скачать книгу бесплатно
– Я знал, что вы так скажете… Вы всё стараетесь очернить. А сами ничего не понимаете.
– Вот как? Ну так объясните мне.
– Это были очень умные девочки, гораздо взрослее большинства своих сверстниц. Пылкие, искренние, трогательные. Блестящие в анализе и некоторых рассуждениях. Они восхищались моими книгами, и у них это выходило за рамки простого восхищения. В таком возрасте влияние романа, фильма или песни гораздо могущественнее, чем в более старшем. Вспомните ваши первые волнующие встречи с кинематографом, ваши первые книги. Это похоже… на некий культ, на поклонение и моему миру, и моим романам. Они действительно поклонялись моим книгам…
– А следовательно, и их автору…
– Да.
– И это вам льстило.
– Нет, но я находил это весьма трогательным. И, если хотите знать, значительным и важным.
– А что было для вас значительно и важно?
– Вся их энергия, энтузиазм и… вера.
– Но ведь это были всего-навсего дети, девчонки.
Похоже, после этого замечания Ланг занервничал.
– Я же вам уже сказал: они были намного больше, чем просто девчонки. Есть и такие взрослые, которым никогда не достичь их уровня понимания.
Ковальский покачал головой.
– И ваши встречи никогда не проходили здесь, в этом доме?
– Никогда.
– Расскажите мне о них… Какое впечатление они на вас произвели? Какие еще черты характера выделялись у них среди прочих?
Романист немного успокоился и задумался.
– Я уже говорил: они были очень умны, пылки и обладали богатой интуицией. И было в них что-то неуловимое и загадочное… Мне никогда не удавалось раскрыть их до конца, добраться до сути… Что же о чертах характера, то они обладали качествами, свойственными подросткам: у них был вкус к риску, неприятие чужих идей, в особенности родительских – родителей они ненавидели и упрекали за узость жизненных взглядов, за невысокое происхождение, – жажда провокации и потребность испытать силу собственной обольстительности.
– Вас они тоже испытывали на этот счет?
– Конечно.
– Продолжайте…
– Не знаю, будет ли вам это полезно, – утихомирил его Ланг, – но вот уже несколько лет, как мы потеряли контакт. Я не знаю, в каком направлении и как они развивались в эти годы, остались ли такими же склонными к риску или встали в один ряд с другими. В этом возрасте все может резко меняться год от года.
– Вы уверены, что с ними не было никаких контактов?
– Я же вам только что сказал.
Ковальский поскреб себе бороду.
– Неважно, руководствовался ли вашей книгой тот, кто это сделал, господин Ланг. Но, так или иначе, вы не ушли из жизни девушек…
– Как это?
– Хотите этого или нет, однако влипли вы по уши.
Если сыщик рассчитывал произвести эффект и поразить Ланга, то он явно просчитался. На губах писателя снова появилась высокомерная гримаса, то ли улыбка, то ли оскал.
– Желаете меня напугать? Так должен сообщить вам, что для этого нужно еще много чего… А что у вас есть? Пачка писем и книга? Это вовсе не делает из меня убийцу.
Несколько секунд Ковальский молча, в упор смотрел на Ланга.
– Но и не говорит о вашей невиновности. Где вы были в ночь с четверга на пятницу, господин Ланг?
– Ах, вот уже до чего дошло?
– Обыкновенный рутинный вопрос. Его мы задаем всем, кто так или иначе имеет отношение к этому делу, даже отдаленное…
– Я был здесь.
– Кто-нибудь может это подтвердить?
– Нет, я был один. – Ланг поднялся. – Вы закончили? Или ко мне есть еще вопросы? Меня ждут на партию в гольф, и я уже опаздываю.
– Ну, вам не так далеко идти… Тут совсем близко, – заметил Ковальский.
Сервас тоже поднялся. И увидел, как оба собеседника смерили друг друга взглядом, прощаясь за руку.
– Удачи, инспектор, – сказал писатель таким тоном, каким пожелал бы хорошего матча какому-нибудь регбисту на стадионе в Тулузе.
Они направились к выходу. По дороге Сервас покосился на змеиные фото, висящие на стенах, и вздрогнул.
Около четырех часов дня, пообедав в центре, они вернулись к себе в отдел. Мартен совсем забыл о переезде. Вереницы людей в халатах тащили кто коробки, кто столы и стулья, увязанные в пластик, как пузыри, кто лампы и пишущие машинки. Рабочие поглядывали на них с раздражением: им наверняка пообещали, что помещения будут свободны с вечера пятницы до утра понедельника. Да вот только кто же мог предвидеть, что два трупа испортят всю обедню… Остальные участники группы уже ждали их в своих кабинетах, и Ковальский велел всем собраться, чтобы подвести итоги. Они открыли опустевший, без мебели, зал заседаний и разбрелись в поисках стульев, которые еще не успели утащить рабочие.
– И найдите мне доску! – крикнул Ковальский.
Где-то раздобыли и доску, правда, уже упакованную, и вспороли пленку и крепивший ее скотч.
– Эй, вы что делаете? – раздался чей-то грозный голос.
– Срочное дело, – ответил Манжен. – Не можем же мы писать на стенах.
Они расставили стулья полукругом перед доской, и Сервас подумал, что все это очень походит на собрание анонимных алкоголиков. Ковальский написал на доске толстым фломастером:
В ночь с 27 на 28 мая АМБРА и АЛИСА убиты
Обнаружены ФРАНСУА-РЕЖИСОМ БЕРКО
Убиты широким и плоским предметом (ВЕСЛО?)
ИЗНАСИЛОВАНЫ не были
Признаки предумышленности:
ПЛАТЬЯ ПЕРВОПРИЧАСТНИЦ надеты на девушек уже после смерти
КРЕСТИК (где второй?)
Убиты на месте
Находились ночью в лесу: назначенная встреча?
КТО с ними был? Убийца? Еще кто-то?
Обратиться к свидетелям
Мизансцена идентична роману Эрика Ланга (несовершеннолетние)
Отсутствие АЛИБИ
Дверь в комнату Амбры вскрыта
Анонимные звонки РОДИТЕЛЯМ: временный номер
– Кому-то есть что добавить?
Начались разговоры, которых Сервас не слушал. Он сидел, не двигаясь, и пристально смотрел на доску. Со времени двойного убийства прошло меньше сорока восьми часов. Опрос соседей пришлось прекратить, поскольку большинство потенциальных свидетелей – в основном студенты – разъезжались на выходные по домам, даже не заходя в кампус после занятий, и должны были вернуться только в понедельник. На понедельник и наметили продолжить опрос.
В этом убийстве было что-то такое, чего Мартен не понимал. Может, просто потому, что это было его первое дело? Если девушек убил Ланг, то Ковальский прав: надо быть либо полным идиотом, либо сумасшедшим, чтобы имитировать собственный роман, прекрасно понимая, что сыщики рано или поздно обнаружат его переписку с жертвами. Не говоря уже о том, что эта теория выглядела слишком мудреной. Но если это не Ланг, то каков мотив убийства? Безумие? Какой-то обиженный и/или ревнивый поклонник не простил ему повышенного внимания к девушкам? Однако Ланг сам заявляет, что давно прекратил с ними все контакты… Кто-то пытается перевести на него стрелки? Но откуда этот кто-то узнал, что у Амбры в альбомном тайнике хранятся письма? О них мог знать сердечный дружок, если Амбра или Алиса ему доверяли… А если Ланг врет и на самом деле все-таки встречался с одной из девушек, то достаточно ли это веская причина, чтобы кто-то настолько приревновал, что пошел убивать? Сервас поудобнее устроился на стуле. Несомненно, ревность – один из основных мотивов непредумышленных, да и предумышленных убийств, так? Этому их учили еще в школе полиции.
– Мартен, есть идеи?
Все взгляды обратились на него. Кто смотрел с любопытством, кто с раздражением, кто с иронией. Ладно, момент настал. Либо его сейчас размажут по стенке, что очень порадует некоторых коллег, либо его теорию признают стоящей, и от этого враждебность сослуживцев только усилится.
И он изложил все, что думал.
Тишина, которая сразу же наступила, показалась ему бесконечной, хотя длилась не больше двух секунд. Мартен вдруг спросил себя, о чем тут разговаривали, пока мысли его блуждали где попало, и испугался, что повторил некоторые вещи, которые они уже слышали.
– Интересно, – сказал наконец Ковальский.
На миг ему показалось, что шеф группы над ним смеется. Но нет, тот был более чем серьезен.
– Интересно, – повторил он.
Услышать от него такое было равно похвале.
– Мартен, я хочу, чтобы ты покопался в жизни Алисы и Амбры. Они были хорошенькие, умные и спали в университетском кампусе, где было полно девчонок и парней их возраста. У них неизбежно завязывались какие-то отношения, которые перерастали в дружбу. И тут возникает вопрос: почему Амбра оставалась девственницей?
Он тут же записал свои последние вопросы на доске:
Ланг действительно ПРЕРВАЛ все контакты?
Какой-нибудь ревнивый парень?
Один из фанатов?
Остальное время собрания ушло на вопросы логистики и распределения заданий. Кто-то спросил, как составлять рапорты, если все пишущие машинки уже уехали на бульвар д’Амбушюр.
– Я даже не уверен, что кто-то вообще найдет наш кабинет, там большое здание!
Раздались смешки, и атмосфера немного разрядилась. Но только с виду. Сервас заметил, насколько у всех встревоженный вид. Людям не всякий день случалось оказываться перед трупами двух молоденьких девушек, одетых в платья первопричастниц: двух девчонок, убитых в лесу. Это придавало делу оттенок непостижимого и обязывало разум отважиться на путешествие к таким берегам, откуда никто, и они это знали, не сможет вернуться невредимым. И здесь, в этой комнате, когда уже начал спускаться вечер, все поняли, что сейчас шагнут в неизвестность.
– Нынче вечер субботы, – бросил Ко. – Если у кого-то есть желание пойти куда-нибудь выпить, я не возражаю. До понедельника мне нужны два человека.
Мартен подумал об Александре, о Марго, обо всех, кто сегодня собирается выйти на улицу, чтобы насладиться прелестью последнего майского вечера, и почувствовал укол совести. А потом его мысли вернулись к Алисе и Амбре, и он поднял руку. На некоторых лицах появились насмешливые улыбки. Манжен тоже поднял руку.
– Благодарю вас, – сказал шеф группы.
Сервас вернулся к себе в кабинет. Рабочий стол и телефон были пока на месте. Он снял трубку и набрал домашний номер. Но услышал автоответчик. Тогда Мартен отправился к кабинету Манжена.
– Вот черт, – сказал тот, – автомат с напитками уже утащили. Как же тут продержишься до понедельника?
– А что интересного вы нашли в комнатах девчонок в кампусе? – спросил Мартен, не комментируя эту реплику, несомненно, не лишенную здравого смысла.
– Да ничего особенного, несколько фото…
– Можно взглянуть?
Манжен достал из ящика пакет для вещдоков. Внутри лежали фотографии. Сервас открыл пакет, вынул фото и быстро просмотрел их. Потом еще раз рассмотрел каждый снимок в отдельности, подолгу задерживаясь на некоторых. Его внимание привлекла кое-какая деталь. На групповых снимках повторялось одно и то же лицо.
– Вот эта девушка, – сказал он, постучав пальцем по фотографии, – выглядит так, словно она близко дружила с убитыми.
– Вполне возможно, – ответил Манжен.
– Могу я пока оставить фото себе?
– Да без проблем, – отозвался его коллега. – Слушай, а тебе еще не осточертел этот переезд? Дьявол, они отправляют нас к монахам-францисканцам!
Сервас улыбнулся. Новое помещение Региональной службы судебной полиции располагалось в двух километрах по прямой от старого, на берегу Южного канала, к югу от Францисканского квартала, названного так потому, что в этом месте в Cредние века был монастырь ордена францисканцев. Однако в устах Манжена название прозвучало так, будто он говорил о депортации в трудовые лагеря Советского Союза.
– Ко попросил меня покопаться в биографиях жертв. Можно, я еще посмотрю твои заметки? Ну, те, что ты делал в их комнатах.
– Я не смог их распечатать, потому что остался без машинки. Там ничего не разобрать.
– Ничего, постараюсь расшифровать.
Манжен протянул ему свой блокнот.
* * *
