скачать книгу бесплатно
– Что значит; «не мое дело»? Я все еще твоя жена, если ты не забыл, так что ты остаешься дома, я тебя не пускаю!
Женя продолжал одеваться; он уже надел шапку и повернулся за курткой, как вдруг Ольга встала перед дверью, загородив ее собой.
– Ты никуда не пойдешь, я сказала!
– Отойди по-хорошему, я ухожу!
– Куда, куда ты собрался? Отвечай!
Женя попытался дотянуться до дверной ручки, но Ольга стала кричать, отталкивая и сыпля угрозами.
– Если ты сейчас уйдешь, я тебя больше не захочу видеть! Если ты уйдешь, свои вещи будешь искать на помойке, я тебе это обещаю!
Женя посмотрел на нее так холодно и мрачно, что Ольге на секунду стало страшно. Он хоть и не в полную силу, но все же оттолкнул ее от двери. Ольга повалилась на пол. Даже не посмотрев на жену, Женя захлопнул за собой дверь.
Несколько мгновений прошло, пока Ольга переваривала случившееся: «Он меня толкнул, первый раз за все время».
Она подскочила и выбежала на лестничную площадку. Там никого не было.
«Куда он исчез?» – гадала Ольга, босиком спускаясь по лестнице и заглядывая вниз через перила.
Ей хотелось закричать, чтобы он услышал, но она боялась, что ее может услышать и кто-то из соседей.
«А что, если он не выходил из дома? Что, если он ушел к кому-то из нашего дома?» – от этой мысли у Ольги свело ноги.
«Он бы не смог», – неуверенно подумала Ольга и расплакалась так, как никогда еще в жизни не плакала.
***
Бессонная ночь, казалось, длилась вечность, Ольга никак не могла прийти в себя. Сначала она безутешно плакала и стонала, обняв дрожащими руками подушку. Затем в полумраке она смотрела на свое отражение в зеркале, пытаясь понять, когда она стала той, от которой уходят в зимнюю ночь. Поначалу ее заплаканное лицо в отражении вызвало сочувствие и жалость. Она ненавидела мужа за то, как он толкнул ее в коридоре и даже не извинился. Она ненавидела его за то, что он ушел. Она ненавидела его за то, что теперь она была одна. Но тут в отражении ее лица будто что-то поменялось. Оно улыбнулось ей, но улыбка была страшной и отталкивающей. Ольга ясно услышала свой голос, но теперь он был жесткий и холодный.
Теперь она обвиняла себя. В том, что когда-то поспешила выйти замуж, что не занялась карьерой, а родила дочь, которая теперь будет жить в неполной семье. Ольга не простит Жене его выходку. Да и не ясно, вернется ли он к ней. В голове промелькнули кадры из фильмов «Москва слезам не верит» и «Эрин Брокович».
«В конце концов, – мысленно подбадривала себя Ольга, – я закончила ВУЗ с красным дипломом, я могу работать и больше не думать о том, что я плохая жена».
Она начала убеждать себя, что уход мужа даже к лучшему. «То, что мертво, умереть не может», – вдруг вспомнилась ей фраза из сериала, который они когда-то давно смотрели с мужем по выходным. Правда, она не могла вспомнить, кто и по какому поводу это сказал, но он был явно прав. Их отношения – как она размышляла, – больше походили на восковую фигуру в музее или на манекен в магазине. Издалека могло показаться, что это живой человек, но подойдя поближе, понимаешь, что, несмотря на всю пугающую человечность, в этих фигурах нет жизни, нет души. Вот и с ее семьей было так же.
«Пусть лучше Варя растет без отца, – утешала себя Ольга. – С Женей они смогут встречаться, если она захочет, зато ей не придется видеть, насколько оба родители несчастливы вместе. Это убьет ее веру в семью».
Ближе к трем утра Ольга вышла на кухню, чтобы убрать со стола. Заметив догоревшие свечи, она не могла не провести аналогии с их с Женей потухшими чувствами. Отголоски вчерашней ссоры и бессонная ночь отпечатались на лице девушки: к давно привычным черным кругам прибавились опухшие веки и красные заплаканные глаза. Ольга решила не прятать нетронутую еду в холодильник.
«Пусть это все выметается отсюда, как и он сам», – подумала девушка, выкидывая все в мусорное ведро.
Когда кухня была очищена от следов вчерашнего несостоявшегося ужина, Ольга взяла бокал вина и подумала затопить им чувства. С первым глотком сладко-пряный вкус вина разлился во рту, согревая и утешая девушку. Она уже хотела сделать второй, но вместо этого с внезапным страхом бросила бокал на пол; он вдребезги разбился на множество мелких осколков. Ольга сделала это машинально, совершенно не думая. Словно кто-то внезапно толкнул ее.
Девушка опять провела печальную аналогию со своим развалившимся браком. Она долго смотрела на осколки, благодаря себя, что поступила именно так. Алкоголь всегда был для нее чем-то неприятным, она позволяла себе пригубить вино или шампанское только в большие праздники в кругу семьи и друзей. Но пить в одиночестве, чтобы залечить душевные раны – это было для нее показателем величайшей слабости духа. Она презирала таких людей. Вот одна из причин, почему она в свое время вышла замуж за Женю: он совершенно не пил. Даже хороший коньяк или марочное вино его совершенно не прельщало.
«Нужно поскорее убрать осколки и вытереть красную лужу, чтобы пятно от вина не высохло», – подумала Ольга, вставая из-за стола.
Вернувшись в спальню, она выглянула в окно, посмотрев на черное ночное небо: на улице все еще горели фонари, кружил легкий снег, в некоторых окнах квартир уже был зажжен свет. Все олицетворяло холодное спокойствие, которое стало потихоньку воцаряться в сердце девушки. После долгих тревожных часов, проведенных в слезах и мрачных мыслях, спокойствие или хотя бы безразличие было весьма кстати.
«Где он сейчас? – вдруг подумала Ольга, наблюдая за пустынными заснеженными улицами. – Не на улице же в такую ночь?»
Но тут она разозлилась на себя саму за то, что беспокоится о том, кто первый обидел ее, толкнул – и сам ушел без объяснений.
Нет, такого она не могла себе позволить, и поэтому стала будить уже утихающее чувство обиды. Надо было идти спать, поэтому она взяла телефон, и, борясь с отголоском желания позвонить мужу, написала e-mail своей начальнице, предупредив, что из-за резко поднявшейся температуры, которая изводит ее весь вечер и всю ночь, она не придет на работу.
Отложив телефон в сторону, она спряталась под одеяло и быстро погрузилась в тревожный сон, даже не смыв макияж.
Глава 2
Целый день лил дождь. Снег, еще несколько дней назад рисовавший картину зимней сказки, превратился в грязные потоки слякоти. Небо, затянутое тучами, создавало впечатление, что город погрузился в вечные сумерки. Унылое настроение погоды словно оправдывало не менее пессимистичный настрой девушки.
«И без того серые лица людей посерели от отсутствия солнца и порывистого холодного ветра, задувающего до самых костей», – заметила Ольга, возвращаясь с работы. Конечно, у нее не было ни единого сомнения, что она прекрасно вписывается в эту картину. Даже более того, с опухшими от многодневных слез веками и темными от постоянных переживаний кругами под глазами она могла бы возглавить это общество серой уставшей массы.
Уже прошла почти неделя с тех пор, как муж ушел. Он не написал, не позвонил, Ольга не знала, на что ей рассчитывать, у нее было желание написать Жене все, что она о нем думает. Сказать, что он недостоин даже того, чтобы из-за него переживать, что пусть живет где хочет и с кем хочет, что ей все равно. Но она не решилась.
От подруг она слышала советы, которые напрочь противоречили советам ее мамы, у которой она с Варей сейчас жила: дочку Ольга убедила, что папа уехал по работе в другой город, откуда пока не мог звонить. Но главное, что их советы противоречили ее собственному пониманию, что нужно делать.
Услышав очередное наставление мамы, что нужно позвонить мужу, надавить на совесть отцовскими обязанностями, встретиться и все обсудить, она вдруг осознала, что так всю жизнь и живет. Советы от одних, потом поучения от других, ну и вишенкой на торте всегда были напутствия ее мамы. Правда, совет – это то, что можно принимать или не принимать по желанию. В случае Ольги почти все полученные советы были обязательны к исполнению. Она стала отчетливо понимать, что всю свою жизнь делала только то, что хотели от нее другие.
Если кружки в детстве – то только те, которые выбрали родители, а не те, на которые она хотела ходить. Если оценки – то только «отлично». Учеба в школе на «хорошо» была достаточно позорным делом, ведь все всегда считали, что вот «Олечка у нас точно далеко пойдет».
Озираясь на свою «тюремную» жизнь, она даже считала каким-то чудом, что в свое время смогла уговорить родителей разрешить ей выбрать журналистику, которая не входила в список перспективных профессий, по мнению мамы с папой. Странно и то, что тогда она думала, будто эта специальность будет свежим дуновением ветра в ее тухлой жизни. Но уже на втором курсе университета она стала учиться ради самой учебы. Оценки ради оценок, похвала ради самой повалы. Ее не интересовало будущее в амплуа журналиста. Наверное, она никогда и не хотела им быть, просто осознавала, что на педагога младших классов ей никто не даст пойти, поэтому и выбрала – по совету тети – то, что хоть как-то отличалось от родительских планов. Тетя помогла убедить маму, что этот диплом откроет перед Ольгой многие дороги в разных сферах. Конечно, она ошиблась. Ведь не диплом открывает дороги, и не хорошие рекомендации от преподавателей. Дороги открывает жадность к знаниям в выбранной сфере, желание развиваться и внутренний огонь, зажигающий не только человека, нашедшего себя, но и всех находящихся подле него. С ней такого не произошло.
Забавно, но только сейчас Ольга поняла, что не сама выбрала университет и профессию. Раньше она гордилась, что хоть что-то сделала сама. Сейчас же с горечью в сердце поняла, насколько жалко выглядела ее жизнь.
Что уж говорить, если даже друзей в школе выбирала ей мама. Нет, она не может сказать, что не дружила с этими выбранными для нее одноклассницами в детстве, но больше всего она любила Марину, с которой они играли вместе в начальной школе. Но узнав о неблагополучных Марининых родителях, Олина мама мягко, но настойчиво запретила водиться с такой подругой.
Несмотря на то, что Ольге было уже почти тридцать лет, она все еще не могла простить себя за слова, сказанные Марине в пятом классе. Поначалу она просто старалась ее избегать, делая вид, что ей постоянно нужно куда-то срочно пойти, если Марина пыталась заговорить с ней. В какой-то момент Ольге показалось, что план сработал: Марина словно сама перестала искать ее компании. Но однажды Марина подошла к ней в коридоре на перемене, когда Оля была совсем одна, и потребовала объяснений. Она искренне думала, что как-то обидела Олю, сама того не понимая, и хотела попросить прощения. Оля же из-за своей трусости не смогла придумать ничего лучше, как сказать правду: ей запретили общаться с Мариной из-за возможного плохого влияния со стороны Марининой семьи.
Марина, эта маленькая девочка из не самой лучшей семьи – по мнению мамы Оли, – долго смотрела на подругу поблескивающими от слез карими глазами.
– Почему твоя мама так думает? – дрожащим голосом спросила девочка.
– Ну, – вцепившись в косички, протянула Оля, – это из-за того, что твой папа пьет и не заботится о тебе и об Игоре. Мамы у вас нет, вас некому воспитывать, а значит, ты можешь плохо на меня повлиять, – почти шепотом выдала Оля, опустив глаза в пол.
Она не хотела встречаться взглядом с Мариной. Оля знала, что не смогла бы сказать ей все это в лицо. Она рассматривала потертые кроссовки Марины, в которых та ходила в школу, потому что у нее не было другой хорошей обуви. Прямо напротив этих кроссовок блестели хорошие кожаные туфли Оли. Она все еще не поднимала глаз, просто смотрела на Маринины худенькие ножки с выпиравшими коленками.
– Это так жестоко, Оля. О, как же это жестоко, – мрачно, сквозь слезы выдавила Марина и побежала в сторону женского туалета.
Это действительно было жестоко. Оля часто вспоминала об этом дне, хотя с тех пор прошло почти два десятка лет. С Мариной они больше не общались, просто постепенно стали совсем чужими людьми, Оля нашла новую компанию. Они перестали существовать друг для друга, по крайней мере, делали вид.
Однажды – это было в девятом классе – Марина просто перестала ходить в школу. Сначала все думали, что девочка просто заболела, и не обращали внимания на ее отсутствие. Спустя несколько недель Оля все же задала вопрос учительнице во время урока. Оказалось, что Марину забрала служба опеки, так как ее отец часто подолгу пропадал, а соседи уже не могли закрывать глаза на то, что детям элементарно бывало нечего есть, и вся работа по дому лежала на четырнадцатилетней девочке.
В тот же вечер Олина мама заявила, что не зря запретила дочери общаться с такими людьми.
– Вот ты еще увидишь, она закончит на улице, – любила повторять мама.
Оля никогда ей не перечила, хотя в душе знала, что это никогда не случится. Марина была очень доброй, настоящим ангелом, и мечтала о крепкой семье, где будет полон дом детей, которые будут расти в атмосфере любви и заботы. Марина была целеустремленной: еще ребенком она точно определила, чего хочет от жизни. Она пошла от обратного, решив, что в ее собственной семье будет все то, чего в детстве не хватало ей самой.
Она любила отца, но мечтала поскорее повзрослеть, забрать младшего брата и уйти, чтобы не видеть пьяных друзей отца, его деградацию, от которой было физически больно. Вот такой была Марина. Она была невероятной. Оля ее не жалела, она ей восхищалась. Нет, конечно, ей было грустно, что жизнь Марины сложилась именно так, но внутренняя сила этой девочки не могла быть сломлена ни насмешками девочек в школе, ни отцом, ни прогнозами Олиной мамы.
Но вот в девятом классе ее забрали, и больше Оля о ней ничего не слышала.
Мысли и воспоминания о прошлом охотились за Ольгой днем, а ночью проникали в ее сны смутными картинками и образами.
У мамы дома все было не так спокойно, как хотелось бы. Каждый вечер после работы они с мамой за столом в кухне обсуждали все, что произошло, и как нужно было поступить. Мама сначала жалела Ольгу, но длилось это не долго, уже спустя несколько дней она стала намекать, что виновата в этой ситуации именно ее дочь. Мама, конечно, не говорила напрямую, но постоянно критиковала ее поведение в семье, особенно отношения с мужем.
Ольга же, обычно молчаливо выслушивавшая все упреки и замечания матери, на этот раз встала в оборонительную позицию. А на шестой день после ухода мужа, когда Варя играла в комнате бабушки, Ольга не стала терпеть очередной совет мамы, и сама пошла в наступление.
– То есть и в этом я виновата? – поинтересовалась Ольга, сидя напротив мамы за кухонным столом.
– Я не говорю, что только ты одна, но признай, что все-таки муж ушел от тебя, а не ты от него, а значит что-то и с тобой не так, – спокойно объясняла мама.
– Да со мной все, видно, не так, раз я в это все изначально вляпалась.
– Ну ты же сама решила пойти учиться на журналиста, а тебе говорили, что нужно было строить карьеру, думать о будущем, а не глупостями заниматься, – так же спокойно заявила мама, попивая чай без сахара.
– Да при чем тут это? – в глазах Ольги заблестели слезы. – Я и журналистом-то не хотела быть, раз уж на то пошло.
– Что значит «не хотела»? – Антонина Олеговна закатила глаза и покачала головой в неудовольствии. – Все мозги нам с отцом проклевала тогда своим «журфаком», вот и пожинай плоды, работаешь непонятно где, на должности, для которой и среднего образования с головой хватит.
– Да, не пригодился мне диплом, но дело-то не в этом, – жалобно смотрела на маму Ольга, вдруг испугавшись, что вступила с ней в спор.
– Не в этом, а в чем?
– А в том, что я всю жизнь исполняю твои приказы, вот в чем!
На мгновение в кухне воцарилась полная тишина, обе женщины не могли поверить в то, что происходило сейчас между ними. Антонина Олеговна впервые услышала обвинение от своей единственной дочери. Ольга же вдруг почувствовала невероятное облегчение.
– То есть это я виновата в твоих неудачах?
Это было произнесено дрожащим голосом с ярким оттенком нарастающего гнева. Ольга посмотрела на свою все еще хорошо выглядящую мать, которая была для нее почти Богом на Земле, но страха больше не было.
– Нет, но в том, что благодаря твоим вечным советам, я совершила много ошибок в жизни, не сомневаюсь.
– Да как ты смеешь обвинять меня?! Ты посмотри на нее! Я тебе всю жизнь отдала, силы свои и время! Я все делала, чтобы ты человеком стала, чтобы ты добилась успеха, а в итоге я и виновата! Вот это новость, послушай только!
– Я не сомневаюсь в твоих стараниях, – заплакала Ольга, – просто я всю жизнь жила так, как хотели другие. Даже замуж вышла за того, кто нравился вам с отцом.
– Да где бы ты была, если бы не Женя? Ты вспомни свои вечные пустые метания: то в одного влюбишься в университете, потом плачешь, потом со вторым – и опять слезы. Да ты выбирать же не умела!
Антонина Олеговна поднялась со стула и наклонилась к дочери, тыча пальцем в ее лицо.
– Ты только вспомни, как ты закрывалась в ванной комнате и рыдала там из-за своего Кирилла, которому и не нужна была совсем, – властно продолжала женщина. – Это его ты выбрать хотела, это с ним бы ты жила своей идеальной жизнью?
Ольга молчала и смотрела в пол, вспоминая отдельные картины событий, о которых говорила мама.
– Вот то-то и оно! А Женя был подарком для тебя, если бы не он, то… Я даже и не знаю, что тогда. Так что ты мне не говори, будто мы с отцом тебе жизнь испортили, мы ее тебе спасли. Да и насильно тебя никто в ЗАГС тянул, или я ошибаюсь?
Ольга все еще молчала, понимая и даже принимая то, что мама в чем-то была права. По крайней мере в том, что никто силой не заставлял выходить замуж. Она сама согласилась, только после скольких наставлений ее семьи – это уже другой вопрос.
– Знаешь, может, ты права, и я бы, если бы осталась с Кириллом или кем-нибудь еще, могла бы закончить плохо и быть еще более несчастной. Но знаешь, это был бы по крайней мере мой выбор, а не как сейчас. Где я сейчас, мама? Кто я? – снова заплакала Ольга. – От меня ушел муж. Я работаю на нелюбимой работе, и всю жизнь я боюсь того, что обо мне подумают люди. Но еще больше – того, что обо мне подумаешь ты.
Прерывистые всхлипывания Ольги перерастали в настоящий отчаянный плач. Плач того, кто вдруг осознал, что потерял драгоценное время, и не уверен, сможет ли выбраться из ямы, в которую добровольно спускался долгие годы.
Антонина Олеговна закрыла дверь в кухню, чтобы Варя вдруг не услышала Олиных слез.
– Я устала, мама, – с мольбой посмотрела на мать дочь.
– Ты сейчас ведешь себя глупо, – холодно ответила Антонина Олеговна, скрестив руки на пышной груди, – ты теряешь контроль. Попей воды, умойся и успокойся, тебе не помешает.
Ольга бросила разгневанный взгляд на свою мать и, подскочив со стула, направилась к двери.
– Ты опять даешь мне советы, – фыркнула Ольга. – Да, я сейчас веду себя неадекватно, уж прости, но я так хочу, понятно?
Ольга вышла в коридор, ведущий из кухни к другим комнатам. Она шла решительно, высоко подняв голову. В голове крутилась только одна мысль: теперь она сама будет решать, что ей делать, с кем говорить, как воспитывать дочь и где работать!
Антонина Олеговна схватила Ольгу за руку и шепотом приказала ей не вмешивать сюда внучку.
– Оля, не надо сейчас сгоряча принимать решений, Варю хоть не вмешивай, – взволнованно говорила Антонина Олеговна, впервые столкнувшись с непослушанием дочери. – Я тебя прошу: вам нужно разобраться, успокоиться. А Варя с кем будет-то? Со мной хоть под присмотром да накормлена.
Ольга хотела вырвать руку и сказать, что с этого момента ей ничья помощь не нужна, а дочку она заберет с собой. Но все это были эмоции и гордыня, овладевшие девушкой, которые словно стая голубей, упорхнули при виде маленькой девочки, появившейся в коридоре.
– Ма-ам, бабушка? – вопросительно протянула Варя, чувствуя что-то неладное.
Антонина Олеговна и Ольга переглянулись и еле заметно кивнули в обоюдном молчаливом согласии. Ольга знала, что сейчас у нее начинается сложный период перемен, которые она уже чувствовала кончиками пальцев. Конечно, как бы она ни злилась на свою маму, она не могла не понимать, что теперь за Варей следить некому. Женя не сможет отводить ее в школу, а ей придется взять все на себя. Это ее, в принципе, не пугало, она знала, что быстро приспособится к новой жизни. Но вот что действительно вызывало опасения – так это ее нестабильное душевное состояние, тщательно скрываемое от дочери последние несколько дней. Пока рана еще кровоточит, а значит, одно необдуманное слово, одна несдержанная слеза – и Варя все поймет, а этого Ольга пока не хотела. Еще ничего не известно.
– Варечка, ты не проголодалась? – смахнув с себя пережитую ссору, сказала Ольга, мило улыбнувшись дочке.
– Ну-у, – задумалась Варя, – я бы хотела блинчиков с вареньем.
– Блинчиков! – вмешалась Антонина Олеговна. – Ну что же может быть проще? Пойдем, поможешь мне их приготовить.
– Ну бабушка, там мультики идут, я хочу посмотреть! Давай я просто потом приду выбрать варенье? – игриво предложила внучка и, не дождавшись ответа, побежала в комнату.
Оля и Антонина Олеговна рассмеялись от уловки их маленькой хитрюги.
– Ладно, мам. Ты права насчет Вари. Я сейчас не в состоянии позаботиться о дочке должным образом. Нужно во всем разобраться. Поэтому спасибо, что присмотришь за ней.
Антонина Олеговна понимающе кивнула и сказала, что для нее самой это настоящий праздник, ведь когда она вышла на пенсию, оказалось, что без коллег и работы ее жизнь стала слишком одинокой. Свободного времени было больше, чем могла выдержать женщина, поэтому встречи с внучкой стали настоящей отрадой, дуновением свежего ветра в ее жизни.
В этот же вечер Ольга взяла Варю на руки и объяснила ей, что папе нужна помощь по работе, поэтому маме иногда придется уезжать на день-другой. Она убедила дочку, что это буквально на две недели, не больше. Так что Варе придется пожить с бабушкой, а она будет приезжать в гости с подарками.
Варя сначала немного расстроилась, но появившаяся в дверях бабушка, которая смешно изобразила удивление от «случайно» услышанного, засмеялась:
– Вот это да, – она потерла ладони, словно муха лапки, – так это теперь мы сможем гулять в парке, есть мороженое и смотреть перед сном мультики, не рассказывая об этом маме с папой? Вот так да!
