Дожить до рассвета

Вдруг подошва ступила на что-то мягкое. Я отскочила и уставилась на заросли.

– Ай! Тц! – сказал куст. – С-с-с! Ляха муха, какого ты тут бродишь?

Из листвы показались рыжие вихры, а следом и недовольный Петя.

– А ты чего тут? – ошалела я.

– Какая разница? – Петя осматривал берег. – Иди на место, Котяра скоро припрется.

– Я с тобой хочу. Мне интересно.

– Тебе нельзя, – отмахнулся он. – Ты маленькая. Иди назад, кому сказал.

– Одной по лесу? Мне нельзя. Я маленькая.

Петя скрипнул зубами, фильтруя потоки мата, и, так ничего и не выдав, двинулся в противоположную от озера сторону, глубже в лес. Я вприпрыжку побежала за ним, забыв про венки. Каждый раз проходя мимо особо густых кустов, он останавливался, приподнимал листву палкой и, не найдя сокровищ, снова шел дальше. Допытываться, что именно мы искали было еще бесполезнее, чем ругаться на зависший компьютер – тот хотя бы жужжит в ответ. Ясно, что не туалет – участок выглядел слишком цивилизованным.

Вдруг Петя замер, вглядываясь в заросли. В карих глазах мелькнуло что-то от азарта, что-то от страха, щепотка недоверия и наконец ликующее торжество, спустившееся в довольную улыбку.

Впереди искрился огонек. Деревья и трава вокруг укрылись туманным шелком его света и расступались, оставляя место для поляны. Посреди нее, сквозь кружево папоротника тянулся к небу золотой цветок. Сродни лилии, лепестки которой то вились, загибаясь к стеблю, то стелились по сторонам, он напоминал звезду, готовую исполнить любое желание за возможность освободиться и вернуться домой. Чем ближе воздух подбирался к бутону, тем гуще собиралась дымка, тем ярче она сверкала, укрывая истинную красоту от посторонних.

– Хорошенький, – оценила я. – Как ароматическая свечка.

Петя облизнул губы, воровато стрельнул глазами по сторонам и потянулся в карман.

– Значит вот что, – сказал он, вынимая на свет маленькую бутылочку с чем-то вроде вишневого сока внутри, – ты стоишь тут. Типа, застыла и никуда. Шаг влево, шаг вправо – минус нога, доходит? Чуть что странное или типа того – вали к участку. Вопросы?

– Две штуки, – я подняла указательный и средний пальцы. – Насколько странным должно быть это "типа того" в сравнении с тем, что вы, как вактаре, видите каждый день? К примеру, цветок-лампочка – это единица, а вон та девушка, похожая на лису в платке – троечка?

В следующий момент я уже смотрела не в профиль, а в затылок – так быстро Петя повернул голову. Впереди у деревьев действительно стояло существо. Белое платьице покрывало скрюченное волосатое тельце, длинные мохнатые лапы прижались к груди. Нервно моргая, оно пялилось на нас выпученными белыми глазами над длинным носом, но пока не двигалось с места. Если мне правильно запомнился справочник по мелким выскочкам, это была кикимора домашняя.

– И второй вопрос, – продолжила я, перечеркивая поле перебежками взглядов, – как бежать, если шаг по условию задачи равен вычитанию ноги? И ещё кое-что. Мои кеды нашли на земле хорошую палку. Если надо – могу подарить.

Петя вытащил из второго кармана перочинный ножик, протер лезвие окровавленными пальцами, не отрываясь от милой гостьи нашей скромной вечеринки.

Так как палка даже даром оказалась никому не нужна, я присвоила ее себе. Обхватила двумя руками – оружие было, как и положено всякому оружию, близким по весу к тяжести его предназначения, – и пошла ближе к Пете. Тот что-то шепнул и опустил глаза – выскочка пропала. Кружась и оглядываясь, мы ступали по хрустящему валежнику ближе и ближе к цветку.

В кустах что-то шевельнулось. Петя дернул головой, толкнул меня, замахнулся ножом. Кикимора прыгнула на него, повалив на землю. Я отползла прочь, вернулась на ноги, хватаясь за дерево и бросилась Брату на помощь – вцепилась в платье, потянула назад.

Выскочка ощетинилась, выпустила одну добычу и, извернувшись, бросилась на другую. Я пискнула и пригнулась, уворачиваясь от лап. Петя, все еще лежа на траве, пнул Кикимору под колено. Та споткнулась, упала, едва не задев меня, и взвыла, соскребая когтями валежник. Взвыла и тут же крякнула, обнажив клыки.

– Цветок! – воскликнул Петя, оттаскивая ее за лодыжку.

Кикимора вырвала ступню и ударила ею в конопатое лицо. Вскочила на корточки и пружиной кинулась на Петю. Тот был готов. Кувыркнулся в сторону, замахнулся ножом, целясь в противницу. Она словила его за запястье, надавила, укладывая на спину. Оба покатились по земле. Петя выронил оружие, зато словил кончик шнуровки и, во время очередного поворота накинул ее на лохматую шею. Сунул веревку в зубы, затянул.

– Рви, дура! Кову шкажав? – прорычал он, не глядя на меня. Выскочка продолжала брыкаться и драть траву.

– Ты же ее задушишь! – попыталась вступиться я.

Из ответной реплики получилось вычленить только слова: «быстро» и «мать». Кикимора заверещала и едва не сбросила Петю со спины. Ничего не оставалось кроме как бежать к цветку, сжать пальцами стебель.

И замереть.

Он был теплый. Мало того, в глубине, словно бы из-под корней пробивалась мягкая пульсация как от огромного сердца. Разве растениям положено качать кровь?

Позади снова послышался разъяренный приказ вперемешку с уязвленным тявканьем. Я сжала кулак, зажмурилась и потянула.

Сначала брызнул горячий сок. Потом раздался гул, а следом удар, точно мощный порыв жаркого ветра. Затылок ударился о землю. В глаза посыпались искры.

Вообще-то, я любила огонь. Одна из стихий, на которые можно смотреть вечно, если не забывать подкидывать дров. Он завораживает, манит, но близко не подпустит. Красен, как мак, но пляшут в нем и иные цвета. Да нет, не мак. Папоротник. Лилия. Нет, я его ненавидела, боялась и избегала. Всего одна искра и вскоре смертельное танго кровавых языков охватывает родную страну. Ненавистную страну. Но даже темные реки не возместят пролитых слез. Месть? Нет, ни в коем случае. Всего лишь стечение обстоятельств. Выкинь это из головы. Да, брось в костер. Сожги раз и навсегда. Пусть горит. Гори же, ночь. Гори, гори ярким пламенем. Сожги этот уголь, все до самой последней звёздочки. Оставь только пепел. Да, пепелище не тронь. Позже из него возродиться новый мир. Мир, который мы снова предадим огню, чуть только он окрепнет и встанет на ноги. Ибо ничто не вечно, кроме пламени, сжигающего само себя изнутри. Нет, нельзя давать ему столько свободы. Он убьет все живое, все, ради чего горел и дарил тепло. Убьет мир, где родился и умрет сам. Нельзя уничтожить все под корень. Останется только пустота. Из пустоты нельзя создать новую вселенную. Да, нужно уничтожить. Нужно стереть все, что мешало расти, всколыхнуть пыль и превратить ее в искры вечного огня, чтобы больше не ступать по ошибкам, крови, грязи. Чистый, горячий, светлый путь. Гори. Вейся в алом танце на сером пепле прошлых дней. Гори. Нет, одумайся. Дай щепкам тлеть. Дай дыму дойти до небес, и они услышат. Дым стелется по земле и гарь окутала ее. Что делать? Что я могу сделать?

– Лили! Ли-ли! Подъем!

– Кот, пусти, ты ее душишь.

– Вставай, страна огромная!

– Так, разошлись. Принесите воду.

По векам забегала жирная точка света. Спустя пару усиленных морганий вокруг нее прорезались очертания телефона, пальцев, а следом и лица Константина Сергеевича. На лбу чувствовалось что-то мокрое. По ушам и шее ползали холодные капли, а в горле точно драли овощной теркой. Я кашлянула и сморщилась.

Константин убрал фонарик и велел принести новую тряпку. Рома подал бутылку кваса. Продолжая, как дурочка, хлопать глазами, я села, прислонившись спиной к мягкому ковру на стене, и в растерянности оглядела комнату. Катя прогнала всех посторонних и как раз захлопнула дверь за последним из зевак. Петя бинтовал руку, сидя за кухонным столом, заваленным бумажными стаканчиками, посреди которых покоилась коробка с лекарствами. Рома подсел ко мне на кровать, откручивая крышку. Пара глотков и щеки немного остыли, голос и разум потихоньку возвращались на пост.

– Что…ик! Кхм, – спросила я, прикрыв рот кулаком.

– Ты в обморок ляснулась, – пояснил Рома.

– Что-то пошло не так?

– Все, – буркнул Петя. Перекусил бинт, спрятал кончик повязки и поднял глаза на меня: – Ты хоть загадала что-нибудь?

– А надо было?

– Ясно, – бросил он, закрывая аптечку.

– Вот чего ты сейчас психуешь? – накинулась на него Катя, отжимая новую тряпку. – Сам, главное, накосячил, а теперь огрызается.

– Кот, – перебил Рома, – у тебя опять октябрьская революция под носом.

Катя утерла кровь над губой и встряхнула волосами. Петя, не глядя на нее, подтолкнул аптечку к краю стола.

– Ниче я не психую. Просто надо было, типа, не тупить, а нормально с корнем выдернуть, чтобы он не вспыхнул и суеты не навел. Или тварь эту палкой по башке лупануть, а не стоять, типа, как дура.

Катя хлестнула его тряпкой по спине. Рома подорвался с места.

– Народ-народ! – воззвал он, примирительно вскинув руки. – Товарищи! Мы, беларусы, – мирные люди. Ну, подумаешь, малая не разобралась. Подготовишка как-никак. Что с нее взять? Петро, оторви ваты на благо общества, – попросил Рома, похлопав Брата по плечу. Катя неохотно села. – А что до цветка… Да леший с ним! Его вообще трогать нехорошо. А то бы за ним знаешь какие толпы бегали?

– Леший наш, может, с ним и не будет, – подал голос Константин, отложив телефон, где все это время с кем-то переписывался, – а старшему магистру стоит стебелек привезти на осмотр.

– Мастеру? – скривился Петя. – Константин Сергеевич, можно, типа, не надо? Он опять со мной разговаривать будет.

– Елисей Всеславович – дед страшный, – согласился Рома, закончив колдовать над носом Кати, которая теперь походила на сома с парой коротких ватных усов, – заболтает хуже Баюна. Давайте договоримся как, а? Вы ж наш Брат, все-таки.

– И самый лучший препод, – добавила Катя.

– Да-да, – внесла свой веский вклад в разговор я, все еще баюкая полупустую бутылку.

– Как самый лучший Брат и препод, так и быть промолчу про незаконное приглашение подготовишки. Но, так как ты, Петя, мало того, что наткнулся на выскочку, а еще и упустил ее, то, пусть искать эту мелочь станут вряд ли, Братству придется анализировать что именно привело к ее появлению. И не нужно быть сиаре, чтобы связать это дело с цветком, энергию которого вы так неудачно выпустили впустую.

– Кстати о неудачах, – спросил Рома, – а в деревне кипишь не поднялся, случайно?

– Я тебя умоляю, – фыркнула Катя, поправляя вату. – Если мы заметили только когда у некоторых, вроде меня, давление подскочило, то люди вообще ни сном, ни духом.

– Но если цветок работает, почему за ним никто из местных не пошел? – не поняла я.

– Вот ты бы поверила, что у тебя в лесу под носом растет трава, которая желания исполняет?

– Да.

– Ну, таких меньшинство, – выкрутился он. Закрыл аптечку, поставил на полку и, отряхивая руки о штаны вздохнул: – Ля, это ж теперь убирать все…

– Давайте народ позовем, – предложил Константин и, хлопнув по коленям, встал. – Лили, ты уже с нами?

– Да, но, – уперлась я, прижимая бутылку к груди, – почему тогда никто из вактаре за ним не пошел? Ну, кроме нас?

Константин снял с вешалки кожанку, накинул на плечи.

– Просто у Пети еще со времен подготовки закрепился один недостаток – банальное нежелание изучить базу своего дела. И он не знает, как опасно лишний раз тормошить то, что породил лист. И поэтому я, как самый лучший препод, посоветую ему прийти домой и перед сном полистать «Теорию струн» вместо сказок для разнообразия. Все. Значит, – сказал он, взмахнув ключом от машины, – вы остаетесь под присмотром Анны Юрьевны, а я доставлю наш нелегальный груз производителям. Лили, ты адрес дома знаешь?

Мы ушли, оставив позади недоумевающую толпу. В салоне серого «Шафрана» пахло лавандой, пылью на креслах и пластиком. Из радиоприемника доносился знакомый голос. Азар, кажется, по-свойски звал этого музыканта Луи. Тот пел что-то про солнце и новый шанс[20]. Слова летели мимо ушей. Очень хотелось спать.

Константин разбудил меня у подъезда, попрощался и проводил взглядом до дверей. Я вызвала лифт, ужаснулась отражению в зеркале, кое-как пригладила кудри. Ожоги могли сойти за продолжение румян, а вот объяснения насчет испачканного комбинезона пока в голову не пришли. Вряд-ли стоило выдавать старшим все подробности прошедшей ночи. Хотя, скорее всего, они и так узнали бы, не от меня, так от коллег. Просто очень уж не хотелось тревожить их по пустякам.

С первыми звуками звонка замок щелкнул, дверь самостоятельно отворилась. В углу у входа в комнату собралась компания, способная привлечь внимание любого с первого взгляда с помощью всего одного участника – бледного полупрозрачного мужчины в парадном, но слегка подгнившем костюме. Призрак парил в полуметре над ковром, руки закованы в кандалы, цепь от которых держала на вид совсем молодая девушка с очень усталым выражением черных глаз. Она беседовала с моими домочадцами, то и дело дергая пленника, когда тот отлетал слишком далеко. Планы на отдых провалились одновременно с унылым звоном металла – гости обратили внимание на новое действующее лицо.

– Душу продаете? – поинтересовалась я.

– Нет, просто показываю.

– Красивая.

– Уж что-что, а ей бы стоило продать, – призрак глядел на неумелую торгашку с долей отвращения. Лесть на построение дружеской атмосферы не сработала. – Так хотя бы увидит мир после смерти.

– Ты у меня сейчас никакой мир не увидишь, – пообещал Азар.

– Но-но! Я не маг какой-нибудь вонючий. Мне положено еще судиться и…

– Не волнуйся. Все будет. Если понадобиться, лично возьму тебя под опеку на ближайшую сотню лет.

– Плохой из тебя опекун, если из-за приключений вашей девчонки вся Правь на ушах стоит. Мне твоя коллега уже нажаловалась.

– Плохие у тебя перспективы на будущее, если вы так поладили, – пришла моя очередь дышать паром. – А такой длинный язык, лучше держать за зубами, а то глядишь, отрежут.

– Товарищи, давайте снизим градус. На улице пока достаточно тепло. Разжигать костры нет никакой необходимости, – заметил Рафаэль.

– Вот и выйди на эту свою улицу, если не нравится.

Прежде, чем кто-либо успел отреагировать, я бросилась к наглецу. В ладонях закололо, голова гудела, в глазах сверкнули огненные искры, свет на секунду потух. Взвизгнула цепь. Рука словно бы прошла сквозь облако ледяного пара, которое тут же полыхнуло белым пламенем и разорвалось пополам. Призрак заорал.

Неведомая сила оттянула меня назад. Пальцы остыли. Гул умолк. Зрение пришло в норму, обрисовав неприятную картину – от души остались только ошметки бесцветного тумана, железо обуглилось. Немой пейзаж дополняли удивленные взгляды старших.

– М-да… Походу, придется его еще дней сорок подождать, – гостья меланхолично скрутила кандалы и кивнула в мою сторону: – А она у вас точно вактаре? Где взяли?

– С улицы, – с выученной невозмутимостью заявила я.

– А струн сколько?

– Пять, – пожал плечами Азар. – Но мы предполагаем абсолютизм. Что? – спросил он, не выдержав переполненный воспоминаниями взгляд. Гостья помахала пальцем:

– Пацана того помнишь? У которого мастер с кем-то из наших сделку заключил случайно. Похожее поведение. Вы бы спросили, мало ли. А то еще кого назад в могилу пнет, души переворошит, макабр будем успокаивать. Нам и так проблем хватает в последнее время.

– Извини.

– Начальство с ним. Засчитаю за выходной. А, может, в следующий раз и вовсе кого другого отправят. Он меня порядком задолбал за вечер. Кстати об этом. Без обид, Рафаэль?

– Не беспокойся. Это просто люди, – ответил он таким тоном, будто весь вечер мы говорили о погоде и этой дурацкой недопотасовки никогда не было. – Спокойной ночи.

«Отлить бы в эту ночь хоть каплю твоего природного спокойствия и, может, даже галактики замрут на мгновение, забыв о суматохе вечного вальса» – так поэтично сложились мои мысли. В ответ на них Азар согласно усмехнулся. Впрочем, тут же опомнился.

– Так, теперь мелкая. А-м. Надо, наверное, какую-то беседу провести или в угол поставить? Ты как считаешь? – спросил он Рафаэля. Тот пожал плечами.

– Только лишние нервы тратить. Не важно, что стряслось, важно чтобы утряслось. Ум на месте, пусть опыта набирается.

– Мне тоже лень, – согласился Азар и махнул мне. – Иди спать, мелочь безопытная. Время недетское.

Банда аутсайдеров

– Ты хочешь его красть или нет?

– Я уже ничего не хочу. Я хоч…твою мать!

– Шухер!

Четыре тени бросились прочь.

– Пётр, Роман, Екатерина, Лили, – продиктовал строгий голос. – Аварийную остановку организовали живо.

Кто-то пискнул, послышалось шипение. Рыжий парень вскинул голову к потолку и притормозил, стянув за рубашку чернокудрую девочку. Смуглая девушка постарше попыталась словить его за шиворот, но он вырвался, схватил и её за локоть и постучал себе кулаком по виску.

Последний из бежавших, с выбритыми висками и солдатским фонарём в руках крутанулся на пятках.

– Ольга Дми-итриевна, – как нельзя радостнее протянул он, – добрый вечер! Вы так поздно. Вот есть ещё в Братстве ответственные люди! Заработались, наверно? Может, разойдемся по домам миренько, Вы отдыхать, мы домашку делать? Мы люди все занятые.

– Как это ты здорово придумал, – с недокрученой интонацией восхищения, ни капли которого на лице не проступило, отозвалась та. – Конечно, пойдём. Только давайте-ка сначала в Смотровую заглянем, да посмотрим, как там дела, вдруг ещё какие чертенята лазать повадились?

– О-ольга Дмитриевна… – снова начал Рома, но прикусил язык – длинный серебристый ноготок указал на дверь.

– Шустро, сказала.

Сейчас пора оставить абзац, чтобы описать неудавшихся героев. Рома сжал зубы, неловко зашипев, глянул на друзей и пошёл первым. Думал он о том, как обидно не быть автором сценария. Шаг-шаг-стук-стук. Катя последовала за ним, гадая, заметят ли мастера драную сумку с выпученным боком, которую она так старательно спрятала под повязанной на бедра кофтой. Шаг-шаг-тук-хлоп. За ней, хвостиком поплелись Лили и Петя. Лили мечтала обо всем и сразу, а последний потер веснушчатые россыпи на носу.

– Ты раньше вякнуть не могла? – шикнул он.

– Я вспоминала слово "шухер", – тихонько объяснила Лили, раздумывая, стоит уже обижаться или пока рано. – Не мог нормальное слово придумать?

Тот закатил глаза. Катя ткнула его локтем. Рома оглянулся, состроив гримасу, и кивнул на Ольгу. Та переписывалась в чате мастеров.

– Ну, все, сбегутся сейчас, – буркнул Петя, уже представляя трехчасовое насилие ушей в исполнении своего до смерти милосердного мастера.

Вот на полу засияла синяя полоска отражений парящих за стеной огоньков. Дверь Смотровой распахнулась.

– Магистр! – удивилась Ольга, останавливаясь у порога. – Вы здесь?

– Вечер добрый, – произнес Хальпарен, даже не подняв глаз от книги «Сны и влияние потустороннего». Но вместо шутки о том, что ей все снится, спросил: – Могу полюбопытствовать о цели визита?

Константин, уже практиковавший знания из той книги над тетрадями своих учеников, вздрогнул, покидая аудиенцию с Морфеем.

– Товарищи? – попытался что-то сообразить он, потирая щеку, только что отлепленную от страницы. – Чего вам? Не спится?

– Мастер, магистр, тут такое дело, пустячок чистой воды, – тут же включился Рома. – Понимаете, нам позарез понадобился тот цветок. А чтобы не смущать Братьев и Сестёр в дневное время суток, решили прийти за ним тогда, когда народу в Братстве поменьше.

Врал он складно, говоря практически чистую правду. В общем-то, это и была правда, за исключением пары невероятно важных уточнений, которые к делу будто бы и не относились. Например, того факта, что цветок был нужен именно Пете, а вместо случайности был план, придуманный коллективно в квартире Кати:

– … для дела, – отмахнулся он на вопрос Лили. – Я, типа, ждал этого Купалья сколько, а тут, блин… ай все, короче, забейте.

– Так давайте его украдем, – просто предложила Катя.

– Под покровом ночи! – поддержал Рома.

– Вы дебилы, зачем? – сморщился ему Петя. Но на лице друга уже появилась та самая ухмылка, с которой и начинается все самое интересное.

А также утаены были и несколько незначительных деталей. Например, про то, как Рома уронил Лили, перекидывая ту через забор:

– Держишься? – ответственно уточнил он.

– А? – не услышала она.

– Давай!

Она перевалилась на ту сторону и шлепнулась куда-то в кусты.

– Рома, – с громким шепотом одернула его Катя, – ты сломал нам ребёнка!

– Вернём в магазин! – не уступив в театральности, оправдался тот, уже разматывая веревку.

– Ай, – тихонько прокомментировали из кустов.

Ну и наконец не решился рассказать про то, как собственно цветок был получен:

– А Лили на шухере.

– Это как?

– Скажешь слово "шухер", – содержательно объяснил Петя, в то время как Катя уже кралась вдоль стены, точно так же, как видела в компьютерной игре про шпионов. Даже зависая, будто загружая программу.

Все же остальное было правдой. При том самой чистой. Напоследок в битву вступила Лили, как можно шире раскрыв голубые глазки.

– Мастер, – на этом слове тот слегка опустил веки, прикрыв губы пальцем. Она же продолжила: – Но мы правда не хотели ничего плохого. Просто он очень нужен…

Петя незаметно дёрнул чёрный завиток кудрей, а Рома встрял на помощь:

– Для навьих. Мы обещались. Клятва. По глупости. В камешки проиграли. Но не сложно же? Отдадим цветок кому надо и все, дела как не было. Братству-то он не нужен особо. Уже глянули явно, что хотели?

– А сигнализация у нас в отпуске или я что-то не понял? – все ещё пытаясь соображать, что было, сами понимаете, ошибкой, попытался дознаться Константин.

– Сторож спит. А остальное почему-то не помешало.

Вот здесь и заканчивается наша история, которая даже не начиналась. Повинные и очень, пусть без шляп у носков обуви, сожалеющие стояли у порога. Ольга чистила зубы языком, выжидая приговор. Константин разминал глаза, бегая взглядом по участникам действия. Хальпарен искоса наблюдал за ними. Затем опустил книгу и наконец заговорил:

– Вы прекрасно исполнили свою работу, Ольга Дмитриевна, однако волноваться не стоит. Ради общего спокойствия, смею предложить выделить на завтра выходной от камланий с амулетами для одних и практик для других. Вопросы с навьими и листами оставьте на моих плечах. А пока, будьте так любезны, вернуть экземпляр на положенное место. После можете быть свободны, благодарю.

Ольга вытянула руку перед Катей. Та, собрав губы трубочкой и вскинув брови, чтобы казаться невозмутимой и одновременно возмущенной до жути, встряхнула волосами, вынула из сумки сверток в форме небольшой банки, и вернула. Под стук каблуков сверток тут же покинул Смотровую.

Петя потер шею.

– Магистр, – позвал он, – Вы, типа, это, насчёт навьих, типа, не беспокойтесь. Мы так, ну, типа, сами, как-нибудь.

Тот не без игривости, заметной только тем, кто знал его не первый век, дёрнул уголком губ.

– Премного благодарен, что соизволили освободить меня от лишних хлопот. Надеюсь, в будущем и пленять не придётся.

– От души, Брат, – накинул еще искренности в беседу Константин. – Правда, tacksåmycket[21].

Хальпарен все-таки оттянул уголок на этот раз в мягком подобии улыбки и кивнул.

– Доброй ночи.

На коридоре Константин, вышедший проводить детей и заодно немного проверить голову, уже немного подключил сознание к разуму и проанализировал ситуацию. Сделав кое-какие выводы, он постарался быть строгим:

– Чтоб никому, поняли?

Рома сжал губы ниточкой, провел сложенными пальцами вдоль, застегивая невидимую молнию. Остальные покивали.

– И как ты с навьими придумал?

– Ольга бы не прикопалась. А Хальпарена уговорить чуть что проще, сами знаете.

Константин вскинул брови и потянулся в карман, вынул пачку сигарет.

– Сваливали бы поскорей, – посоветовал он, сунув сигарету меж зубов. – Пока ещё кого уговаривать…

– Пётр!

Тот сморщился, как от незамеченной горошинки черного перца в супе, которую не посчастливилось раскусить. За спиной показался Елисей Всеславович.

Казалось, даже голос его был бородат. Причём бородат прямо с того дня, как магистр изволил явиться на свет и произнести свой первый звук. И звуком этим явно было мудрое наставление мамкам и нянькам.

А рядом с ним серой тенью Гавриил. С душой, закрытой на все замки, даже те, которых нет. Одним своим присутствием, заставлявший всех постыдиться присутствия собственного, ведь присутствовать следует так, как положено, а всем – вовсе не положено.

Иными словами, самый приятный дуэт стоял прямо перед ними, призывая желание поискать форточку. И выйти в нее подобру-поздорову.

– Вот какие-нынче-то дети пошли, ты мне скажи. Коли надобно на заре куда явиться, так то мы брезгуем, сил не найти, а как впотьмах шастать, так хлебом их, неслухов не корми. И дома же им неймётся.