скачать книгу бесплатно
Мне приходится сидеть на совещаниях более важных, менее важных, все говорят так правильно, так справедливо, так заинтересованно…
И у меня возникает странное ощущение: если все так правильно говорят, чего же тогда все происходит-то не так, как надо?
Иван Ильин любил такую фразу: «Никогда не жалуйся на время, ибо ты именно для того и рожден, чтобы сделать его лучше». Может быть, и по-комсомольски звучит она, и слишком по-молодечески, но тем не менее Ильин к ней относился очень серьезно.
В нас до сих пор жива вечная русская инерция.
Александр Сергеевич Пушкин, встретив гроб с телом Александра Сергеевича Грибоедова, сказал: «До чего мы, русские, ленивы и нелюбопытны». Это наше печальное качество еще умножилось партийной системой – за нас сделают, за нас решат…
Помню это чудное время в армии: «Построят – скажут». Веселая безответственность! «Понял! Есть!» Слушаешь начальников и думаешь: «Вот козел!» А вслух: «Понял! Есть!» Все понимающе перемигнулись. И вперед. И все нормально…
И в гражданской жизни было так же. Сидели на кухнях и хихикали. А потом вдруг в три дня это все рухнуло. В три дня!
Стержень страха вынули, свободу дали, а что с этим делать?
И тут же начали искать того, кто объяснит, куда же нам надо идти, чего же нам теперь делать. На мой взгляд, как раз этим нашим национальным качеством очень лихо воспользовались. Тот же Фонд Сороса, который нам доставляет теперь учебники, по которым будут учить наших детей… Посмотрите их. Очень впечатляющая картинка нашей истории. Или бесконечные проповедники из-за океана, через переводчика просвещающие нас, неразумных.
Понимаете – они делают, а мы нет. Вот в чем вся проблема… (I, 92)
ИННОВАЦИИ
(2013)
Остаюсь при своем убеждении, что все инновации, все эксперименты, все новшества, все смелые почины – все они могут иметь смысл в том случае, если в центре стоит человеческая жизнь, человеческая душа, человеческое существование, сострадание. Когда есть живые люди…
А если этого нет?
Вот есть умнейшие люди. Умнейший человек, знающий, который сыплет цитатами по любому поводу. Я уважаю таких людей. Но я думаю, что душа без знаний может быть созидательной, а знания без души созидательными быть не могут. Они остаются только знаниями, они холодны, они бесчувственны. Если за этими знаниями не теплится жизнь человеческого духа, биение человеческого сердца, вот это тепло внутреннее, такое разливающееся от желания рассказать о том, что тебя волнует по-настоящему, то это – мертво. (XV, 77)
ИНОСТРАНЦЫ
(1992)
Любой иностранец, попавший на две недели в город Тулу и брошенный «Интуристом», превратится в совершенно иного человека.
Через две недели он будет думать совершенно по-другому – о жизни, о мире, о себе, о чем угодно… (II, 25)
ИНТЕЛЛИГЕНТ
(2002)
Интервьюер:Вы как-то очень не то что нелицеприятно, а просто сказали: «Я не интеллигент».
Я не интеллигент. Я аристократ.
Это разные вещи.
Причем аристократ – это не начищенные ногти, грассирование и невозможность войти в людскую. Аристократизм, на мой взгляд, заключается в том, чтобы точно знать свое место.
Полуграмотный, неграмотный крестьянин, никогда не читавший Пушкина, Ницше и не слушавший Мусоргского или Моцарта, если у него достоинство его существования сочетается с окружающим миром, он знает свое место.
Это не значит, что его место – это место униженного и испуганного в людской.
Нет.
Он делает свое дело, и он знает, что он делает его лучше других, и он не хочет быть членом Совета безопасности или министром культуры. Он просто не хочет! Он самодостаточен на своем месте. И в том, что он умеет, он достиг всего того, что хотел достичь.
А что такое «интеллигент», по-вашему?
Не знаю.
Вот на сегодняшний день то, что называется «интеллигенция», – для меня это какое-то ругательное слово стало.
Честное слово!
Я уважаю людей труда, интеллектуального в том числе. Но я не люблю и не верю общественности. Она продажна и пуста.
Я верю конкретным людям, их конкретным делам, а все остальное – это пена, мыло. (V, 7)
ИНТЕЛЛИГЕНЦИЯ
(1993)
Я посмотрел репортаж в «Вестях» относительно встречи президента страны с интеллигенцией. Честно скажу, я испытал чувство неловкости. Ну неловко я себя почувствовал.
И к счастью, даже не к счастью, а к ощущению того, что я в этом своем чувстве не совсем неправ, я 30 апреля в «Независимой газете» прочитал статью Топорова, человека, чье мужество и позиция меня просто поразили.
Я почувствовал в этой статье полнейшую независимость. Ему ничего не надо. И он пишет как раз об этой вот встрече с интеллигенцией. Пишет очень жестко, очень честно…
Я в своем выступлении в «Культуре» сказал, что странно мне видеть большого музыканта, великого пианиста (это был Николай Петров), который призывает расправляться канделябрами. Мол, вы, Борис Николаевич, играете честно, а они шулера, а, как известно, в России с шулерами поступали именно так.
И меня потрясло, что разговор шел не о борьбе с коррупцией, с мафией, с воровством… а по вопросу применения силы и жесткой политики к инакомыслящим, то есть к тем, кто думает не так, как ты. Я имел неосторожность им это высказать…
Я понимаю, если бы там, на встрече у президента, был Солженицын, изгнанный из страны, Ростропович, Максимов.
Нет!
Там были народные артисты Советского Союза, которые были удостоены всех регалий, которые могла дать им страна. Так что ж вы, братцы, вы, находящиеся в постоянной оппозиции, с одной стороны, а с другой стороны – поющие и играющие на правительственных концертах, борющиеся за звание народного СССР, Ленинскую премию и так далее.
Что с вами случилось?..
Я не знаю, что так отстаивать прекрасным писателям братьям Вайнерам, чего им бояться? Да нечего! Выходит полное собрание их сочинений, да и раньше всегда выходили их книги…
Некоторые речи, которые там звучали, мне напоминали речи, которые я мог бы читать и в 1949 году, и в 1953 году, только там просто другие фамилии стоят, и все.
И вот на это мое выступление Николай Петров, мой товарищ детства, ответил открытым письмом, которое было напечатано в «Курантах».
И обратите внимание на одну потрясающую деталь – как подается материал. Редакция подает его, как бы подталкивая читателя: ну, вот смотрите… «То, что маститый режиссер, – пишется в преамбуле, – стоит на позициях, прямо противоположных существующей исполнительной власти, не диво». Тридцать-сорок лет назад эта фраза могла бы стать поводом для абсолютно однозначной репрессии по отношению к тому, о ком она написана. Вот в этой преамбуле прямо сказывается та самая – большевистская – система наводки: вона, вона куда надо смотреть!
Все поняли? А кто не понял – поймите! Это же против вас!..
Так делается неправда.
А я могу сказать, что это неправда. Потому что меня нельзя упрекнуть, скажем, по моим картинам, что я работал для правительства, для партии. Я никогда не был членом партии, не имел ни одной госпремии…
Еще цитата: «В русской истории истинный художник всегда находился в оппозиции к власти. Сейчас единственный в нашей истории случай, когда большинство российских интеллигентов, не за привилегии, звания, ордена, регалии и прочие подачки, а по велению совести сплотились вокруг нашего президента…»
Вот эта фраза меня заставила очень о многом задуматься. Задуматься в общем-то о некой фальши всей этой ситуации. Если сегодня это единственный случай в нашей истории, когда интеллигенция не находится в оппозиции, то я предпочитаю оппозицию Пушкина, Достоевского, Толстого той культуре и искусству, которые мы сегодня имеем благодаря единению нашей интеллигенции.
Ибо я не думаю, что то, что происходит сегодня на телевидении, в кино, в театре, на эстраде, – это и есть эталон консолидации интеллигенции… (V, 1)
(1994)
Когда наша интеллигенция лезла в драку за роль пролетарского вождя на сцене Большого театра и на любой другой сцене или в крайнем случае мечтала сыграть в фильме или спектакле роль очередного генсека, то это очень хорошо оплачивалось и давало льготы.
Потом, получив все то, что получила, наша интеллигенция с легкостью необыкновенной проснулась под трехцветным знаменем, стала продаваться оптом новым хозяевам только потому, что это в настоящий момент выгодно.
Какая же это интеллигенция?
Это не национальная элита. Она ничего не может защитить. Постоянно существовать на плаву – так живет огромное количество моих коллег.
Это не элита. Это простые исполнители любых заказов…(I, 64)
(2010)
Интервьюер:Вы довольно любопытно, на мой взгляд, рассуждаете о русской интеллигенции. В частности, Вы говорите, что русская интеллигенция отличается от всех прочих тем, что она не выходец из своего народа. И отсылаете нас к Петру I, который отправлял боярских детей учиться в Европу, в Голландию и так далее, но при этом не сказал их родителям, что утром следует пить не водку, а кофе и вообще брить бороды. И тогда эти уже вернувшиеся взрослые люди оказались совершенно чужими. И вот Вы говорите: «Наша интеллигенция – она, условно говоря, голландская». Что, Пушкин, Достоевский, Толстой, Вы сами – вы что, все голландцы в этом смысле слова?
А я не считаю их интеллигентами.
Ильин тот же самый, который…
Они не интеллигенция.
А кто же они?
Они – аристократы. Это разные вещи.
Достоевский, какой же он аристократ?
Это огромная разница. Кстати говоря, как раз наша способность интеллигентская, так сказать, самокопательства привела, в общем-то, к гибели России…
Вы понимаете в чем дело. Дело в том, что возникла пропасть между теми, кто вернулся, обремененный знаниями и новым взглядом на мир, и теми, кто жил здесь. Эта пропасть возникла. Волошин писал: «Великий Петр был первый большевик». Это действительно так. На уровне большевика он пытался переделать огромную страну, достиг невероятных успехов, но в то же время навсегда разделил этот народ с этой интеллигенцией.
Которой до него, выходит, не было?
Чего, разделения?
Интеллигенции не было до него – так выходит.
В том представлении, о котором Вы говорите, конечно, не было. Протопоп Аввакум – интеллигент?
Вы сами аристократ? Или Вы голландец? Вы себя где ощущаете?
Нет, я летучий аристократ… (V, 24)
(2010)
Я не считаю, что интеллигенция должна обслуживать власть. Она должна служить своему Отечеству. Но пребывать в вечной оппозиции к власти, просто потому, что это власть, очень глупо, по-моему. Более того, это чистое безбожие.
Раздербанивание страны изнутри – чем, в сущности, и является вечное интеллигентское противостояние власти – дурно заканчивается. Тогда появляются Грозный или Сталин. И силой сохраняют то, чего мы не удержали, потому что не хватило благоразумия, доброй воли… (I, 144)
(2011)
Интервьюер:В «Цитадели» Вы резко показываете падение российской интеллигенции…
Собственно говоря, из-за них, из-за этой милейшей интеллигенции в «Цитадели», произошло то, что произошло в 1917 году…
В телевизионном сериале < «Утомленные солнцем–2» > будет замечательная сцена, когда они сидят, а старушка говорит: «А во всем виноват малярийный комар. Если бы он не укусил Коленьку и этот дурак не слег с малярией, то мы бы уже давно были в Финляндии». «Да, и никому не мешали строить светлое будущее», – говорит старик, держа газету «Правда» в руках. Они не только жертвы, они еще и беззакония творцы. В первой части <«Утомленных солнцем»> Котов говорит: «Что же вы, обученные, вооруженные, одетые, а мы, нищие и голые, вас били? Чего же вы сейчас?»
И это страшно.
И я вам скажу более криминальную вещь. Я согласен с Василием Розановым, который говорил, что Россию погубила великая русская литература. Народническая, демократическая. Николай Некрасов: «Вот парадный подъезд. По торжественным дням…» Все это было смело, талантливо и по большому счету в результате становилось классикой, но, тем не менее, вымывало нравственные основы; после чего убивают Петра Столыпина и все заканчивается кровавой бойней. 1917 год начался не в 1916-м, а лет за сто пятьдесят до этого. А мы почему-то ненавидим императора Александра III, который это понял и сразу стал тушить…
Вы себя причисляете к интеллигенции?
Я себя не причисляю. (XV, 51)
ИНТЕРНЕТ
(2005)
Недавно я летел в самолете, со мной рядом сел очень молодой человек. Он открыл портфель, и, естественно, там я увидел ноутбук, что меня не удивило. Но еще я там увидел потертую книжечку с закладкой, что, признаюсь, меня удивило. Я присмотрелся и понял, что это «Преступление и наказание» Достоевского…
Вспоминая об этом, вот что я хотел бы вам пожелать: как бы всеобъемлющ ни был Интернет, как бы легко и полно ни доставалась через него информация, никогда не забывайте шелест страниц великих книг и волшебный скрип пера о бумагу! (XI, 26)
(2010)
Минувшим летом ко мне пришел человек – руководитель довольно крупного российского интернет-портала. И сказал: «Мы выполнили заказ по «Предстоянию», который нам проплатили. Мы ругали вашу картину с утра до ночи, и пятьдесят моих сотрудников создавали видимость, будто в блогах пишут пять тысяч человек. А потом я посмотрел фильм и был абсолютно потрясен. И вот на днях ко мне снова пришли люди и предложили разместить такой же заказ по «Цитадели». Я отказался…»
Не буду называть ни его имени, ни имен заказчиков. После этого мне многое стало понятно. Если раньше я думал, что Интернет – это, в основном, собрание лузеров, то теперь я вижу, что это еще большой и циничный бизнес.
Точка ру. (XV, 46a)
ИНФОРМАЦИЯ
(2003)
Та скорость, с которой получает сегодняшний человек информацию, и сама легкость доступа к этой информации, и клиповое мышление, насаждаемое телевидением, и Интернет, и так далее, и так далее не дают возможности углубиться во что бы то ни было.
