скачать книгу бесплатно
И смешное вспоминали, и грустное.
И как торт на пол уронили, и как свежеиспеченные пирожные, эклеры, как сейчас помню, слопали сами все до одного, не оставив даже преподавателю попробовать (и оценку поставить).
И вдруг в конце встречи настает время наград – душа наша учительница (как же я не помню!) каждой выдала по диплому. За твердость духа, за упорство, за страсть к чистоте, разные.
И еще один – за помощь всем и всегда.
Угадайте кому.
Это было очень трогательно. Безумно.
Салфетка для послицы
Это название было написано в скобках, но я решила оставить, потому что смешно.
Это тоже немножко про труд. И про школу, в которой все происходит.
Раз в год в школе проводилась «Ярмарка солидарности».
Ее организовывала школа (физически), а курировал кто-то из начальства, наверное. Потому что на ярмарке продавались (за настоящие деньги) детские поделки. И отправлялись эти деньги в Фонд Мира.
Так я вам скажу, там такие поделки демонстрировались!
Это необязательно были вещи, созданные на уроках труда. Хотя именно на них нам в начале года предлагалось изваять что-то вне учебного плана, если есть идея и нужна помощь в воплощении.
Кому лень и умений особо нет – можно было отделаться парой прихваток. Для девчонок.
А у парней, например, «Труд» предполагал токарную мастерскую, выжигание, инкрустацию и прочие невозможные красивости, соломки и гончарное мастерство.
Так вот, ярмарка разворачивалась в холле перед актовым залом. Огромное пространство с окнами в пол. Ряды столов и шедевры, шедевры, шедевры!
В один год я не успела ничего. Не успевала. Ни на уроке, ни дома – так много взяла на себя общественного, как та тетя из бухгалтерии.
Однако незадолго до события вспомнила про одну недоделку дома. Это со мной и по сию пору случается – раз, и найдешь шаль трехлетней выдержки.
В тот раз я нашла салфетку. Которую когда-то бросила, потому что уже надоела она мне до невозможности. Для девочек – это была салфетка, связанная крючком. Очень большая и очень «кучерявая» – с двумя симметричными вазами фруктов по сторонам от круглой «розетки». Сантиметров 60 в длину. Сиреневая, как сейчас помню.
И вот я понимаю, что еще есть шанс ее закончить как раз к делу.
И заканчиваю. И совесть моя чиста, как утреннее небо, и душа спокойна.
До тех пор, пока вдруг та-имени-которой-я-не-помню не подзывает меня и заговорщицки не произносит:
– Ты хоть знаешь, кто твою салфетку купил?
Я не знаю, ясное дело, потому что у меня подшефные пионеры, младшая группа, все разбежались, надо отловить и внушить, а вы тут.
Оказалось, что моя салфетка стала самым дорогим «лотом» на ярмарке и купила ее корейская послица. Жена посла, в смысле.
За что ей большое человеческое спасибо!
Тамара Алексеевна (история)
Тоже отдельная глава из всех отдельных глав.
Таким учителям и таким людям надо ордена и памятники.
И память – учеников и родителей учеников, потому что «воспитание» – это не только про стояние в углу.
Тамара тоже была нашим классруком. Классручкой.
Нам бы рассказал кто, дуракам, какая картина мира будет в голове, когда мы вырастем и поймем. Но это непостижимо и недостижимо. Никогда детям не объяснить, а после взрослым жалеть о той глупости – напрасные слезы.
А я порой сожалею – могли бы и поумнее, и поспокойнее и посмирнее быть!
Тамара Алексеевна. Это такой член КПСС. В красном платье на пуговицах спереди. Мы все знали, сколько их, этих пуговиц, но сейчас я не вспомню.
И ногти. Что немного диссонировало с образом партийца. Темно-красные, с длинным маникюром на уже почти старческих руках.
И дрожь в классе первые три минуты урока.
– К доске (отвечать) идет.. к доске идет.. – и кровавый ноготь скользит по столбцу фамилий…
Тишина в зале, фамилия, тяжелый вздох, печальный выход.
– Остальные работают фронтально!
Эту фразу мы еще долго после школы вспоминали и хохотали.
Потому что ничто не могло сравниться с тем облегчением, когда ты понимал, что сегодня ты фронтально работаешь, а не стоишь, как на эшафоте, возле доски.
Тамара Алексеевна тоже была очень с нами близка.
Насколько ей позволяли ее строгость, постоянная занятость и болезнь.
Кажется, уже тогда она боролась с серьезным недугом, потому что было видно, что человек страдает.
Мы даже толкали друг друга ногами под столом и кивали, мол, видишь, плохо. И вели себя поприличнее, если могли.
Тамарочка Алексеевна, простите нас, дураков.
А вот еще один фантом!
Еще одного имени не помню, но вдруг вспомнила, что был человек!
Мы как раз только приехали. Прям вот с поезда, первая неделя, может, в школе, только Эрик пригрел да Оксана пальцем погрозила, а тут – внеклассное чтение.
Учительница русского языка и литературы.
Ей же нужно было понять, что за человек в классе появился. И чтоб не пытать по школьной программе, потому что что-то могло быть упущено при переезде, мне предложили рассказать о книге, которую я прочитала последней.
А я прочитала!
В то время моим проводником в книги была мама (да и сейчас порой).
Она-то мне и «подсунула» Катаева с его воспоминаниями в прелестной книге «Разбитая жизнь, или Волшебный рог Оберона».
Такое сложное название и такое волшебство внутри!
Книга до сих пор значится моим фаворитом, и перечитывала я ее несколько раз, и даже купила «тот самый экземпляр», какой у меня был в детстве, 1983 года, потому что прежний сожрала Геенна Огненная.
Так вот, про урок.
Я принесла с собой книгу как подтверждение, что это правда такое название, я не придумала. Ну и вдруг попросят что-то особое зачитать.
А класс-то новый. И все такие смотрят – ну-ну, скажи-ка нам.
И я такая, большой любитель аудитории (нет, если спеть, то я пожалуйста!).
Словом, оказалось не так страшно.
Нужно было только начать.
«На самом деле книга – не про разбитую жизнь». И все. Дальше аудитория была моя. И меня не хотели отпускать (оваций не было), и просили дальше-дальше, и в итоге, что самое интересное, выяснилось, что учитель-то наш не читал! Не знал, что у прекрасного и великого Катаева есть такое произведение.
В общем, стала я в минуту героем.
И класса, и учительницы, и русского языка, в частности. Во веки веков!
Александра (Александра!)
Вот «русички», конечно, преобладают в моей памяти. Что-то это да значит, наверное.
Александра (я честно не помню отчества) так и значилась у нас – Александра (р-р-р можно было сделать подлиннее и повыразительней). Не напрасно имя было дадено.
Масштабировать если человека (физически), раза в 4 увеличить, вполне б на полководца потянул. А духа, стойкости, решимости и силищи управлять не занимать было этой даме микроскопических размеров. Ну не выше 1.50. И глаза. Мы говорили «рыбьи» – светло-светло-голубые, яркие, с прицелами-зрачками! Очень страшные глаза!
А еще вместе с именем!
Зато русский язык все знали на «5», так-то!
Александра вела у нас русский недолго, какой-то период.
Что-то там не срослось с командировкой другого преподавателя, и поэтому.
Мне кажется, что не полный год мы учились с нею.
А потом приехала Вера Юрьевна.
Вера Юрьевна и Зинаида Ивановна (физики и лирики)
Вернее, наоборот. Верочка Юрьевна – лирик, а Зинаида Ивановна – физик (т.е. математик). И вот насколько эти два преподавателя были дружны и близки друг другу, настолько я не могла определиться никогда, умная я или все же красивая.
Они появились, кажется, одновременно. И жили где-то по соседству со школой, мы часто видели их уходящими под ручку после уроков. В то время, как ученики преимущественно разъезжались по домам на автобусах, в Старый город.
Да это и не важно.
Они дружили.
А мы их любили. Не все, наверное. Но в основном.
Самые яркие, наверное, учителя из всех, кто помнится. И потому что позже всех появились, и потому что яркие – яркие и есть. Никогда не давали скучать. Олимпиады, конкурсы, спектакли, сочинения и чтения стихов. И на уроке, и кроме уроков, и вместо уроков, и после, и вообще всегда.
Мы жили этими предметами. Если ты математик – в среду бежишь после уроков «к Зинаиде», там мини-олимпиада между классами, прямо блиц – сели "А" и "Б" напротив друг друга за столы и как давай решать! Аж уши краснели! И "пятерки"-то у нас были уже, и четверть, и следующие два года, но как интересно же!
А сколько интересного, внепрограммного, нового приносила нам Зинаида Ивановна. И будто смущалась сама всегда, специфический румянец на лице у нее был, даже немного заикалась, но с такой душой всегда несла нам эту вселенную – математику.
И Вера Юрьевна.
Русский язык! Литература!
Ну я-то уже признанный гений на тот момент была, это понятно. Однако репутацию свою нужно было все время поддерживать. В чем я помощь непременно и непрестанно получала. Мои сочинения отправлялись «домой», на показать где-то там для отчета, что тут дети не теряют русскости. Меня даже цитировали на уроках (без указания авторства), и класс кивал – да-да, мы знаем, можете не говорить, кто это. Это было очень мило.
А потом театральный кружок. С ним не до конца что-то сладилось. Спектакль, что мы готовили, так и не попал на сцену. Но огромное количество времени мы провели вместе.
Это была история о женах декабристов. Каждой из нас был предложен текст с тем, чтобы выбрать персонаж. Когда я выбрала Волконскую, Вера Юрьевна сказала, что и не сомневалась в моем выборе, она сама так и видела меня.
Потом были чтения, ссоры, объяснения, что не так, что страдание это необязательно слезы и что молчание может сказать больше. И такой пласт жизненной мудрости откуда девочке-то взять, если не из классики и от учителя.
А в другой раз Вера Юрьевна открылась нам с совсем новой стороны. Мы то ли ехали отдыхать, то ли на экскурсию – был долгий путь в автобусе.
И, чтобы мы не скучали, Вера Юрьевна стала учить нас забавным туристическим песенкам. Наша учительница русского языка знает туристические песенки про кролика, морковку и червячка, которые:
…а в общем всем они друзья-друзья-друзья,
и друг без друга им нельзя-нельзя-нельзя,
и друг без друга им нельзя!
или про:
"Если уши на морозе побелели,
Ты внимания на них не обращай,
Через несколько минут уши сами отпадут -
Никогда и нигде не унывай!"
или уж совсем невозможное про эскимоса и Барбоса:
"Ой, ырбана, ой-ой-ой-дырдынбай!
Эй, ырбана, ой-ой-ой-дырдынбай!
