегда бережно хранилась в шкафу на особые случаи. Сумку-клатч пришлось одолжить у подруги. А вот от украшений Линда решила отказаться. Дешевая бижутерия могла испортить весь ее образ, а дорогие ювелирные изделия, ей не по карману.

Но чем больше она думала о предстоящем торжестве, тем сильнее росла в ней неуверенность. Девушка знала, что на этом приеме будут светские дамы с безупречными манерами, в платьях от кутюр, в ослепительно сверкающих бриллиантах, цена которых начиналась с суммы, равной её годовому доходу. И она…

В какой-то момент ей и вовсе показалось, что лучше не идти. Что всё это – ошибка, недоразумение. Что она там будет выглядеть чужой и ненужной. Но потом она взяла себя в руки.

«Неужели я такая трусиха, что позволю себе пропустить это грандиозное событие? – уговаривала себя Линда. – Разве не про такие мгновения я мечтала?»

И вот, она здесь. Среди богатых людей, бликов хрусталя и приглушённого шума светской беседы. И она – почетный гость.

Праздник поражал масштабом, утончённостью деталей, и оттого внутри всё ещё звенело лёгкое волнение. Она словно вошла в чужой мир – красивый, ослепительный, немного нереальный.

Она то и дело скользила взглядом по залу. Зеркала отражали огни люстр, живые цветы наполняли воздух тонким ароматом, а звуки скрипки расплывались в пространстве, как капли вина в бокале.

С третьего круга своего хаотичного наблюдения, Линда заметила, что один молодой мужчина не сводит с нее взгляда, он будто пытался заглянуть в неё глубже. На мгновение Линде стало неловко, щёки вспыхнули предательским жаром, и она попыталась затеряться среди остальных гостей.

Вскоре началась официальная часть – торжественные речи, представления, благотворительность. Один за другим на сцену поднимались меценаты, директора, ректоры и почётные гости. Их слова текли размеренно, торжественно, наполняя зал блеском громких имён и обещаний светлого будущего.

И вдруг – Линда снова увидела его, но уже на сцене.

Генрих Линхинштейн – ученый, изобретатель, бизнесмен – его имя было знакомо многим, но Линде оно до этого вечера ничего не говорило. И всё же она не могла оторвать от него глаз.

Он выглядел заметно моложе остальных выступающих, ему было не больше тридцати пяти. Высокий, статный, с тщательно уложенными чуть вьющимися темными волосами. Глаза – серые, с глубиной грусти, которую невозможно было не заметить. Чёткие скулы, словно выточенные скульптором, и немного насмешливая, вызывающая улыбка, будто он знал больше, чем говорил. Волевой подбородок и легкая небритость, которая придавали его образу незабываемый шарм. Он держался уверенно. Его речь была понятна, правильна. От него веяло триумфом и статусностью, как от победителя – человека, который не просто добился успеха, а знает, чего стоит каждая ступень к нему.

В этот момент Линда почувствовала, как всё внутри будто приостановилось. Её удивление смешалось с неясным, но острым чувством, будто этот человек уже однажды был в её жизни. В сознании промелькнуло что-то неуловимое – как слайды забытых воспоминаний, то ли из прошлого, то ли из будущего. Образы вспыхнули и тут же растворились, словно утренний туман в лучах солнца. Она не успела их понять – лишь почувствовала трепет и отголосок в сердце.

А затем последовал концерт. Известные исполнители сменяли друг друга, музыка лилась, как шампанское, искрящееся в зале живыми эмоциями. Смех, аплодисменты, сказочное настроение – всё закружилось в праздничном вихре. Финалом стал фейерверк – огненные вспышки взрывали небо над зданием университета, отражаясь в фасадах и глазах зрителей.

Линда смотрела на огромные взлетающие звезды и ей захотелось остаться в этом моменте, среди значимых людей, в атмосфере успеха, статуса, тонких ароматов, золотых приглашений и восхищённых взглядов. Как будто здесь – в этой роскоши – была спрятана та жизнь, которую она когда-то мечтала прожить.

Горечь невозможности подступила к горлу и на глаза навернулись слезы. Она поняла: сегодняшний вечер – как эти праздничные огни – красивые, головокружительные, но мимолётные, которые вспыхнули только на мгновенье, а потом медленно угасли в падении, освещая ночное небо. Так и её жизнь – в эту ночь она сверкнула чуть ярче, чем обычно.

Когда последняя звезда потухла, Линда услышала за своей спиной мужской уже знакомый голос:

– Это было прекрасно!

Она не поверила своим ушам. Обернулась. Рядом с ней стоял Генрих Линхинштейн. Пришлось приложить усилие, чтобы скрыть удивление и вместе с тем нахлынувшую радость. Но, судя по всему, удалось ей это не очень хорошо. Мужчина, улыбаясь, спросил:

– Вы удивлены?

Видимо, глаза предательски выдавали все её чувства. Но она собралась и произнесла:

– Да, это было сказочно.

Несколько минут молчания. Линда продолжала смотреть в ночное небо, теперь уже потемневшее и пустое, не решаясь не то, чтобы заговорить, но и пошевелиться – словно любое движение могло разрушить хрупкость этого момента. Генрих, казалось, тоже подбирал нужные слова.

– Вы на этом празднике одна? – наконец спросил он.

– Да, – чуть улыбнувшись ответила она. – Я художник-оформитель. Часть дизайна этого Университета – моих рук дело.

– Вы очень талантливы и восхитительно красивы. Позвольте, узнать, как Вас зовут.

– Линда.

Мужчина расплылся в улыбке.

– А меня, Генрих.

– Я уже знаю, – засмеялась Линда. – Я видела ваше выступление. Вы очень много сделали для этого Университета.

Дальше была короткая непринужденная беседа. Он рассказывал о своей последней поездке в Египет к пирамидам. Линда слушала, затаив дыхание, ловя в его словах не только смысл, но и голос, и интонации, и взгляд, который всё чаще останавливался на ней.