скачать книгу бесплатно
И такой подход действительно упростил работу над вторым сонетом, так как снял все противоречия, вызванные очевидной, с точки зрения не подготовленного еще Михаила, невозможностью такого зачатия. Именно на втором сонете у него возникла идея, существенно повлиявшая на всю последующую работу. Ведь можно использовать прямые цитаты из Библии, точно и аккуратно вплетая их в тело сонетов! Сохраняя нужный размер и схему рифмовки. Все началось с фразы: «Ибо родившееся в ней». Это точная, буква в букву, цитата из Евангелия от Матфея, первая глава, двадцатый стих. Михаил и сам не понял, когда и как он вставил эти слова во второй сонет. Но этот подход ему очень понравился, и с тех пор он тщательно и скрупулезно выискивал библейские цитаты, которые можно было использовать в своих сонетах. Aх, как же ему хотелось показать первые два сонета жене!
Михаил еще раз перечитал написанное. Возникшая было радость сменилась желанием покритиковать самого себя и кое-что подправить. Но его работу прервал звонок сына.
…У них с Елизаветой двое взрослых детей. Степан и Маргарита. Степа умудрился окончить с отличием школу горнолыжных инструкторов и получить право на работу в Швейцарии. Он уже четвертый сезон проводит в Церматте, одном из лучших европейских лыжных курортов. Где снимает вместе со своей очаровательной и миниатюрной подружкой-киприоткой Таней небольшую и уютную квартирку. Танечка – тоже инструктор, и у них подписаны контракты с одной и той же горнолыжной школой. Но это еще не все.
С начала декабря и по середину апреля они проводят в Церматте, обучая катанию на лыжах многочисленных зажиточных клиентов. Работа хоть и кажется замечательной, так как туристы приезжают в Церматт за удовольствием и счастливыми моментами приятного и безопасного спуска по отличным трассам, но требует очень хорошей физической формы и умения общаться с разнообразными клиентами, порой взыскательными и не очень тактичными.
А с середины мая и почти до начала октября они живут на Кипре, недалеко от Лимассола. У Тани есть пожилой дядя, глубоко верующий христианин, обожающий племянницу. Так вот, он владелец лодочной станции, где можно взять напрокат водный мотоцикл, катамаран или лодочку. И Таня со Степой помогают дяде справляться со всем этим хозяйством в туристический сезон. Обязанности необременительные, даже наоборот – приятные. Еще бы: море, солнце, довольные отдыхающие, спешащие обменять свои деньги на водные развлечения. Так что благодаря Таниному дяде ребята неплохо зарабатывают и в летний сезон.
А Маргарита, принцесса и звездочка, неожиданно рано вышла замуж. И живет в Киеве со своим мужем Андреем и котом. Муж – скромный интеллигентный программист, успешно работает в известной немецкой компании и, судя по всему, профессионал высочайшего уровня. Он уже несколько лет работает удаленно, подписав достаточно солидный контракт, позволяющий им путешествовать по всему миру. Марго пишет стихи и какие-то невероятные картины в изобретенном ею самой оригинальном стиле. Как она сама его называет – бионический абстракционизм. Суть этого изобретения заключается в том, что она пристально рассматривает в мощный микроскоп какое-нибудь насекомое или растение, и потом использует созданные природой цвета и формы в своих картинах. У Елизаветы и Михаила висит на кухне репродукция ее последней картины, которая называется «Собственный прототип мирового порядка номер 21». Здесь Марго мастерски использовала многократно увеличенные фрагменты глаза стрекозы, пера воробья, листа каштана, срез рыбьей кости и еще много чего. У нее целая лаборатория, помогающая выискивать рожденные природой сочетания невообразимых форм и цветов. Картины получаются оригинальными и привлекательными и даже продаются на интернет-аукционах. Когда Марго с мужем уезжают, кота привозят к Елизавете и Михаилу на каникулы.
Дети живут своей жизнью, удивительной и, слава Богу, счастливой. Они часто встречаются друг с другом, то в Церматте, то на Кипре. А в межсезонных перерывах Степы и Тани – еще в каких-то экзотических местах.
Несмотря на занятость и насыщенность самостоятельной жизни, дети регулярно выходят на связь с родителями. Вот и сейчас Степа, переключив телефон в видеорежим, продемонстрировал Михаилу уютный пляж, на котором и располагалась лодочная станция. Улыбающаяся Таня в крошечной соломенной шляпке махала ему загорелой рукой и кричала: «Миша, калимера!»
Михаил и Елизавета не раз стучали по дереву и трижды плевали через левое плечо, когда говорили или даже думали о своих детях. Единственное, чего они не могли взять в толк – почему ни Степа, ни Марго даже и думать не хотят о собственных детях, отшучиваются и в один голос твердят, что еще не время. Этого Михаил не мог воспринять, потому что был убежден, что рождение детей и есть самая главная цель и единственное предназначение любой семьи. Он волновался и переживал, когда размышлял о том, что внуков до сих пор нет. Но тут же привычно успокаивал себя – это их жизнь, и пусть живут ее как хотят.
Глава 3. Вторая встреча с двойником Дюрера
Таинственный друг сдержал свое слово и снова посетил Михаила. Это произошло спустя месяц после первой встречи.
К этому моменту Михаил буквально изнывал от усталости и недосыпания: работа над сонетами требовала полной самоотдачи, но времени катастрофически не хватало, поэтому слишком часто приходилось ложиться спать далеко за полночь. Да и процесс написания сочинения был нервным и мучительным, крайне нестабильным и совершенно непредсказуемым. Впрочем, он тут же забывал об этих псевдостраданиях, как сам их язвительно нарек, когда появлялся новый сонет! И изрядные порции авторского счастья и тихого восторга служили целительной компенсаций всех его поэтических мучений.
Но усталости и недосыпа от этого меньше не становилось.
Дополнительным испытанием для него оказалось гнетущее ощущение полной разъединенности двух его жизней. Привычные офисные обязанности и остальные рутинные дела никак не были связаны с его тайным занятием. И этот дуализм вредил его основной работе, ведь Михаил использовал любую возможность, чтобы погрузиться в чтение Евангелия от Матфея или толкований. Он представлял себя то Иисусом, то одним из загадочных волхвов, то беспощадным безумцем Иродом, то аскетом Иоанном Крестителем, то сатаной-искусителем. Эти регулярные перевоплощения стали важной подготовительной частью его работы над сонетами. Но мысленная визуализация уносила так далеко от реальности, что каждое возвращение обратно становилось мучительно долгим и требовало некоторой акклиматизации к реальной жизни. И Михаилу приходилось по нескольку минут приходить в себя, прежде чем окончательно осознать, где он и что ему полагается делать.
Михаил никому так и не рассказал о снах и поставленной перед ним задаче. Даже своей жене он просто сообщил, что решил попробовать зарифмовать отдельные фрагменты Нового Завета. А зачем и почему, он и сам пока не знает. Держать все в тайне от супруги тоже требовало дополнительных усилий, так как он полностью ей доверял и всю жизнь был предельно откровенен, как с близким другом. Впрочем, это новое увлечение не вызвало удивления, поощрения или порицания у его супруги, потому что таких хобби он перепробовал уже немало – от уроков игры на гитаре до изучения китайского языка. (Было ещё одно занятие, ставшее в какой-то момент его жизни навязчивой страстью – изучение буддистского учения о реинкарнации. Но о нём супруги не любили вспоминать, так как это пристрастие принесло им слишком много переживаний и проблем. Но всё это, Слава Богу, осталось в прошлом). Зато ее радовал временный отказ мужа как от алкоголя, так и от его дурацкого футбола. Михаил просто не мог себе позволить ни то ни другое, так как оба занятия требовали слишком много времени, этого драгоценного и невосполнимого ресурса. И чтобы подавить в зародыше нередко возникающие соблазны отправиться на футбол или пойти с друзьями в бар, он умышленно воскрешал в памяти количество оставшихся страниц в книге его жизни. А для пущей убедительности представлял, как и в этом месяце перевернется еще одна страница.
…Михаил с затаенным и все возрастающим нетерпением ждал новой встречи с двойником Дюрера.
Во-первых, ему была необходима оценка (и желательно – положительная!) написанных за первый месяц сонетов. Их уже двадцать один! Закончены первые четыре главы Евангелия от Матфея. И какое же неописуемое удовольствие он получил, когда вместо того чтобы самому сочинять двадцатый сонет, просто взял и вставил полученный ночью текст…
Однажды, проходя близ моря,
Он встретил братьев-рыбаков,
Ловивших рыбу на просторе,
Позвал их как учеников:
«Быть вам – ловцами человеков!
О, сколько жаждет имяреков
Попасть в Божественную сеть,
И им без вас не преуспеть».
Они тотчас, оставив сети,
В порыве, свойственном двоим,
Идут, счастливые, за Ним —
Андрей и Петр, словно дети.
Спаситель и ученики —
Евангельские маяки.
Это было поразительное чувство сопричастности к чему-то великому и пока непознаваемому. И возникшая в эти минуты внутренняя гармония сделала Михаила счастливым, а его сознание – просветленным. Воистину: наш разум это результат повседневной деятельности.
Во-вторых, ему очень хотелось продемонстрировать человеку, похожему на Дюрера, свою идею с библейскими цитатами. Михаил был уверен, что он придумал интересный и уникальный метод, и так еще никто до него не делал. По крайней мере, в русскоязычной поэзии. Он знал, что Евангелие от Матфея было написано примерно в середине I века, а первые переводы на старославянский язык появились в IX веке. И тот факт, что он умудряется использовать в своей работе фрагменты бессмертных текстов без малейших изменений, приводил его в сладостное упоение. Это было будто прикосновение к вечности, его соавтор – сам апостол Матфей или иной великий сподвижник Христа. Удивительно, но Михаил не обнаружил, что две такие цитаты из Евангелия от Матфея уже были в первом ночном сонете! Получается, что ночной гость придумал «прикосновение к вечности» раньше него.
Ну и в-третьих, а это и было самое главное, он очень надеялся на конкретную помощь. Но при этом волновался и переживал, так как знал, какая именно помощь ему нужна! Хоть и боялся сам себе в этом признаться. Его память услужливо воспроизводила запомнившийся до мельчайших подробностей фрагмент из второго сна. Да-да, тот самый, в котором ночной гость упомянул о реальной возможности поставить время на паузу. Ведь он так и сказал: «Ты покажешь, что уже создано, а я помогу тебе со временем». Михаил не сомневался, что фраза «Я помогу тебе со временем» не означает, что помощь придет по прошествии определенного временного периода. Нет и еще раз нет! Помощь и есть само время! Ничего другого ему не нужно. Это была дерзкая и навязчивая мысль. Михаил пытался прогнать ее, возражая сам себе, что человек, похожий на Дюрера, поможет и одобрением уже написанных сонетов, и вдохновит очередной беседой и новыми яркими образами, сравнениями и совпадениями. Ведь как он мастерски обыграл маяк и книгу жизни в первом сне! Каким изумительным и полезным подарком оказались два ночных сонета!
Но ничего не помогало, и сейчас он мечтал только об одном подарке – о дополнительном времени. Как это будет выглядеть в реальности? Как будет происходить этот волшебный, с точки зрения физики, процесс постановки на паузу? На сколько минут или часов можно поставить эту самую паузу? Как будет обеспечиваться возврат в реальный мир? Вопросы теснились у него в голове. И ответы на них должен дать ночной гость! Ведь он и в первом сне сказал, что следует решить несколько технических проблем и этических противоречий, вот пусть и решает!
После четырех недель увлекательной, и вместе с тем изнуряющей работы над сонетами Михаил приступил к пятой главе Евангелия от Матфея. А это Нагорная проповедь! Наиболее важная и известная часть учения Христа. Он довел свои требования к ученикам практически до абсолюта. Михаила завораживала красота и глубина толкований, порой противоречивых. Он в страхе замирал, понимая, как сложно будет передать духовную суть Нагорной проповеди в стихотворной форме.
Вот Христос говорит своим ученикам в 13 стихе:
– Вы – соль земли…
А в 14 стихе добавляет:
– Вы – свет мира…
Вот как тут не впасть в оцепенение от нравственной истинности и лаконичной мудрости? Но Михаил усилием воли подавлял собственный ступор: ему крайне не хотелось тратить время впустую, пялясь в свои записи, и ничего при этом не делая. А ведь всего-то нужно продолжать работу над сонетами, подбирать рифмы и не размышлять о сложности и невозможности задуманного. И такие мелкие, но активные действия, пусть и механические, помогали ему не «зависать», обомлев перед очередным шедевром евангельской философии.
Еще одним постоянным источником обоснованного беспокойства Михаила являлось то, что его сонеты пока никто не видел. Вдруг его творения – абсолютная чушь и пустое графоманство, бессмысленное сочинительство? Хоть какая-то положительная оценка проделанной за месяц работы была Михаилу крайне важна. Именно поэтому он так ждал следующей встречи со своим новым «работодателем». Хотя интуитивно чувствовал, что пока все получается неплохо.
И вот, спустя месяц после первой ночной встречи, произошла вторая. Это была пятница, 2 октября. Накануне Михаил купил старую потрепанную книгу «Святое Евангелие с толкованием блаженного Феофилакта, Архиепископа Болгарского» в небольшом букинистическом магазинчике на Площади Славы. Он часто заходил в этот магазин, листал какие-то издания, но ничего не покупал. Ему нравился сам процесс. А сегодня можно было и нечто полезное для своей работы приобрести и восстановить доверие к себе как к потенциальному покупателю. Пожилая и очень серьезная продавщица даже вздохнула с облегчением, когда он наконец-то протянул ей деньги. Книгу он сунул в рюкзак, намереваясь завтра ознакомиться. Он видел Феофилакта в списках авторитетных экзегетов, но никогда не читал.
И вот, перелистывая эту интересную книгу, Михаил обнаружил маленькую потертую открытку. Наверное, чья-то закладка. Только с помощью сильной лупы он смог разобрать, что кто-то поздравлял маму и папу с Новым, 1920 годом. Открытке было почти сто лет! К его искреннему сожалению, ни подписи, ни адреса, ни фамилий, ни имен не сохранилось – чернила со временем истерлись. Видимо, тот, кто писал, обвел по нескольку раз и с дополнительным нажимом буквы в фразе «Мама, папа, с Новым годом и люблю», что и позволило Михаилу прочесть эти ключевые слова (а им было, без малого, сто лет!) и понять смысл простого и очень трогательного послания. Сохранившиеся слова были выписаны очень старательно и ровно, и он сделал вывод, что это любящая дочь старалась выразить в тексте, уже ставшем частью вечности, все свое обожание и нежность к пожилым и страдающим от разлуки родителям. Дай Бог, чтобы они встретились еще при жизни, например, на Рождество 1920 года. У дочери был долгожданный отпуск, и она, дав предварительно телеграмму, уже едет к ним. И вот счастливые родители встречают на киевском вокзале свою единственную дочь. Морозное утро. И вот, наконец, поезд из Петрограда (увы, уже не из Санкт-Петербурга, но и, слава Богу, еще не из Ленинграда), эффектно дымя, прибывает на первый путь, усатые проводники в фирменных шинелях и фуражках с позолоченными железнодорожными кокардами вытянулись по стойке смирно в проёмах открытых дверей своих вагонов. Перестук колес и вопли грузчиков заглушает громовой марш «Прощание славянки», и нежные киевские снежинки медленно и нехотя опускаются с небес на землю, неся людям какие-то важные и до сих пор не расшифрованные послания.
…Поток фантазии Михаила был прерван, когда он, наконец, перевернул открытку. На лицевой стороне был изображен также изрядно истертый, но узнанный им мгновенно маяк из первого сна! Его маяк! Круглая высокая белая башня со стеклянным колпаком, надежным фундаментом, маленькими вентиляционными окнами и железной дверью. Да и та же перекрестная каменная кладка, усиленная железными скобами. Нет никаких сомнений, что это маяк из первого сна.
До этого момента он ни разу не вспоминал о знаках, которыми обещал снабжать его ночной гость. Тот говорил Михаилу о будущих знаках, о каких-то «импульсах направлений» как-то не совсем уверенно. Очевидно, что открытка и есть первый знак. Да только непонятно, что с ней делать. Как ее толковать? Скорее всего, это просто сигнал о том, что двойник Дюрера вновь приснится Михаилу в ближайшее время, и ему нужно быть к этому готовым. Но он и так готов и ждет новой встречи с нетерпением, ему есть что показать ночному гостю и о чем с ним поговорить!
Он еще несколько раз внимательнейшим образом рассмотрел открытку с обеих сторон, но ничего нового, что помогло бы ему понять тайный смысл послания, не обнаружил. Может быть, это какое-то случайное совпадение? Но это невозможно! Михаил разволновался в предчувствии столь желанной встречи: а вдруг сегодня ночью? Нужно, на всякий случай, распечатать сонеты. (Продумывая будущую встречу, Михаил решил распечатать уже готовые сонеты и оставить возле кровати, чтобы хоть как-то продемонстрировать их ночному гостю. Конечно, вариант коммуникации забавный и слегка детский, но другого он не придумал.)
Как это часто с ним бывает, внутреннее возбуждение пробудило голод. На крыше бизнес-центра, где находился его офис, располагалось уютное кафе, и он часто там обедал. Кафе только вчера открыли после второго карантина, и Михаил уже соскучился по ресторанной еде, да и бутерброды порядком поднадоели. Его любимым блюдом были вкуснейшие картофельные деруны с хорошо прожаренной подчеревиной. От одной мысли об этом доступном теперь деликатесе ему стало спокойней. Он позвонил в кафе и заказал обед, но в самый последний момент почему-то решил, что сегодня деруны будут со сметаной.
Администратора, принимавшую заказы, звали Матильда. Она была лет на десять младше Михаила, рыжеволосая и худощавая, с отличным бюстом. Честно говоря, она нравилась Михаилу – он всегда шутил с ней, рассказывал анекдоты, сыпал комплиментами и слегка заигрывал, без всякой надежды на какой-либо результат. У Матильды был стратегический жизненный план – познакомиться с богатым иностранцем (только из Евросоюза) и уехать из Украины. Поэтому размениваться на всяких соотечественников, да еще и с обручальным кольцом она не собиралась. А для Михаила это был не более чем тренаж по придумыванию комплиментов симпатичной молодой женщине, незамысловатая игра без всякой конкретной цели.
Итак, Михаил поднялся на лифте на последний этаж в предвкушении сытного обеда. Помахал рукой Матильде и, поднеся ладонь к губам для воздушного поцелуя, замер от изумления. За его любимым столиком сидел Дюрер! Ну, не сам Альбрехт, конечно, а человек из сна, так похожий на него. Он приветливым жестом пригласил Михаила за свой стол. Михаил укусил себя за палец, вместо того чтобы послать поцелуй Матильде, ущипнул себя за ухо, потряс головой и на нетвердых ногах приблизился к ночному гостю, ставшему теперь дневным. Эта короткая и комичная пантомима вызвала смех у Матильды и улыбку у загадочного человека. Михаил, вместо того чтобы усесться на стул и хоть как-то успокоиться, просто вперился в того ошеломленным взглядом, а в голове его крутилась дурацкая песенка: «К нам приехал, к нам приехал Альбрехт Альбрехтович дорогой!»
Ситуацию разрядил гость. Он подошел к Михаилу, осторожно взял его за локоть, усадил на стул и налил в стакан воды. С его лица не сходила приветливая улыбка.
«Какие у него красивые зубы! Интересно, имплантаты или нет?» – мелькнуло у Михаила. К нему наконец вернулась способность мыслить, и навязчивая песенка пропала.
– Ну, вот мы и встретились, как я и обещал, – произнес гость.
Он был одет в синий джинсовый костюм. Странно выглядел воротник куртки, отделанный коричневым коротким мехом. Его длинные волосы были тщательно спрятаны под бейсболку. Аккуратная борода дополняла его современный полу-хипстерский, полу-деловой вид. Единственный атрибут, которого ему не хватало – так это смартфона в руках или ноутбука на столе. Как и в прошлый раз, он был поразительно красив.
Михаил хоть и глотнул воды, но все равно не мог прийти в себя от неожиданности. Ему помогла Матильда – та с королевской осанкой принесла меню и очень артистично вручила его визави Михаила, не сводя с него любопытных глаз, а потом поинтересовалась на приличном английском языке, может ли она помочь гостю с выбором блюд. Матильда преобразилась, ведь этот замечательный мужчина – наверняка иностранец, и он превосходно вписывается в ее стратегическую линию по поиску спутника жизни. Но он ее разочаровал, ответив на чистом русском, что закажет то же самое, что и Михаил. Матильда, приняв заказ, обиженно удалилась.
– Надеюсь, ты уже взял себя в руки. Извини, что организовал встречу в дневное время. Мне показалось, что ты уже готов. Да и открытка должна была тебя настроить на правильный лад. Ее, кстати, послала твоя прабабушка своим родителям, ее отец – твой дед по отцовской линии. А сейчас мы обсудим то, что уже готово. У меня есть несколько замечаний. Но сначала пообедаем. Ты, смотрю, очень похудел.
«Добрый день», – хотел было сказать Михаил. Но ему удалось лишь молча пошевелить губами. Он неуверенно кивнул, по-прежнему стараясь прийти в себя. Уж слишком неожиданной оказалась встреча.
– Так как времени у нас крайне мало, я начну с твоего ожидания помощи. Да-да, той самой помощи со временем, на которую ты так надеешься. Тебе придется потерпеть еще месяц, у нас почти все готово: уже заканчиваются полевые испытания, если можно так выразиться.
Вот это да! Михаил всплеснул руками. Нет, он не был разочарован или расстроен, услышав, что ожидаемой помощи пока не будет. Совсем наоборот! Он был счастлив, безмерно счастлив наяву, а не во сне, счастлив так, что готов был разрыдаться. Он не знал, кто этот человек, но ощущал каждой клеточкой своего мозга, что становится все более причастным к каким-то замечательным и чрезвычайно важным событиям. И что сидящий перед ним мужчина – его настоящий друг и покровитель, в лучшем смысле этого слова. Что будет дальше – не важно, важно только следовать советам этого человека и продолжать упорно, с максимальной самоотдачей, выполнять порученное.
Дневной гость слегка коснулся его руки, видимо, чтобы напомнить о своем присутствии и продолжить беседу. Прикосновение было целебно-успокаивающим, к нему вернулась способность рационально мыслить (но членораздельно говорить получалось ещё неважно).
– Я готов ждать месяц. Это не так долго, – пробормотал Михаил в невнятной скороговоркой.
– Мы внимательно ознакомились с сонетами. Общее впечатление – хорошее. Заметно, что ты очень старался, а самое главное – у тебя получается.
Михаил слегка напрягся, понимая, что дальше последуют замечания. Хоть он и очень ждал этого момента, но сейчас смутился от предстоящей критики. Он полез было за блокнотом и ручкой, чтобы записать все замечания, но в это время Матильда с ловкостью эквилибристки принесла и поставила перед ними два огромных вкусно пахнущих жареным картофелем блюда.
Кивнув друг другу в качестве пожелания приятного аппетита, они молча принялись за обед. Человек, похожий на Дюрера, ел с явным удовольствием. Он не спеша и элегантно орудовал столовыми приборами, наслаждаясь простой и вкусной едой. Аккуратно отрезал небольшие кусочки хорошо прожаренных, с хрустящей корочкой картофельных оладий и макал их в сметану.
Михаил, хотя и пытался подражать его благородной манере вести себя за столом как истинный гурман, механически глотал пищу, совершенно не ощущая вкуса. Видимо, вся его органолептика сама собой сконцентрировалась на зрении и слухе, совсем не заботясь о вкусе и запахе. Наконец они завершили трапезу, и Матильда убрала пустые тарелки и принесла чай.
– Что ж, вернемся к твоим сонетам. Идея использовать прямые цитаты из Евангельского текста очень интересная. Конечно, это затруднит твою работу, но наверняка придаст ей дополнительную красоту и духовность. «Прикосновение к вечности» – изящное и подходящее название. Мы рекомендуем ставить возле каждой цитаты ссылку на первоисточник, то есть на конкретную Евангельскую главу и стихотворение в ней. Это поможет читателям быстро и безошибочно находить нужное место в Библии.
Михаилу понравилась первая рекомендация, особенно ласкало слух слово «читатели». Он немного приободрился и даже смог не только кивнуть в знак согласия, но и вполне внятно произнести: «Спасибо». Его собеседник улыбнулся, оценив эти старания:
– Ну, слава Богу, ты начал приходить в себя. Я понимаю, что это нелегко, но, как ты сам видишь, – вполне возможно. Идем дальше. В первых двадцати сонетах слишком мало твоих собственных мыслей. Дай волю своей фантазии и чувствам, пусть реют свободно, как птицы над твоим любимым морем, но, конечно, в Евангельских рамках. Мы же аккуратно поправим, если твоё воображение унесёт тебя куда-нибудь в сторону.
– Я постараюсь… – Похоже, к нему вернулась способность вразумительно разговаривать.
– И еще один важный момент, который мы не обсуждали на первой встрече. Мы просим тебя никому не говорить о твоем труде. Ну и, конечно, обо мне.
– Я и не планировал! – воскликнул Михаил. – Никто ничего не знает!
– Мы встретимся снова через месяц. В следующий раз ты обязательно получишь помощь, о которой мечтаешь. Это будет замечательным подспорьем в твоей работе. И если у тебя нет вопросов, то будем прощаться. Я вижу, что ты устал и измучен. Тебе нужно отдохнуть, возьми несколько дней перерыва.
Он замолчал, видимо, подыскивая слова, а затем продолжил:
– На первой встрече я упоминал о знаках, которые станут помогать тебе с выбором направлений в работе. Так вот, принято решение, что направления ты должен выбирать сам.
Михаил вспомнил, как замялся двойник Дюрера, обещая поддерживать его таинственными знаками.
– Ну что вы! Ничего страшного, я постараюсь справляться самостоятельно.
– Вот и прекрасно. Если нет вопросов, то будем прощаться, – одобрительно сказал дневной гость.
Как и во время первой встречи, вопросов было много. Но Михаил решил узнать только, что случилось с его прабабушкой. Он знал из семейных историй, что его прабабушка по отцовской линии навсегда исчезла во время гражданской войны. Но перед этим привезла своего 12-летнего сына, который и является дедушкой Михаила, к своим родителям в Киев.
– Она второй раз вышла замуж за смотрителя маяка. Этот маяк и изображен на открытке. Находился он в Испании, в порту Кадис. – Сообщил ему гость.
Он торопливо встал, протянул руку для прощального пожатия и попросил расплатиться за него. По-дружески подмигнул и быстро вышел из кафе.
Рукопожатие вызвало у Михаила поток неконтролируемых мыслей, который окончательно унёс его из реальной жизни. Как и после первой встречи, он совершенно не понимал, что же произошло в последние полчаса. Они прочитали его сонеты! Но как? Похвалили прикосновение к вечности! А чью руку он жал? Она была такой теплой и сильной. Прабабка вышла замуж второй раз за смотрителя маяка. Нужно бы расспросить отца. Фантазия должна реять свободно. И дух веет, где хочет. А где ж тогда парит духовная фантазия? Помощь со временем придет через месяц. Скорей бы! Как же он красиво и с удовольствием ел… Хоровод мыслей раскручивался все быстрей, и Михаил закрыл глаза и сжал виски ладонями. В такие моменты его лучше всего успокаивало короткое самовнушение или набор заклинаний, которые он должен был произносить про себя, но четко и внятно:
– Я все пойму позднее. Я не делаю ничего плохого. Моя совесть чиста. Работа приносит мне удовольствие и новые знания.
Ему стало легче, и, открыв глаза, он увидел вытянувшееся лицо Матильды:
– Тебе плохо? Кто это был? Какой красавец! Жаль, что не иностранец! Выпей воды. У меня есть нашатырь. Ты очень бледный. Ты ему что-то должен? Он из налоговой? – затараторила Матильда.
– Все хорошо. Спасибо. Он монгольский космонавт, приглашает тебя и меня к ним в отряд. Как оказалось, ты прямой потомок Чингиз-Хана, – перебил ее Михаил.
Он представил, как рассказывает о том, кто этот человек. Матильда непременно бы вызвала скорую помощь.
– А ты – Мастур-Батыра. Еле живой, и все равно готов нести свою бесконечную чушь. Старый фантазер, – Матильда неуверенно огрызнулась.
– Это мой друг, настоящий, хоть и слегка таинственный друг! И он снова приедет через месяц.
Матильда, видя, что ему не хочется продолжать их обычную перепалку, удалилась, умело покачивая бедрами, чтобы привычно подразнить Михаила.
Но ему было не до заигрываний. Он не получил той помощи, о которой мечтал. А это означало, что еще, как минимум, весь следующий месяц придется провести в таком же экстремальном режиме. А может, следуя совету человека, похожего на Дюрера, взять отпуск на несколько дней и прерваться? Он устало застонал, не зная, что делать дальше. Завтра суббота, и можно поехать на футбол. Михаил вспомнил, что уже месяц не бегал со своими футболистами, хоть они и продолжали приглашать его все это время. Отличная идея! Выспаться как следует, затем набегаться до изнеможения, потом баня, пиво с водочкой… А там уже и воскресенье. Но тогда придется перенести работу над Нагорной проповедью? И вот опять нужно выбирать. Он достал монету и подбросил, предварительно загадав: орел – завтра сижу дома, решка – еду на футбол. Как будет – так и будет!
Хоть и выпал орел, в субботу он таки поехал играть. Вернулся домой под вечер, нетрезвый, раздраженный и разочарованный. И весь следующий день – воскресенье – он пилил себя за малодушие и самообман после жеребьевки, и ему задорно аккомпанировали и супруга, и альтер эго. А Михаил все размышлял, почему он в пятницу при заказе любимого блюда поменял, так неожиданно для себя, свиную поджарку на сметану…
Глава 4. Третья встреча с двойником Дюрера
Прошло две недели после второй встречи с ночным гостем. Михаил был готов к тому, что эти дни будут трудными и муторными. Но чтоб настолько тягостными, чуть ли не мучительными – он не мог и представить. Все, что могло пойти не так, пошло не так. Причем одновременно и сплошным завалом.
Работа над сонетами шла крайне медленно и трудно, приходилось часами нервно скрести поверхность стола ногтями, чтобы вымучить хоть что-то, пусть смутно, но напоминающее зарифмованные строчки. За две недели он смог сочинить только восемь сонетов. При этом постоянно что-то переделывая и переписывая. То ли пятая глава Евангелия от Матфея оказалась настолько сложной для переложения, то ли версификаторские органы Михаила отказывались ему служить от усталости и требовали немедленного отдыха.
И всё это происходило на фоне проблем в офисной работе. Второй жесткий карантин в Киеве практически убил и так находящиеся в глубоком коматозе бизнес-процессы его компании. Пришлось провести целую серию увольнений сотрудников, с которыми проработал по многу лет. Эти расставания были крайне неприятными и жесткими, а иногда – и скандальными. Люди требовали материальных компенсаций, порой справедливо, а порой – и не очень, но так как денег попросту не было, приходилось придумывать какие-то унизительные отсрочки. А у всех дети, неработающие жены, больные собачки и невыплаченная ипотека. Были и слезы, и обиды, и угрозы, и даже проклятия. Но другого выхода он не видел. Выжить можно было лишь при одном условии – сократиться до минимума, оставив двух-трех самых важных сотрудников. Понятное дело, что в эти дни на работе было не до сонетов.
Ну, и в довершение ко всему супруге надоело полуторамесячное маниакальное, как она утверждала, упорство Михаила, с которым он все свободное время посвящал исключительно сочинительству. Ее очень злило категорическое нежелание мужа продемонстрировать ей результаты своей работы, хоть он и объяснял свой отказ тем, что еще ничего не готово и пока показывать нечего. И, в конце концов, ее раздражение переросло сначала в обиду, затем в ссору, а потом и в домашний скандал. Что явилось совершенной редкостью для их дружной и спокойной семьи. Михаил понимал, что его необъяснимое и непонятное для жены поведение является основной причиной их конфликта, и поэтому покорно взял на себя роль обвиняемого. Он не мог поступить иначе, так как был связан обещанием, данным ночному гостю, хранить в тайне полученное задание и никому ничего не рассказывать. И, войдя в роль искренне раскаивающегося в своих поступках человека, смог кое-как успокоить супругу, пообещав все исправить. Хотя и не понимал, как он это сможет сделать. Он немедленно пообещал как можно больше времени проводить с женой, а не тратя его на странное хобби.
Впрочем, прошло всего два дня, и скандал разгорелся с новой силой. Елизавета, придя с подругиных именин не очень трезвой и почему-то слишком рано, обнаружила мужа вновь сидящим за письменным столом, заваленным книгами. Ситуацию драматически накалил его позавчерашний категорический отказ идти с ней на этот самый праздник по причине безумной занятости на работе. Супруга, уличив его в этом страшном обмане, столь ужасном и безобразном, как она ярко выразилась, что и представить невозможно, тут же выдала бурную истерику с битьем посуды и швырянием в Михаила попавшихся под руку книг. Ему крупно повезло, что он успел спрятать ноутбук, иначе неизвестно, чем бы все закончилось. Наоравшись и нашвырявшись всласть, Елизавета смогла успокоиться только тогда, когда муж умудрился всеми правдами и неправдами убедить ее, что он весь этот вечер готовил для нее читабельный текст. Иными словами, сводил воедино свои каракули, и в ближайшее время ознакомит любимую жену с его, так сказать, творчеством. Ему удалось усыпить бдительность супруги, театрально демонстрируя тетрадь, исписанную его корявым почерком. Это были разрозненные черновики первого месяца работы. Разобрать их было практически невозможно из-за многочисленных исправлений. Взяв себя в руки, Елизавета потребовала, чтобы уже завтра состоялось первое знакомство с его стихами. И ему ничего не оставалось делать, как клятвенно пообещать ей выполнить это требование. Он понимал, что лжет, но успокаивал себя, что это ложь во благо, по крайней мере, на сегодняшнюю ночь, иначе бы истерика неминуемо продолжилась. Елизавета была настроена более чем серьезно.
Супруга отправилась спать, а Михаил еще некоторое время просидел за столом в тоске и растерянности. Он вдруг с неожиданным унынием вспомнил, что еще полтора месяца назад у него была совершенно другая жизнь – привычная и приятная, расслабленная и понятная. Совсем не такая, как сейчас – наполненная постоянным напряженным ожиданием. Это коварная и подлая мысль посетила его впервые. Он понимал, что ее нужно задавить в зародыше и ни в коем случае не дать развиться.
«Но та жизнь была совершенно бессмысленной! Ты же сам всегда мечтал изменить ее, грезя о маяке! Одно и то же каждый день, на протяжении 25 лет. Дешевле купить, дороже продать. А как же твой любимый лозунг: человек должен быть тем, кем может быть? Забыл? – неожиданно пришло на помощь альтер эго. – И как только ты начал, наконец, писать сонеты, как только попал на свой маяк, так сразу и принялся сомневаться! Ну, и кто ты после этого?..»
Это помогло Михаилу, он успокоился, так как все сравнения были в пользу его новой творческой жизни. Он бы с удовольствием обнял и поцеловал альтер эго за поддержку, но не знал, как это сделать. Михаил вздохнул и принялся убирать осколки разбитой посуды. Его повеселило, что жертвы истерики были избирательны – только старые чашки и блюдца. Елизавета всегда была образцовой хозяйкой!
