скачать книгу бесплатно
– Мануфактурщица, – кивнул рабочий. – Как-то к ней нанимался. Слыхал, будто помешалась она под конец.
– Так вот и мой старик… Лех Осипович. Тоже в уме повредился, – оживилась Матрена.
Репортеры внимательно слушали, и она продолжила.
– Сказал мне никуда дальше первого этажа не ходить. Разговаривал сам с собой, смеялся. Велел еду для гостей готовить и на стол накрывать, будто бы кто его навещал – но ни разу такого не видела. Да и прачка я, не кухарка…
В стороне послышалось улюлюканье и игривый смех.
– Сударыня, постойте! Куда вы спешите? Пойдемте с нами.
– Не пристало такой, как вы, да одной.
Следом показался и источник оживления – молодая женщина в вечернем платье, выглядывающем из-под черного шелкового пальто. Шаловливые голоса не преувеличивали: она, в самом деле, и притягивала взгляды, и едва ли могла называться дамой. Бледная, с тенями усталости под глазами, барышня явно возвращалась с ночного ремесла. Впрочем, для обычной проститутки чересчур дорого одета.
Она тоже присоединилась к зевакам.
– Хороша чертовка! – заметил господин в бежевом.
– Это Елена Парижская, актриса, – уточнил Бирюлев.
– Какого театра?
– Ммм… «Париж».
– Что за театр такой? Впервые слышу, – мрачный, похоже, имел привычку отрицать совершенно все.
– Недавно открылся. На средства меценатов.
– То бишь, ее кота? – неприятно засмеялся рабочий.
– Всякое болтают…
– И что, хорошо играет? – с недоверием спросил мрачный.
– Ну… играет. Во всяком случае, посмотреть есть на что.
– Да, бесспорно!
– И каков же репертуар? – продолжал мрачный, явно не ценитель прекрасного.
Бирюлев ответил с некоторым сомнением:
– Кажется, я посещал «Даму с камелиями». Но в нынешнее воскресенье премьера. Будут давать «Три сестры».
Мрачный переглянулся с фотографом, совещаясь – стоит ли им упускать культурное событие. Раз уж шли серьезные постановки, то, может, новый театр и впрямь заслужил упоминания в газетной колонке.
– Да вы приходите, не пожалеете, – кокетливо растягивая слова, предложила сама виновница разговора.
– Благодарю за приглашение, сударыня. Если будем свободны, – сухо отвечал мрачный.
Господин в бежевом, наоборот, весьма живо уверил в своем визите.
– Но не желаете ли вы, сударыня, прежде отобедать со мной? – не стесняясь посторонних, поинтересовался он.
Актриса, смеясь, отказала и принялась расспрашивать о происшествии. Угреватый репортер в очередной раз пересказал всю историю, коря себя за болтливость.
Вскоре даже праздные зеваки, устав ждать новостей, начали разбредаться.
Бирюлев с завистью смотрел на уходящих. Он бы охотно к ним присоединился, однако халтурить на глазах конкурентов не подобало.
Наконец сыскари вышли. Городовые, что прибыли ранее, вошли по их указке в дом и вынесли завернутое в простыню тело Старого Леха. Его принялись укладывать в крытую коляску, чтобы отвезти на осмотр судебного медика.
Полицейские опять не сказали репортерам ни слова, но теперь, с их негласного согласия, стало можно быстро осмотреть дом.
Младший из сыщиков достал платок и высморкался. Никто не обратил на это внимания – кроме того, кому адресовался знак.
***
Стараясь не привлекать к себе лишнего интереса – задача не из простых – дама в вечернем платье направилась к городовым, грузившим тело.
– Ах, отец! – вскрикнула она вполголоса.
Полицейские, обернувшись, посмотрели на нее.
По щекам Елены Парижской – четверть века назад при крещении ее нарекли Марией – потекли слезы. Прижав руки к груди, она тихо взмолилась:
– Покажите мне его! Я хочу взглянуть на отца!
Оглядев барышню, один из полицейских хмыкнул и скатал часть простыни. За утро он успел выяснить, что покойный Лех Коховский был вдов и наследников после себя не оставил. Однако отчего и не показать, если красивая дама просит?
Елена вздохнула. Тиски, перехватившие грудь, разжались.
– Ох, это не он… Не мой отец. Простите. Я так напугалась! Мне сказали… А я только с дороги…
Многозначительно усмехнувшись, городовые продолжили свое занятие.
Дел здесь больше не оставалось, и Елена, наконец, пошла домой, в арендуемые комнаты. Теперь, когда она убедилась, что на полицейской коляске уехал незнакомый старик, хотелось немедленно отправиться в постель. Пожалуй, даже не раздеваясь.
В дороге она погрузилась в раздумья и не замечала ни взглядов, ни восклицаний. Ночь выдалась насыщенной – и хорошим, и тревожным. Как в калейдоскопе, пережитые картины сменяли одна другую.
Постановка вновь собрала полный зал. И пусть публика собралась непритязательная – студенты, приказчики да молодые кутилы – это уже определенно можно назвать успехом.
Однако через момент тщеславную радость смыло ледяным дождем. Перед глазами возник мерзкий урод: ощерив страшную пасть, он надвигался, раскрыв объятия. О, какая гадость!
Отогнав видение, Елена вернулась мыслями к театру, но теперь те стали тревожными. Не слишком ли они поспешили, взявшись за серьезную вещь? А если провал? Их освистают!
Актриса незаметно для себя дошла до жилища. Поднялась в комнаты, постучала. Дверь – точно, как в благородном доме – отворила смазливая горничная. Она уже пообвыкла, и сама, без напоминания, сняла с хозяйки пальто.
Теперь можно и отдохнуть. Пройдя в спальню, Елена упала на кровать. Раскинула руки, потянулась – и коснулась записки, оставленной на подушке. Сразу ее не приметила.
«ВВ – КЯ»
– Нет! Только не снова! Зачем? Ну зачем? – скомкав от досады листок, Елена метко бросила его, угодив в корзину.
***
Дождавшись, пока все внимание опять перейдет к дому, любопытный рабочий, что говорил с репортерами – Макар Веселов – отделился от толпы. Он пару раз прошелся мимо, прислушиваясь к разговорам, а потом неспешно двинулся прочь.
Прогуливаясь, миновал два квартала и достиг отнюдь не фешенебельной, но и не совсем отпетой гостиницы «Офелия», где останавливался рабочий люд и небогатые торговцы. Там можно было не опасаться лишних взглядов.
Не подходя к портье, Макар направился прямо в верхний третий этаж и отпер дверь номера своим ключом. В ожидании встречи устроился в просиженном скрипящем кресле, закурил папиросу и погрузился в невеселые мысли.
К моменту, когда дверь номера, наконец, открылась, Макар давил в латунной тарелке уже третий окурок.
Не поздоровавшись, сыщик Червинский – младший из пары, что посещала дом Старого Леха – брезгливо устроился на краю кровати.
– Что ты узнал?
– Все тоже самое, что и в те разы. Болтают, будто и господин Коховский помешался, как остальные.
– И что мне с того? Кто это делает? Может, кто сбыть похищенное пытался? Или в какой малине кто хвастался?
– Я туда не ходок… Вы же знаете, – глядя в пол, понуро заметил Макар.
Сыщик поморщился, утирая пот со лба тем самым платком, каким прежде подавал знак. День и впрямь выдался жарким – утро не обмануло.
По неопытности он грубо ошибся: Веселов совсем не подходил на ту роль, что ему отводилась.
– От тебя никакого толку. Для чего я тебе помог?
Макар не нашел, что ответить.
– Что еще?
– Говорят, что ключи подобрали.
– Это очевидно и младенцу. Иначе как они проникли внутрь, не ломая замки и не трогая окна? Через печную трубу? Через водопровод? Или, может, через нужник?
Рабочий улыбнулся шутке, еще пуще обозлив Червинского.
– Смешно? А нам пришлось все проверить, чтобы исключить и такие возможности, представь себе! Все, Свист. Я устал тебе помогать, ничего не имея взамен. Либо ты до конца недели принесешь мне что-то дельное, либо разговор с тобой будет другой.
Макар понимал, что момент совершенно неподходящий, но больше ждать удобного случая он не мог. И так уже почти две недели собирался с духом – с тех самых пор, как подслушал занятный разговор в кабаке. Как же он тогда испугался! Даже спрятал под стол дрожавшие руки, опасаясь, что они его выдадут.
– А не могли бы вы мне… дать немного денег?
Червинский опешил.
– Тебе мало, что не гниешь за решеткой? Да родная мать бы не сделала для тебя того, что я. И ты еще смеешь просить плату?
Поднявшись с кровати, разгневанный сыщик покинул номер, бросив на прощание:
– Я тебя предупредил!
Рабочий закурил очередную папиросу, следуя указанию выжидать время.
Он вовсе не хотел так злить Червинского, и теперь корил себя за то, что решился задать вопрос. Стало только хуже, и Макар пуще прежнего опасался – и если бы только за себя!
Но как войти в милость и выполнить то, чего сыщик требовал, он не знал.
2
– Что с невидимками, Георгий? Будут новости?
– А то как же, Константин Павлович. Именно сейчас и пишу.
– Молодец. Продолжай. Народ-то глянь, как интересуется. Опять сколько писем пришло. Почитай, – Титоренко, редактор не слишком крупной газеты, положил на стол пачку конвертов.
Бирюлев послушно вскрыл самый верхний. В нем наверняка таились переживания взволнованной матери семейства. Точно! Некая «Л.А.» сообщала, что пребывает в тревоге за супруга, четверых детей и себя. А может, и за прислугу. Дочитывать терпения не хватило.
– Беспокоятся, – поддакнул репортер, невольно глядя на влажные седые кудри, мелькнувшие в расстегнутом вороте редакторской рубахи. Не слишком приятное зрелище.
– Точно. Это значит – ждут вестей. Другими словами – жаждут купить нашу газету. Так что, Георгий, за работу.
С того момента, как в городе появились невидимые, Бирюлев все чаще привлекал благосклонное внимание Титоренко.
– Черти. Вот и матушка моя нас читает и мается, заснуть не может. Страху-то столько, – высокомерно-насмешливо заметил вертлявый Вавилов – репортер отдела культуры, чье место отчаянно хотелось занять.
Сделав вид, что не понял подтекста, Бирюлев победно улыбнулся. После целого года на последних ролях к нему наконец-то явилось признание – что и подтверждала ревнивая реплика коллеги.
– Я тоже боюсь теперь спать ложиться, – невинно отозвалась Крутикова, единственная барышня в редакции, писавшая советы по домоводству. – Вдруг они начнут нападать не только на одиночек?
– Будем верить, что злодеев скоро поймают, – резюмировал экономический обозреватель Демидов.
Бирюлев кивнул, про себя надеясь, что убийцы останутся на свободе как можно дольше.
Для него они стали подарком судьбы. Невидимые не только придавали репортеру весу и важности, суля премию. Они, помимо того, еще и весьма оживляли пресную рутину хроники происшествий, куда его с первого же дня сослал Титоренко. Каждый раз – одно и то же: «Женщина лет 40 перерезана товарным вагоном». «Мещанин убит в трактире в хмельной драке». «Купец ограблен в доках». Тут было в пору самому умереть от тоски.
А ведь чуть больше месяца назад Бирюлев лишь по случайности не упустил благодатную тему.
В то утро он возвращался домой, не торопясь в предвкушении семейной сцены. Заметив непривычную толкучку на другой стороне улицы, у порога старого бирюка Грамса, решил выяснить, что происходит.
На крыльце толпились два домовладельца, несколько прислуг и знакомый торговец тканями – он хаживал и к супруге Бирюлева Ирине. Они то стучали в дверь, то пререкались.
– Нет никаких причин для тревоги. Он просто уехал, – ворчал один из соседей. – Сегодня утро воскресное, могли бы свой меркантильный интересец и отложить, вместо того, чтобы будить криками всю округу… Я уж подумал, пожар.
– В третий раз прихожу, – возражал торговец. – Господин Грамс велел зайти еще в понедельник, чтобы сочтись. Он много лет у меня покупает, ни разу такого не доводилось, чтобы обманул.
