скачать книгу бесплатно
Виктор Виттельбрандт
Ирина Михина
Александр Михин
Есть в мире события, последствия которых видны только спустя множество лет. Например, девятнадцатилетняя Ольга Лопухина 2003 года рождения стала жертвой обстоятельств, сложившихся в 1867 году. Теперь, чтобы спасти свою жизнь, ей придется отправиться в прошлое и там противостоять темным силам Виктора Виттельбрандта – скрипача, заключившего сделку с дьяволом.
Ирина Михина, Александр Михин
Виктор Виттельбрандт
Духи ада любят слушать эти царственные звуки,
Бродят бешеные волки по дороге скрипачей.
Надо вечно петь и плакать этим струнам, звонким струнам,
Вечно должен биться, виться обезумевший смычок,
И под солнцем, и под вьюгой, под белеющим буруном,
И когда пылает запад, и когда горит восток.
ГЛАВА 1. Проклятие Виктора Виттельбрандта.
Эта история началась в воскресенье последнего года моей жизни. В Свято-Троицком женском монастыре проходила дневная служба. На клиросе пел женский хор, озвучивая ангелов на фресках, и я прислушивалась к ним, ожидая услышать секрет лекарства от болезни, перед которой врачи теряли надежду на мою жизнь. Возможные диагнозы не подтверждались. Назначенное лечение не помогало. Они собирали консилиумы, писали статьи, возили меня за границу: всем было интересно узнать, почему я умираю. Всем, кроме меня. Я хотела жить, а не узнать причину своей смерти. Мертвым причины ни к чему.
К тому же, в тот год мне исполнялось девятнадцать лет, и я упрямо не верила в смерть. Так упрямо, что даже зачем-то поступила в университет, хотя диплом там выдавали через пять лет, а жизнь мне оставляла год. Я рассчитывала сумму месяцев, прикидывая, что могу купить за них у судьбы, и укрывалась в мелодичном пении ангелов от ужасной действительности.
После службы, задержавшись в храмовом зале, я села у окна за низкую парту, на которой лежала Библия, на угад открыла страницу: «Множеством своих преступлений, неправедной торговлей своей ты осквернил свои святилища. Я зажег в тебе пламя – оно тебя уничтожило! У всех на виду Я превратил тебя в пепел, лежащий на земле!». И я все думала и думала, за что же пламя его уничтожает меня?
Когда отправилась домой, был уже вечер. На небе стояло фиолетовое зарево – июльская красота, влюблявшая в себя многоэтажки, заставляла розоветь их от смущения. Я шла по тротуару и завидовала зрелости жизни.
Мой адрес: дом №3, второй подъезд, у двери которого в тот роковой вечер стоял Коля Тишин – долговязый, худой, голубоглазый парень, при близорукости и сильном солнечном свете походившего за перьевое облачко в черных брюках и полосатом свитере. Мы учились вместе и были почти друзьями. Коля знал о моей болезни спокойно, без жалости, но сейчас стоял угрюмо, держа в руках толстую архивную папку. Я спросила его о ней, в ответ он указал на важность дела, о котором хотел говорить со мной и попросился в гости – я пригласила.
Войдя в квартиру, Коля положил на стол папку, раскрыл ее и начал доставать множество копий печатных и рукописных записей, списков, фотографий. Это были доказательства, которые теперь представлял мне Коля в подтверждение того, о чем говорил.
Все, что я услышала от него, показалось невероятной выдумкой. Вообразите сами меня в тот момент, прочтя то, о чем убеждал он меня, с жаром поднимая перед глазами архивные записи, одну за другой.
В доме на улице Сонина, который сегодня зовется домом Офицеров, во второй половине XIX века располагались кабинеты городского филармонического общества. В то время его ведущим музыкантом был скрипач Виктор Виттельбрандт, известный ныне как один из выдающихся музыкантов XIX века. Он преподавал музыку для дочери самого губернатора Аркадия Невелидова – Кристины Невелидовой, которая была влюблена в своего учителя. Чтобы доказать чувства Кристины Невелидовой к Виктору Виттельбрандту, Коля показал мне копии их переписки, в письмах которой Кристина признавалась в своих чувствах, а Виктор, ссылаясь на свое низкое положение в обществе, осторожно отвергал их.
Осенью 1867 года Виттельбрандт получил тайное письмо от губернатора. Подобрав для Кристины подходящего жениха, Невелидов столкнулся с отказом дочери выходить замуж, причиной которого была ее любовь к Виктору. Не желая давить на чувства дочери, губернатор убедительно просил Виттельбрандта поучаствовать в следующей интриге: дочь председателя дворянского собрания и давнего друга Невелидова – Мария Дмитриева согласилась разыграть перед Кристиной сцену, в которой Виктор признавался Марии в любви, чем планировалось вызвать ревность губернаторской дочери, гнев и, наконец, долгожданное разочарование в своих чувствах в учителю. Взамен участия в этом деле, губернатор обещал Виктору должность директора филармонического общества, и тот ответил на это предложение согласием.
Следующим Коля показал мне письмо, написанное через год после того, как должно было случиться задуманное губернатором дело. Кристина Невелидова писала к Виктору Виттельбрандту о том, что знает про него некую тайну, связанную с творчеством музыканта и обещала, подобно Виктору, продать свою душу дьяволу. В следующем своем письме Кристина сообщала, что сделка душеобмена прошла успешно, и что теперь Мария Дмитриева умрет через несколько лет от неизлечимой болезни, и что все ее потомки женского пола будут умирать по той же причине до конца дней рода Дмитриевых. «Чтобы тела их», – писала Кристина, – «гнили под землей, а не соблазняли чужих возлюбленных». Письма губернаторской дочери, вероятно, оставались без ответа или сжигались, потому что ответных писем Виктора к Кристине обнаружено не было. 20 сентября 1869 года Аркадий Невелидов сообщил отцу Марии Дмитриевой, что Кристина Невелидова повесилась.
– Как это относится ко мне? – Спросила я Колю.
– В 1870 году Мария Дмитриева вышла замуж за князя Вячеслава Лопухина. – Сразу же начал объяснять Коля, доставая из папки фамильные списки. – У Марии и Вячеслава в 1872 году родился сын – Павел, и еще три поколения в семье Лопухиных рождались сыновья. В 1957 году Иосиф Лопухин отправился по распределению работать в деревню, где женился на Нине Ромшовой – твой бабушке. В 1976 и 1978 годах у них родились два мальчика: Леня и Миша. А в 2001 в семье Лени Лопухина родилась ты – первая девочка после рождения Марии Дмитриевой за более чем сотню лет. – Коля выдохнул.
– Подожди. То есть то, что сейчас происходит со мной – это следствие проклятия столетней давности, наложенного на мою далекую прабабку из-за любовной интриги? Ничего глупее и быть не может.
– Все, что я тебе показал, – вспыхнул Коля, – копии настоящих архивных документов, доставшиеся мне большим трудом.
В ответ я молчала.
– Это шанс найти способ спасти тебя.
Я повернулась к зеркалу справа от нас. В его отражении за столом сидел раскрасневшийся молодой человек, разгоряченный желанием убедить находившуюся напротив него бледную, исхудавшую до костей девушку с редкими волосами, зачесанными на бок, чтобы прикрыть образовавшуюся под ними лысину.
– И что мне делать? – Спросила я сдержано, как, кажется, полагалось в тот момент спросить.
Коля радостно оживился. Он торжественно достал из папки последние листы.
– Это последнее письмо Марии Дмитриевой уже после рождения ее сына, почти перед самой смертью ее. Она пишет к мужу.
В своем письме моя пять раз прабабушка писала о том, что будет вымаливать у Господа для своих потомков сыновей, но если так выйдет, что родится девочка, то спасти ее сможет только скрипка Виктора Виттельбрандта. «Милый Слава», – говорилось в письме, – «я убеждена, что причиной моей смерти является не Кристина, а Виктор Виттельбрандт. Меня уже не спасти, но я, все же, обращаюсь к тебе с надеждой.
Виктору Виттельбрандту принадлежит предмет, от которого зависит жизнь будущих поколений нашей семьи и, возможно, всего мира. Этот предмет – личная скрипка музыканта с литерой «V» на нижней деке. Я прошу тебя… Нет. Я умоляю тебя отнять у Виктора его скрипку. Только не опускайся до мести даже ради тех, кого любишь. Господь подарит тебе благодетельные способы победить дьявола и надежно спрятать от него проклятый инструмент.
С истинной к тебе любовью
твоя Мария Д.»
– Моя жизнь зависит от скрипки? – Я начинала нервничать. – Где нам искать это лекарство? В музеях?
– Я не знаю. – Серьезно отвечал Коля. – Прежде, думаю, тебе нужно обратиться к твоей прабабушке. Она, по моим заключениям, может что-либо знать.
***
То ли Коля свихнулся, то ли еще одним симптомом моей неизведанной болезни являлось сумасшествие, но уже на следующее утро я отправилась в деревню у соснового леса – Ключи, где жила моя прабабушка – Дарья Васильевна Лопухина. Коля согласился довести меня до места на своей салатовой семерке.
– В путь! – Повелительно сказал Коля, когда мы уже были в машине. Я перекрестилась.
От города до Ключей добираться было не меньше двух часов. Раньше я с удовольствием проделывала и более дальние поездки, но теперь моя болезнь и здесь давала о себе знать. Мы останавливались, по меньшей мере, раз десять, потому что у меня кружилась голова и меня тошнило. Поначалу мне было стыдно перед Колей, потом я отчаянно боролась с нараставшей истерикой, но где-то на середине пути стала воспринимать свои мучения, как обыденность. В те дни особенно пугало не то, что болезнь подчиняла мое тело, а то, что она поглощала мою личность. Я злилась на себя за слабость, за слезы, и при этом с каждой минутой все больше уповала на помощь призрачной скрипки. Совместно с врачами и учеными ответ на мой клинический вопрос уже искали колдуны и гадалки. Один из батюшек, которых я в большом количестве посетила за все года своего недуга, однажды предположил, что я одержима бесами, и родители возила меня на молебен, чтобы проверить, убивает ли мое тело нечто из рядов потусторонних сил, но и здесь результатов не оказалось, чем бесы разочаровали меня и моих родителей. Неизвестность была ужаснее самой страшной истины. Так я думала тогда.
Прабабушку я не навещала уже два года подряд. Ведь были дела важнее. Ей было уже за 90 лет. Прадедушка умер десять лет назад, и Дарья Васильевна жила одна в маленькой деревушке, где ничего не работает, кроме смекалки. Из молодых людей здесь были только фермеры, уставшие от суеты больших городов и теперь ведшие здесь хозяйство и торговлю, обменивая пенсию пожилых соседей на продукты цивилизации. К деревне вела дорога, окруженная широкими коврами засеянных полей; позади угрюмо стоял сосновый лес.
Прабабушка знала о моей болезни, но за два года я сильно сдала и, увидев меня так: без предупреждения, неожиданно, – Дарья Васильевна не сдержалась, громко ахнула и заплакала.
– Проходите, ребятки. – Сказала она, высвобождая меня из своих объятий и украдкой вытирая слезы. Теперь она старалась улыбаться. – Простите меня старую. Давно не видела тебя, Оленька, вот и расчувствовалась.
В маленьком старом доме все говорило о скромной старости интеллигентного человека. Деревянный пол, чисто вымытый и тщательно подметенный, покрывали цветные, вышитые узорами, половики. На широком столе у окна лежало множество книг, журналов, газет и отрывных календарей. За стеклом серванта аккуратно стояли советские куклы. Через прозрачные белые шторы в дом проникал бледный луч света и падал на стену с фотографиями нашей семьи. Сын Дарьи Васильевны – мой дедушка – умер пять лет назад; невестка ее – моя бабушка – жила с моими родителями в областном городке за 40 км от Ключей; внуки учились в разных городах, приезжали редко (я явилась раз за два года и то по крайней необходимости), а она любила и хранила в своем сердце нас всех, и я подумала, что, возможно, в этом и был секрет ее долголетия.
Мы пили ромашковый чай из больших белых кружек, заедая пирогами с вишней. Она готовила пироги каждые понедельник и пятницу, ожидая гостей и, не дождавшись, отдавала вкусный гостинец соседям. Мне было совестно приступать к делу о скрипке, а вскоре это желание и вовсе отпало. Казалось, что лучшим решением было остаться здесь, у леса, среди бескрайних полей, душистых цветов, провести остаток своей жизни в тишине, рядом с человеком, который любил меня с самого моего рождения, даже тогда, когда я обижала его, когда меня не было рядом.
К вопросу перешел Коля.
– Дарья Васильевна, вам известно что-нибудь о человеке по имени Виктор Виттельбрандт?
Прабабушка изменилась в лице.
– Я не застала его при жизни, – отвечала она, – но я знаю, что это человек, приносящий беду.
– Дело в том, – настойчиво продолжал Коля, ловя на себе мой недовольный взгляд, – что я недавно проводил биографическое исследование о нем и нашел странную связь между Виттельбрандтом и болезнью вашей правнучки.
Дарья Васильевна поднялась из-за стола.
– Бабуш, тебе плохо? – Я не на шутку испугалась. Она покачнулась, держась за спинку стула.
– Вы в порядке? – Коля вскочил с места. – Может, воды?
– Не нужно. – Прабабушка махнула рукой. – Этот день должен был настать. От судьбы не спрячет даже глубокая старость в лесной глуши.
Мы стояли, молча, в ожидании смотря, что она скажет.
– Когда ты, Оленька, родилась, я надеялась, что все легенды о проклятие Виктора Виттельбрандта – страшные сказки матери моего покойного супруга, но должна была родиться правнучка, и страх усиливался. Тогда, только ты родилась, я настояла, чтобы мы с твоим прадедушкой отправились сюда – в Ключи. Мне тогда казалось, что в этой глуши Виттельбрандт тебя не достанет. А потом ты заболела. И, увидев тебя теперь, я в точности вспомнила описания Марии перед самой ее смертью. – Речь ее прервалась вырвавшимся из груди рыданием.
– Бабуль, где эта скрипка? – Я подбежала к ней, обняв за плечи. – Скажи нам. Возможно, что спасение как раз в том, чего мы так боимся.
– Ты еще совсем дитя. – Отвечала она мне сквозь слезы. – Никакой разгадки нет, Оленька. Это проклятие.
– Есть. – Вмешался Коля. – Я нашел в архиве письмо Марии Дмитриевой к Вячеславу Лопухину – ее мужу. В нем говорится, что снять проклятие может только скрипка Виттельбрандта.
– Эта скрипка принадлежит самому дьяволу. – Прошептала бабушка.
– Значит, спасти Олю может именно он. Дарья Васильевна, она у вас?
Прабабушка утвердительно покачала головой, и мои последние сомнения были разрушены. «Боже мой!» – Подумала я тогда. – «Я действительно проклята!»
Дарья Васильевна направилась в кладовую. Мы ожидали ее в молчании. Вернулась она, держа в обеих руках футляр и скрипку. Коля стоял бледный, с мокрыми от пота висками и даже слегка дрожал.
– Это она? – Прошептал он.
– Она. – Отвечала прабабушка. – На обороте знак.
– Литера «V». – Торжественно заключил Коля.
– Я отдам тебе ее. – Прабабушка пристально посмотрела на меня. – Помни, в ней таится зло и возможно правильным было бы не прятать ее здесь, а отдать в руки святым обителям или уничтожить… В конце концов, она твоя, Оля.
Она протянула мне в руки скрипку, по виду которой нельзя было сказать, что этому инструменту было более ста лет.
– Как новая. – Я взглянула на Колю, который все больше впадал в прострацию счастья от появления искомой исторической ценности. – Правда, ведь, Николай? – Я повысила голос, и Коля ответил «А!», будто я его только что разбудила. – Что нам теперь с ней делать?
– Думаю, мы должны отвезти ее в усадьбу Виттельбрандта. – С готовностью отвечал он, походя на пойманного с поличным преступника. При спорных обстоятельствах, он наверняка убил бы меня за эту скрипку, если бы я и так не была смертельно больна. Порой я приходила к мысли, что он втянул меня во все это только для того, чтобы поминать меня с этой исторической ценностью подмышкой.
– Надеюсь, вы не скоро уходите? – Прабабушка всплеснула руками и суетливо засеменила на кухню, крича по дороге. – А варенье!
– Мы погостим еще пару часов. – Отвечала я, игнорируя торопящие меня жесты Коли. – Это моя бабушка, – шептала я ему, – у которой я не появлялась долгое время. Усмири свои поисковые амбиции.
Коля обиженно фыркнул и ушел в гостиную. Я осталась одна, держа в руках орудие своего убийства, запланированного век тому назад. У Виттельбрандта была своя усадьба! Мне с нетерпением хотелось попасть в это место. Наверняка там хранился портрет хозяина, и я с удовольствием бы взглянула этому портрету в глаза. Мысли о Викторе Виттельбрандте исчезли в тот момент, когда в комнату вновь вошла моя прабабушка, потому что никто в мире, даже знаменитый скрипач, от инструмента которого зависела моя жизнь, не дороже малинового варенье горячо любящей прабабушки, которую я не навещала долгие два года.
Коля пришел к столу натянутым, как скрипичная струна. Прабабушка заметила это и, встретив его теплой, приветливой улыбкой, предложила сливок к чаю. Коля отказался. Тогда Дарья Васильевна стала рассказывать, что в молодости сама играла на скрипке, что инструмент Виттельбрандта чудесен в звучании и как бы невзначай упомянула о парочке нотных тетрадей, доставшихся ей от свекрови, с композициями, автором которых был сам Виктор Виттельбрандт.
– Покажете? – Вспыхнул Коля.
– Для начала выпей-ка чаю, внучок. – Назидательно отвечала прабабушка. – Откушай варенья. А я пойду, поищу, авось тогда и найдется.
Пока в кладовой прабабушка искала ноты, Коля уничтожил пол литра варенья чуть ли не залпом.
ГЛАВА 2. Усадьба Виктора Виттельбрандта
Скрипка и ноты были у нас. Семерка набрала скорость 130, но казалось, что мы летим с невероятной скоростью. В уши задувал ветер, отчего у меня разболелась голова и вновь начало тошнить. Глаза Коли нервно блестели, он сиял от радостного возбуждения и казался мне бесстыдным.
– Прошу тебя, сбавь скорость. – Из-за шума езды говорить приходилось напряженно.
– Извини. – Он понимающе взглянул на меня, и машина убавила ход.
Я раздражалась, осознавая, что чувство это неоправданно. В глубине души было даже радостно, что Коля вытащил меня из привычной среды, даже если все наши с ним поездки в итоге окажутся напрасны. Через три дня мне нужно было явиться домой к родителям, откуда меня должны были повезти на очередной медицинский осмотр, а затем отправить на неделю в столичную клинику. Меня лечили от онкологии, бесконечно проверяли на гормоны, искали паразитов, подозревали в анорексии и еще множество всего. Я была звездой мировой медицина и с каждым днем все больше призраком. Слабость, боли, жажда, судороги, онемение и сон, переходящий в обмороки и обратно – мои последние семь лет жизни. Прогнозы разные. Порой я отдавала предпочтение врачам, которые в своих диагнозах продлевали мне жизнь, а порой – наоборот, были лучше те, кто сокращал срок моим мучениям. И жизнь давно превратилась в большой медицинский эксперимент. Вот и Коля стал автором одного из них, решив поискать лекарство в прошлом.
– Невероятно! Ноты самого Виктора Виттельбрандта. – Нарушил он молчание, чередуя взгляды на меня и на дорогу.
– Здесь нужно аккуратнее. – Я указала взглядом на могильный венок впереди у обочины. – Мне-то все равно, но тебе еще следует быть осторожным.
– Зачем же ты тогда поехала со мной, если тебе все равно?
– Не знаю.
Мне хотелось поговорить с ним как-нибудь по-другому, но я так устала от одной мысли предстоявшего пути, что не стала даже пробовать завязать разговор. Воодушевление Коли было приятным со стороны, но разделить его чувство я не могла – в моем сердце для этого не было подходящего места. Только я закрыла глаза, как меня опять затошнило и пришлось останавливаться. Выражение лица Коли стало встревоженным и мрачным. Мне даже не пришлось ничего предпринимать, чтобы поглотить радость его мечтаний реальностью своей болезни, еще одним симптомом которой определенно было – мучить всех вокруг.
– Как скоро мы доберемся? – Спросила я Колю, когда мы вновь поехали.
– Усадьба располагается в селе Лебединая песня. Туда ехать еще минут двадцать.
– Говорящее название.
– Да уж. – Отвечал Коля, смеясь, и мне нравилось в нем то, что можно было шутить над моим положением без скрытых оттенков жалости. – Когда-то эта усадьба принадлежала мужу Марии Дмитриевой.
– Моему дедушке? – Я впилась в Колю взглядом. В ответ он спокойно улыбался, будто бы то, что усадьба Виттельбрандта относится к моей фамилии, был так себе факт. В ответ он только кивнул мне. Я молчала, ожидая продолжения, которого не было.
– И? – Нетерпеливо протянула я.
– И ничего. – Коля пожал плечами. – Согласно биографии Виттельбрандта, он купил свою усадьбу у главы городского собрания. Теперь, конечно, понятно, что Вячеслав Лопухин продал ему усадьбу, чтобы без насилия похитить скрипку.
– Эту скрипку? – Коля засмеялся после этого вопроса. Наверное, я сильно нелепо нахохлилась от негодования. – Насколько большая усадьба? – Усмиряя свой пыл, я интуитивно приняла наиболее сдержанную позу, но в ответ Коля опять рассмеялся.
– Большая. – Отвечал он. – Но это все равно не имеет никакого значения. После смерти Виттельбрандта, все здания и земли усадьбы приватизировали Советы. В начале, там был дом культуру, потом и до сих пор – санаторий.
– И ты ничего мне не сказал. – Как бы себе говорила я, пытаясь укомплектовать в голове услышанное.
– Я не хотел тебя тревожит. Ты нервная. Но то, что следует ехать к твоей прабабушке, и что скрипка может находиться где-то в вашей семье – это я знал из информации о продаже усадьбы.
