скачать книгу бесплатно
Молча, я пыхтела, стараясь утихомирить разбушевавшееся дыхание, чтобы не разболелись спина и грудь. Мы проехали высокие холмы песка, загораживавшие строительные площадки, затем за окном долго мелькали поля, огороженные посадками тополей и берез, редкие домики с надписями «Кабачки. 250», «Морковь. 100» , за табличкой «Ямская степь» подул сильный ветер, небо затянуло тучами и хлынул дождь такой силы, что, казалось, машину Коли вот-вот унесет, но семерка, смахивая с лобового стекла скрипевшими дворниками мутные волны воды, уверенно плыла под ударами ливня. Впереди все было сплошь белым, встречные машины давали нам пять струями луж, вылетавших из-под их колес. Так продолжалось еще несколько километров и дождь внезапно перестал, тучи таяли изнутри, открывая пропитанные солнечным светом белоснежные облака, под еще темным небом справа сияло ярко-желтое поле подсолнухов, а слева, под отвесным склоном, стояли тонкие голые стволы сосен с пышной кроной у самых верхушек, на уровне глаз они походили на коричные палочки . Впереди показалась табличка «Лебединая песня».
Санаторий назывался так же, как и село. Благодаря частым указателям, найти его не составило большого труда.
Когда мы въехали внутрь усадьбы, справа там открылся сверкавший на солнце пруд с четырьмя белопарусными яликами; справа двухэтажная церковь, от которой вдаль, рисовались сад и роща, соединенные в обширный парк с цветущими аллеями и живописными павильонами. Взяв футляр со скрипкой и коробку с нотами, мы направились к воротам. Шли молча: я в эстетическом восхищении, Коля в исследовательском предвкушении, но оба мы сошлись в чувствах, когда увидели белокаменный двухэтажный дворец, сиявший в волнах солнечного света.
– Так, – оглядываясь, сказал Коля, решая, что делать дальше, – теперь нам надо бы войти.
– Надо бы.
По ступенькам к двери я поднималась с тяжелым сердцем. Мне вдруг представилось, как расставался Вячеслав Лопухин с этими местами и как сильно любил он Марию, если ее желание не причинять Виктору вреда было для него дороже усадебной роскоши.
Внутри дворца, у входа, располагалась вахта, которую вела тучная женщина с презрительным взглядом. Она медленно и внимательно посмотрела на нас, состроила кислую гримасу и с чувством нараставшего раздражения спросила: «Куда это?»
– Мы исследователи биографии Виктора Виттельбрандта. – Отвечал ей Коля.
– Откуда?
– Из Научно-исследовательского общества «Клио».
– Зачем?
– Исследуем биографию Виктора Виттельбрандта.
– И что?
– Можно ли нам встретиться с тем, кто может провести экскурсию по его усадьбе.
– Звоните по телефону.
– Но мы ведь уже приехали. Издалека…
– Чем я могу вам помочь?
– Позовите заведующего музеем усадьбы или направьте нас к нему.
– У нас нет заведующего.
– А кто может помочь?
– Не знаю. Звоните по телефону.
Но мы не знали никаких телефонных номеров, и так продолжалось еще очень долго, пока я, тяжело вздохнув, не упала в обморок.
Очнулась тут же, в коридоре. Рядом стояла вахтерша, Коля, пожилой мужчина в белом халате держал в руках вату, резко пахнувшую нашатырем, рядом стоял молодой парень в белой рубашке и черных брюках.
– Мы из научного общества «Клио». – Говорил Коля молодому парню. Тот с недоверием посмотрел на меня. Я попыталась улыбнуться.
– Андрей Михайлович, их интересовал музей. Я сказала, чтобы звонили. – Говорила вахтерша молодому парню.
– Кому звонили? – Осторожно замечал он ей.
– Чем я могла им помочь? Они просили направить их к заведующему.
– Направили бы ко мне.
– Но вы ведь не заведующий.
– Заведующего у нас нет.
Это был очень странный разговор.
– Прошу прощения, – вмешалась я, – кто же сможет нам помочь? Мы так долго ехали и, как видите, жара сумасшедшая. Я…
– Да, – ласково перебил меня Анатолий Михайлович, – жара, правда, ужасная. Меня зовут Андрей Михайлович. Я не заведующий музеем, потому что заведующего у нас нет. Мы подчиняемся частично местной администрации, частично больнице. Пока что, скажем так, у нас на местах смена власти и главный тот, кто не успел уйти на больничный.
– Нам бы кого-то по истории. – Волнуясь, начал Коля, все это время молчавший и безутешным взглядом смотревший то меня, боясь ухудшений, то на Андрея Михайловича, боясь, что тот не поможет Коле с его скрипкой.
– Я экскурсовод. – Сообщил Андрей Михайлович, и Коля мгновенно растворился в любви к нему.
– Прошу вас, – взмолился он, – это дело чрезвычайной важности. Совсем недавно в областном архиве были найдены уникальные документы, открывающие новые факты о судьбе знаменитого скрипача конца восемнадцатого – начала девятнадцатого века, нашего земляка, прославившего…
Коля Тишин сам собой представляет редкое ископаемое. Если бы ему предложили отдать все значимые события будущего планеты Земля, чтобы пролить свет на все волновавшие Колю загадки прошлого – по одному событию за загадку – то у будущего просто не хватило бы событий. Его речь, адресованная Анатолию Михайловичу, наотмашь извлекла все накипевшие чувства Коли и сбила неподготовленный разум экскурсовода с ног.
– Прошу. – Ответил поспешно Андрей Михайлович, боясь нового залпа причин и благодарностей.
Коля схватил меня под руку и с видом наигранной деликатности потащил за собой, как потрепанный флаг грядущей исторической истины. Я почти могла идти сама, жестом давая знать о том мужчине в белом халате, который, в общем-то, об этом особенно не беспокоился. Не смотря на вернувшиеся силы, я приняла позицию ведомой, принимая помощь Коли, которой бесполезно было сопротивляться. Даже, если бы мой смертный час пришел в тот момент, он бы не решился перешагнуть через Колю и подождал.
Представившись сотрудниками городского научно-исследовательского института, мы ожидали, что скажет экскурсовод.
– Может быть, начнем с небольшой экскурсии? – Предложил Андрей Михайлович. Мы охотно согласились.
Усадьба до покупки ее Виктором Виттельбрандтом принадлежала не Вячеславу Лопухину, как изначально предполагали я и Коля, а моей прабабушке Марии Дмитриевой. В конце XVIII столетия ее дедушка – князь Лев Васильевич Двитриев получил эту усадьбу от императора Петра I за верную службу, оставил столичное общество и отправился жить в провинцию. Отец Марии – Константин Львович Дмитриев был губернским предводителем дворянства, возглавлял аппарат уездных чиновников и был близким другом губернатора – Аркадия Ивановича Невелидова, ставшего крестным отцом Марии Дмитриевой.
Коля слушал с трепетом, все более и более оживляясь. Андрей Михайлович рассказывал увлеченно, вдохновляясь интересом слушателей. Он показывал нам старинные фотографии семьи Дмитриевых. Мария Дмитриева была красивейшей девушкой.
– Мария Константиновна Дмитриева – это будущая жена Вячеслава Евгеньевича Лопухина? – Спросил Коля, как бы вдруг.
– Именно. – Подтвердил Андрей Михайлович. – Ее ждала печальная судьба. Мария вышла замуж, родила ребенка – здорового мальчика, будущего князя Михаила Лопухина, открывшего конный завод в Алексеевке, однако сама Мария перенесла беременность тяжело, так что вовсе подорвала здоровье и, как известно, умерла от обычной простуды вскоре после рождения Миши. Вячеслав Евгеньевич не выдержал утраты, продал имение жены Виктору Виттельюрандту и уехал с сыном в Петербург. Оттуда на родину матери Миша вернется только спустя двадцать лет, но уже как совладелец завода (здесь Михаил Вячеславович Лопухин почти не жил, проводя большую часть жизни в Петербурге). После революции история этого семейства нам не известна. – Андрей Михайлович продолжил после нескольких секунд задумчивой паузы, как бы улавливая потерянную нить повествования. – Но вас, насколько я понял, интересует Виктор Виттельбрандт?
– Да. – Вдруг с жаром заговорила я, сама удивившись своему восклицанию. Меня все больше охватывало волнительное предчувствие.
– Что ж. – Экскурсовод как бы в сомнении наклонил голову и пожал плечами. – Это почти совсем отдельная история. Пройдемте в соседний зал.
Мы вошли в просторную светлую спальню с высоким прямым потолком, обрамленным золотистым карнизом. С гармоничной искусностью стояла мебель: круглый столик с тремя стульями, диван, две тумбы с желтыми абажурами, камин. Белоснежные стены, разделенные пилястрами, две двери комнаты венчала позолоченная лепнина витиеватых узоров. На одной из стен висел вертикальный миниатюрный портрет красивого мужчины. Он был молод, на вид лет тридцати, большие зеленых глаза смотрели из-под стекол круглых очков прямо и смело; темные волосы были густыми, кучерявыми, слегка непослушными; тонкое лицо, подчеркнутое бледными скулами, застыло в дерзкой, насмешливой, улыбке; он был утончен, хотя и крепко сложен; насмешлив, горд и даже надменен, но словно полон благородного отчаяния, вызывавшего к себе симпатию, если не влюбленность.
– Потрет Виктора Виттельбрандта, написанный рукой Константина Рутовского – его друга и поклонника. – Торжественно объявил Андрей Михайлович.
– Да, – с восхищением вторил ему Коля, – я уже встречал этот портрет.
Из собравшейся в комнате компании я одна видела Виктора Виттельбрандта впервые, и при взгляде на его портрет сердце горько сжалось от обиды. Он прожил полную событий жизнь, оставшись в памяти людей знаменитым музыкантом. Его портрет висит в прекрасной зале дворца, когда-то принадлежавшего ему. Он высокомерен, полон уверенности, тщеславия, распаленного чередой преданных поклонников и поклонниц. В этот самый миг, в который его увековечил Рутовский, он, наверное, и не вспоминал о бедной Марии. С таким ли лицом он получал ее имение?
– Сколько ему здесь лет? – Спросила я брезгливо.
– Здесь, если не ошибаюсь, Виктору двадцать восемь лет. Здесь он уже директор филармонического общества, и художник показывает нам его в первый день прибытия из Парижа. Там Виктор Виттельбрандт открывал своим выступлением фестиваль.
Я представила, как ему рукоплещет Франция, а потом представила, как Марию кладут в могильную яму, и вдруг ее мертвое лицо на мгновение стало моим. Эта мысль поразила меня.
– Как он умер? – Спросила я насмешливо, в тон взгляду, смотревшему на меня со стены.
– Он умер в семидесятилетнем возрасте от болезни. Здоровье Виктора ухудшалось с каждым годом из-за образа жизни, который он вел. В молодом возрасте была украдена скрипка Виктора, которой он очень дорожил. Это повлияло не только на творчество музыканта, но и подорвало его здоровье. После сорока Виктора стали мучить первые припадки. Я же считаю, что он умер от душевной болезни.
– А где его могила?
– Здесь же. В этой усадьбе. Рядом с фамильным склепом Лопухиных.
Я негодовала до того, что была лично оскорблена и в глубине души сама смеялась над своим негодованием. Еще два дня назад я ничего не знала о своей родословной, но так быстро успела проникнуться обидой за Марию Дмитриеву, что была готова мстить, если бы было кому. Где-то мелькала ехидная мысль, что не трепет к своей фамилии, а собственное положение заставляло меня ненавидеть этого человека. Мне было легко поверить в то, что Виктор Виттельбрандт являлся причиной моей странной болезни, потому что отрицать эту мысль он тогда не мог, а найти причину мне очень хотелось.
– А мы можем попасть туда? – Спросила я. Последовало общее движение.
– Это происходит обычно в конце экскурсии. – Растерянно сказал Андрей Михайлович.
– И мы еще много не узнали о… – Коля хотел сказать «скрипке», но заменил «творчестве музыканта».
– Мне бы очень хотелось начать с его могилы. – Твердо настаивала я, почти осуждая сама себя за странность поведения.
– Что ж… – Андрей Михайлович вопросительно посмотрел на Колю, в глазах которого отражалась горькая доля джентльмена уступать даме. Я оценила это с благодарностью, хотя и понимала, что вскоре за уступчивость джентльмена придет возмездие в виде часовых кругов по залам музея. Мы отправились к фамильному склепу Лопухиных.
– Можно спросить вас? – Обратился Андрей Михайлович к Коле.
– Конечно.
– Что у вас в руках?
Коля мило заулыбался, скрывая замешательство.
– Скрипка Виктора Виттельбрандта. – Выпалила все больше раздражавшаяся я. Андрей Михайлович, распознав в моих словах сарказм, добродушно рассмеялся.
– Это правда. – Серьезно сказал Коля, блаженно предвкушая реакцию экскурсовода. Сам бы он, конечно, на его месте упал в обморок и, видимо, ожидал от Андрея Михайловича именно этого, но тот лишь изумленно воскликнул: «Откуда?!»
– Дело в том, что моя спутница, – Коля официально, сам на себя не походя, деловито указал на меня, – представительница дворянской фамилии Лопухиных и потомок самих Вячеслава Лопухина и Марии Дмитриевой. Иначе говоря, когда-то эта усадьба принадлежала ее далекой прабабушке.
– Вы потомок Марии Дмитриевой? – С восхищением посмотрел на меня Андрей Михайлович, даже не подозревая, какое это несчастье – быть ее потомком. Я кивнула.
Мы шли по тенистой аллее. На улице становилось прохладно. Тучи добрались и до Лебединой песни, зной остыл, и теперь день хмурился к вечернему дождю. Вдалеке показалась крыша каменного склепа. Подойдя ближе, можно было разглядеть, что это было подобие древнегреческого храма в миниатюре.
– В поле фронтона портика, – сказал Андрей Михайлович, когда мы уже стояли у входа в склеп, – находится лепной герб вашей семьи.
Я с интересом вгляделась в ту часть крыши, на которую указывал экскурсовод.
– Мария Дмитриева, – продолжал он, – верила, что ее предки родом из Греции, поэтому мавзолей был построен в таком стиле. Сама Мария называла склеп Тартар. Его строили еще при ее болезни и если присмотреться, то у входа можно заметить надпись – отрывок из древнегреческих мифов: «Ночь окружает его в три ряда, как воротник шею, а над ним растут корни земли и неубранного моря». Думаю, что ваша прабабушка была сильной женщиной, раз нашла в себе силы не только принять неизбежную смерть, но и придать ее эстетике.
Он говорил теперь со мной, церемонясь. Хотя у него не было никаких существенных причин верить тому, что я действительно сотрудник научного института и потомок Марии Дмитриевой, а не ребенок, лгущий в свою пользу. Сюда, наверно, не часто приходили узнать историю усадьбы, и Андрей Михайлович рад был любому слушателю. Это нравилось мне в нем и раздражало одновременно.
– После приватизации усадьбы склеп был заброшен, после разграблен. – Удивленно стушевался Андрей Михайлович, заметив мой пристальный, недобрый взгляд. – Сейчас на его восстановления нужны средства, но он охраняется.
Сказано последнее было с намеком.
– Если вы хотите, – продолжал намекать Андрей Михайлович, – то можете обратиться в комитет охраны памятников нашего региона. Там вам, как потомку первых владельцев усадьбы, вполне могут дать разрешение на поиск инвесторов и выдать задание на восстановление…
– К сожалению, у меня нет времени. – Оправдываясь, отвечала я, упиваясь зловещим чувством иронии своего ответа.
– И денег. – Добавил Коля.
– Все же, вашему исследованию это наверняка пригодиться и всегда можно найти меценатов, даже в нашем однотонном мире. – Объяснял Андрей Михайлович, как бы шутя. – А теперь, прошу, сюда.
Преодолев несколько коротких кривых лабиринтов кустарников, недалеко от склепа, мы увидели высокую плиту из черного мрамора. Местами она была отколота, границы могилы не были обозначены.
– Перед вами могила знаменитого скрипача Виктора Виттельбрандта. – Объявил Андрей Михайлович торжественно.
– Уникальное место. – Заметил Коля.
– А все же? – В тоне шутки вновь начал после некоторого молчания Андрей Михайлович, указывая на коробку и футляр в руках Коли. – Что это за таинственный багаж? Это действительно скрипка? Я тоже играю на скрипке! Вам некуда ее положить? С нашей стороны теперь тоже есть заинтересованность в вашем пребывании здесь. Могу предложить остаться бесплатно в санатории на несколько дней. Я бы о многом хотел спросить вас, Ольга. Ведь после Михаила Лопухина следы родословной первых владельцев усадьбы исчезают.
– В архивах найдено много интересного по этому вопросу. – Оживился Коля. – А это… Мы были у прабабушки Ольги по вопросу нашего исследования, и там нам была передана уникальная вещь. – Коля сделал торжественную паузу. – В моих руках действительно скрипка Виктора Виттельбрандта с литерой «V» и копия нот тех композиций, автором которых является сам музыкант.
От обморока Андрея Михайловича спасло только чувство долга.
– Мы должны передать это на экспертизу! – Воскликнул он.
– Несомненно! – Подтвердил Коля.
Все это время я не могла оторвать взгляд от могилы Виттельбрандта. Он мертв, но продолжает убивать и после смерти.
– Вы играете? – Ворвалась я в счастье союза взаимного просвещения.
– Я? – Андрей Михайлович был в большом оживлении, не понимая, к чему вопрос, он все же восторженно, не успев переменить интонации и все еще переживая радостные новости о найденной скрипке, ответил. – Конечно!
– Сыграйте нам.
– Что вы? На этой скрипке? – Он испугался. – Да у меня рука не поднимется.
– Сыграйте-сыграйте. Эта скрипка принадлежит моей семье, а значит – мне. Я вам разрешаю.
– Вы не правы. – Мягко возмутился экскурсовод. – Эта скрипка – культурное наследие нашего региона, если не страны или даже всего мира!
– Всего мира! – Подхватил Коля.
– Почему вы решили, что это настоящая скрипка? – Почувствовав повод для того, чтобы выплеснуть накопившееся раздражение, я прибавила тон, отчего Коля сразу стал озадаченным и в волнении ловил момент, когда можно было вмешаться. – Вы сами сказали. Никто не проводил экспертизы, вы знаете нас всего несколько часов! Андрей Михайлович, как можно быть так преступно наивным?
