скачать книгу бесплатно
На этом они и расстались. Выходя из подъезда дома, Корнев обратил внимание, что свет в больших окнах его квартиры не погас, освещая верхние этажи дома, расположенного на противоположной части улицы. Что мог делать старик после его ухода, было не совсем понятно. Но было ясно, что он обманул, говоря о своей усталости. Просто ему надо было заняться чем-то другим. Вот и все. Машину никто не тронул, и она стояла, как присмиревшая огромная кошка, дожидаясь своего хозяина. Люди обычно говорят, что верность особенно присуща собакам. Но это не совсем так. Многие знавали представителей породы кошачьих, которые могли бы поспорить в этом с кем угодно, из других представителей животного мира.
На обратном пути Корнев продолжал размышлять обо всем услышанном в сегодняшний вечер. Значит, все дело в расшифровке кодовых замков, или табу мозга, которые ограничивают возможность проникновения в запретные разделы. Мысль достаточно простая. Человеческий мозг имеет сложнейшую структуру, где, вполне вероятно, есть зоны, куда самому человеку вход категорически запрещен. Таким местом, конечно, является спинной мозг человека, который управляет всеми внутренними процессами, куда доступ человеческому сознанию закрыт для его же безопасности. И это вполне допустимо, учитывая, что большой объем информации человек получает генетическим путем. Привычки, черты характера, склонности, да и многое другое. В природе множество видов живых особей вообще не воспитывают, а то и не знают своего потомства. Например, та же жаба, которую так напоминал сам Марлин. Всю информацию эти земные существа получают уже готовой, без передачи опытным путем, или путем подражания. Объем этих сведений и их, так сказать, содержание, конечно, никак не сравним с человеческим, и ограничен заданными условиями существования вида. Но наличие схемы, когда программа закладывается в мозг, как в матрицу, достаточно очевидно, и имеет общий принцип для всех живых существ, в том числе, и для человека. Говоря простыми словами, у людей, у всех есть линия жизни. Надо только добраться до нее и попытаться перепрограммировать матрицу собственного бытия. Вот, и все.
Корневу чудилось сморщенное лицо его нового знакомого и не покидало ощущение, что он незримо сидит у него за спиной в салоне автомобиля. Естественно, все это были только домыслы. Уже потом, дома, он внимательно рассмотрел содержимое в контейнере, что вручил ему старик. В контейнере оказались пилюли. Андрей не нашел их особенными, если не сказать просто банальными. Прозрачные в виде золотых капсул, они если и отличались от ранее виденных, то лишь яркостью окраски, и может быть даже напоминали маленькие игрушки, внутри которых что-то светилось, переливаясь разными оттенками. В приложенной Марлином инструкции указывалось на необходимость строгого соблюдения периодичности принятия капсул. Впрочем, принимать их надо было два раза в день, утром натощак и перед сном. Все яснее ясного. Однако в этот вечер Андрей не стал глотать пилюли, решив, что начнет с завтрашнего дня, тем более, что наступало начало недели.
Глава 3. Сербия. В горах. Агент Фэб
От усталости палец нервно подрагивал. «Так не годится». – Агент Фэб, аккуратно отложив в сторону винтовку с оптическим прицелом на заранее расстеленное рядом тонкое одеяло, неторопливо начал разминать левой рукой затекшее правое плечо. Постепенно приток крови расслабил напряжение в руке, ладонь стала теплой и послушной.
«Проклятая погода». – Подумал он, напряженно всматриваясь в прибор ночного видения, установленный вместе с оптическим прицелом на винтовку южно-африканского производства. Мысли в голове прыгали словно блохи, не давая ему уснуть. Впрочем, это было хорошо.
– «Умеют эти чертовы расисты делать всякие штучки. Индустрия охоты на диких животных у них на самом высоком уровне».
Винтовка действительно производила впечатление чего-то совсем непохожего на оружие. Это не был экземпляр из фантастических фильмов, где вооружение умопомрачительных размеров, способное разнести в клочья любой объект противника. Небольшое, изящное ружье останавливало взгляд изысканностью своих форм, а при прикосновении, казалось, что буквально липнет к рукам будущего владельца. Приклад, изготовленный из современных материалов, проще говоря, из стекловолокна, был исключительно легок и удобен. Ему уже не раз приходилось пользовать таким оружием. В его профессии лучше иметь хорошо знакомый экземпляр, но условия операции никогда не предполагали использования личного оружия. Но у него всегда был выбор. Агент Фэб, получивший прозвище Счастливчик за свою удачливость, ласково провел рукой по прикладу винтовки. В голове мелькнула мысль. – «Жалко будет от нее избавляться». Но тут уж ничего не поделаешь, таковы условия проведения операции. Оружие серьезная улика, которую оставлять никак нельзя.
Несколько дней назад он даже не подозревал, что придется вот так бездарно пролежать всю ночь на холодной мокрой земле, высматривая какого-то типа в забытом Господом горном селении. Всему предшествовал обычный звонок с указанием места и объекта для уничтожения. На следующий день билеты на самолет и документы уже лежали, как всегда, в почтовом ящике у входа в дом. Перед вылетом у младшей дочери ночью резались зубы, и она постоянно хныкала, не давая им с женой поспать. Несколько раз он вставал к малышке, пытаясь ее успокоить, и тем самым, позволяя отдохнуть и без того измученной от бессонных ночей жене. Впрочем, за годы работы он привык не спать по нескольку дней. К тому же в самолете ему удалось наверстать упущенное, и отлично проспать три часа. Этого типа, что приносил ему конверт с документами, он толком никогда не успевал рассмотреть. Парень всегда был в темном плаще с капюшоном, который практически закрывал его лицо. Однажды Счастливчик пытался даже заговорить с ним, но тот испуганно засеменил на другую сторону улицы. Потом Счастливчику сказали, что это не входит в контракт, и попросили не проявлять интереса к их людям. После приземления в Тиране, его встретил человек организации и сразу они отправились к месту, обозначенному на карте кружком. Местечко, в котором ему предстояло провести ночь под монотонным шумом дождя, было обозначено крестом. Переход границы прошел гладко. Проводник хорошо знал местность. На машине они не менее чем за пять часов пути очутились у горного хребта, который красиво рисовался на фоне облачного неба. Передохнув в гостинице, агент Фэб успел ознакомиться с точной картой дорог района и даже прокатиться на видавшем виде Land-Rover, ключи от которого были ему вручены напоследок. Впрочем, автомобиль работал нормально, легко взбираясь на очередную кручу, и лихо тормозил на крутых спусках и поворотах дороги. Пару раз машину останавливала сербская полиция, скорее военный патруль, но его документы на имя корреспондента одного из западных агентств, оказались в полном порядке и их спокойно пропускали дальше. Запах войны присутствовал повсюду, даже в воздухе, и появление иностранного корреспондента в горячей точке никого не удивляло. Люди сопровождения попрощались с ним где-то около пяти часов. В конце дня оставшись уже один в местной гостинице, Счастливчик еще раз внимательно изучил инструкции и мысленно проехал по дороге, ведущей к обозначенному крестом селению. Поездка успокоила Счастливчика, и он позволил себе немного вздремнуть.
Однако сейчас надо было принимать решение. Ночь плотным покрывалом погрузила во тьму и дорогу, и низкорослый лесок, расположившийся по обеим сторонам. В горах высоких деревьев практически не бывает. Дом стоял в стороне от дороги, на взгорье и был сложен из больших тесаных камней, с полукруглыми окнами и, словно в церкви, с цветными витражами в верхней части, и почти терялся из вида. Выбивавшийся из плотно зашторенных окон слабый свет скрашивал ночную темень, выдавая очертания всей постройки. Накрапывающий мелкий дождь усиливался, превращая все вокруг в настоящее водяное месиво. Скоро должно было наступить время рассвета. Джип, на котором Фэб прибыл, надежно припрятанный в поросшем кустарником молодняке, стоял в метрах двухстах отсюда, на неприметном съезде с шоссе. Под дождем мелкая грязевая пленка сползала с горных круч на гладкую поверхность шоссе.
«Надо будет не спешить по дороге обратно», – Подумал Счастливчик.
Он еще раз всмотрелся через аппарат ночного видения в темень и, не обнаружив ничего движущегося, начал медленно ползком пятиться вглубь кустарника, ближе к деревьям. Там было немного суше. Метров через пять, Счастливчик перевернулся и прислонился спиной к стволу невысокой, но раскидистой горной сосны, чтобы дать отдохнуть мышцам шеи и рук после долгого лежания на груди с задранной к верху головой. В темном небе не было ни единой звездочки.
«Слишком рано приехал». – Подумал он, при этом пытаясь спрятать лицо от падающих сверху капель дождя. Однако ехать ночью было не безопасно. Почему-то вспомнилось лицо жены. Джеки давно перестала спрашивать его, чем он занимается. Отлучки были хотя и не частыми, но всегда неожиданными. Когда-то в самом начале их совместной жизни, отвечая на ее вопросы, он объяснил, что после службы в спецподразделении его все еще привлекают к выполнению особых заданий. Каких заданий он не уточнил, а Джеки не спросила. Какое для нее это имело значение? Получаемых денег им хватало не только на текущие расходы. Вот, уже как два года они полностью выплатили кредит за покупку дома. Приобретение второго автомобиля совпало с рождением второй дочери. Фэб очень хотел сына, но получилось иначе. Джеки сказала, что родит ему обязательно мальчика. Надо только подождать. Последние дни ее что-то беспокоило. Счастливчик улыбнулся своим мыслям. – «Наверно, скрывает, что снова беременна. Хорошо, чтобы это был мальчишка». Теплое чувство нежности к жене охватило его и, может быть, от того, ему показалось, что дождь ослабевает. Однако холод, несмотря на теплую куртку, подшитую толстым мехом, продолжал давать о себе знать. Расставаясь, Джеки долго не отпускала его руку и просила беречь себя, и, главное, не простудиться.
«У женщин удивительная способность предчувствовать все плохое». – Глядя в непроглядную небесную тьму, подумал Фэб. Погода в горах действительно резко портилась.
Где-то далеко хлопнула дверь. Счастливчик резко перевернулся и тихо пополз к прежнему месту лежки. На пороге дома стояла женщина.
«Должен быть мужчина». – Раздраженно подумал он, прилаживаясь к оптическому прицелу. Рассмотреть ее лицо было невозможно. Женщина, прикрываясь от дождя платком, почему-то долго смотрела в ночную темень, после чего снова спряталась за закрывшейся за ней дверью. Правда, перед тем как исчезнуть в доме, она громко что-то крикнула в его сторону. Слов агент Фэб не услышал, но интонация ее ему показалась крайне неприятной.
«Странные здесь люди». – Подумал он. В голове мелькнуло воспоминание из наставлений полковника: «у русских плохое чувства края, поэтому их стоит опасаться». Конечно, здесь были не русские. Впрочем, какая разница? Славяне. Время тянулось крайне медленно. Пусть и с запозданием, но ночная тьма потихоньку начинала рассеиваться, приобретая темно-серый оттенок. Пришлось пролежать еще целых два часа, пока, наконец, в дверях не появился нужный ему объект. Счастливчик весь внутренне напрягся, но мышцы рук оставались эластичными.
Глава 4. Москва. Большой зал консерватории
После посещения Марлина Конклиффа спустя пару дней Андрей отправился в концертный зал, где выступал знаменитый маэстро со своим камерным оркестром. Исполнитель, успешно концертирующий по миру, столь хорошо известен, что позволяет обозначать его только именем Юрий. На сцене в середине оркестра сидела его приятельница Николь или просто Ника, с которой у Корнева уже полгода бурно развивался настоящий роман, или, как раньше говорили, установились серьезные отношения.
Не будучи большим любителем камерной и симфонической музыки, однажды, в компании старых школьных приятелей он познакомился с милой молодой женщиной, которая скромно весь вечер сидела в углу комнаты, без особого желания принимать участие в словесных баталиях. Может быть, отсутствие всякой позы и, конечно, густые, роскошные каштановые, слегка вьющиеся большими локонами волосы, туго убранные на затылок под перламутровую заколку, как и глубокие карие глаза и стали причиной его к ней интереса. Внешне она могла показаться даже хрупкой, но на самом деле была сильным человеком, способным физически выдерживать, как многочасовые упражнения на инструменте, так и длительные оркестровые репетиции. Только дилетантам свойственно думать, что занятия музыкой воспитывают инфантильных, слабых людей. Наблюдая за Николь, её жизнью, проходившей в постоянном и бесконечном оттачивании мастерства, Андрей пришел к выводу, что без крепкого здоровья выдержать весь этот ритм концертирующего музыканта было бы просто невозможно. Характерная для нее внутренняя отрешенность от бытовых, сиюминутных интересов привели его к мысли, что у Ники есть какой-то свой, закрытый мир, в котором она пребывала параллельно обычной жизни. Вполне вероятно, что это могло быть результатом многочасовых занятий, требовавших сосредоточенной, глубокой концентрации внимания. На том дружеском вечере она отстраненно наблюдала за разговорами. Приехав в чужую страну по контракту, Ника быстро адаптировалась и даже овладела почти в совершенстве русским языком. Остался лишь маленький акцент при произношении звука «р», который был чрезвычайно мягким, что, впрочем, только украшало ее речь.
Больше всего Николь любила играть в Большом зале консерватории. Построенный в конце XIX столетия на месте дворянского поместья, принадлежавшего Екатерине Воронцовой-Дашкой на пожертвования меценатов, просвещенных людей России, и главным образом, средства царской семьи, Большой зал был совершенен, как одна из вершин градостроительного искусства своего времени. В Европе было построено несколько залов подобного масштаба, каждый из которых вмещал около двух тысяч слушателей. Большой зал был особенно удачен по ряду своих конструктивных решений. Например, в нем не было излишней реверберации звука, так как выстроенная над сценой рамка словно укрощала его, не позволяя наплывать звучанию одного аккорда на другой. Стоя на самой верхотуре балкона, откуда музыканты кажутся крохотными фигурками, можно было услышать поскрипывания канифоли при прикосновении смычка к струнам. Нередко, опаздывая к началу концерта, Андрей забирался на верхний ярус балкона и стоя в углу прямо под самым потолком, слушал музыку, откуда звук был слышен со всеми своими обертонами, также, если не лучше, как и на самых дорогих местах партера. Привезенный из Франции орган был уникален и, по рассказам знатоков, совмещая в себе черты не только французской, и испанской органной школы. Пережив множество событий, зал производил величественное впечатление, сохранившись почти без изменений. Лишь на стенах частично сменились портреты композиторов, да, к тому же, во Вторую мировую войну был разрушен во время бомбежки витраж со святой Цицилией, покровительницей искусств, украшавший фойе зала. Разрушенный витраж заложили кирпичом, и на образовавшуюся стенку повесили огромную картину русских композиторов, главным образом XIX столетия. Картина прижилась, о святой Цициллии, как бы, вовсе позабыли, как и о том, что здесь когда-то было витражное окно. Поговаривали, что где-то в подвалах Большого зала все еще хранился лик целомудренной богини. Обладавший едва ли не лучшей акустикой в мире Большой зал с его высокими овальными окнами, свободно пропускающими солнечный свет, продолжал, подобно сияющему огнями кораблю, стоически выносить революционные бури, смену режимов, оставаясь уникальным храмом музыки. Дух святой Цициллии витал где-то под его сводами, охраняя от излишнего людского вмешательства.[3 - Витраж с Цициллией позднее был восстановлен.]
В тот вечер исполнялся концерт для альта с оркестром композитора Альфреда Шнитке. Маэстро был на высоте, в его руках альт казался продолжением рук его небольшой, но достаточно стройной фигуры. Звуки, возникавшие от соприкосновения смычка со струнами, трепетно вибрируя, заполняли зал, захватывая присутствующих своими глубокими, почти мистическими волнами. Облик дирижера получал продолжение не только во взмахах смычка, но и в самой музыке, щедро текущей из чудесного инструмента, сотворенного знаменитым Гварнери. Казалось, что на сцене периодически возникает и маячит укутанный в плащ с балдахином абсолютно прозрачный, но зримый силуэт, который раскачивается в такт музыки, приводя атмосферу зала, притихших слушателей в глубокое, почти мистическое чувственное состояние. Не будучи большим поклонником современной музыки, которая ему часто представлялась неудачной попыткой соорудить нечто новое, без особых на то оснований, что-то вроде махолета, которому так никогда и не суждено оторваться от земли. Концерт для альта с оркестром был написан композитором персонально для Маэстро и поэтому своим художественным обликом нес его индивидуальные черты. Музыка порой загадочна, неуловима и таинственна, подобна возникшей Вселенной, которую можно только созерцать, чувственно погружаясь в глубины призывно мерцающих далеких созвездий небосклона. Объяснить все словами невозможно, все равно, что стараться описывать словами ускользающую от взгляда улыбку Джоконды на картине Леонардо да Винчи.
Чтобы не улыбнуться, видя скучающую физиономию Андрея, Николь не смотрела в зал, хотя это и не всегда у нее получалось. Однажды, после концерта Маэстро вызвал ее к себе в артистическую уборную и попросил перестать посылать улыбки в зал. «Если каждый из оркестрантов начнет перемигиваться со своими знакомыми, то, в конце концов, концерт превратится в нечто совершенно иное». – Были его слова. Но, думается, что он был в какой-то мере неравнодушен к Николь. Дело в том, что у Ники, как и у Маэстро, инструмент был альт. Для многих музыкантов, что вполне естественно, присуще ревностное отношение к коллегам, которые играют на одном с ними инструменте. С альтом же здесь вообще случай особый. Рожденный в средние века вместе со скрипкой и виолончелью, альт как бы потерялся в тени своих прытких собратьев по оркестру и воспринимался композиторами, как сопровождающий инструмент ансамбля. Неисчерпанные возможности инструмента порождали у исполнителей пристрастное к нему отношение, если не сказать, мистическое влечение. У играющих на альте проявлялось азартное стремление доказать его по праву достойное место солирующего инструмента на музыкальном подиуме. Связанный семейными узами со своей сестрицей, капризной примадонной оркестра скрипкой и занудной тетушкой виолончелью, альт вобрал в себя сущность обоих инструментов, приближаясь ближе всего к звучанию человеческого голоса. Маэстро триумфально утверждал любимый инструмент, как солирующий, равный королевской чете сцены – роялю и скрипке. В его руках теплый, грудной звук альта завораживал, согревая сердца слушателей в лучших концертных залах мира на разных континентах.
В этот раз Андрей почувствовал, что в зале кто-то пристально следит за тайными знаками их общения. После концерта в фойе раздевалки Корнев неожиданно столкнулся с новым знакомым, стариком Конклиффом, который, злобно глядя на Андрея, прошипел в его адрес.
– Ваше неуместное поведение, молодой человек, мешает артистам соблюдать игровую дисциплину.
Только теперь Корнев отчетливо вспомнил, что видел его уже раньше на концертах. Обычно он сидел в первом ряду четвертой ложи зала, опершись на свой могучий посох. На его замечание Андрей не успел отреагировать, так как из-за приоткрывшейся потайной двери в фойе гардероба показалась головка Николь. Разговор прервался, не начавшись.
После концерта они с Николь отправились в один из ночных клубов, где не практиковались шумные концертные программы, а приглушенно звучала музыка далеких шестидесятых. Интимная обстановка позволяла практически полностью уединиться и наслаждаться обществом любимого человека.
Внутри себя Андрей испытывал некое чувство неловкости, так как ничего так и не рассказал ей о встрече с новым знакомым. Николь после концертного выступления всегда была задумчива и потому ни о чем его не расспрашивала. Корневу опять показалось, что мысли ее далеки не только от него, но и вовсе где-то в другом месте, ведомом только ей и никому больше. Они заказали по коктейлю, так как пить и есть совершенно не хотелось ни ей, ни ему. Андрей попытался что-то сказать об удачном исполнении оркестром концерта, но Николь остановила его, показав всем своим видом, что это излишне. Часто им вовсе не хотелось говорить. Так бывает между людьми, которым достаточно просто быть рядом друг с другом. Однако в этот раз получилось несколько иначе. Они молча слушали тихое звучание джазовой музыки, пока Николь неожиданно не спросила.
– Андрей, с тобой что-то происходит? Я это чувствую и немножко волнуюсь. Впрочем, если не хочешь, можешь ничего мне не говорить.
Корнев с благодарностью улыбнулся ей в ответ. Что он мог ей сказать? Пока что он и сам не знал, или скорее не осознавал значение предпринятых им действий. Впрочем, и жизнь самой Николь для него по-прежнему продолжала оставаться загадкой. Может быть, она не была свободной? Однако напрямую спрашивать ее не хотелось. Но он чувствовал, что, как у каждого человека, у Николь была своя тайна, в которую она не желала посвящать.
– Моя тайна – это ты. Других тайн у меня нет. – Отшутился Андрей.
– Я это знаю. – Улыбкой ответила она и положила свою руку на его ладонь. От этого прикосновения Корневу стало как-то по-особенному хорошо. – Знаешь, мне хочется с тобой куда-нибудь уехать. Хотя бы на несколько дней.
– Прекрасная идея. – Поддержал он ее предложение. – Мне надо через пару дней съездить в Питер. Давай сделаем это вместе.
– Нет, нет. Я говорю о другой поездке. В Петербурге ты, как всегда, будешь с утра до вечера занят. – Медленно произнесла она и не без грусти добавила. – А мне хотелось с самого утра побродить с тобой по какому-нибудь старинному и обязательно теплому городу…
– По Златой Праге, например, с ее скульптурами на Карловом мосту, с мощеными улочками и крошечными пивными, где я бывал, но без тебя, к сожалению, не раз. – Продолжил он ее фразу. Действительно, всякий его с друзьями приезд в чудесную Прагу скорее соответствовал налету на пивные заведения города. – Прекрасная идея. – Повторил он, тихонько двумя руками сжимая изящные удлиненные пальцы ее руки, доверчиво уложенные в его ладони. В голове возникли поэтические строки, «И пальцы этой маленькой руки, отяжелевших от доверья и на ладонь мою опущенных легко». Чье это? Кажется, перевод кого-то из болгарских поэтов. Николь, словно читая его мысли, внимательно глядя на Андрея, игриво слегка сузила глубокие карего оттенка глаза.
– Понимаю. У тебя, наверняка там есть любимые места, куда вы с друзьями регулярно наведываетесь, но я не об этом.
– У тебя тоже есть любимые места? – То ли с вопросительной, то ли с утверждающей интонацией сказал он.
Николь осторожно освободив руки, неожиданно серьезно сказала.
– Да, у меня тоже есть, но только совсем в другом городе. Впрочем, впереди большие гастроли и мне вряд ли удастся на неделю отлучиться от репетиций.
После этих слов возникла пауза. Николь молчала. Андрею тоже не хотелось нарушать возникшую за столиком тишину. «Когда глаза озарены душевным светом», – в голове продолжили крутиться строчки поэта.
Домой они отправились сначала к Ники, тем более, что она снимала квартиру в центре города, не слишком далеко от зала. Андрею хотелось остаться у нее на всю ночь, но завтра предстояли важные переговоры, связанные с поиском новой работы. К тому, же Николь не настаивала, так как после концерта чувствовала большую усталость. К себе домой Андрей добрался уже в пятом часу утра. Перед тем, как провалиться на пару часов в глубокий сон, он вспомнил о необходимости принятия капсул, и почти не открывая глаз, вскрыв контейнер с пилюлями, проглотил одну из них, запив двумя глотками воды из бутылки с минералкой, предусмотрительно поставленной на столик около кровати. После спиртного его обычно всегда мучила ночью жажда. хотя в этот раз он практически не пил спиртного. «Да, старик что-то говорил о спиртном». – Засыпая припомнилось Андрею. Это было последнее что он подумал, перед тем как окончательно отключиться в забытьи.
Сон был глубоким и без сновидений. Несмотря на раннее утро раздался звонок. В трубке был уже знакомый скрипучий голос Конклиффа.
– Молодой человек, я приношу извинения за то, что не сдержался вчера на концерте, но не потерплю нарушений инструкций по принятию моего лекарства. – Голос Марлина был твердым и даже жестким. – Или Вы станете соблюдать все мои указания, или все может закончиться ничем, или даже трагедией. Прекратите на время приема капсул употреблять спиртное. Это вредно для Вашего мозга.
Не успел Андрей ответить, как в трубке раздались гудки. Несмотря на раздражение, злости на старика у Корнева не было. Он был прав. Отдать задаток и почти сразу спустить все на тормоза, с его стороны была глупость. Откуда он узнал о вчерашнем вечере, осталось загадкой. Последующие три недели Андрей регулярно утром и перед сном принимал капсулы и совершенно не употреблял спиртное. Николь больше чем на месяц должна была уехать с оркестром на гастроли. Наступало время длительной поездки по странам Юго-Восточной Азии. Перед отъездом им все-таки удалось отправиться на короткие два дня в Италию, выбрав местом своего пребывания Венецию – то ли город, то ли видение. Как она сумела отпроситься у Маэстро перед самым началом гастролей, до сих пор остается не понятно. Но Николь убедила его, что ей крайне нужно отлучиться, и оформив туристические визы, они по «горящим» путевкам прямым рейсом вылетели из Москвы.
Глава 5. Поездка в Венецию. Странный тип
Два дня и две ночи, проведенные в городе каналов и дворцов, прошли, как один нескончаемый праздник жизни. Время давно остановилось в этом городе. Существовавший, как морская империя, и контролируя флотом побережье Средиземного моря, город стал во времена европейского средневековья одним из богатейших культурных центров. В нем органично, а порой необычайно затейливо переплетались культурные традиции Востока и Запада.
В первый же день пребывания в Венеции они, наслаждаясь атмосферой города, сидели за столиком под открытым небом на площади Святого Марка, этой, по словам Наполеона, лучшей гостиной Европы. Вокруг шумела толпа туристов, такая же надоедливая и бестолковая, как и тучи голубей, заполонивших площадь, с жадностью набрасывавшихся на предлагаемый им корм. Ни в одном городе мира нет на главной площади столь большого количества пернатых, преспокойно разгуливавших, словно подлинные ее хозяева. Маленькие оркестры, расположенные в разных концах площади, негромко исполняли вальсы. Николь, как всегда, была молчалива, но ему казалось, что она счастлива.
Довольно манерный официант, по всей вероятности, давно служивший на площади Святого Марка, принес им две крошечные чашки горячего кофе, при этом прося совсем не крошечные чаевые. Глядя на него, Корнев подумал, что местные официанты, должно быть, самая уверенная в завтрашнем дне часть населения этого застывшего во времени города. Даже если все чудесные здания уйдут под воду, официанты сохранят свой бизнес. Они просто оденут акваланги и будут точно также подавать туристам с чарующим запахом кофе, только в специальных термосах, ибо поток желающих увидеть Венецию, даже под водой, никогда не иссякнет.
– Ты знаешь, есть только два города, в которые меня постоянно тянет. – Сказала она, лишь пригубив напиток.
– Один из них, это Венеция. – Заключил он.
– Ты исключительно догадлив. – Засмеялась Николь и бросила назойливо крутившимся под ногами голубям горстку корма.
– А какой второй город? – Спросил он, изобразив максимальное внимание. – Наверное, Москва?
– Нет. Ты ошибся. – Николь вдруг посерьезнела и отрицательно покачала головой. – К сожалению, совсем нет. К твоему городу я никак не могу привыкнуть. Мне в нем холодно. И если бы не интересная работа, и, если бы не Маэстро, я бы давно уже уехала.
Его кольнули произнесенные ею слова. Значит, у нее есть совсем другой пласт жизни, о чем он ничего до сих пор не знает.
– Может быть, поведаешь мне о своих секретах? – Попытался он начать более серьезный разговор.
– Потом, потом. – Рассмеялась она в ответ. – Когда вернусь из гастрольной поездки, мы обязательно с тобой обо всем поговорим.
В этот момент какой-то странный человек в маске и черном плаще подошел к их столику и бесцеремонно уставился на них. В первый момент ни Андрей, ни Николь не обратили на него внимания. Но его стояние рядом со столиком несколько затягивалось. Николь нахмурилась и опустила голову, избегая его взгляда. Андрей же наоборот, невольно вопросительно поднял голову. Реакция этого типа, явно из нанятых карнавальных актеров, была мгновенной. Он сделал полупоклон и развернувшись пошагал через площадь в сторону дворца дожей. Когда он скрылся, Николь задумчиво сказала:
– Странный тип, он мне кого-то напоминает. Вот, только не пойму кого?
– Эти карнавальные шуты такие же назойливые, как и официанты на этой площади. – Пошутил Андрей. Однако Николь никак не отреагировала на его слова, оставаясь задумчивой.
Потом они долго бродили по кривым улочкам, где нет никакого транспорта, и только на знаменитых каналах курсируют гондолы, эти средневековые такси с импозантными возчиками. На улицах гуляли разодетые в карнавальные одежды и маски нанятые актеры, добавляя шарм атмосфере города и без того полной очарования и неповторимости. В одном из ювелирных магазинчиков он сделал Николь небольшой подарок, приобретя для нее венецианские украшения, серебряный браслет и золотое колечко с сапфиром. Николь очень осторожно, даже неким подозрением приняла подарки, но комментировать их не стала, просто сказав:
– Ты необычайно и, как мне кажется, незаслуженно щедр ко мне, но отказаться я не могу. Это кольцо и браслет всегда будут напоминать мне о нашей поездке в Венецию. Но у меня к тебе небольшая просьба.
– Какая? – Ему было приятно видеть смущение на ее лице.
– Браслет я возьму с собой на гастроли. А, вот, кольцо, – Николь на мгновение замолкла и потом достаточно проникновенно добавила, – кольцо пока пусть побудет у тебя. Я чувствую, что должно что-то произойти, что окончательно определит мою судьбу. Тогда ты мне его и вручишь. И не спорь, пожалуйста.
Последние ее слова прозвучали с интонаций грусти.
– Ты так говоришь, что можно подумать, что твое будущее не принадлежит тебе. – Сказал он, и, чтобы развеять неожиданно нахлынувшее на нее минорное настроение, весело добавил. – Эту поездку мы будем вспоминать вместе.
Она посмотрела на него довольно серьезным взглядом и ничего не ответила.
Корневу хотелось поговорить об их совместном будущем. Ему казалось, что сейчас это вполне своевременно. Но Николь ответила, что должна все обдумать, что у нее есть некие обязательства, существуют обстоятельства, которые заставляют не спешить принимать ответственные решения. Ответ, хотя и был сдержанным, но не безнадежным. По глазам Ники он видел, как она безмерно рада и благодарна. Последующую ночь практически они не сомкнули глаз. Побродив почти до рассвета по ночным улочкам Венеции, надышавшись воздухом и запахами, исходившими от отсыревших стен домов и дворцов города, позеленевших вод его каналов, насытившись его атмосферой, хранившей радости и печали знаменитых венецианцев, только под утро они добрались до гостиницы. На попытки расспросить Николь о ее прошлом, она лишь чуть-чуть приоткрыла историю своей жизни, сказав, что многие дни и ночи она проводила в одиночестве.
– Потом я подробно тебе обо всем расскажу. – Уходя от прямых ответов, упорно повторяла она, глядя своими темно-карими, как ночь, гипнотическими глазами. Словно зачарованный, Корнев безвольно погружался в их бесконечную глубину. Ника нежно обнимала его за шею тонкими, чувственными руками музыканта с натертыми до мозолей от бесконечных соприкосновений со струнами на кончиках пальцами, и при этом закрывала ему рот, дабы упредить излишние вопросы. – Пойми, мне многое надо тебе рассказать и многое для себя решить. Сейчас могу лишь сказать, что детство у меня прошло в закрытом пансионе, где моей постоянной подругой была сначала маленькая скрипка, которая росла вместе со мной, пока не превратилась в альт. И прошу тебя, не сердись. Я безмерна рада твоим словам. Все в свое время.
После этих слов он перестал приставать к ней с вопросами. В конце концов, каждый имеет право на свое прошлое и не обязан посвящать в него, выставляя напоказ все, что было в его жизни. Стараясь успеть посмотреть город, они колесили с утра по его узким улочкам, посещая многочисленные маленькие рестораны, и все, что их окружало, казалось чудесным сном. Надоедливые маски постоянно следовали за ними, или им только так казалось. Особенно назойливо вела себя уже знакомая маска, одетая по традиции городских представлений в черный плащ с красной, внутренней подкладкой. Он так часто появлялся на их пути, что Андрею удалось подробно его рассмотреть. Это был довольно высокий, сухощавый мужчина, с плотно натянутой на голову шляпой с широкими полями, большую часть лица скрывала черная маска с растянутым в улыбке ртом. Он прогуливался невдалеке от них, позируя, или просто стоял, периодически заигрывая с проходившими мимо туристами. Вполне вероятно, Николь и Андрей были ему вовсе и не интересны, хотя, как знать, но его перемещения по городу часто соответствовали их маршрутам.
– Странный человек, – Уже поздно вечером перед самым отъездом, неожиданно вспомнила о нем Николь и почему-то опять с беспокойством добавила. – Мне он кого-то очень напоминает.
– В этом городе все кого-то напоминают. – Отшутился Андрей и поцеловал ее ладошку руки. – Я люблю тебя и это самое главное.
В ответ Николь также улыбнулась и, закрыв ему уста своими изящными пальцами, мягко произнесла:
– Пока не надо об этом. Я тоже тебя люблю, но жизнь гораздо сложнее и предъявляет к нам порой слишком много требований.
– Мне кажется, ты все сгущаешь. Поверь мне, я чувствую, что все будет хорошо. – С максимальной беспечностью произнес он и поцеловал ее пальцы.
– Ладно, ладно. – Примирительно согласилась Николь. – Просто я всегда чувствую, когда за мной наблюдают. Во время концерта в зале бывают слушатели, которые не погружены в музыку, а глазеют на тебя, словно сыщики в засаде. Это страшно мешает.
– Если ты обо мне, то я обижусь. – Пошутил он.
Однако Николь говорила вполне серьезно. Срок их пребывание в Венеции подошел к концу, больше к этому разговору они не возвращались. Буквально за день до гастрольной поездки оркестра они благополучно прибыли в Москву.
Глава 6. Сербия. В горах. Отъезд Божидара
Ивица не любила провожать тех, к кому была привязана. Они уходили, чтобы вернуться. Не у всех получалось. Вот и сейчас она старалась не думать о том, что утром ее мужчина должен надолго уехать. Конечно, хорошо, что он улетит в другую страну, где все нормально, и никто не стреляет. За что Бог дал им такую красивую и щедрую землю? Лучше бы дал больше терпения. Ненависть плохой советчик.
Ивица вышла на порог дома и долго зачем-то всматривалась в непроглядную тьму. Что-то ей почудилось враждебное, что-то ее беспокоило. Говорить об этом ей не хотелось. Потому и вышла посмотреть. Но что можно было увидеть в ночном небе, или в кромешной тьме, в окружавших их селение лесах, покрывших горные возвышенности? Ничего. Ивица продолжала стоять и мокнуть под дождем, упрямо всматриваясь в темень ночи.
Впервые он приехал к ним полгода назад. Высокий, с вьющимися черными, чуть тронутыми сединой волосами и такими же черными, как и у уроженцев этих гор, глазами. У Ивицы были такие же черные, как смоль, волосы, но глаза искрились синим небом, словно кто-то ошибся, когда красил небосвод, и две капли упали в ее зрачки, растворившись в глазных яблоках. Такие глаза часто встречались у девушек, живущих на окруженных морской синевой островах. Для жителей горных селений это была редкость. Старый священник, отец Гойко, сказал, что род Божидара происходит из этих мест. Церковь стояла в стороне от дороги, на вершине большого холма. Возвращаясь после работы по вечерам домой, Ивица любила заходить к старику, когда служба подходила к концу. Отец Гойко никогда не укорял ее за поздний приход. Ему нравилась эта красивая девушка, оставшаяся теперь одна в большом доме стоявшем, как и церковь, поодаль от дороги. Все женщины в их роду умели гадать, потому и ходили слухи, что, они самые настоящие колдуньи.
– Вранье. – Говорил он. – Просто людская зависть.
А чему было завидовать? Жили не богаче других. Еще он сказал, что у ее гостя княжеский род. В церкви лежали плиты с выбитыми именами, похороненных здесь знаменитых его предков. Кто теперь знает, так это или не так? Но Ивица сразу, уже в первый его приезд поняла, что он князь. Её князь. Что тут поделаешь? Так уж случилось.
– Куда ты пропала? – За дверью она услышала голос Божидара. Ивица постояла еще не много и прежде чем вернуться в теплый дом, громко крикнула в темноту:
– Змея кусающая свой хвост погибает.
Так часто говорила ее бабушка, когда хотела отогнать темные силы. Правда, Ивица знала, что не всегда у нее получалось. Слишком беспокойной оказалась земля, на которой жили их предки. Еще бабушка говорила: «Красивая земля, как молодая девушка, всем нравится. Каждый хочет ее заполучить».
Откуда же ей быть счастливой?
Дверь за ней тихо закрылась. Это он смазал все петли и теперь, сделанная из крепких дубовых досок, старая дверь ходила мягко, словно только вчера была установлена столяром. Божидар сидел за столом и просматривал свои бесконечные записи.
– Испортишь глаза. Здесь темно. – Она нервничала, но не хотела, чтобы он это заметил. – Иди наверх. Там, на столе лампа гораздо лучше здешнего освещения.
– Ничего. – У Божидара было хорошее настроение. – Завтра вечером этот материал попадет на стол редакции. Плюс еще десятки фотографий. Это будет бомба.
– Зачем тебе все это? Что, будут хорошие деньги? – Она криво усмехнулась и потрепала его рукой по волосам. Запах его волос, словно волшебный дурман, мгновенно начинал кружить ей голову. – Останься. Скоро все успокоится.
– Ты в это веришь? – Резко спросил он.
– Я хочу в это верить. – Тихо прозвучал ее ответ. – Когда-то люди устанут воевать.
– Вот-вот. – Не без грусти произнес он, привлекая ее к себе за талию. – Когда-то, но уж точно, что не сейчас. Большие боссы ищут войну. Лучшего случая, чем здешняя ситуация просто не придумать. Война – отличный бизнес.
Встав из-за стола, он сильно прижал ее к себе и крепко поцеловал в губы, от чего у нее снова закружилась голова и кровь отлила вниз тела.
«Сказать ему или не сказать?» – Мысли путались от нахлынувших чувств. – «Если вернется, тогда скажу. В конце концов, во всех случаях это будет мой ребенок». Ей казалось, что внутри её кто-то прислушивается к их разговору. Девочка или мальчик? Это совсем не важно. Если что, она родит и сама будет его воспитывать. Божидар давно заметил, что она стала полнеть. Говорит, что ему это нравится. Хорошо, что он не догадывается о настоящих причинах. Так ему будет спокойней покидать её дом. Ивица взяла себя в руки и высвободилась из объятий Божидара.
– Что с тобой? – Удивился он.
– Ничего. Ты же уезжаешь.
– Я вернусь. – Он улыбнулся и снова поцеловал ее. Говорить что-то банальное не было ни желания, ни времени. И он просто повторил. – Обязательно вернусь.
Ивица ничего не сказала в ответ. Поднявшись на второй этаж дома, она достала из старого бабушкиного комода вещь, нательный образок, который когда-то носили еще ее дед, а затем и отец. Обоих уже давно не было в живых. Образок представлял собой прямоугольной формы кусок серебра грубой отливки, на котором был изображен святой Георгий. Вместе с увесистой серебряной цепью он, казался, слишком тяжел и, действительно, был неудобен для повседневного нательного ношения. Одевали его только в праздники, при этом поверх одежды. Ивица внимательно рассмотрела семейную вещицу. Все в порядке. Святой Георгий скакал куда-то на коне, подминая под собой змия. Голова Святого была повернута в сторону, и выражение лица говорило о том, что проблема победы над рептилией уходила в прошлое. Но змий под копытами коня, казалось, был еще жив, о чем свидетельствовала его извивающаяся поза. Смотрел ли Святой Георгий на Ивицу, или просто вдаль, мимо нее, было не понятно. Обращаясь к Всевышнему, она помолилась, попросив сохранить Божидара, помочь ему сделать так, как он того хочет. Просить, чтобы он остался или обязательно вернулся, она не стала. Пусть сделает так, как решит сам, как ему будет лучше.
