скачать книгу бесплатно
Он представил, как корабль тяжело завалится на бок, скрипнут мачты, загрохочут вещи в каютах, вскинется яростно волна, с силой ударившись о борт. А Машка скажет…
– Кажется, меня только что пытались убить.
Сергей вздрогнул. Он едва не уснул за те несколько секунд, что прошли с ухода старпома.
– Простите?
Перед ним стоял носатый очкарик в старомодном «бабушкином» свитере и тер переносицу. Он не выглядел испуганным, скорее озабоченным, и потому у Сергея не возникло и тени сомнений, что слова об убийстве ему просто почудились.
Аркадий Бур поправил очки, вздохнул и повторил:
– Кажется, меня только что пытались убить.
Рассказ режиссера оказался коротким. Он вышел на дальнюю часть палубы («кажется, это называется полуют, но я не совсем уверен»), чтобы покурить в тишине. Его немилосердно тошнило всю ночь, тошнило утром, тошнило за завтраком, и никакие лекарства не помогали.
Тогда Бур вспомнил о сигаретах.
«Вообще-то я бросил. Но, знаете, иногда брошенные вредные привычки гораздо нужнее приобретенных полезных».
Сигарету он стрельнул у Владимира Руденко, единственного курильщика из группы. И ушел подальше от всех.
– Я стоял, смотрел на кильватерный след. И вдруг меня сильно толкнули в спину. Я перевалился через борт и удержался только чудом. Очки слетели, представляете? Хорошо, в каюте были запасные. Носками зацепился за поперечную перекладину, вот так.
Он привстал на цыпочки, наклонился вперед и показал, как.
– Вы видели, кто это сделал?
Режиссер развел руками:
– Я слышал топот. Но когда обернулся, никого уже не было.
Сергей несколько секунд испытующе смотрел на него.
– Вы думаете, я вас дурачу? – с неожиданной проницательностью спросил режиссер и улыбнулся.
Улыбка у него была несмелая, как будто он немножко стеснялся самого себя.
Бабкин вспомнил, что с самого начала Аркадий чувствовал себя на корабле не очень уверенно. Вздрагивал от скрипов, морщился. И все время поправлял очки.
«На сверчка похож, – подумал Сергей. – Немолодого сверчка. Его бы не на парусник, а в коробочку, обитую изнутри фланелью».
– Я никак не возьму в толк, почему вы упомянули убийство, – без обиняков ответил он. – Ну, максимум, кто-то похулиганил.
Аркадий задумался. Серые, тусклые, будто припыленные волосы развевались вокруг лица, придавая ему несколько безумный и в то же время поэтический вид.
– Убийство? Да, в самом деле, странно… – он озадаченно почесал нос. – Но почему-то я именно так подумал в первую секунду. Отчего бы это?
Он снял очки и принялся протирать стекла краем свитера.
Бабкин молча смотрел на него, не зная, что и думать.
– А где ваша жена? – вдруг спросил он.
Вопрос звучал несколько бестактно. Но за день все привыкли, что Кира постоянно сопровождает мужа. Высокая, стройная, русоволосая, с медленными, но точными движениями, она напоминала заботливую нянюшку. И ни на минуту не выпускала супруга из виду. «Возможно, она тоже не прочь посадить его в коробочку и проложить ватой», – мысленно предположил Сергей.
– Кира? Она ушла в каюту сразу после завтрака. Не выносит запаха дыма.
– А плавать вы умеете? – задал Бабкин второй бесполезный вопрос.
Аркадий покачал головой.
– Ни в коем случае!
– У вас есть враги?
– Боже мой, откуда! – искренне удивился режиссер.
И вдруг тень пробежала по его лицу. Он нахмурился, о чем-то вспомнив.
– Что? – насторожился Бабкин.
– Так… Нет, ничего…
Аркадий ссутулился и явно сник.
– И все-таки?
– Вокруг моего театра последнее время творятся скверные дела, – нехотя проговорил режиссер. – Но называть этих людей врагами как-то странно. Они тиранозавры.
– Почему?
Аркадий грустно улыбнулся его непонятливости.
– Потому что сожрут и не поморщатся. Впрочем, все это осталось дома. На «Мечте» я могу забыть о проблемах.
– Тогда успокойтесь, – посоветовал Бабкин. – Чья-то идиотская шутка, только и всего. Никому не нужно вас убивать.
Аркадий Бур задумчиво покачался на носках ботинок и чуть не упал, когда в борт ударила волна.
– Вы абсолютно правы, – признал он. – По здравом размышлении я даже полагаю, что нашел корень моих нелепых опасений.
– Какой?
– Видите ли, вчера перед сном я читал Кена Кизи. И наткнулся на фразу, которая вошла со мной в резонанс.
Он закрыл глаза и с выражением процитировал:
– «Морская пучина – ревнивая карга, и стоит на борту появиться истинной любви, считай, ты получил черную метку на тот свет».
Бабкина это не проняло.
– Аркадий, не знаю, как вас по отчеству… Тут четыре пары пассажиров. Явно любят друг друга. Тогда уж все должны были получить черную метку. Замучается с нами морская пучина, не находите?
– Я выгляжу в ваших глазах старым экзальтированным дураком, – с преувеличенной печалью констатировал Аркадий.
Сергей ухмыльнулся. Этот сверчок ему нравился, несмотря на некоторые его странности.
– Нестарым.
– И на том спасибо.
Аркадий снял очки и близоруко прищурился на штурвал.
– Вы развеяли мои тревоги. Действительно, глупая шутка. Я даже догадываюсь чья.
Бабкин вопросительно поднял брови.
– Нет-нет, не буду никого оскорблять подозрениями. Все это не стоит выеденного яйца. Что ж, не хочу вам мешать. И простите, что побеспокоил!
– Вы дожны были добавить «не обессудьте» и «голубчик», – не удержался Бабкин.
В глазах Аркадия Бура блеснули веселые искры:
– До чего же приятно иметь дело с тонко чувствующим человеком.
Он приподнял воображаемую шляпу и поклонился.
Глядя, как он удаляется, хватаясь за ванты при каждом наклоне палубы, Бабкин вспомнил Машу с ее довольно нелепой утренней историй.
Да нет, глупости.
При чем здесь эта… русалка? И ее возможный аутизм?
А Бур… Бура, допустим, толкнула Яна Руденко. Из чистого хулиганства. Или ему почудилось: дернулся корабль, вот он и повалился за борт от толчка.
«Шаги», – напомнил себе Сергей. Режиссер сказал: топот.
Значит, все-таки глупая шутка.
Бабкин крепче сжал штурвал и постарался выкинуть из головы всю эту чепуху. Скоро Аркадий с Кирой сменят его, и он отправится завтракать. «Омлет. Например, с ветчиной». Однако мысли упорно возвращались к рассказу режиссера.
Человек толкнул его и смылся. Но что, если бы Бур не удержался и действительно свалился за борт?
На вахте у штурвала – один Бабкин. Он не услышал бы крика за скрипом корабля и шумом ветра. Остальные в кают-компании, а кое-кто уже разошелся по своим каютам.
«В море что с воза упало, то пропало», – прозвучал в его памяти хриплый голос старого Боцмана.
Послышались шаги, и улыбающийся красавец-старпом показался на палубе с большой белой кружкой в руках.
– Держи, вахтенный! Заслужил!
Бабкин посмотрел на пар, который растворялся в ветреном воздухе, едва родившись на поверхности кофе, и осознал, что сон с него начисто слетел.
Глава 4
Ветер раздувал щеки парусов, смахивал пенные шапки с волн. Бригантина «Мечта» летела вперед, обгоняя редкие яхты.
Яна Руденко, прогнав матроса Антошу, фотографировалась на баке. Их вахта наступала только через три часа, и Яна собиралась употребить это время с пользой.
Утром она высунула было нос на палубу, но тотчас шмыгнула обратно. Стоял жуткий холод. Две дуры из их группы зачем-то торчали снаружи – курили, что ли… Можно было бы и в каюте, начхать, что запрещено. Сама она обожала нарушать запреты. Это как проверка на прочность: сможешь наплевать на ограничения? Достаточно ли у тебя смелости? А ума, чтобы избежать ответственности?
Но этим двум дурищам, конечно, такое не пришло бы в голову. Они все понимают буквально: написано «не курить», значит, не курят. Написано «по газонам не ходить» – плетутся по дорожкам. Сделать бы табличку «воздухом не дышать», так они самоистребились бы. Клуши!
Из-за холода Яна успела немного расстроиться и накричать на Володьку, которого раз и навсегда назначила виноватым во всех катаклизмах. Тот в ответ не остался в долгу, и утро прошло весело и задорно.
А после завтрака солнце выпрыгнуло из моря, как мяч, и сразу стало тепло.
Яна нацепила кудрявый парик, один из дюжины, который взяла с собой, вытащила из чемодана мини-платье, которое супруг обзывал макси-майкой, и вручила Владимиру фотоаппарат. Их группа головы посворачивала, глядя, как она на каблуках пробирается по палубе, хватаясь за что ни попадя. Яна любила эти взгляды. Они заряжали ее энергией.
– Снимай!
Она вскинула руки к небу. Волна дружески плеснула брызгами.
Господи, вот это жизнь!
– Хэй-хоу!
Щелчок камеры, еще один, и снова, и еще. Она позировала мужу профессионально, не делая себе поблажки. Эти снимки – все, что останется у нее к старости на память о том, что она больше всего ценит.
Когда-то Яна услышала, что красивая женщина умирает дважды. Точность этой горькой фразы поразила ее. Да, сначала отомрет ее красота, а потом уйдет и ставшее уродливым тело.
В отличие от первой смерти, вторая ее не страшила.
Яна с детства знала, что красива. Девочки завидовали ей и заискивали, мальчики благоговели и дерзили от смущения. Она не читала Шиллера, а до мысли о том, что красота – это добродетель, дошла своим умом.
И еще о том, что красота – это власть.
И еще – вседозволенность.
Экзаменаторы прощали Яне невыученную тему.
Гаишники прощали превышение скорости и выезд на встречку.
А ее мужчины прощали вообще все. Рано или поздно наступал момент, когда Яне это надоедало, и она бросала поклонника, недоумевающего: за что? Ведь он все готов был в ней принять. Разве не этого хотят женщины?
Первый раз она вышла замуж в двадцать лет за популярного актера. Актер обожал молодую жену и мечтал исполнять все ее прихоти.
Яна изменила ему – он простил.
