
Полная версия:
Новый день
И, наконец, последнее. Это задание в большей степени для Ишу.
Средний брат заметно напрягся и беспокойно смотрел в сторону обрыва, боясь представить, что может потребовать от него Тьма.
– У тебя выходят отличные создания. Но всем им чего-то не хватает, правда? Ты сам это замечал и поэтому до сих пор пытаешься найти идеальную форму. Но раз я теперь полноправно разделяю с вами этот мир, то, так и быть, помогу тебе.
Ты ищешь не там, Ишу – дело не форме. Им не хватает внутреннего наполнения. Ты наделяешь их жизненной силой Света, и они безропотно принимают её, несут в течение отведённого им тлением плоти срока, передают отпрыскам и всё. Они живут, но их жизнь не похожа на вашу. И поэтому она кажется тебе, творцу, неполноценной, бракованной. Ведь так?
Ты винишь в этом несоответствии себя, недостаток своего мастерства, неправильность изобретённых тобою форм. Но дело в материале, из которого ты лепишь.
Ваша жизнь отличается от жизни твоих созданий тем, что вы постоянно вынуждены противостоять Мне, им же это неведомо. Так надели же их этим недостающим элементом!
Сейчас неподалёку от твоей мастерской произошло небольшое землетрясение. Не бойся, долина рек осталась цела, и почти никто не пострадал. Но в земной коре появился разлом, в котором ты найдёшь глину, отличную от той, с которой ты работал прежде. Считай это моим тебе подарком.
Эта глина несёт в себе частицу Меня, и я хочу, чтобы ты создал то самое творение, которое познает истинную жизнь и станет её подлинным воплощением. Ведь ты же этого хотел?
– Да, – всё, что смог сказать поражённый знаниями Тьмы Ишу.
– Хорошо, что я в тебе не ошиблась, – вкрадчивым голосом добавила Тьма. – На этом всё, друзья мои. С вами приятно иметь дело. Можете идти с миром и не тревожиться о катаклизмах. В свою очередь, жду скорого выполнения возложенных на вас обязательств. Прощайте.
Пробы и ошибки
Ничего не оставалось братьям, кроме как принять условия сделки.
«По крайней мере, так мы сможем хоть на какое-то время удержать Тьму внутри земного шара», – успокаивал себя Тори. И стараясь не думать больше о возможных последствиях сомнительного уговора, принялся выполнять возложенные на него обязанности.
Циклы смены дня и ночи, переходы солнечных, цветущих сезонов в тёмную, пасмурную зиму. Сохраняя необходимый баланс, Тори тем не менее пытался оставить как можно больше солнечных дней для покрытых зеленью и густо заселённых жизнью земель, в то время как измождённые землетрясениями малообитаемые территории он отдавал на откуп самым долгим зимам.
Тори скрупулезно продумывал каждое новое изменение, но иногда даже самые точные расчёты подводили его, и одно неверное решение становилось причиной необратимого дисбаланса всей тщательно выстроенной системы. Тогда изнурённому многочисленными неудачами Тори ничего не оставалась, кроме как начать всё заново, надеясь, что на этот раз он не ошибётся и труд его не будет напрасным.
На службе у Тьмы
Ишу возложенные на него обязанности, напротив, вовсе не обременяли. После разговора с Тьмой, он словно по-новому взглянул на свою работу.
Тьма – совсем недавно главный его противник, на борьбу с которым он и пробуждал жизнь во всех своих творениях – теперь казалась ему главной ценительницей его ремесла и мудрой наставницей. Всего несколько Её слов смогли отрыть ему непостижимые доселе истины, помогли переосмыслить руководившие им прежде ценности. Найдя в ней понимающего соратника, он с ещё большим рвением взялся за любимую работу: под палящим солнцем и в тусклом свете луны весь перепачканный чёрно-коричневой глиной, он без устали трудился в своей мастерской.
«Но во имя чего? – всё чаще задавался вопросом вызвавшийся помогать брату Ру. – Уж не во имя ли Той, что своими проницательными льстивыми речами смогла овладеть руками этого гениального мастера?»
Постоянно находясь подле Ишу в роле подмастерья, Ру не мог не заметить, как сильно изменился брат. Его больше не волновало противостояние Первородного Света и Тьмы, точно не для помощи первому он был сотворён. Теперь он был всецело поглощён лишь одной целью – создать существо, способное нести в себе тот конфликт, который он призван был разрешить.
С каждым днём Ру всё больше убеждался: на этот раз главной жертвой коварства Тьмы стал Ишу. Она специально польстила ему таким близким по духу заданием. Способного же повлиять на происходящее старшего брата Тьма нарочно обременила самой изматывающей, не терпящей ошибок работой, чтобы тот не мог вмешаться в порабощённое Её влиянием сознание Ишу.
Тайный замысел
Ру часто размышлял над тем, что же реально задумала Тьма, заключив с ними сделку.
«Вряд ли Она настолько сильна, – думал Ру, – как пыталась тогда казаться. Да, возможно, сломать оковы земной коры Ей не составило бы труда. Но что дальше? Одолеть Первородный свет Ей и прежде было не под силу, значит, уничтожь Она созданный нами мир, шансов на победу у Неё бы не прибавилось.
И тогда она решила пойти другим путём. Сделать вид, что добровольно соглашается на заточение, взамен вытягивая хранящуюся в растениях жизненную силу. Но это лишь видимость. На самом деле она хочет подготовиться к решающей битве. А для этого ей нужно разыграть пробный конфликт Света и Тьмы. И не раз. Ей нужно как следует отточить все приёмы, идеально изучить противника, прежде чем вновь столкнуться с Ним один на один. Новое творение Ишу и должно стать Её тренировочным полем, мирозданием в миниатюре.
Но он даже не хочет этого слушать! Он почти не разговаривает, считая, что это отвлекает его от работы. Работы, которая поможет Тьме научиться побеждать Первородный Свет!»
Последние штрихи
Ру не мог повлиять на брата, да и в праве ли он был настаивать на нарушении условий договора. Возможно, вмешательство Тори способно было образумить Ишу. Но измотанный постоянной работой старший брат в ответ на доводы Ру лишь устало покачал головой и, став, казалось, ещё более печальным, погрузился в свои расчёты, словно пытаясь удалиться от происходившего в глиняной мастерской.
Тем временем работа над новым творением близилась к концу. Ишу создавал его на основе своих наиболее совершенных приматов, и теперь готовые в любой момент ожить глиняные фигуры, пугающе похожие на самих братьев, стояли в центре мастерской, где Ишу, торопясь закончить к полудню, вносил последние изменения.
Всё, что теперь оставалось Ру, это со страхом наблюдать, как в ярких лучах полуденного солнца глаза глиняных фигур наполняются Светом, и следом начинают оживать их ещё пару мгновений назад недвижимые тела.
С невероятным волнением Ру встречал рождение созданий, которым суждено нести в себе главный конфликт этого мира, хотя, возможно, они никогда и не узнают об этом.
Пытаясь скрыть переполнявшую его тревогу, Ру выходил навстречу людям.
Человек
Люди были неприятны Ру. Они сильно походили на детей Первородного Света, но при этом были лишены внутренней тяги к созиданию, поиску красоты в балансе и равновесии. Всё это было им чуждо.
По крайней мере, в своих наблюдениях он замечал за ними лишь явную склонность к удовлетворению насущных потребностей, только в их случае это не выглядело естественно-красивым, как у зверей, а было каким-то вычурным и зачастую избыточным.
В большинстве случаев эти слабые животные старались компенсировать свои скудные способности к выживанию избыточными притязаниями на жизнь и ставили своё существование гораздо выше других. Эта особенность раздражала Ру больше прочих. Хотя Ишу, всегда принимавший сторону своих любимых творений, много раз пытался доказать ему, что столь странная форма эгоизма, возможно, единственный шанс на выживание для таких физически слабых созданий, Ру упорно продолжал презирать людей за это качество.
Вдали от всех
Люди жили с братьями почти на равных, хоть и почитали Сыновей Солнца, как богов.
Тори взял на себя роль наставника. Помня о таящемся внутри человека тёмном начале, он всячески пытался приобщить людей к добродетелям Первородного Света, часто называя их самих потомками Солнца и настраивая против знакомой им, казалось, лишь с его слов коварной Тьмы.
Ишу обучал людей ремеслам, старался обустроить их быт и делал всё, чтобы в будущем они смогли выживать самостоятельно. Он исступлённо служил человечеству, как некогда своему ремеслу. Сохранение людского рода стало для него первостепенной задачей. Всё остальное, в том числе разглагольствования Тори, Ишу считал вторичным и, по большей части, бесполезным. Конфликт Света и Тьмы и вовсе утратил для него всякое значение.
Среди двух противоположных подходов к развитию человека Ру выбрал сторону Ишу. Но не потому, что разделял её. Нет. Люди по-прежнему были ему неприятны, и он предпочитал избегать любой деятельности внутри их общин. Именно поэтому Ру стал помогать среднему брату с тем, что, по мнению Ишу, было так необходимо для укрепления позиций человеческого рода среди других живых сообществ. Он взял на себя расселение людей, подыскивая в своих долгих странствиях наиболее подходящие для жизни места.
Ему нравилось подолгу находиться вдали от суеты человеческих поселений и быть избавленным от необходимости постоянного взаимодействия с ними. В то же время он помогал брату и вносил свой вклад в общее дело.
На коротких стоянках между долгими переходами утомлённый Ру нередко наслаждался свободой и умиротворённостью, покоем и легкостью облаков, и всё чаще ему самому хотелось стать хоть немного сопричастным этой красоте.
И тогда он испросил у Отца своего способность влиять на форму белоснежных облаков, которыми так часто любовался.
С того момента Ру на каждом из привалов, а иногда и на ходу, развлекал себя созданием причудливо-прекрасных композиций на безграничном полотне небосвода. Лёгким движением руки он изящно закручивал воздушную материю в разнообразные узоры и фигуры или неспешно собирал по небу разрозненные, едва заметные клочки в одно восхищающее своим масштабом облако.
Так, не спеша, подобно облакам, день за днём бежало время, и Ру продолжал свой размеренный путь, не думая о том, что сможет разделить с кем-то тихую красоту уединения.
Проводник
В одном из множеств путешествий Ру посчастливилось открыть для себя другую, не знакомую ему прежде сторону человеческой сущности. И, к его изумлению и безграничной радости, в ней угадывалась красота Первородного Света.
Это случилось, когда Ру ждал очередную группу переселенцев. По его расчётам, они должны были добраться до его стоянки к вечеру. Он достаточно хорошо изучил местность вокруг и теперь отдыхал посреди нежно-зелёной поросли у входа в большую пещеру, дожидаясь людей.
Ру по обыкновению увлёкся созданием живописного вида на небосводе, когда совсем случайно заметил на горизонте одинокий силуэт.
Не было сомнений, что это так называемый проводник, который должен был вести переселенцев из лагеря по маршруту, проложенному Ру. Проводники часто разведывали местность, чтобы заранее изучить оставленные для них пометки и лучше ориентироваться в пути, пока соплеменники останавливались на привал. Но сейчас было за полдень, переселенцы во всю должны были идти. А проводник не мог оставить их в дороге.
Всё разъяснилось, когда проводник добрался до Ру, издалека заметив его сиявшую на солнце оранжевую кожу. Он с почтением поклонился сыну Солнца, представился, назвав себя Лейро, и рассказал, что произошло:
– В двух днях пути отсюда, на нас напали дикие звери. Несколько человек погибло, и уцелевшие приняли решение вернуться вместе с ранеными в лагерь. Я же пришёл сообщить тебе об этом несчастье, чтобы ты не дожидался нас и возвращался к брату.
– Скверно, – печально ответил Ру, – места здесь хорошие. Придётся тебе потом вести сюда ещё одну группу.
– Понимаю, но можешь не беспокоиться, я хорошо запомнил дорогу и смогу провести их сюда в одиночку.
– Ты, наверное, устал? Присядь, отдохни.
– С радостью приму твое приглашение.
Лейро аккуратно сел на край нагретого солнцем камня справа от Ру и стал вглядываться в раскинувшееся перед ним разнообразие форм и размеров застывшей на небе белоснежной воздушной материи. Его отвлекло выглянувшее из-за облака солнце. Он зажмурился от яркого света и, улыбаясь, сказал:
– Красиво…
Интересно, кто же их рисует? – немного погодя, добавил Лейро и подозрительно посмотрел на Ру, точно угадав в нём главного художника небосвода.
– Разве это имеет значение? – неторопливо заговорил Ру, – ты всегда волен созерцать то, что тебе действительно по нраву, и совсем неважно, чьими руками оно сделано. Если же вокруг всё не по душе, то попробуй создать что-то своё, необязательно должно получиться. Но пытаясь воплотить собственное представление о прекрасном, ты, возможно, научишься находить красоту и в чужих творениях.
Ру давно не делился ни с кем своими мыслями, и эта многословная, несвойственная ему речь вырвалась словно сама собой. Ру посмотрел на задумавшегося проводника и, решив, что его слова остались непонятыми, продолжил любоваться облаками.
– Наверное, ты прав, – неожиданно произнёс Лейро. – Когда я долго смотрю на небо, меня тоже посещают необычные мысли.
– Правда? – удивился Ру. – И о чём же ты размышляешь в такие моменты?
– О разном. В последние дни я много времени провёл в дороге под знойным небом. И каждый раз после короткого ночлега я встречал на рассвете то же самое, ещё вчера нещадно палившее меня солнце в окружении множества облаков, и лучи его лишь вскользь касались моего лица… Тогда я думал, что величие Света всё же лучше видно в тени облаков.
– Тебя, и правда, посещают интересные мысли, друг мой.
Лейро ещё немного посидел, наблюдая в тишине за облаками, а потом поднялся со словами:
– Хорошо здесь, но мне пора, может, ещё успею нагнать своих, волнуюсь, как бы с ними чего не случилось.
– Ступай, да осветит Первородный Свет твои дороги.
Проводник благодарно поклонился сыну Солнца и отправился в путь. А Ру остался размышлять над тем, что люди всё-таки не так безнадёжны, как казалось ему прежде.
– Если они воспитают в себе хотя бы малую часть той тяги к созиданию, что живёт в этом человеке, – думал он, – то Тьма вряд ли сможет одолеть Свет внутри них. А значит, у этого мира ещё есть шанс на спасени.
Среди людей
Однажды увидев в человеке красоту Первородного Света, Ру навсегда проникся к чуждым ему прежде людям невероятной симпатией. Теперь то немногое время, что он проводил в крупных поселениях, Ру посвящал общению с ними, словно заново отрывая для себя людей.
Но погрузившись с небывалым рвением в суету мелких дел и повседневные проблемы больших и малых общин, Ру не заметил того, что уже долгое время наблюдали его братья.
Люди перестали жаждать знаний. Теперь они хотели от братьев лишь сиюминутной помощи в исполнении своих недальновидных, корыстных желаний. И потому, вместо жизни с сыновьями Первородного Света, как с равными себе, они предпочли уподобить их всесильным богам. Ведь зачем трудиться вместе на благо человечества, когда можно выпрашивать благоденствия у сынов Солнца, что живут среди вас.
Тори, занимавшийся духовным воспитанием в общинах, первым обнаружил нарастающие моральное разложение своих воспитанников, ознаменовавшее собой начало эпохи великого упадка. Ишу долго сопротивлялся доводам старшего брата, но и сам он видел, как изо дня в день усердие людей сходило на нет и они замирали в своём развитии. Научившись подчинять себе природу, люди возгордились этим зыбким могуществом и сочли, что больше им нечему учиться у Ишу.
Тем не менее средний брат добился своей изначальной цели: человечество больше не стояло под постоянной угрозой вымирания, а достаточно успешно расселялось и уже самостоятельно колонизировало новые территории, порой нещадно истребляя прежних обитателей занятых ими земель.
Ишу пришлось признать, что обучать людей больше не имело смысла, и, не захотев быть нелепым божком у не знавших меры бывших учеников, он вместе с Тори ушёл прочь от крупных поселений в необитаемую долину гор.
Лишь иногда братья вновь брались за обучение искренне искавших общения с ними редких паломников, которые обычно считались среди своих просветлёнными жрецами или же непонятыми изгоями.
Ру, напротив, продолжил жить среди людей и старался помогать им в самых насущных искренних просьбах. Но дабы избежать слепого поклонения, ему приходилось делать это тайно, оставаясь невидимым благодетелем рода людского. Ру стал носить странную, но подчас даже удобную человеческую одежду, сутулился подобно большинству людей, разговаривал на их причудливых диалектах. И вскоре люди уже перестали узнавать в нём какое-то божество, а на единственное, что говорило о его истинном происхождении – оранжевый цвет непокрытых участков кожи – почти никто не обращал внимания, принимая Ру за одинокого странника из дальних племён.
Почти всё время Ру проводил в разных общинах и много наблюдал за формирующимися обычаями и ритуалами людей. Его смущали и в то же время занимали их наивные верования во всемогущих божеств, которые готовы помочь человеку в любой проблеме, если тот совершит правильный обряд и принесёт подобающую жертву.
Наблюдая за людскими жизнями, по большей части несчастными и трагичными, Ру не раз винил себя и братьев за договор, заключённый с Тьмой. Ему казалось, что горести и беды, терзающие человека от рождения и до смерти, есть не что иное, как проявления тлетворного влияния заложенной в них Тьмы, и он старался хоть немного искупить эту вину, выполняя украдкой подслушанные алтарные просьбы невинных, раздираемых внутренней борьбой людей.
Но просьбы всё чаще становились не молениями о ниспослании жизненно важных для племени урожаев, дождей, ранней весны, а иступлёнными требованиями о нападении мора на соседей, нашествии саранчи и засухе на полях соперников и потенциальных врагов.
Ру с ужасом следил за тем, как Первородный Свет в человеке всё больше уступал коварной Тьме, и понимал, что неизбежен тот день, когда переполненные Тьмой люди захотят выплеснуть свой внутренний конфликт на других, подобных им страдальцев, видя в этом единственный способ освободиться от раздирающих их противоречий. И этот продиктованный самой Тьмой способ будет не чем иным, как разрушительные, безжалостные войны.
Новые боги
Вскоре худшие опасения Ру подтвердились: люди совсем отвернулись от Света и ринулись в бой за мнимые блага и славу, и впервые пролилась на землю человеческая кровь в угоду умевшей ждать, расчётливой Тьме.
Людям потребовалось новые боги, ибо ритуалы прежним перестали работать. Боги прошлого остались не у дел из-за своей слабости и нежелания помогать храбрым воинам в ратных подвигах. И на смену им одними из первых пришли боги войны и смерти.
Ру подолгу скитался по полям сражений, поднимая на ноги тех немногих, кого можно было спасти, и часто, пытаясь найти хоть какое-то объяснение кошмару вокруг, думал о порождённых умом людей божествах.
«Что если они и вправду существуют подобно мне и братьям? Но кто их сотворил? Тьме не под силу породить что-либо на этой земле, хотя новые боги явно на Её стороне».
И всё чаще Ру приходил к заключению, что пока люди собственными усилиями не научатся противостоять Тьме внутри себя, они и будут неким подобием Её созданий. А значит, и новые боги, порождённые увлечёнными Тьмой людьми, несомненно принадлежат Ей.
Вождь
Ру никак не мог оставить надежд помочь людям в борьбе с терзавшей их Тьмой. И однажды в отчаянной попытке образумить человечество решился предстать перед наиболее могущественным вождём, и, явив ему свою Первородную сущность, напомнить, чьими творениями являются люди.
Увы, даже испускающее свет тело сына Солнца не убедило вождя прислушаться к словам Ру и отречься от новых богов, вернувшись к мирной жизни во имя Первородного Света.
– Настали тяжёлые времена, – ответил вождь, – а значит, выживет сильнейший. Поэтому нам нужны сильные боги, которые поведут моих людей вперёд, к победе, и во славу которых им будет нестрашно умирать.
– Но ради чего умирать раньше времени и множить несчастья, убивая друг друга! – отчаянно воскликнул Ру.
– Ты ничего не понимаешь! И даже случись, что ты не нахальный чародей, а вправду из древних божеств, ты всё равно слаб, и я тебе это докажу.
Вождь подал знак дежурившему у выхода человеку. Тот ловко вскинул пращу, и в следующее мгновение камень больно ударил Ру по затылку.
– Зачем ты это сделал?!
– Чтобы доказать, что ты слабак! Что это за бог, которого побил камнями человек, ха-ха-ха! А теперь проваливай отсюда, лжец, пока я не приказал скормить тебя заживо волкам!
Ру молча вышел из шатра под презрительный шёпот и злобные взгляды таких дорогих ему, но так безнадёжно заблудших людей. Он решил последовать примеру старших братьев и отправился за ними в горы.
Но, когда после долгих поисков ему всё же удалось их найти, он застал братьев на пороге решения, показавшегося ему невероятным.
Исход
– Рады тебя видеть, Ру! – радостно встретил брата Тори. – Не представляешь, как ты вовремя. Мы уже хотели искать тебя в поселениях
– Я тоже рад, что смог вас найти. А что случилось, зачем я вам понадобился?
– Мы приняли решение уйти.
– Уйти?! Куда, почему?
– Я не могу больше видеть, как они истребляют друг друга! – не сдержался Ишу. – Каждый их удар отзывается неимоверным страданием во мне самом.
– Всё что я мог вложить в их головы, – спокойно сказал Тори, – я говорил им уже несметное число раз – больше людям это не нужно. Ты и сам знаешь, они стали изобретать свои учения. Некоторые из них в точности повторяют то, чему учил их я, другие, напротив, основаны на отрицании этих истин.
Так или иначе, мои речи теперь бесполезны, они осели в их умах, насколько это было возможно, и стали для них чем-то само собой разумеющимся, тем, что постоянно присутствует в их мыслях. Назовём это совестью или как-нибудь по-другому, неважно. Зачем им слушать меня, если есть условный голос внутри, довериться которому гораздо естественнее, чем слушать странного недобога.
Они в нас больше не нуждаются, и потому мы не в силах больше на них влиять, а значит, нам пора возвращаться, мы сделали всё, что могли, и теперь исход зависит от них.
– Скоро рассвет, идёмте, – посмотрев на небо, сказал Ишу.
– Нет, я остаюсь, – уверенно заявил Ру.
– Что? Почему? – почти одновременно удивились братья.
– Величие Света лучше видно в тени облаков.
– Хорошо, – улыбнулся Тори, – но помни, что Отец всегда готов принять тебя.
– Не забуду, – пообещал Ру и крепко обнял братьев на прощание.
Братья вместе вышли на горное плато, и в лучах восходящего солнца Ишу и Тори слились с Первородным Светом.
Ру, щурясь, смотрел на пылающий солнечный диск, торопливо сгоняя к нему облака, чтобы успеть насладиться истинной красотой восхода.
По ту сторону реки
– О, неужто сам Гермес решил почтить нас своим присутствием! – приветливо оскалился Харон, правя лодку к берегу. – С кем на этот раз?
– Парменион, странствующий поэт и философ, – представил Гермес любопытно озирающуюся по сторонам тень крепкого мужчины.
– И чем же он так угодил Богам, что удостоился твоего сопровождения?
– Нёс людям учение о справедливом устройстве Аида, в котором достойно жившим на земле не стоит бояться тёмных глубин Тартара, ибо им уготовано место в безмятежном Элизиуме.
– Хмм… Элизиум… и слово-то какое интересное. Будем надеяться, что его ожидает то, во что он верил.
– Так, вы трое, – Харон торопливо указал веслом на группку теней, стоявших поодаль от берега, – Приготовьте монеты и залезайте в лодку.
Те поспешили к перевозчику, протягивая ему тускло поблёскивающие серебряники.
– Парменион! – прикрикнул Харон на внимательно наблюдавшего за робкой процессией философа, – ты здесь собираешься остаться? Давай обол и садись скорее в лодку, мы и так задержались.
Парменион беспомощно развёл руками и, ища заступления, умоляюще посмотрел на стоящего подле Гермеса.
– Что?! Нет обола?! – рассвирепел Харон. – Хорошо же ты изучил устройство подземного мира! Счёл себя таким великим, что решил, будто явишься сюда и сможешь наплевать на вековые обычаи?!
В гневе он замахнулся веслом на дрожащую в страхе тень, но Гермес жестом остановил его.
– Успокойся, Харон. Мы же давно знаем друг друга. Парменион был хорошим человеком, поверь мне. Давай сделаем исключения для его доброй души.
– Нет! Без обола он останется на этом берегу!
– Зачем тебе эти бесполезные монеты, безумец?! – выйдя из себя, воскликнул Гермес. – Ты даже не сможешь их потратить!