скачать книгу бесплатно
– Погоди-ка, – пытаюсь я докричаться до прыгающей Агатки. – Погоди-ка. А как же здешняя жизнь? У меня работа, квартира, дети, какой-никакой Ромабывший муж. Кстати, забыла тебе рассказать – его Инка скоро родит, если уже не.
– Уже – да, – говорит мне Агатка и перестаёт прыгать. – Собственно, поэтому я и пришла.
Она вдруг становится серьёзной. Такой серьёзной, что я пугаюсь.
– Говори, ну, – шепчут мои губы.
– Тебе придётся побыть её Агаткой. Инкиной, – говорит мне Пигалица. – Потому что она вчера умерла.
Врачи что-то объясняли, да я не поняла.
– А ребёнок? – в голосе моем ужас.
– Ребёнок? Ах, да, с ребёнком всё в порядке. Девочка. Симпатяга, рыжая. Из наших будет!
И снова комната кружится передо мной, а вместе с ней кружатся храбрая маленькая девочка, добрая говорящая собака и я – женщина неопределённого возраста с очень определённым желанием прижаться как можно крепче и как можно скорее к Генкиной груди и зареветь.
Но не я пишу этот сценарий, а жизнь.
Поэтому слёзы мы отложим до лучших времён – и вот уже в дорожную сумку летят зубная паста, тапки с помпонами, чашка с райской птицей, пижама с мишками, ну а что ещё надо Агатке?
Комната кружится и кружится, и я начинаю кружиться вместе с ней, и кажется, даже немного лечу.
Лечу и реву. Инка, Инка… Ну как же так, а?
Эпилог
С того памятного вечера прошло шесть лет.
Девочку назвали Анютой.
Я её люблю больше жизни.
Больше Генки? Не знаю. Чтобы знать наверняка, надо сравнивать. А сравнивать не с чем, мне не досталось его любить. Я имею в виду, любить вплотную, так чтобы наши поверхности не только соприкоснулись, эка невидаль. Чтобы они притёрлись, но при этом не протёрлись, а засверкали.
Этого не произошло, поэтому иногда мне кажется, что я люблю Анюту и вместо него тоже.
Вся моя нежность – ей, а это ой, как много.
Слишком много для одного Геннадия. А для ребёнка – в самый раз.
Вы, конечно, можете спросить, а как же утверждение меня на должность Агатки? Неужели небесная канцелярия опростоволосилась, неужели я пренебрегаю такой замечательной возможностью выбиться в люди. В смысле, в Пигалицы?
Конечно, нет.
Просто быть Агаткой – это не то, что вы подумали.
Быть Агаткой – это устраивать похороны, утешать своего бывшего в его великой скорби, съехаться с ним ради ребёнка, и в один прекрасный момент понять, что бывший становится тебе тоже немного ребёнком, с мужчинами всегда так.
Быть Агаткой – это отменять пациентов на шесть месяцев вперёд, потому что за новорождённой нужен уход, валиться с ног от усталости каждое утро и каждый вечер, закусывать губы от мыслей, что никто не целует эти самые губы, и тут же забывать, отчего тебе так больно, услышав первое «агу».
Быть Агаткой – это не спать ночами, укачивая чужого младенца, разводить молочные смеси, даже не пытаясь вспомнить, когда сама ела в последний раз, втаскивать коляску на пятый этаж без лифта, вытаскивать её же из багажника, выгуливать чудесного пупса каждый день по два часа, невзирая на погоду, высиживать очереди к детскому врачу, замирать от страха, глядя то на красный столбик градусника, то на побледневшее личико.
– А как же Маковые Поля? – спросите вы. – А как же гулять и вплетать цветы в рыжие кудри?
Что же, скажу по секрету. И это случится, но потом. Пока что – лишком много забот, тех самых, которые держат нас за верёвочки и не дают улететь.
Тех самых, которые уберегают нас от самих себя.
Потому что самые беззащитные существа на свете – это собаки и…
– Маленькие девочки! – кричит Анюта и бежит ко мне навстречу, распахнув объятья, в которых все Маковые Поля на свете.
Комната начинает кружиться.
Интересно – что произойдёт на этот раз?
Жена писателя
Глава первая
«Есть искусство высокое, а есть высоковольтное. Например, быть женой писателя. Не пробовали?» Она поднимает голову, смотрит в окно.
Ручка выскальзывает из пальцев, катится по столу, падает на пол.
Кошка по имени Ню открывает круглый жёлтый глаз, готовый покатиться за ручкой хоть на край света.
Кончик хвоста качается как маятник, замирает.
Время останавливается.
Ирис красива. Ирис похожа на осень.
Её тонкие волосы вьются на висках и светятся медно.
Когда она запрокидывает голову и утробно кричит, кажется, что крик её тоже меден.
Она запрокидывает голову и кричит, всегда, когда Семочка, её муж-писатель, вспоминает, что он женат и приходит под утро в её спальню.
У Семочки кадык на шее и жилистые руки. Он русский. Он зовёт её Ириска.
Объясняет, что ириска, это такая конфета, которую можно класть под язык.
Свою Ириску писатель кладёт под язык очень редко.
– Тебе ведь хорошо, было хорошо? – спрашивает он, потом, после тех самых утробных криков.
Не спрашивает, а утверждает.
Женщина прищуривается, смотрит в окно, убирает медный завиток за ухо.
Она вспоминает, насколько ей было хорошо в последний раз, как давно этот последний раз был, и не стоит ли позвонить Стиву?
Стив работает менеджером у них в журнале, давно поглядывает на Ирис голодными глазами и наверняка умеет обращаться с ирисками.
В остальном, он такой же, как и все.
Но не такой, как Семочка.
Таких, как Семочка больше нет.
Иногда и самого Семочки нет.
Во всяком случае, ей часто так кажется.
Вот и сейчас, он настолько ушёл в свой новый роман, настолько в него нырнул, что стал частью этого проклятого Вавилона.
Роман так и называется «Вавилон» и главный герой романа, представьте себе, ослик.
Ах, нет, не так.
Ослик.
Есть в книге ещё городской сумасшедший Оникс и мастер Гор, есть Башня и Библиотека.
Есть жара, она переливается через край романа и иногда заполняет собой даже этот ветхий дом, сползает по ступеням в сад, и тогда слабое осеннее солнце начинает светить сильнее, так, что режет глаза.
До слез.
Ирис ненавидит все, что касается Вавилона, глиняных табличек, бирюзового Ефрата и средиземноморского солнца.
Особенно она ненавидит пронзительный ослиный крик, похожий на звонок Сёмочкиного будильника.
Сегодня, как и всегда, когда у Сёмочки «идёт роман» будильник завопил по ослиному в половине пятого утра.
Семочка вскочил как ошпаренный, прошлёпал на кухню, заварил свой чефир, подхватил чашку и сахарницу, вышел из дома. Хлопнула дверь веранды.
С тех самых пор Ирис не спит.
Когда осень, утро и прилив, особенно хочется ласки.
Сначала она ворочалась, потом все-таки встала. Приняла душ, накинула уютный халат. Пошла на кухню, покрутилась, выпила кофе. Замесила тесто на утренние блинчики, поставила тушить овощи для обеденного рагу.
Задумалась, что приготовить на ужин и какое вино охладить.
Закончив с кухней, решила заняться статьёй.
Прошла в свой кабинет – огороженный угол кухни, вернее, даже не угол, а облупленную нишу с окном, в нише жили стол с продавленным диваном, на диване жила кошка Ню.
Статья сначала пошла хорошо, но мысли скакали, как зайцы, а ручка упала и укатилась.
Ирис вздыхает, кладёт голову на руки, замирает.
Хорошо бы выйти в сад, поискать малину, вдруг осталась пара ягод?
Кошка Ню подходит, трётся об ноги.
Ноги у Ирис длинные и стройные, вот что значит иметь правильные гены.
Мама у Ирис финка, а папа русский, как и её Семочка. Может быть поэтому она его выбрала?
Да нет, это он её выбрал. Схватил, украл, унёс.
Уволок.
В прошлой жизни у Ирис было все как у людей.
Дом, муж, дети.
А сейчас все как у жены писателя.
Дом – курам на смех, дети выросли, первый муж уехал на море со своей секретаршей, а она… Ей даже работу пришлось поменять.
– Никаких дежурств в больнице! – кричал Семочка, размахивая жилистыми руками. – Я тебя обеспечу!
Вы ознакомились с фрагментом книги.
Для бесплатного чтения открыта только часть текста.
Приобретайте полный текст книги у нашего партнера:
