Мортем

А вот Вера, наоборот, казалось, искала встреч с Феликсом. Феликс считал её просто другом, хотя и не таким близким, как Юрка с Настей. Но иногда ему казалось, что Вера относится к нему не только по-дружески. Она целовала Феликса при встрече и на прощание. Часто брала его за руку, нежно смотрела на него. Или Феликсу только казалось, что нежно.

И всё было хорошо. И, как говориться, жизнь налаживалась. И потери казались уже не такими страшными и непоправимыми. Феликс перестал принимать таблетки и встречаться с доктором. А потом случилось то, что сломало Феликса. Выбросило из жизни в сумеречное существование. Он потерял Леру.

Когда Лера умерла, Феликс решил, что с него хватит. Он давно считал, что его жизнь не стоит того, чтобы за неё цепляться. Он помнил ванну с розовой водой и неживое неподвижное лицо сестры. Такой финал его вполне устраивал. Он не стал запирать входную дверь, чтобы не пришлось её ломать. Не стал писать записку. Его близкие и так поймут, почему он оказался в этой ванной. Но ему не повезло в смерти, как не везло в жизни. Он не успел умереть. Его спасла Вера.

Феликс не помнит, как оказался в больнице. В специальной клинике, где на окнах решетки, и любую еду едят ложками. Здесь другие врачи, другие порядки и другие лекарства. Его глушили таблетками, уколами, капельницами – возвращали к жизни и ставили на ноги. Сколько времени Феликс провёл в больнице он тоже не помнит. Из воспоминаний осталась только стена, в которую он всё время смотрел, лёжа на кровати – светлые обои в тонкую золотистую полоску.

Его выписали во вполне сносном состоянии. Он понимал кто он, что с ним произошло и что ежедневно надо принимать лекарства. Он жил, как будто в полусне. Всё время хотел спать, путал день с ночью. Он жил от одного действия до другого. От одной пятиминутки до другой. Выполнял простые рутинные действия. Старался занимать себя чем-нибудь в течение дня. Это посоветовал ему врач. Это помогало прожить день. И выжить. Он не знал для чего, но для чего-то он должен был жить. Об этом говорили ему врач и Юрка, и Вера, и даже соседи, которых он не помнил, как зовут.

Из Дневника Феликса.

Когда я вышел из клиники, то снова начал принимать лекарства и ходить на приём к психиатру. А потом в один день мне это надоело, и я бросил. Сразу. Забросил таблетки в дальний угол, отказался от походов к врачу. Оставил только этот дневник. Писать его – это как поговорить с другом, с близким, понимающим человеком.

Доктор считал, что эти записи помогут мне вернуться к обычной жизни, которой живёт большинство людей. Что благодаря им я снова начну жить. Жить, а не просто выполнять привычные ежедневные действия. Иногда мне хочется снова начать замечать смену времён года, видеть красоту природы, знакомиться с новыми людьми, мечтать и исполнять мечты. И поэтому я сейчас пишу то, о чём больно вспоминать.

Мне казалось, что я никогда не смогу написать о Лере. Что руки не будут слушаться меня. Что слова не сложатся в предложения, и у меня не выйдет связного текста.

Сейчас я, кажется, готов написать о том, как потерял её. Только об этом. Я не буду писать о том, какой она была. Это невозможно. Я не знаю слов, которые могли бы описать её, их нет ни в одном языке. И не смогу объяснить, кем она была для меня. Слова «я любил её» здесь не подходят. Я жил ей и только ей. Я не понимаю, как жил, когда не знал её. И я не понимаю, как живу теперь, когда знаю, что её больше не будет. Никогда.

Это произошло после смерти бабушки, когда я начал приходить в себя. Вера, Юрка и Лера поддерживали меня. Вера приходила почти каждый день, непрерывно говорила сама и заставляла говорить меня. Задавала разные глупые вопросы, типа: «Расскажи, как прошёл твой день?», «Что ты делал, пока ждал меня?».

Лера не приходила. А я так ждал её! Она часто звонила, и мы долго разговаривали. Говорили о чём угодно, только не о смерти бабушки. Лера не спрашивала, как я себя чувствую и что я делал. Она и так знала обо мне всё. Также, как я о ней. И каждый раз, прощаясь с Лерой, я хотел попросить её прийти ко мне. Но не решался. А потом злился на себя за это.

И тогда я попросил Веру, чтобы она привела Леру. Я хотел, чтобы они пришли вместе, а потом Вера сразу ушла и оставила нас вдвоём с Лерой. Я сказал Вере об этом. Я был уверен, что она не откажет. Вера рассмеялась и назвала меня идиотом. Она сказала, что Лера не придёт ко мне и, уж тем более, не останется со мной. Я попросил её не рассуждать, а просто выполнить мою просьбу. Вера обозвала меня безмозглым дураком. Она не могла понять, как я не вижу, что совсем не интересую Леру. Я разозлился и назвал Веру слепой глупой курицей. Мы разругались. Я орал на Веру, а Вера на меня. Она разъярилась, кричала, что Лера мешает нам, что она – третий лишний. Вера говорила, что я не нужен Лере, что скоро она уедет и сразу же забудет меня. Вера утверждала, что Лера ходила с нами от скуки, чтобы не сидеть дома в одиночестве.

Я злился на Веру, но в то же время мне было жаль её. Я понимал, почему она так ведёт себя. Я и раньше замечал, что Вера ревнует меня к Лере. Теперь это стало очевидно. Закончилось тем, что я сказал Вере, что не хочу больше её видеть. Вера ещё долго что-то говорила, убеждала меня в чём-то. Но я не слушал. Я знал, что буду делать дальше.

Я позвонил Лере и предложил встретиться. Она согласилась, но не сегодня, не сейчас. Как назло, она была занята все дни. Была загружена работой, семейными обязанностями и поручениями. Я нервничал, придумывал различные предлоги, чтобы самому прийти к Лере домой. Но не решался сделать это. Я жалел, что до сих пор не рассказал Лере, как отношусь к ней, как она нужна, необходима мне. А потом я подумал, что это Вера оговорила меня перед Лерой. Поэтому Лера не хочет меня видеть и придумывает отговорки, чтобы не встречаться со мной.

Мне необходимо было объясниться с Лерой, оправдаться (не знаю в чём). Я не решился зайти к Лере домой и начал караулить её у подъезда. Я встретил Леру вечером, когда она выходила из дома. Я был счастлив видеть её, но слова Веры засели у меня в голове. И вместо того, чтобы сказать Лере, как она дорога мне и как мне плохо без неё, я начал расспрашивать, правда ли, что она встречается со мной от скуки, и действительно ли скоро уедет. Лера молчала, улыбалась, качала головой. Я припомнил всё, что говорила Вера о Лере. И поверил всему…

Я закричал на Леру. Я называл её лгуньей, мерзкой обманщицей, предательницей. Я кричал, что она может убираться куда угодно. Я орал на всю улицу. Лера не стала слушать и побежала от меня. Я догнал её, схватил за руку. Мне показалось, что она плачет. Она не смотрела на меня, отворачивала лицо. Мне надо было остановиться, пожалеть её, поговорить спокойно. Но успокоиться я уже не мог. Я больше не кричал, просто шёл рядом с Лерой, держал её за руку и говорил ей гадости. Даже не говорил, шипел раздражённым злым шепотом.

Закончилось тем, что нам неожиданно встретилась Вера. Она забрала у меня несчастную Леру, увела её от меня, а я остался стоять и ругать себя за глупость и несдержанность.

Я пошатался по улицам, успокоился и вернулся к дому Леры, чтобы попросить у неё прощения. Посидел у подъезда. Войти в него не решился и пошёл домой, пообещав себе, что прямо с утра приду к Лере и буду на коленях молить о прощении.

Почему нельзя вернуться в прошлое и изменить его? Только один раз. Только один день. Даже не день, всего одно мгновение. Мгновение, которое может спасти жизнь.

Ночью я не смог заснуть. Я прокручивал в голове наш разговор и всё больше ругал себя. Мне было стыдно. Как я был неправ! Как обидел Леру!

Я еле дождался утра. Я не стал завтракать, не мог есть. Я сразу начал звонить Лере. Она была недоступна. Я звонил сначала каждые полчаса, потом каждые пятнадцать минут. Я слушал механический голос, и мне хотелось наорать на него. Кричать, чтобы он заткнулся, что я не хочу слушать его, мне нужна Лера.

Я уговаривал себя, что Лера после вчерашнего разговора тоже плохо спала ночью, а сейчас спит и отключила телефон, чтобы ей не мешали.

Через мои звонки прорвался Юрка. Он был в хорошем настроении, и меня это раздражало. Я рассказал ему о ссоре с Лерой. Юрка посочувствовал мне и сказал, что надо скорее мириться. Девушки существа чувствительные. Для меня такая ссора может быть ерундой, а она воспримет это, как конец света. И для подтверждения своих слов, рассказал, что сегодня ночью в нашем парке молодая девушка покончила с собой. Повесилась на дереве, которое росло над прудом.

Я прервал разговор. Мне было нехорошо, казалось, я сейчас упаду в обморок. Но я продолжал звонить Лере, не обращая внимания на тошноту и звон в ушах. Мне надо было бежать к ней домой. Но я не мог. Я сидел дома, вцепившись в телефон, и звонил, звонил, звонил. Лера была недоступна. Тогда я набрал номер Веры. Она сразу ответила.

VII

Украдкой время с тонким мастерством

Волшебный праздник создает для глаз.

И то же время в беге круговом

Уносит всё, что радовало нас.

Этот разговор Феликс не забудет никогда. Он до сих пор помнит каждое слово. Иногда наяву, задумавшись, уйдя в воспоминания, или во сне, в кошмаре, он снова слышит его.

– Ты вчера проводила Леру домой? – у Феликса дрожал голос, и внутри у него тоже всё дрожало.

Вера помолчала. Потом ответила нехотя:

– Ну, да.

– До самой двери?

Вера не отвечала.

– Вера, скажи. Пожалуйста, скажи, ты проводила Леру до двери? До квартиры?

– Нет, она взрослая, сама может дойти до дома, – ответила Вера.

– Я не могу ей дозвониться. Ты звонила ей?

– Нет, – и снова молчание.

– Вера, не молчи! Я не могу ей дозвониться! Почему ты молчишь?! Ты знаешь, про девушку, которую сегодня нашли у прудов?

Вера молчала, молчала, молчала! Феликсу казалось, что сейчас он потеряет сознание.

– Да, я знаю, – ответила Вера.

– Ты знаешь, кто это?

– Знаю.

Снова молчание. Неподвижное, страшное, безнадёжное. У Феликса от волнения пропал голос. Он зашептал:

– Пожалуйста, скажи мне. Это Лера?

Молчание. Феликсу показалось, что связь прервалась, и он говорит с пустотой.

– Вера, ты здесь?

– Да, – ответила сразу.

– Там, в парке, Лера? Лера?

И снова Вера ответила сразу:

– Да…

Последнее, что помнил Феликс, как он швырнул телефон в стену. И как телефон разлетелся на части.

Сначала Вера звонила. Но Феликс не отвечал. Она испугалась и побежала к нему домой.

Феликс не стал запирать дверь, чтобы не пришлось её ломать, когда всё будет закончено. Вера прибежала, когда ванна была наполнена горячей водой, Феликс в одежде сидел в ванной с ножом в руке, а от другой руки поднималась вверх красная струйка, окрашивая воду в розовый цвет. Вера закричала и начала тащить Феликса из ванной. Он сначала не узнал её, а когда понял кто это, попытался ударить девушку ножом. Вера испугалась, выскочила из квартиры и позвонила Юрке. Пока Юрка бежал к Феликсу, Вера стояла у двери и слушала, как Феликс громит квартиру.

Феликс весь мокрый, в крови, размахивал ножом и никого к себе не подпускал. Юрка вызвал Скорую. Ему пришлось долго объяснять, что происходит. Сначала приехала полиция, потом специальная бригада врачей. С помощью полицейских, Феликсу удалось сделать успокоительный укол. После этого его увезли в клинику.

Сам Феликс помнил всё очень смутно. А Юрка старался не напоминать ему ни о Лере, ни о больнице.

А дальше было лечение. Долгое, однообразное. Белый потолок, белые халаты, белые таблетки. Белые сны под белыми капельницами. Белые лица врачей, которые Феликс долго не различал. Всё время сонное, оглушенное состояние. И немыслимо было поверить, что Леры больше нет. И невозможно простить себя за то, что её нет.

Феликс не мог думать о Лере, как о мёртвой. Он продолжал думать о ней и говорить с ней, как с живой. Феликс помнил, как Вера убеждала его, что Лера хотела уехать. И он уговаривал себя, что она просто уехала. Надолго. Далеко.

Но самым страшным для Феликса было то, что Лера смогла уйти, когда ей казалось, что она потеряла его. А он продолжает жить, теперь, когда Леры больше нет. Он говорил себе, что живёт только затем, чтобы сохранять память о Лере, что пока жив он, жива и она. Но понимал, что это малодушие. Врачи и лекарства сделали своё дело. Феликс понимал, что ему предстоит прожить долгую и несчастливую жизнь.

VIII

Но всё трудней мой следующий день,

И всё темней грядущей ночи тень.

Последний разговор со следователем Волобуевым убил в Феликсе надежду на то, что его айфон будет когда-нибудь найден. Но это его уже не особо огорчало. Все мысли были заняты предчувствием смерти. Феликс не знал, как поступить и это мучило его. Засыпая, он прокручивал в уме разговор со следователем, придумывал, что мог сказать ему, но не сказал, потому что боялся, что его могут счесть сумасшедшим.

Утром Феликс не хотел вставать. Не хотел, есть. Ничего не хотел. Это состояние было знакомо ему. Может быть, надо снова начать пить таблетки, от которых мир становится чуточку веселее. Феликс давно не принимал лекарства, назначенные психиатром. Как и все таблетки, они давали побочные эффекты. Феликс, например, ходил сонный, «как пыльным мешком из-за угла ударенный».

Феликс заставил себя встать, порылся на столе, потом в тумбочке, наконец, нашёл таблетки на подоконнике. Дозировку он помнил. Феликс достал из коробки блистер с таблетками, подержал в руке, положил снова в коробку и кинул её обратно на подоконник. Нет, хватит. Он справится и без них. Врачи долго пичкали его лекарствами, но это не сильно помогло. Его боль не заглушить таблетками. Её вообще ничем не заглушить.

Аппетит так и не появился. Феликс заставил себя выпить кофе с бутербродами. После еды его затошнило, и он пожалел, что позавтракал.

Феликс вспомнил, как не мог спать после исчезновения мамы. Это было, как проклятие. Он спал четыре часа за ночь. Ни больше, ни меньше. Во сколько бы он ни ложился, что бы ни делал перед сном: гулял, читал, пил молоко с мёдом, просил бабушку заварить пустырник. Ничего не помогало. Он легко засыпал, но просыпался через четыре часа и больше не мог спать. А мог только лежать, смотреть в темноту и корить себя за смерть сестры.

После еды Феликс хотел снова лечь. Но уговорил себя сначала почистить зубы, а потом собраться на работу. Всё это время он думал о следователе Волобуеве и о том, что делать с предчувствием его смерти. А, что, если попробовать провести ритуал и увидеть опасность, которая угрожает Волобуеву. Тогда можно будет говорить с ним конкретно.

Времени до работы у Феликса было достаточно, и он решил погадать на картах Таро. Может быть, они предскажут судьбу следователя. Гадать на Таро у Феликса неплохо получалось. Когда он дружил с Верой, она часто просила его погадать ей. И говорила, что все предсказания Феликса сбывались.

Феликс достал карты и сделал расклад на ближайшее будущее следователя Волобуева. Как ни странно, ничего страшного и фатального следователю не угрожало, никаких нехороших карт не выпало. Феликс ожидал, что выпадет Смерть или Башня (может быть, Дьявол). Но нет, карты сулили следователю прибыль, разговоры, недальнюю поездку, в общем, ничего интересного.

Затрезвонил телефон. Юрка. Звонит узнать, чем закончилась встреча со следователем.

– Привет. Ну, что? – спросил Юрка.

– Как я и думал, ничего. Придётся мне искать третью работу, выплачивать кредит и копить на новый телефон. Такой дорогой больше не буду покупать. Куплю какой-нибудь смартфон флагманский с хорошей камерой и большой памятью. Тоже не дёшево будет. Но всё равно дешевле.

– А я видел тебя вчера в том отделении, – сказал Юрка. – Просто зашёл, хотел помочь тебе в разговоре со следователем. А потом, уж, прости, не решился. Вспомнил, как меня подозревали, когда Настя пропала. Хватило мне тогда следователей.

– Ты вчера там был? Да, ладно. Как же я тебя не заметил.

– Ты не смотрел ни на кого. Несчастный такой был, я не стал к тебе подходить. И следователя твоего видел. Заходи ко мне сегодня вечером, – пригласил Юрка, – посидим, поболтаем.

– Ты, извини, мне на работу завтра рано. Я и так уже пропускаю.

– Ты попроси, чтобы тебе заменили следователя. Может, новый тебе больше поможет.

– А разве так можно?

– Не знаю. Но должны же быть среди них нормальные. Если с этим твоим инфаркт случится, как с моим, дело же не закроют, а другому передадут. А он может оказаться добросовестным и найдёт твой телефон. И не придётся тебе ещё одну работу искать. Кстати, подумай ещё раз над моим предложением. Переходи ко мне. У меня будешь столько зарабатывать, что одной зарплаты на все твои хотелки хватит. Два смартфона себе купишь.

– Я подумаю, – сказал Феликс.

Он был благодарен Юрке, но знал, что второй раз на эту работу не согласится. Не походит она ему.

– Ну что, может, всё-таки зайдёшь? – снова спросил Юрка.

– Нет, не сегодня. В следующие выходные, обязательно, – пообещал Феликс и подумал, что зря это сделал.

Все выходные и на этой, и на следующей неделе, он собирался работать, чтобы залатать брешь, пробитую в бюджете за эту неделю.

– Договорились. Ладно, не буду тебя задерживать. Про работу у меня, подумай.

– Да, конечно. Спасибо, Юр.

Феликс нажал «отбой» и загрустил. Неужели, правда, третью работу придётся искать? Когда же жить, если всё время работать?

Из Дневника Феликса.

Так что же делать с этим несчастным следователем Волобуевым? Ведь я предчувствую не просто смерть, а близкую смерть. Если у меня появляется предчувствие, значит, у человека в запасе три-четыре дня. То есть Волобуеву осталось жить примерно сутки. Так, что же мне делать?!

Мне не к кому обратиться за советом. Никогда и ни с кем я не обсуждал эту тему. Я не смог сказать о своём даре ни маме, ни бабушке, ни Лере, ни Юрке. Я боялся говорить об этом с врачами. И сейчас мне не у кого попросить совета.

Что будет, если я опять промолчу? С человеком, пусть и несимпатичным мне, случится несчастье. И снова я буду в этом виноват.

Я пишу, и понимаю, что эти записи мне не помогают. Мне плохо! Мне тяжело! Эта ответственность придавила меня так, что даже дышать трудно. Как будто я несу на плечах огромный камень. И не просто несу, а иду с ним в гору. И мне не на кого переложить даже маленькую часть этого груза. Я кажусь себе уродливым, неправильным. Как будто я не человек, а ошибка природы.

После смерти Леры, в больнице я постоянно вспоминал наш последний разговор, нашу ссору. Я помню всё, что сказал ей тогда. И не могу простить себя. Но не только за то, что ей тогда наговорил. Я обвиняю себя в том, что не почувствовал, как мало осталось ей жить. Если бы я тогда понял, что ей грозит, я мог бы предостеречь её, спасти. Если бы я почувствовал холод, как чувствовал всегда, я бы заткнулся, извинился и проводил бы её домой.

Может быть, это было проклятие, наказание за то, что я не использую свой дар и не пытаюсь никого спасти. Смерть предупредила меня, прежде чем забрать сестру. А я сделал вид, что ничего особенного не произошло. Я не принимал, отвергал свой дар. И тогда смерть забрала Леру.

Жизнь показала мне, что отсидеться, спрятаться не получится. Если ты видишь смерть, надо попытаться её предотвратить. Но будут ли слушать меня? Станет ли разговаривать со мной, например, тот же Волобуев? Наверное, это не важно. Моё дело рассказать. А уж что делать с этой информацией, каждый решит для себя сам.

IX

Я повторяю прежнее опять…

Следующие дни Феликса были настолько похожи друг на друга, что иногда казалось, что это один нескончаемый день. День, который состоял из работы и сна.

С утра – кухня в ресторане быстрого питания, потом до самой ночи поездки по городу. Еда – на ходу, на бегу. Потом короткий чёрный сон без сновидений, который совершенно не помогал, не давал отдыха. И снова работа.

К вечеру в голове гудело от шума улиц и грохота метро. Лица клиентов сливались в одно большое бледное плоское лицо. Оно было хмурым и озабоченным, как большинство лиц в транспорте и на улице. Засыпая, Феликс видел это лицо и понимал, что завтра утром всё начнётся сначала: картошка фри, котлеты, булочки, салат, а потом коробки и пакеты. И среди этой монотонной суеты не было времени (да и желания) продумать разговор со следователем. Феликс отмахивался от мыслей и предчувствий, и они сдавались, растворялись в усталости.

Почти каждый день звонил Юрка. Приглашал в гости и на работу в свой отдел. Такое впечатление, что он решил взять Феликса измором. И это у него начало получаться. Феликс понимал, что вместо того, чтобы искать третью работу лучше найти одну, но хорошо оплачиваемую. Будет больше денег и больше свободного времени. Тем более, что необязательно работать у Юрки всю жизнь. Можно перейти ненадолго, отдать долги, а потом до конца жизни ездить курьером.

И когда телефон (старый поцарапанный смартфон) запиликал в неподходящий момент в метро, где шумно, ничего не слышно и сигнал пропадает, Феликс подумал, что это снова Юрка и готов был дать положительный ответ на его предложение. Но звонок был с незнакомого номера, что взбесило Феликса. В последнее время его донимали разной рекламой в неурочное время в малоподходящем месте.

– Феликс Сергеевич? – поинтересовался женский голос из трубки.

Голос был приятным. И даже не женским, а девчачьим. Как будто звонила девочка-подросток. Феликс усмехнулся, раздражение пропало. Бедная девочка зарабатывает как может, пусть расскажет ему о чудесной банковской карте, которая решит все его проблемы.

– С вами говорит следователь Златовицкая, – ошарашила Феликса «девочка-подросток». – Я по поводу вашего заявления о пропаже айфона. Вам удобно разговаривать?

Следователь Златовицкая готова была пообщаться с Феликсом завтра в любое удобное для него время в том же самом кабинете, где он встречался со следователем Волобуевым.

Что такое? Неужели сбылось проклятие Юрки, и Волобуева, действительно, хватил инфаркт? Или он просто ушёл в отпуск, а свои дела передал на время следователю с приятным голосом. А может, он серьёзно заболел? Лежит сейчас в больнице в реанимации в тяжёлом состоянии.

Феликс отругал себя за то, что не решился предупредить противного следователя о грозящей ему опасности. Неужели его предвидение сбылось?

На следующий день Феликс снова отправился в хорошо знакомое ему отделение полиции.

Следователь Златовицкая сидела за столом следователя Волобуева, сложив руки на столе, как прилежная ученица и задавала Феликсу вопросы, которые не задал ему в своё время Волобуев. Держалась и выглядела она строго – тёмно-серый костюм, белая блузка, гладкая причёска, неброский аккуратный маникюр. За всё время разговора следователь Златовицкая ни разу не улыбнулась.

– Теперь вы будете вести моё дело? Я имею в виду, вы до конца его доведёте? Или снова передадите следователю Волобуеву, когда он вернётся? – спросил Феликс, когда все вопросы были заданы, ответы получены, а бумаги подписаны.

– Я буду вести ваше дело, – ответила Златовицкая. – Будем надеяться, что ваш айфон рано или поздно найдётся.

– Простите, пожалуйста, за такой вопрос. А что случилось со следователем Волобуевым?

– Это не имеет отношения к делу, – строгим официальным тоном ответила следователь Златовицкая.

– Извините, пожалуйста, но для меня это очень важно. Скажите, пожалуйста, он умер?

Следователь так посмотрела на него, что Феликс понял, что угадал.

– Пожалуйста, скажите, отчего он умер.

– Почему вы задаёте мне такие вопросы? Почему вы решили, что он умер?

Несмотря на свою показную строгость, следователь Златовицкая была милой и симпатичной, а ещё очень молодой. И Феликс решился. Впервые в жизни решился рассказать то, что никогда никому не рассказывал – о своём предвидении, своём даре. Следователь Златовицкая выслушала его серьёзно, без улыбки, ни разу не перебила. Когда он закончил, сказала:

– Правильно было бы ответить, что всё это вам показалось. Но я сама однажды была участницей событий необъяснимых и странных, можно сказать, мистических. Поэтому я не знаю, что вам ответить.

– Вы можете сказать, как он умер?

– Его убили.

– Убили? Вы уверены?

– Да. Мы думаем, это кто-то из подследственных, настоящих или бывших.

– Я хотел предупредить его. Пытался. Но у меня не получилось. Он мне не поверил, – сказал Феликс. – А как его убили?

– Очень странно, – начала следователь Златовицкая, но перебила себя. – Извините, это тайна следствия.