В порывах ветра. Невыдуманная история

Убедившись в том, что сегодня не будет ночного бдения у радиоприёмника, я отправилась спать. Силы мои иссякли после изнурительного дня на солнце в огороде и вечера, проведенного в обществе людей с отклонениями в психике или участников гротескной театральной постановки, я так и не разобралась.

На следующий день я поднялась рано и, наскоро позавтракав, отправилась на рабский труд, по велению своей белой госпожи. Копаться в огороде на восьмом месяце беременности было действительно тяжело. От такой работы не оставалось ни сил, ни эмоций. Каждый день я мечтала лишь об одном, чтобы Игорь с отцом вернулись скорее. При них она меня так не мучила, видимо, что-то они все-таки значили в этом доме.

День проходил, как обычно, я возилась руками в земле и разговаривала с ребенком, дабы скрасить скучную работу. В какой-то момент я поняла, что за весь день малыш ни разу не пошевелился. Я похолодела от страха, поднялась на ноги и стала гладить живот.

– Милый мой! Сделай маме одолжение, пошевелись.

Я стояла под палящим солнцем и с надеждой ждала реакции от ребенка, но так ничего и не почувствовала. Перепугавшись ни на шутку, я присела в теньке и решила отдохнуть. Но через пару минут ко мне подскочила Анастасия Яковлевна с дикими воплями.

– Чего сидишь?! Работа сама себя не сделает!

– Я присела всего на минутку. Что-то не так с ребенком, он не шевелится.

Я подняла на нее умоляющий взгляд, но она не унималась.

– Нашла мне тут причину. Вставай и за работу!

Её красивое лицо исказилось от злобы и превратилось в крысиную морду.

– Не стану! Больше не буду работать! Разве вы не понимаете, что ребенок не шевелится? А вдруг с ним что-то произойдет? Не буду я вопреки своему и его здоровью потакать вам. Хотите, делайте сами! – я вскипела как самовар, поднялась во весь рост и с вызовом посмотрела на свекровь.

– Ах так! Тогда собирай свои вещи и проваливай отсюда! Чтобы ноги твоей больше не было на пороге моего дома! Ты все поняла?!

Она кричала, как умалишенная, ее глаза метали молнии, а ноздри раздувались, как у дракона.

Я больше не собиралась слушать её вопли, быстро покидала вещи в чемодан и вышла за порог. Мне нужно было решить куда пойти, чтобы переждать там до возвращения Игоря. Единственная семья, которая могла меня приютить, проживала в доме напротив. Я направилась к ним и робко постучалась. Мне открыла Нина, хозяйка дома. Она встретила меня доброжелательной улыбкой, но заметив в моей руке чемодан, нахмурилась и с беспокойством заглянула мне в глаза.

– Здравствуй, Валерия! Что случилось?

– Здравствуйте! Прошу прощения за беспокойство, не могли бы вы приютить меня на несколько дней, пока Игорь не вернется?

– Конечно, проходи, не стой на пороге.

Она была маленького роста, с мягкими чертами лица и очень добрыми глазами, а приятная полнота создавала образ сердобольной тетушки, которая и накормит, и обогреет, и утешит в любую минуту.

Видя, что я сама не своя, она засуетилась:

– Может чаю? Вид, уставший у тебя. Небось, Анастасия Яковлевна загоняла совсем?

Нина проводила меня на кухню, где сидел ее муж Арсений. Он тоже был невысоким, плотного коренастого телосложения, такой же добродушный, как и его жена.

Я с благодарностью села за стол и только сейчас поняла, как сильно устала. У меня болело все тело, словно по мне проехался трамвай. Видимо, почувствовав, что теперь мы в безопасности, в животе мягко толкнулся ребенок. Я с облегчением вздохнула и совсем расслабилась.

– Что случилось, Валерия? Рассказывай!

Муж Нины обеспокоенно наблюдал за мной. В его взгляде было столько теплоты и участия, что слова сами полились из меня рекой.

– Я просто устала! У меня восьмой месяц беременности и мне тяжело весь день работать в огороде, а свекровь гоняет меня с утра до вечера и даже не дает передохнуть. Я так больше не могу!.. не могу подвергать себя такому изнурительному труду. Но разве она меня слушает?.. Выставила из дома, а кроме вас идти мне больше некуда. Спасибо вам огромное, что приняли меня, – я уже едва сдерживала слезы.

– Ну что ты, девочка! Отдохни, отсюда тебя никто не выгонит. Игорь должен скоро вернуться, а пока поживешь у нас. Вот же она ведьма старая!

Меня напоили чаем, накормили ужином и уложили на кровать. Только я прикрыла глаза, как со двора раздался шум. Нина пошла доить корову и прибежала с перепуганными глазами и криком на весь дом.

– Арсений! Что твориться-то?! У коровы вместо молока кровь идет! Она орет, как резаная, видно боль невыносимая. Что делать-то?..

– Что? Как так?.. Ах, она старая ведьма! Ну все, не жить ей подлой гадюке! – он в бешенстве выбежал на улицу и помчался через дорогу.

На крыльце своего дома стояла она – Ведьма Яковлевна. Глядя на Арсения, бегущего в ее сторону, она хохотала, как безумная. Калитка была закрыта, и он полез через забор, как вдруг, перекинув одну ногу, так и застыл на месте истуканом, не в силах пошевелиться.

– Ведьма! Ах ты, подлая ведьма! Спусти меня, гадина! – он только и мог, что кричать, срывая голос, но совершенно не двигаясь. Словно неведомая сила держала его, не отпуская.

– Да что ты, Арсений? Сам полез ко мне, сам и слезай. Приличные гости приходят только по приглашению и входят через калитку.

Её издевательский смех, как у гиены, разносился по всей округе.

Я стояла через дорогу и беспомощно наблюдала за происходящим. Не зная, как в такой ситуации поступить правильно, я разрывалась между желанием бежать на помощь и страхом сделать хоть шаг в ее сторону. Простым человеческим умом невозможно постичь, как она это делала. И тому было лишь одно объяснение, она самая настоящая ведьма! Эта приспешница дьявола управляла людьми, словно марионетками. Могла их заставить крутиться на месте, против воли, или замереть, как статуя.

– Тут ничего не поделаешь, Валерия. Лучше с ней не связываться. Арсений знал это и все равно побежал к ней, – отрешенно произнесла Нина, покачивая головой.

– Как же так, Нина?! Неужели он так и будет сидеть на заборе? Почему не спрыгнет, что его держит? – в отчаянии я заламывала руки, испытывая чувство вины за то, что произошло. Ведь это я пришла к ним и накликала на них беду.

– Спрыгнет, когда придет время. Все знают в селе, что от нее лучше держаться подальше. Она ведьма и не раз своим колдовством доводила людей до исступления и помешательства.

Нина была права, как только солнце полностью скрылось за горизонтом, Арсений смог слезть с забора. Анастасия Яковлевна так и стояла на своем месте, с ее лица не сходила змеиная улыбка. Она явно была довольна собой. Арсений же совершенно обессиленный медленно побрёл домой, будто из него всю энергию высосали. Ох, недоброе это дело людей так мучить.

Я осталась у соседей и помогала по дому, неоднократно замечая, как моя свекровь наблюдает за мной. Она ни разу не пришла и не попросила меня вернуться, да оно и к лучшему. Мне совсем не хотелось возвращаться во власть этой бабы-яги.

Спустя неделю наконец вернулся Игорь с отцом. Он сразу же пришел за мной, как только узнал, где я.

– Валерия! Почему ты не дома?

У него был такой растерянный и обескураженный вид, что я не решилась раскрыть ему истинные причины.

– Долго рассказывать. Просто мы с твоей мамой никак не можем найти общий язык, – расплывчато ответила я, стараясь не вдаваться в подробности.

– Ладно, неважно. Пойдем домой, завтра уже уедем отсюда. Главное, я вернулся и теперь все будет хорошо, – он взял мои вещи и сердечно поблагодарил Нину с Арсением. – Спасибо вам, что приютили Валерию, пока меня не было.

– Да что ты, Игорь! Все хорошо! Ты же сам знаешь, с мамой твоей не всякий сладит. Что ж мы нелюди какие что ли, разве могли не помочь девочке-то! – говорил Арсений, пожимая руку Игоря. – Всего доброго, Валерия, береги себя и ребеночка тоже! – он похлопал меня по плечу и отошёл в сторону.

Мы направились к дому, на крыльце которого стояла Анастасия Яковлевна. Она вышла не для того, чтобы встретить меня. Нет, в этом был сокрыт какой-то другой смысл. Свекровь как бы предупреждала меня, чтобы я держала язык за зубами, в ее глазах чётко читалась прямая угроза в мой адрес. Если я верно истолковала ее пристальный зловещий взгляд, то мне стоило опасаться её и более не создавать проблем.

Я даже не стала распаковывать вещи и просто закрылась в комнате. Игорь предупредил меня, что отъедет на пару часов, купить билеты на поезд. Я решила прилечь, моментально провалившись в сон. Меня разбудил какой-то шум, Игорь уже вернулся и собирал свои вещи. Значит, билеты куплены, и скоро мы поедем домой.

– Завтра с утра доедем до моей тетки на автобусе, а через несколько часов сядем на поезд.

Игорь избегал смотреть в мою сторону.

Я проснулась рано, внизу живота была странная тянущая боль, которая то хватала, то снова отпускала. Я подумала, что съела что-то не то или перенервничала. Мы позавтракали и, попрощавшись с отцом, отправились в путь.

Михаил Ефремович искренне переживал за меня и попытался немного приободрить меня добрым напутственным словом.

– Берегите себя! Пишите мне, – сказал Михаил Ефремович обнимая меня на прощание. – Не бери в голову, дитя! Все, что случается в нашей жизни уже предначертано где-то. Дай Бог тебе здоровья. Всех благ вам!

Отец Игоря был замечательным и очень добрым человеком. До сих пор не верится, что он мог жениться на этой злобной фурии. Что могло объединять двух настолько разных людей? У этой ведьмы же душа чернее ночи! Она пленила его своей красотой, заманив в сети, как коварная паучиха, и всю жизнь высасывает из него жизненные соки. Да не мне судить об этом.

В дороге я уже начала беспокоиться. Характер боли немного изменился, она постепенно нарастала по восходящей шкале, достигая своего пика, а затем сходила на нет. Я не понимала, что со мной происходит. Добравшись до тетки Игоря, я побежала в туалет, но безрезультатно. Это не было похоже ни на расстройство кишечника, ни на отравление, температура не поднималась и тошноты не было. Только боль становилось интенсивнее. Нас пригласили за стол пообедать. Но я не могла усидеть на месте и, все время извиняясь, бегала в туалет, который стоял на улице. Боль волнами накатывала на меня, время тянулось бесконечно, превращаясь в пытку. Я терпела из последних сил и молчала, как партизан на допросе, так никому ничего и не сказав. Тем более на меня никто и не обращал особого внимания и не интересовался моим состоянием. Я всерьез опасалась не только за свое здоровье, но и за жизнь малыша. Думала, может это Ведьма Яковлевна подсунула мне за завтраком свое дьявольское пойло, от которого меня так крючит, и теперь я превращаюсь в какую-нибудь горгулью? С неё станется!

Наконец время подошло, и мы сели на поезд. Приступы боли усиливались и стали более продолжительными, перерывы между ними значительно сократились, и я едва успевала переводить дух. Я боялась, что вот-вот потеряю сознание и попросила Игоря сбегать за провожатым. Его не было всего несколько минут, а меня уже разрывало от невыносимой всепоглощающей боли, из горла вырывались сдавленные стоны, воздух со свистом выходил сквозь стиснутые зубы. На моё счастье, в поезде была провожатая врач, которая провела беглый осмотр и сообщила, что я рожаю, уже идут потуги, и меня надо срочно снимать с поезда. Она передала на ближайшую станцию о роженице, и на вокзале нас ожидала карета скорой помощи. В срочном порядке меня отвезли в ближайший родильный дом. Конечно, я была напугана, но сейчас нужно было направить все силы на то, чтобы роды прошли успешно.

У меня в голове не укладывалось, что у тетки Игоря дома было столько женщин, и ни одна из них не поняла, что со мной происходит что-то неладное. Наверное, я сама виновата, что молчала до последнего, пытаясь справиться с болью в одиночку, чтобы не доставлять никому лишних хлопот.

Скорая неслась на предельной скорости. Не помня себя от мучительных схваток, я кричала, громче сирены. В родильном отделении меня встретила какая-то заспанная тетка, выдала мне страшное застиранное тряпье вместо одежды, с каким-то остервенением побрила промежность тупой ржавой бритвой и скомандовала:

– Полезай на вертолёт! – я в недоумении уставилась на неё. – Чего вылупилась? Всему вас учить нужно! Как ноги раздвигать, так всё знают, а как рожать так невинных овец из себя корчат, – от шока я на пару секунд даже забыла про боль. – Ну чего рот раззявила? Тебе особое приглашение нужно, что ли?! Залезайте, на гинекологическое кресло, мадам, и устраивайтесь поудобнее, ваш корабль отправляется в увлекательное путешествие, – с издёвкой произнесла она.

Акушеркой оказалась весьма корпулентная пожилая женщина лет шестидесяти.

– Рожай! – бросила она мне и вышла из комнаты.

Видимо навыками общения с людьми и элементарной вежливостью здесь никто не обладал. Я осталось одна, рядом никого. «В смысле, рожай?! Я что, кошка какая-то? Зачем тогда вообще нужно было везти меня в эту богадельню? Что значит «рожай»?! Можно подумать, без её никчемного совета я не знала, что нужно «рожать» и собиралась станцевать партию Одетты из «Лебединого озера», венчая уход нерадивой акушерки на пенсию, который она и пошла отмечать, бросив меня совершенно одну. Проповедник моей свекрови сейчас пояснил бы этой бессердечной кикиморе, что для таких, как она, в аду отдельный котел уготован». Со мной здесь обращались, как с бессловесной скотиной. Я негодовала, но это никак не помогало мне в родах.

Меня поглощала нестерпимая боль, и я кричала о ней на весь мир. Черт подери их всех, я не знала, КАК рожать! Когда тужится и как вообще это правильно делать! И я просто кричала… от боли, страха и отчаяния. В перерывах между схватками я стонала и звала на помощь, но никто не приходил. Мне лишь оставалось надеяться на то, что природа сама сделает свое дело, а мне главное держаться и оставаться в сознании. С каждой новой схваткой меня просто разрывало изнутри, и я не знала, как помочь себе и ребенку.

Наконец, врач хирургического отделения не выдержала моих душераздирающих воплей и прибежала узнать, что происходит. Она отыскала акушерку в одном из кабинетов.

– Что у вас там происходит? Может вы успокоите вашу роженицу?

– Да пусть себе орет, сколько влезет.

– Как же так? Что ж вы за нелюди такие?!

– Лиза, сходи проверь, что там! – сказала акушерка детской медсестре.

Медсестра вошла в родильный зал и сразу кинулась ко мне. Она успела поймать моего ребенка практически налету. Доля секунды и он оказался бы на кафельном полу.

Почувствовав невероятное облегчение, я обессиленно откинулась назад.

Медсестру звали Лиза Довлатова, именно она спасла моего малыша от неминуемой смерти и стала для меня олицетворением чуткости и милосердия. Её образ навсегда запечатлелся в моей памяти, она была моим ангелом с добрыми голубыми глазами, в обрамлении длинных золотистых волос. Лиза взвесила, обтёрла и бережно завернула ребёнка, а затем поднесла ко мне.

– Две тысячи пятьсот граммов. У вас здоровый мальчик. Поздравляю!

Я впервые взглянула на своё дитя, и меня накрыла волна невообразимого счастья. Это было потрясающее чувство, что не описать никакими словами. Я произвела на свет чудо! Мой сын! Он был таким крохотным. Его красное сморщенное личико было для меня самым прекрасным в мире. Я справилась! Я смогла! Так хотелось взять его на руки и прижать к груди, но было не положено. Лиза отнесла маленький кулёчек в соседнюю комнату за тонкой перегородкой и уложила в люльку.

Немного позже явилась акушерка, осмотрела меня и заявила, что у меня множество разрывов и нужно наложить швы. Это длилось мучительно долго, и я уже потеряла счет времени. Я очень сильно устала, роды отняли у меня все силы, но всё это уже не имело никакого значения.

Игорю уже сообщили о том, что у него родился здоровый сын. Я не могла видеть его лицо в этот момент, но думаю, что он был счастлив. В родильное отделение его, конечно, не пускали, чтобы не разводить антисанитарию, да и нечего мужчине делать в женском царстве. Он умудрился передать мне записку, в которой предложил назвать нашего сына Давидом, а также сообщал о том, что на дневном поезде уезжает домой за моей мамой.

С чувством выполненного долго и легкой улыбкой на устах я провалилась в глубокий сон.

Глава 5

Впервые я взяла своего малыша на руки только на вторые сутки моего пребывания в послеродовой палате. До этого его кормили сцеженным молоком других мамочек. Всех кормящих женщин заставляли вручную сцеживать лишнее молоко и относить медсестре, которая сливала всё в общую посудину, пастеризовала и разливала по бутылочкам. Готовые порции хранились в холодильнике, перед кормлением новорожденных молоко разогревали и кормили им всех, чьи мамы только разродились или по каким-то причинам не имеют молока.

Когда мне принесли его на первое кормление, я растерялась по неопытности, и соседки по палате подсказали мне, как правильно прикладывать ребенка к груди. Я с предельной осторожностью держала свое дитя и с необычайным трепетом разглядывала его.

– Мой маленький сладкий малыш! Ну и натерпелась же твоя мама в родах, – с моего лица не сходила счастливая улыбка. – Ты такой красивый! Я так тебя ждала. Ах, если бы ты знал, как мама тебя любит, – я с любовью смотрела на него и не могла наглядеться.

Он был мой, только мой и больше ничей. Я могла подарить ему всю свою любовь и ничего не ждать взамен, а он все равно любил бы меня как никто другой. Мой Давид был самым очаровательным малышом на свете, краснота на маленьком личике прошла и послеродовой отек спал. Мне так хотелось увидеть его полностью, взять его за ручку, но детей приносили туго спелёнатыми, как в коконах, и разворачивать их было нельзя. Я любовалась, как он с жадностью припал к груди и сладко причмокивал губками. От него исходил сладкий запах молока и детской присыпки. Мне хотелось крепко сжать его в своих объятиях и не отпускать, но я боялась сделать ему больно. Он был таким маленьким, таким нежным, что казался мне хрустальным. Я не хотела расставаться с ним ни на секунду, но кормление было строго по часам и ребенка приносили минут на тридцать, а потом сразу забирали в детское отделение.

Сложнее всего было свыкнуться с местными порядками. Всю мою одежду забрали еще перед родами, взамен всучили серую застиранную рубаху всю в прорехах, с вырезом до пупа и жуткий больничный халат, по виду будто в нем не одна бабка померла. Обувью нам служили дубовые тапки не по размеру, а нижнее бельё было под строжайшим запретом. Вместо трусов ежедневно выдавали ограниченное количество так называемых подкладных пелёнок, а на деле это были омерзительные коричневые тряпки, которым вернуть первоначальный белый цвет не помогало даже многократное кипячение. Это тряпьё следовало складывать в несколько слоёв и зажимать между ног или постоянно придерживать руками. Если они были заняты, то приходилось ходить семенящей походкой, чтобы не выронить окровавленные тряпки прямо на пол. Что касается личной гигиены, то с этим вообще полный ахтунг! Ни горячей воды, ни душа не было. В туалете один раз в день наполняли бак теплой водой, и мы вынуждены были подмываться прямо над унитазом, поливая себе из ковша. Для промывания ран в промежности, на полу возле унитаза стояла банка с раствором марганцовки. Об уединении во время водных процедур и справления нужды не могло быть и речи, так как замок на двери давно был сломан, да и тараканы не давали скучать.

Моё пребывание там несколько скрашивало общение с соседками по палате. Все делились опытом друг с другом, рассказывали, как справлялись со своими первенцами и помогали советами таким, как я.

На седьмой день нас с Давидом выписали. Я уже знала, что за нами приехали Игорь с мамой и привезли с собой вещи для ребенка. Они встретили нас с торжественными лицами, как и подобало случаю. Но я совсем не ожидала увидеть маму такой счастливой. Она принарядилась для такого случая, на ней был длинный осенний плащ цвета кофейного зерна, красивая легкая шаль на плечах и новые сапоги на невысоком каблучке. Но главным ее украшением была широкая искренняя улыбка. Мама казалась мне совершенно другим человеком, я впервые видела её такой. Она сразу же взяла Давида на руки и начала ворковать с ним.

– Это кто у нас тут такой красивый? Гляньте-ка на него, ишь серьёзный какой, бровки хмурит на бабушку. Да ты ж мой хороший, не узнал бабушку? Ну вот мы и встретились с тобой! Какой же ты у нас славный, – говорила она нараспев.

В её голосе слышались небывалая теплота и забота. Я даже не подозревала, что мама может быть такой мягкой и нежной с кем бы то ни было. Меня так растрогала эта картина, что я едва сдерживала слёзы от умиления.

– Мам, как это мило, что ты приехала нас встречать. Спасибо тебе!

– Так я же бабушка! Вон какой внук-то у меня! – с гордостью отозвалась мама.

Игорь стоял рядом и с интересом разглядывал нашего малыша, но на руки взять не пытался. Да мама ему и не отдала бы, она сама еще не нагляделась на своего внука.

– Мы сейчас поедем к моей сестре, там переждем до завтра, а оттуда отправимся домой. Билетов до нашего города на сегодня не было, – неловко оправдывался Игорь.

– Хорошо! – легко согласилась я.

– Как его здоровье? Что говорят врачи?

– Все хорошо! Малыш здоров.

Меня тронуло, что Игорь так беспокоился за сына. Меня это подкупило, и я подумала, что он будет хорошим отцом.

Дорога на поезде была не из легких, так как мы ехали в плацкартном вагоне. Я немного устала от шума и была благодарна маме, что все заботы о Давиде она взяла на себя. Через некоторое время Игорь попросил меня отойти с ним на пару минут.

– С мальцом все было хорошо? Как он после рождения? – несколько обеспокоенно начал он разговор.

В глазах читалась тревога.

– Да! Все хорошо, я же тебе уже говорила.

– Я должен был сказать тебе раньше, но никак не решался…

– Что сказать? – я была в недоумении и не понимала, что он пытается мне сказать.

– Знаешь… у меня есть один недуг, который я скрыл от тебя. Там в общем… тут такое дело, – Игорь волновался и с трудом подбирал слова. – Я с детства болен эпилепсией. Когда ты мне сказала, что ждешь ребенка, я боялся, что он родится с тем же заболеванием, что и я, – он вывалил на меня всё это и опустил глаза в пол, явно чувствуя облегчение, что наконец смог мне признаться и больше не нужно скрывать от меня страшную тайну, что тяготила его на протяжении всей беременности.

– О, как же так?! Почему ты молчал всё это время? Ты должен был сказать мне об этом раньше! Я бы… – не знаю, что хотела сказать, но осеклась на полуслове и просто потрясенно замолчала.

В голове проносился рой мыслей, но я как будто чувствовала себя обманутой, страх за ребенка парализовал все мышцы. Мне мало известно про эту болезнь, и это пугает еще больше.

– Я хотел, говорю же. Просто решил, что если ты узнаешь, то избавишься от него. Понимаешь? – он был подавлен.

– Да как же так? Я не знаю, что бы я сделала! Но я была бы предупреждена. Как ты мог такое скрыть от меня? – меня распирало от злости на него, и я готова была задушить его на месте.

– Слушай, Валерия, если после рождения все было хорошо, может, пронесло. Может, он не унаследовал от меня это.

Было непонятно, он пытается успокоить меня или самого себя. Во мне бушевала такая буря эмоций, что мне хотелось рвать и метать. Я вернулась на свое место и посмотрела на своего малыша. На руках моей мамы он выглядел таким умиротворенным и беззащитным. Единственное, что я сейчас отчетливо понимала, так это то, что теперь я должна быть во сто крат внимательнее к своему ребенку и ни на минуту не оставлять его одного. Как мать, должна уберечь его от всех бед! Но смогу ли я?..

По прибытии нас встретила сестра Игоря со своим мужем. Дарья была худощавой, привлекательной женщиной, и, возможно, раньше она была очень красивой, но сейчас у нее был уставший вид, о чем свидетельствовали мешки под глазами. Её муж Вадим выглядел вполне довольным жизнью и отличался добрым нравом и приятной внешностью. Семья их была довольно зажиточной, и дом больше походил на картинную галерею. Всё было увешано полотнами с живописью, которой они увлекались. У них было трое детей, и все красавцы, как на подбор. Деньги они зарабатывали небольшие, как говорил Игорь, но еще с молодости стали откладывать почти все, что зарабатывали и тем самым в будущем смогли позволить себе то, о чем мечтали.

После плотного ужина я моментально заснула, а мама осталась присматривать за Давидом. Все время держала его на руках и никуда от себя не отпускала. Сквозь сон я иногда слышала, как она поет ему колыбельные своим красивым, но уже осипшим голосом.

Утром мы снова сели на поезд и уже в субботу вечером были дома. На вокзале нас встретила Лида со своим новоиспеченным мужем.

– Слушай, Лида, ты как-то похорошела! – сказала я сестре.

– Да что ты? Видимо сказывается беременность!