скачать книгу бесплатно
– У меня нет отца. И мамы тоже нет.
– Погоди, – Лита посмотрела на меня странно, кажется, я сказала большую глупость. – А человек, что привел тебя сюда…
– Это Ралус. Он мне не отец.
Лита нахмурилась и долго вглядывалась в мое лицо, будто пыталась что-то разгадать. Но больше ничего не сказала. А я впервые спросила себя: кто же такой Ралус? Почему он заботится обо мне?
Дом Вальтанаса и Диланты был не похож на дома Элиши, он состоял будто бы из нескольких домов: один большой – там жили люди, три поменьше – там жили собаки, козы и куры. И был еще один – для разных машин и механизмов. В этот дом я тоже робела заходить. Посреди него стоял огромный и странный механизм – палки и нитки, натянутые рядами. Около него часто сидела Тесса. Она что-то двигала в нем, нажимала ногой то на одну дощечку внизу, то на другую, но механизм не приходил в движение, не начинал вращать колеса и гудеть, только ряды нитей двигались вверх-вниз. Молчаливый тонкокостный зверь. Я, замерев, смотрела на него. Один раз Тесса заметила меня и улыбнулась:
– Это ткацкий станок. Наши собаки не линяют, и мы стрижем их, как овец, прядем из их шерсти. Лита любит прясть, и у нее хорошо получается, а я тку потом из этих ниток. Можно соткать покрывала, плащ или просто ткань, а из нее сшить одежду. Это Вальтанас собрал такой станок. Хочешь попробовать?
Я замотала головой, но Тесса уже усадила меня на свое место, сунула в руки челнок – гладкую деревяшку с нитками внутри.
– Это хорошая работа, – говорила она и показывала, что нужно делать. – Спокойная и нужная.
Тесса говорила очень ласково, но у меня все равно ничего не получилось. Я путалась, когда нажимать на одну дощечку, а когда на другую, в какую сторону вести челнок и как закреплять нити. Я так устала, будто весь день бегала с собаками по лесу. Тесса утешала меня и обещала соткать теплый плащ. Но я все равно расстроилась. Ткацкий станок был красивый, и мне хотелось бы приручить его.
Вечерами все-все, кто жили здесь, собирались за большим столом, ели и разговаривали. Даже малышка Кассиона говорила, жаль, что ее никто не понимал, кроме меня. Зато ее мама, Тесса, сказала, что я лучшая нянька на свете. Это потому что у меня получалось успокоить малышку, если она капризничала. Но она капризничала только тогда, когда не могла объяснить им, чего же она хочет. А я всегда понимала и помогала ей. Мне было тут лучше, чем у Лурды, потому что меня никто не считал диковинным зверем, всем было все равно, какого цвета мои волосы и глаза, и я была будто бы их.
А потом приехал Травник и выгнал меня.
Он вошел, и я сразу поняла: вот самый главный человек этого леса. Хотя был он в простой одежде, потрепанных сандалиях, с обычной палкой в руках. Лита закричала:
– Папа! – и бросилась ему на шею. А он нежно погладил ее по спине.
Он поднял на руки Кассиону, поцеловал Тессу, пожал руку Вальтанасу… Он обедал с нами, а потом пошел с Дилантой лечить заболевшую козу. Но все, что он делал, будто имело какой-то скрытый смысл, я не могла его понять, будто вместо одного человека в дом зашли пять и говорят одновременно, но каждый – свое. У него был будто бы свой язык, такой же, как лесной, но другой. А еще он смотрел на меня. Он смотрел, будто очень недоволен, что я здесь живу. Будто уже понял, что я начала пускать корни в этом доме, и решил во что бы то ни стало выдернуть меня отсюда.
Ночью, когда все спали, я услышала разговор Вальтанаса и Травника. Они стояли во дворе и разговаривали тихо, но какое это имеет значение? Сказанные слова никуда не исчезают, они остаются в воздухе навсегда. И их несложно поймать, если правильно слушать.
Травник: …мне все это очень не нравится, Вальтанас. Слишком долго.
Вальтанас: Я понимаю, но ты что же, предлагаешь мне выгнать девочку в лес? Или отказать Страннику? Ты же знаешь, что мы не можем.
Травник: А еще я знаю, что эта девочка угрожает моей семье!
Вальтанас: Ну, ну, не преувеличивай. Всего-то маленькая девочка. Очень молчаливая к тому же.
Травник: А если кто узнает?
Вальтанас: Кто же узнает? У нас тут гостей не бывает. Только ты.
Травник долго молчал. Потом сказал:
– Я приеду в следующий раз на третий день новолуния. Ее не должно здесь быть, Вальтанас. Пусть Странник возвращается и уводит ее в другой дом.
– Трудно найти другой дом. В Империи их почти не осталось.
– А в Суэке?
– Ты забыл, что такое Суэк?
– Есть еще Объединенное королевство. Пусть отвезет ее лодочнице. И знаешь, если она и правда та, за кого он ее выдает, ей нужно быть на своей земле. Ей нужно прясть, а не болтаться по мирам.
Вальтанас вздохнул:
– Я скажу ему.
– Я просто волнуюсь за своих, – сказал Травник.
– Не оправдывайся, – бросил ему Вальтанас и пошел в дом.
Я сжалась под одеялом.
Лита обняла меня на прощание. Мы смастерили друг другу браслеты. Я выбрала для ее браслета ярко-голубые и оранжевые нитки, вплела в него камешек-бусину с Веретена, который оторвала от своих четок. Для меня Лита сделала сине-зеленый браслет с крохотной шишечкой посередине. Я решила, что буду носить его всегда. И всегда помнить Литу.
Харза сказал:
– Давай, привет там всем.
Я не поняла его слов.
Ойра украдкой вытирала глаза, и я сама обняла ее, чтобы утешить, ведь она так хорошо всегда заплетала мои волосы. Диланта дала нам в дорогу целую корзину еды, а Вальтанас сшил мне мягкие сапожки. Кассиона долго не хотела меня отпускать, кричала, чтобы я вернулась, потому что ей больше не с кем тут поговорить, никто ее не понимает, а Тесса ласково погладила меня по голове. Наконец мы с Ралусом отправились в путь. За плечами у меня был узелок с моими сокровищами. Я постоянно оборачивалась, и мне было грустно и хорошо оттого, что они долго стояли и смотрели нам вслед.
Лодочница из Хотталара
Следующие несколько месяцев мы с Ралусом скитались по лесам, городам, чужим домам, мы плыли на огромных парусных лодках, пересекая моря, мы ехали верхом на мулах и в повозках. Где-то мы задерживались на несколько дней, и тогда Ралус покидал меня, оставляя с чужими людьми, уходил по своим тайным делам, ничего не объясняя и не рассказывая. Никто не был мне рад, но никто не отказывал ему, будто всех этих людей, открывающих дверь после определенного стука, связывала общая клятва помогать, но не радоваться. Я тосковала по Лите и ее лесу. Мне хотелось, чтобы у нее все было хорошо, но почему-то, когда я думала о ней, на сердце становилось тревожно.
Люди, которые давали нам приют и хлеб, были все разные. Я запомнила угрюмого мужчину с желтыми глазами и длинными руками, его звали Барви, и он умел варить вкусный чечевичный суп. Я запомнила веселого мужчину огромного роста, широкоплечего, красивого, его звали Руф, его дом был увешан картинами. На прощание он подарил мне маленькую деревянную шкатулку с узорами. Я запомнила мужа и жену, они были чем-то напуганы, и мы жили на чердаке их крохотного домика. Но Ралус подолгу разговаривал с ними, и я видела, как от этих разговоров они успокаиваются, и вдруг оказалось, что они добры, приветливы и очень много знают о том, что происходит в какой-то Риле и окрестностях.
В одном из домов мы встретили интересного старика. Он был тощий и весь всклоченный, дерганый, с пронзительными синими глазами. Он долго изучал мое лицо, вертел мою голову туда-сюда, будто я какая-то диковинка, и бормотал:
– Так-так-так, вот это экземпляр… откуда же ты такая невероятная, а? Каких кровей?
– Хватит, Лура, – остановил его Ралус.
Всклоченный старик похихикал еще и отпустил меня, но весь вечер я ловила на себе его пристальный взгляд. А ночью проснулась от разговора.
Лура: …и я сбежал. Сначала не знал, правильно ли я его понял, но когда пришел к тайнику и увидел, что он забит самыми ценными, самыми любимыми его книгами…
Ралус: Ты вынес их?
Лура: Конечно! Хорош бы я был, если бы не вынес! Они все у меня здесь, но хозяйка ругается, надо уносить их, спрятать получше. Если их найдут, то точно сожгут!
Ралус: Ладно, я что-нибудь придумаю. Ну а брат?
Лура (вздохнув): Ничего не знаю. У меня никого нет в Риле, не от кого узнать.
Ралус: Ладно. Не плачь, Лура. Твой брат сам выбрал свой путь и прошел по нему до конца.
Лура: Я слышал, там замешана какая-то девчонка. Вроде бы хэл-марская ведьма. Но сдается мне, я знаю, о ком идет речь. И если я прав, то вовсе она не хэл-марка, а последняя из хофоларов. И ведьма ли – тоже вопрос.
Ралус: Что ты хочешь сказать?
Лура: Что твоя маленькая пряха – не единственная, есть еще.
Я долго не могла успокоиться, обдумывала услышанное. Я – не единственная пряха! Я не одна! Я уснула под утро с мыслью, что обо всем обязательно расспрошу Ралуса, но, когда я пришла к завтраку, хозяйка дома, где мы жили, сказала, что Ралус и Лура ушли на рассвете. Ралус вернулся один и такой угрюмый, что вся моя решимость спрашивать о другой пряхе пропала. Он велел мне собираться, и мы снова пустились в путь.
Оба моих платья истрепались, я давно потеряла и Литин браслет, и перо Птицы. Зато приобрела множество новых знаний. Я узнала, что в мире существуют деньги, что еда и одежда – и вообще всё не дается просто так, за всё нужно платить. В разных землях были разные деньги. Где-то Ралус расплачивался перламутровыми раковинами, где-то – разноцветными блестящими камнями, где-то – металлическими кругляшами с буквами и картинками, а иногда – руками: колол дрова, косил траву, таскал тяжелые мешки. В одном из домов я впервые увидела свое лицо – оно отразилось в блестящей дощечке на стене и было красивым. Я сказала об этом Ралусу, он улыбнулся в ответ и погладил меня по голове.
Ралус больше не брил голову, у него отросли темные, как у меня, волосы и борода, и все думали, что мы – отец и дочь. Меня это волновало и радовало, и иногда я сама в это верила. Он подолгу разговаривал со мной, объяснял, как себя надо вести среди других людей, чтобы они принимали меня за свою. Таким он мне нравился гораздо больше. Я даже спросила у него про мой остров, почему он называется Веретено и почему про него никто не должен знать.
– Понимаешь, – ответил Ралус, – есть такие места на свете… кто-то называет их местом силы, кто-то – порталом, кто-то – точкой перехода, но все эти названия не совсем точны. Просто эти места почему-то собирают, скапливают в себе особую силу, не всегда добрую, но всегда очень мощную. Жить в таких местах трудно, но они могут многое дать тебе, многому научить. И поэтому их надо держать в секрете, ведь они каждому дают ту силу, которой он наполнен.
– Злого они сделают еще злее, а доброго добрее?
– Да, примерно.
«А одинокого – еще более одиноким», – подумала я и спросила:
– Мы всегда будем идти и идти? У нас никогда не будет своего дома?
Ралус посмотрел на меня так, будто я сунула ему под нос дохлую рыбу. И не ответил. Тогда я спросила по-другому:
– А куда мы идем сейчас?
– К одной интересной старушке. Она тебе понравится. Она умеет отвечать на каверзные вопросы. Впрочем, задавать их она тоже умеет. Но я уверен – вы поладите.
Когда он сказал «старушка», я представила кого-то похожего на Диланту, но женщина, к которой Ралус привез меня в этот раз, была совсем другой. К ней никак не подходило слово «старушка». К ней вообще не подходили никакие общие слова. Поэтому я постаралась поскорее узнать ее имя.
Она мое – тоже.
– Как тебя зовут?
– Уна. Как зовут тебя?
– Элоис. Умеешь делать лодки?
– Нет, я умею только разговаривать с ними.
– Это одно и то же.
Она жила в маленьком домике на берегу моря, и домик этот был до краев заполнен досками, инструментами, стружкой, печеньем, разговорами и – ожиданием.
– Некоторым девочкам все не сидится на месте, – сказала она мне как-то вечером на третий день после того, как мы с ней остались вдвоем (на этот раз Ралус умчался особенно поспешно). – Все им кажется, что где-то там, на краю земли, можно отыскать свое счастье.
– На краю земли только Ворота смерти. Больше там ничего нет, – сказала я и увидела, что Элоис вздрогнула и переменилась в лице. А потом она вытерла глаза, будто хотела убрать невидимые слезы. И я поспешила объяснить: – Я жила там. Рядом с краем. Долго. Там нет ничего, кроме китов, моря и птиц.
Тогда Элоис улыбнулась и протянула мне печенье. Она сказала:
– Вот и я так думаю. Нечего там делать маленьким девочкам, да?
Я кивнула. Печенье было очень вкусное.
В доме Элоис была всего одна комната, одна кровать и очень мало места, поэтому я спала в недоделанной лодке, завернувшись в теплое одеяло, которое пахло смолой и корицей. Мне нравилось спать так. И мне нравилась Элоис.
Недалеко от ее дома был маяк.
– Мой сын работает на маяке, – сказала Элоис и показала мне огромную башню.
Мне понравился маяк. Он горел по ночам, как бакены вокруг Веретена. И мне нравился ее сын Дик. Он был чем-то похож на Ралуса.
– Ты давно знаешь Ралуса? – спросила я Элоис.
– Ну, если честно, я совсем его не знаю. Первый раз в жизни увидела, когда вы вдруг постучали ко мне на рассвете.
– Почему же ты нас впустила?
– Потому что я всегда пускаю в дом тех, кто вежливо стучится в дверь.
– Но почему ты ему помогаешь, если совсем не знаешь?
– Иногда люди помогают другим не потому, что знают их, а потому, что так надо.
– Но ведь он откуда-то узнал про тебя, и про твой дом, и про то, что ты откроешь нам дверь!
Элоис посмеялась.
– У нас есть общие знакомые.
– Травник, да?
– Травник? Нет, Травника я не знаю. Но у меня есть старинный друг, он живет в красивом городе Алекте, и он попросил меня приютить всякого, кто постучит в мою дверь вот так.
И она отстучала по борту лодки сложный ритм. Я услышала в нем слова: «отвори ворота, твоя помощь нужна». И я вспомнила, что во все дома, где Ралус оставлял меня, он стучался именно так.
– Таких домов очень много во всех землях, – поняла я.
– Каких – таких?
– Которые верят этому стуку и открывают двери.
Элоис усмехнулась и сказала:
– Хотела бы я знать об этом раньше. Научила бы этому стуку одну непоседливую девочку.
Я не знала, кого Элоис имеет в виду, но и спрашивать не стала. Мало ли какие тайны хранит эта лодочница. Я видела, что и ее, и ее сына съедает какая-то тревога, они тосковали по кому-то, кто был с ними, а теперь далеко.
Однажды к Элоис пришла женщина с такими же белыми волосами, какие были у всех на Элише. Элоис не было дома, но я не испугалась. Тоска и тревога этой женщины делали ее совсем беззащитной и беспомощной. Она улыбнулась мне, присела рядом и спросила:
