Точка зрения. Дело № 36/4. Хрупкие кости

– Идиот. Ты мог бы обратиться ко мне. Если уж ты знал, что Ника живет в моем доме. Откуда, кстати?

– Велад – сфинкс, – пожал плечами Горс. – Он чувствует Тварей.

– Почему ты не пришел ко мне? Ты многое смог понять, почему ты не пришел ко мне? Мы ведь тоже пытаемся сделать Рурк чище!

Йеш Горс покачал головой.

– Я больше не хочу делать этот город лучше, ты что не слышал? Я хочу отомстить за себя. За свою разрушенную жизнь. За то, что моя жена меня даже не оплакивала. За то, что мои ученики погибли. За то, что я мертв. А ты – один из них, лорд Фрост. Но я должен поблагодарить тебя. Верхушка тоже искала Нику, даже подослала к ней гадюку, но моя птичка все еще жива… И я хотел сохранить тебе жизнь. Правда, хотел. Но ты сунулся сюда, и теперь слишком много знаешь…

Капитан на миг закрыл глаза, пытаясь осознать происходящее.

Верхушка шантажировала его жизнью Киры, но похитил ее якобы мертвый Йеш Горс.

Верхушка хотела убить Нику, а одновременно с этим девчонку хотели забрать себе эти люди…

Он все это время вел войну со знатью, не зная, что должен оборонять еще и спину.

Сфинкс Велад внезапно зарычал.

– Возьми ее, – хрипло приказал он стоящему рядом человеку, судя по одежде – выходцу из Термитника. Толкнув птичку в объятия сообщника, он выпустил когти, глядя на сцену.

Капитан взял на прицел Горса, но, не выдержав, тоже повернул голову к Кире.

И ко второму сфинксу, который, опустившись на четвереньки, вел носом по ее волосам. И рычал.

– Кто это еще? – резко спросил Горс. – Велад, это твой друг?

– Неххт, – коротко рыкнул Велад.

Капитан моргнул, глядя на Тварь возле Киры. На миг перед глазами мелькнуло поле боя. Город Нарк в Унрайле, где он сражался с таким же существом. И убил его кинжалом в сердце, потеряв глаз.

Тот сфинкс выглядел так же.

– А ты оказался умнее, лорд Фрост, – оскалился Горс. – Все-таки привел с собой подмогу. Но ничего. Вас все равно только двое. Займись собратом, Велад, а мы пока разберемся с человеком…

Но планам Йеша Горса не дано было осуществиться.

Рывком сняв с себя плащ, сфинкс на сцене укрыл им Киру. Из кармана выпала книга в мягком переплете и с яркой обложкой.

Капитан покачнулся, за долю секунды все понимая и осознавая.

Это действительно подмога. Отвернувшись от сцены, он стремительно подлетел к Горсу и, забыв про пистолет, вонзил в сердце бывшего руководителя оркестра кинжал.

Тварей нужно убивать.

И неважно, к какой расе они принадлежат.

Захрипев, Горс схватил было его за шею, но Капитан оттолкнул его и, больше не смотря на подонка, начал стрелять, не заботясь о том, что у его врагов тоже есть оружие. Если он умрет здесь – так тому и быть.

За спиной, там на сцене возле Киры, кипела схватка двух сфинксов. Слышалось рычание и жалобные стоны. Но Капитан не замечал этого. Он стрелял. Быстро, пока его противники не очухались.

Шесть патронов. И, считая зарезанного Горса, семь трупов.

Он ни разу не промахнулся. Отбросив ставший бесполезным пистолет, Капитан накинулся на оставшихся двоих. Держащий Нику подонок беспомощно глянул на него и отступил за спину изменившегося светляка.

Повеяло холодом, и Капитан почувствовал, как кинжал выпадает из мгновенно ставших деревянными пальцев. Зарычав, он сжал их в кулак и ударил со всей силы. Промахнулся. В отличие от него, светляк чувствовал себя в холоде прекрасно. Горло обожгло морозом, и Капитан закашлялся.

Все демоны преисподней, он не проиграет!

Сморгнув выступившие от кашля слезы, он нашел кинжал и сжал его замерзшими пальцами. К сожалению, согреться движением не получится – этот холод не настоящий. Но он сможет убить Тварь прежде, чем она убьет его.

Успеет.

Вот только все его движения были скованными и медленными. А светляк был так же расторопен.

На голову опустился кулак, и из глаз посыпались искры. Голова закружилась, но сознания, к сожалению врага, он не потерял. И использовал это. Схватив Тварь за шею, он с утробным рычанием, будто и сам был не человеком, вонзил кинжал в грудь светляка.

Промахнулся. Рана не смертельная. Но это помогло заставить врага отступить.

Прямо в объятия «серого» сфинкса, который без церемоний разорвал ему яремную вену своими львиными когтями. Ника была уже свободна. Она стояла посреди этого кровавого хаоса, прижав ладони ко рту.

Подняв голову, Капитан посмотрел на Джека. Во время схватки с собратом, пиджак и рубашка детектива превратились в лохмотья, и на покрытой львиной шерстью груди возле сердца красовалась полоска шрама.

Захотелось горько рассмеяться над своей слепотой и глупостью.

Подняв взгляд, он встретился со светящимися глазами Джека.

– Давай мы вытащим их отсюда, а потом ты меня добьешь, – глухо сказал тот.

Капитан покачал головой. Со смертью светляка холод исчез, вернув на место не только подвижность, но и разум.

Эта Тварь лишила его глаза.

– Как ты оказался в Рурке? Ты же воевал на стороне Тварей Унрайлы, – спросил он.

– Ты знаешь ответ, – ответил Джек. – Я был наемником, как и ты.

– Почему ты выглядишь моложе, чем есть?

– Ты знаешь ответ, – вновь сказал Джек. – Я – сфинкс. Мы стареем медленнее. На самом деле, я старше тебя почти на десять лет.

– Не буду я тебя добивать, – Капитан снял с себя плащ и протянул Джеку. – Только верни человеческий облик. Видеть тебя таким не могу.

Сфинкс моргнул, и начал изменяться. Став человеком, он взял плащ Капитана и натянул его поверх того, что осталось от одежды.

Капитан поднялся на сцену и, не глядя на лежащий рядом с Кирой разорванный труп Велада, склонился над ней. Отведя с ее лица спутанные волосы, он тихонько пошлепал ее по щекам.

– Она не очнется, – сказал Джек. – Не сейчас. Ее накачали «черным порошком». А еще они… эти подонки, они…

– Ничего не хочу знать, – сказал Капитан. – И вряд ли она захочет, когда придет в себя. Будем надеяться, что ее память окажется милосердной, и она ничего не вспомнит.

Завернув Киру в плащ Джека, он поднял ее и спустился со сцены.

– Пошли, – глухо произнес он. – Нас ждет экипаж.

Джек взял пистолет Капитана, сунул его в карман и обнял за плечи Нику.

– Я был уверен, что ты по-другому отнесешься к моей сущности, – заметил он и потянул девчонку к выходу. – Но я не чувствую в тебе желания меня убить. Почему?

Капитан кое-как открыл дверь. Вздохнул, глядя на безжизненную Киру.

– Ты знаешь ответ, – вернул он Джеку его присказку. – Ты отобрал у меня глаз, а я тебя убил. Думаю, выздоровление было долгим. Мы квиты.

Они покинули камерный зал, а потом и здание Оперы в молчании.

Томас

Проснувшись, Томас обнаруживает под дверью записку. Очевидно, посыльный не смог достучаться и оставил ее здесь.

Развернув бумагу, Томас замирает, глядя на короткое «Кира у меня», написанное рукой Капитана.

Облегчение накатывает на него волной, и он сползает на пол, не в силах стоять на ногах. Он ведь заснул под утро. Думал. Изводил себя тем, что он ничего не может сделать для спасения Киры. Казнил себя за грубые слова по отношению к Марле.

И сейчас он только и может, что плакать от счастья, размазывая слезы по лицу, так и не совершив ничего полезного.

Глупый шакал.

Жалкая шавка, недостойная называться даже Тварью, не то что человеком.

Когда его немного отпускает, он быстро одевается и спешит прочь из дома. Ему нужно увидеть Киру. Убедиться, что с ней все в порядке. А потом он отправится к Марле и упадет ей в ноги, моля о прощении. Потому что он сильно виноват перед кошкой. Потому что эта женщина согрела его, заставила почувствовать себя кому-то нужным, а он оскорбил ее, не справившись с эмоциями.

Он обязательно вымолит прощение. Но сначала увидит Киру. Согреется в ее свете, и станет обычным Томасом, а не сходящим с ума падальщиком.

Он бежит по занесенному ночным снегопадом Термитнику, спотыкаясь и поскальзываясь почти на каждом шагу. Он не обращает внимания ни на кого и ни на что. Все вокруг кажется смазанным пятном. Мир – не существует. Есть только Томас и его цель.

Осознав это, он резко останавливается и ожесточенно трясет головой, пытаясь скинуть это наваждение. Опять. Когда же это закончится? После убийства гадюки он никак не может вернуться к самому себе. Перестать чувствовать на губах свежую кровь. Такую теплую, вкусную, пьянящую… превращающую его в обезумевшего зверя.

Кира. Ему нужна Кира. Ее запах и улыбка. И тогда он станет собой. И пусть он никогда не будет обладать этой женщиной, пусть нашел ту, что смогла ее заменить, Кира все равно нужна ему.

Как воздух, без которого невозможно жить.

Когда его глаза начинают видеть детали вокруг, Томас продолжает свой путь. Он больше не бежит, держит себя в руках.

Он должен явиться к Кире простым шакалом, а не неистовым зверем с кровавой пеленой перед глазами.

Путь до Лагуны кажется бесконечным. Снег скрипит под ногами, с неба падают редкие белые хлопья, а запахи смешиваются. Томас как будто чувствует и тяжелый дух Горшечного Квартала, и смрад Термитника, и пряный аромат Спирали, и стоялую воду Лагуны и свежесть Обсидианового Моря… и жуткую гарь Крематория…

Когда подошвы его сапог касаются деревянного настила первого моста, становится легче.

Томас ускоряет шаг и немного погодя оказывается у дома Капитана. Быстро поднимается по крыльцу и громко стучит в дверь, ожидая, что ему откроет Капитан или Ника… или Кира…

…но на пороге стоит Марла, и шакал, не ожидающий ее увидеть, делает шаг назад, подворачивает ногу и падает. Скатывается с крыльца, ушибив ребра.

Поднявшись на ноги, он смотрит на кошку во все глаза. Кажется, ей понравился его акробатический трюк. В ее взгляде читается злорадство, а на губах появляется подобие улыбки.

– Проходи, – недружелюбно роняет она и скрывается в сумерках дома.

Томас осторожно следует за ней. Что кошка здесь делает? Или она просто пришла раньше? Принюхавшись, Томас слышит запахи Ники, Марлы, Капитана… Киры. Но не обнаруживает Джека и Мэри.

Получается, он не последний. Почему-то ему становится легче от этой мысли.

Марла куда-то исчезла. Томас заглядывает на кухню и обнаруживает там Капитана. Выглядит тот уставшим и потерянным. Кажется, этой ночью он не спал. Капитан сидит за столом и сжимает двумя руками чашку с давно остывшим кофе. Кажется, он и не замечает, что больше не один.

Так и не решившись подать голос, Томас аккуратно закрывает дверь и двигается дальше. В гостиной никого нет. Он поднимается по лестнице и, стараясь ни о чем не думать, открывает дверь той самой комнаты, где не так давно его настигло кровавое безумие. Ожидает увидеть беспорядок и бурые пятна, но, к его удивлению, в гостевой царит чистота. На кровати поверх покрывала спиной ко входу лежит Ника. На первый взгляд кажется, будто она спит, но Томас слышит тихие всхлипы. Золотая птица плачет.

Почему?

Впрочем, это неважно. Сейчас – неважно.

Томасу нужна Кира.

Он закрывает дверь и заглядывает в соседнюю комнату. И там, наконец, он видит ее. Киру. И Марлу, сидящую у подножия кровати прямо на полу.

Кира лежит неподвижно в умиротворенной позе на спине. Обнаженные руки поверх одеяла покрыты синяками, и Томас чувствует, как горло перехватывает. Он тихо рычит.

– Можешь не стесняться, – Марла горько усмехается. – Она не спит. Она без сознания.

– Почему? – гнев сменяется страхом.

Кошка вздыхает.

– Потому что все это время, которое она была у них, вместо обеда ее кормили «черным порошком» и, демоны знает, чем еще.

Томас чувствует, как грудь обжигает холодом. Подонки, как они посмели! Шагнув к кровати, он опускается на колени и берет в руки ладонь Киры, холодную и безжизненную. От нее пахнет мылом, а от постели – свежестью. Теперь понятно, что здесь делает кошка: очевидно, Капитану нужна была помощь женщины. Да и ночная сорочка, в которую одета Кира, выглядит знакомой. Это одежда Марлы.

Томас прижимается лбом к прохладной коже ладони Киры и закрывает глаза.

Он пытается радоваться тому, что она жива. Она здесь. В безопасности, тепле и среди друзей.

Почему же ему так горько? Почему в глазах Марлы мелькают огоньки бессильной ненависти? Почему Ника плачет, а Капитан кажется бездушной куклой?

И внезапно Томас понимает. А точнее – чует. Сквозь аромат мыла пробивается запах того, что похитители делали со своей пленницей. Запах насилия и мужской похоти.

– Отпусти ее. Она вряд ли поблагодарит тебя, если проснется со сломанными пальцами, – он слышит голос кошки будто бы сквозь слой ваты. Моргнув, шакал осознает, что сжимает ладонь Киры до хруста в костях.

Отпустив ее, он поворачивает голову к Марле. На краю сознания мелькает мысль, что надо извиниться. А потом – что сейчас это неуместно.

– Кто? – выплевывает он. – Кто это сделал?

Кошка пожимает плечами, но ничего не говорит. Вместо нее отвечает Капитан, стоящий в проеме двери и наблюдающий за этой сценой.

– Йеш Горс и те, кто был с ним. Люди. И Твари. Не верхушка, в этот раз их руки чисты.

Томас хмурится.

– Йеш Горс… Он же был мертв… так вот, почему Ника плачет!

Капитан молча кивает. На его лбу, ровно между бровями, залегла глубокая складка. Черная повязка особенно выделяется на бледной от бессонной ночи коже.

– Мы их убили, Томас. Всех.

Томасу нравится это слышать. И одновременно слегка досадливо, что он не участвовал в процессе…

– Вы? С тобой кто-то был?

– Да. Ника. И Джек, – на последнем слове голос Капитана слегка изменяется.

Томас снова смотрит на Киру. Если Марла права, то Кира вряд ли помнит о случившемся.

И это хорошо.

– А где он? Где Джек?

Капитан кривит губы в некрасивой усмешке.

– Заметает следы. Не хватало нам расследования еще одного массового убийства, если вспомнить, что это сделали мы сами. Мэри помогает. Она бывшая послушница Смерти, у нее остались связи с работниками Крематория. Думаю, они уже там. Сжигают в печах то, что осталось от тех ублюдков.

Получается, из всех Теней, только он, Томас, оказался не у дел.

– Почему ты не послал за мной ночью? – тихо спрашивает шакал. – Я… я мог бы помочь… хотя бы Джеку и Мэри.

– Мне нужен хоть один, у кого есть достаточно сил. А если точнее, именно тебе предстоит сегодня работать по делу, – отвечает Капитан.

– По делу?

Капитан вздыхает.

– Да. На нас висит дело о массовом убийстве в Обители, помнишь?

Томас качает головой.

– Я сейчас отправляюсь в Верхний Город, – продолжает Капитан. – Мы и так затянули с началом расследования. С Шейком я бы договорился, но новый куратор пока что для меня загадка. Я доложу ему, что… мы снова в полном составе, надеюсь, он поймет, отчего эта задержка. Но нужно действовать.

– А как же она? – Томас показывает на Киру.

– Ей ты сейчас не нужен. Никто не нужен. Когда действие «черного порошка» закончится, с ней будет Марла. И Ника. Возможно, вернутся и Мэри с Джеком. А нам пора поработать.

Томас сглатывает горькую слюну и переводит взгляд на кошку. Та отвечает безучастным взглядом.

Она крепко обижена на него, и не без причины.

– Хорошо. Что от меня требуется?

Капитан прав. Пора работать. Возможно, занимаясь делом, он перестанет ощущать себя жалкой шавкой, которую ткнули носом в собственное дерьмо…

Мэри

Когда Джек будит ее после полуночи стуком в дверь, он совсем не похож на сгусток тьмы. Нет. Наоборот, его эмоции настолько яркие, что Мэри отчетливо видит каждую из них.

Исступленная ярость. Она красная как кровь.

Да, от Джека пахнет кровью.

Отчаяние. Его меньше, и оно – желтое.

И – облегчение. Оно нежно-голубое, как цветок незабудки, и именно облегчение озадачивает Мэри больше всего.

– Ты должна мне помочь, – вместо приветствия шепчет Джек, и его голос заставляет ее вспомнить, что она облачена только в ночную сорочку, под которой ничего нет.

Мэри не помнит, насколько прозрачна ткань, из которой пошита сорочка, и это ее смущает.

Ее щеки начинают пылать.

– Что произошло? – пытаясь скрыть неловкость, спрашивает Мэри.

– Мы нашли Киру. Она сейчас у Капитана… отдыхает, – говорит Джек.

Смущение сменяется радостью от того, что подруга жива.

– А… почему ты пришел ночью? Что от меня требуется?

Джек тихо вздыхает.

– Мы с Капитаном убили… десятерых.

– Что? – теперь понятно, почему от Джека пахнет кровью.

– Да, так получилось… и нам нужно замести следы. До рассвета. Ты понимаешь, о чем я?

Да, Мэри понимает. Джек говорит о вечно голодных печах Крематория.

– Я… мне надо одеться, – Мэри внезапно становится холодно и немного страшно. Она обнимает себя за плечи, натужно пытаясь вспомнить: прозрачная сорочка, или нет.

Джек, кажется, все понимает.

– Я буду ждать тебя на улице, – бросает он и уходит, забирая с собой свой гнев, отчаяние и облегчение.

Оставляя пустоту и странное чувство. Будто Мэри что-то упускает. Что-то настолько очевидное, что ей должно быть стыдно, что она этого не заметила.

Быстро одевшись, Мэри спускается по лестнице, выходит на крыльцо и натыкается на Джека, который стоит на верхней ступеньке. Все его эмоции снова запрятаны глубоко внутри, и он опять становится невидимкой для Мэри.

Но его запах остается. И теперь, когда его эмоции больше не видны, рисующая слышит этот запах намного лучше, чем до этого.

Запах крови. И шерсти.

Твари.

Мэри замирает на миг, а потом расслабляется. Скорее всего, среди тех, с кем схлестнулись Джек и Капитан, были Твари, вот и все.

Он подает ей руку и куда-то ведет.

– Я украл экипаж, – весело говорит он. – Хорош полицейский, ничего не скажешь!

Он как будто стал самим собой, но Мэри видела его несколько минут назад. Она понимает, что это всего лишь маска.

Он надел ее недавно? Или носит ее всю свою жизнь?

– Как Кира? – спрашивает Мэри, и Джек слегка сжимает ее локоть, не совладав с собой.

– Плохо. Ее пичкали наркотиками и… – он обрывает себя. – Она вся в синяках.

Мэри кажется, будто он хотел сказать что-то другое.

Он подводит ее к экипажу, помогает устроиться на сидении, а сам устраивается на месте возницы.

Они едут довольно долго, и Мэри пытается понять, куда. Каждый район, каждый квартал, каждый дом Рурка имеет свой особенный запах. Слепая рисующая надеется, что однажды сможет изучить город досконально, и ей не придется угадывать.

Нет, она будет точно знать.

Впрочем, она сразу понимает, куда Джек ее привозит. Опера. Здесь всегда пахнет по-особому. Лаком для дерева, пудрой и застиранными костюмами.

А еще закулисными интригами, вдохновением и фальшивыми слезами.

Сегодня, ко всему прочему, здесь пахнет кровью. Мэри кажется, что запах ржавчины въелся в одежду, осел на волосах и стал неотъемлемой частью мира.

Или просто этого города.

– Останься здесь, – командует Джек.

Мэри выбирается из экипажа и терпеливо ждет, пока Джек возится с телами. Будь она зрячей, могла бы ему помочь, а так ей приходится просто принюхиваться.

Она была права: среди противников Джека и Капитана действительно оказались Твари. Она слышит дух «мерцающего холода» и кого-то еще. Именно его запах въелся в Джека.

– С кем ты дрался? – тихо интересуется Мэри, когда он, закончив, с трудом закрывает дверь, снова садится на место возницы и помогает ей расположиться рядом с собой.

– Ты о чем? – рассеянно спрашивает Джек, разбираясь с поводьями.

Она как будто действительно видит, как он недовольно скалится, распутывая их. А еще – она понимает, что за время драки запах не осел бы так равномерно.

Начинает кружиться голова. Этого не может быть! Не может. Она не могла быть до такой степени слепа столько времени! И Томас – тоже!

– Ты ведь дрался с Тварью, да? – снова спрашивает она, когда экипаж, наконец, трогается с места.

Город спит, и тишину нарушает только цоканье подков по мостовой.

– Да, – коротко отвечает Джек.

Он – сгусток тьмы. А ведь всех остальных Мэри видит без преград. Но этого не может быть, правда?

– Что это была за Тварь?

Джек долго молчит, и Мэри пытается разглядеть в нем хоть что-нибудь. Нет. Он снова совершенно пуст. Кажется, когда он явился к ней, просто забыл…

Забыл закрыться.

Становится тяжело дышать.

– Брось, Мэри, – после длительного молчания говорит Джек. – Ты все уже сама поняла.

Дыхание становится прерывистым, воздуха не хватает, и Мэри берет себя за горло, чтобы не закричать.

– Ты… ты – сфинкс, – хрипит она. – Вот почему на тебя не действует пение Ники. Вот почему ты чувствуешь таких, как мы!

Джек тихонько хмыкает.

– Вот видишь, ты и сама все знаешь.

– Но я не чувствовала в тебе Тварь. Никогда.

– Я долгое время не изменялся. Поэтому и пах, как человек, – Джек шмыгает носом и глубоко вздыхает. – А сегодня не сдержался. Не смог. Само собой получилось. Они изнасиловали ее, Мэри. И когда я это понял, то просто упал в истинную сущность.

– Что они сделали?.. – Мэри переплетает пальцы и кладет руки на колени. Снова становится холодно. И этот холод не имеет никакого отношения к снежным хлопьям, спускающимся им на плечи.

– Я этого боялся. С самого похищения знал, что без этого не обойдется. Но все равно надеялся.

Он – не человек. Он – Тварь. Он такой же, как она. Какой проснется Кира? Сможет ли жить с тем, что с ней сделали? А Капитан? Капитан ведь любит Киру. Каково ему? А Томас? Не станет ли шакал снова одержим убийством? Сможет ли он заслужить прощение кошки?

Мыслей было так много, что Мэри никак не могла понять, какую из них следует обдумать прямо сейчас.

Ее мир рушился. Привычные устои сходили на нет. И несмотря на то, что она узнала, несмотря на жуткое ощущение того, что Призрачные Тени больше никогда не смогут быть такими, как прежде, она с удивлением обнаруживает в своем сердце щемящую радость.

Оттого, что Джек – не человек. Теперь она может дать себе волю.

Теперь она может любить. Теперь в ее любви нет ничего странного.

Она сможет любить. Потом. Когда они сожгут тела подонков в печах Крематория. Потом. Когда в камерном зале Оперы не останется следов заварушки.

Потом.

Это будет потом.

Капитан

Если вспомнить про ночные события, его должно было шатать от усталости, но Капитан чувствовал скорее апатию. Может, это было и хорошо: бессильный гнев сменился холодом, а внешняя невозмутимость – это то, что нужно при разговоре с начальством.

Постучав в кабинет Сэйва, Капитан поправил шейный платок, глубоко выдохнул и заглянул внутрь, надеясь определить, в каком расположении духа находится новый куратор Призрачных Теней.

Сэйв хмуро изучал бумаги. Судя по кругам под глазами, ночь он провел не хуже Теней, и Капитан внезапно вспомнил, что вчера новый куратор был представлен высшему обществу Рурка. Или позавчера? Последние сутки смазались в сознании, что было совершенно неудивительно.

– Фрост… – хрипло произнес лорд Сэйв. Потом откашлялся и продолжил: – Рад, что вы удостоили меня визитом.

Капитан молча склонил голову в знаке приветствия. Он очень плохо знал нового куратора, и пока все реакции и слова были для него загадкой.

 У меня есть новости, – осторожно сказал он.

– Правда? – Сэйв поднял брови. – А я уж подумал, вы решили, что на непосредственные обязанности можно наплевать…

Капитан нахмурился и встал навытяжку.

– Хотелось бы узнать, о чем вы, лорд Сэйв.

Тот прищурился, а потом повел плечами оттянув ворот рубашки, будто ему было трудно дышать.

Похмелье, не иначе. Капитан опустил глаза, пытаясь скрыть разочарование. В глубине души он надеялся, что приезжий лорд не окажется «протухшими сливками».

Жаль. Теням не помешал бы союзник, облеченный властью.

Сглотнув, Сэйв поднялся на ноги и подошел к столику возле окна, где стоял графин с водой. Оказалось, новый начальник был на полголовы выше Капитана. Немного тщедушный, но крепкий, он не выглядел пьяницей или развратником. Кожа была чистой, никаких следов употребления «черного порошка».

Налив полный стакан, Сэйв большими глотками опустошил его.

– Шейк спускал вам все? – снова охрипнув, спросил куратор.

– Я не понимаю…

– Вчера один из вас не явился в участок. Джек Роквелл. Впрочем, вы тоже ненадолго почтили своим присутствием рабочее место. Это никуда не годится, Фрост.

Капитан сжал зубы. Несмотря на усталость, сердце заколотилось, и он почувствовал прилив гнева.

Нельзя. Ссориться с непосредственным начальником – последнее дело.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.