скачать книгу бесплатно
Ганиф: Именно так и случилось. Народ разволновался. А поскольку удрать они не могут, они просто прекратили работу.
Рогнед: Не сказать, чтобы я вам завидовал.
Ганиф: Но мы не сдались. И, похоже, нашли все-таки выход: если не удается воздействовать на их физиологию, атакуем психику. Не тело, так дух. Предпримем психическую контратаку, чтобы подавить это влияние и заменить его нашим, положительным. Чтобы люди стремились работать, прямо-таки горели таким желанием, а остальные потребности отодвинулись бы на задний план. Конечно, для этого нужен хороший специалист, психооператор – и к тому же управляемый, вы понимаете? Без особых запросов. Потому что если зэки поймут, что человека туда прислали для воздействия на них, то… у него смогут возникнуть серьезные проблемы. Очень серьезные. У него – значит, и у нас. Следовательно, этот специалист должен был оказаться таким, что при взгляде на него не будет возникать представления о профессионале, но сложится какое-то другое. В идеале это должна была быть женщина – и привлекательная.
Рогнед: Не совсем понял: какой профессионал вам требуется?
Ганиф: Бывают люди с таким природным даром ненавязчивого внушения; они словно бы ничего не делают, не уговаривают, не настаивают, не заставляют – они просто сами настраиваются на такое желание, оно может быть любым – и это желание передается окружающим, они ему не противятся просто потому, что его не ощущают, им кажется, что они сами так решили, возникла в них такая потребность – и люди подчиняются и рады этому. Такие вожаки – скрытые лидеры – чаще встречаются среди политиков, это те, кто осознал свои возможности и стремится ими воспользоваться для собственной карьеры. Людей, знающих о своем даре, но не пользующихся им, немного, и найти их очень нелегко. Нам, однако, удалось уже чуть ли не год тому назад отыскать такого человека и вывести его, так сказать, на нашу орбиту. Вероятность успеха представлялась стопроцентной.
Рогнед: В чем же проблема? Зачем вам мои услуги? Я, во всяком случае, такими способностями не обладаю.
Ганиф: Позвольте мне закончить. Итак, мы нашли, как нам казалось, прекрасный выход. Затратили бездну усилий, но все же получили в свое распоряжение нужного человека. И хотя женщин ввозить на Маргину запрещено, мы нашли способ обойти запрет, простой и элегантный. Для этого надо лишь, чтобы она отбывала срок. А находись она под смертным приговором, проблем вообще не возникало бы. Мы убедили бы кого следует, что отправка ее на Маргину – всего лишь способ исполнения судебного решения. Но все это так и осталось мечтами.
Рогнед: Почему?
Ганиф: Потому, что она не совершала преступлений и не сидит в тюрьме. А о добровольном согласии речь не идет. Первоначально мы на это и рассчитывали, готовы были предложить исключительно привлекательные условия, на которые она просто обязана была согласиться – исходя из ее жизненного уровня и возможностей. Однако произошло непредвиденное: ее жизненные условия внезапно изменились настолько, что наши предложения оказались ей совершенно ни к чему. И согласие не было получено. И ее, и… другое, главное.
Рогнед: Ах, вот как обстоит дело. Есть некто, чье согласие важнее?
Ганиф: Вы поняли. Она, как мы понимаем, обратила свои способности на человека, рядом с которым работала, пока мы готовили ее к этой миссии, и… Словом, он, во-первых, влюбился в нее, а во-вторых, она внушила ему такие идеи, которые ведут к полному разрушению нашей компании. Поскольку человек этот – наш президент.
Рогнед: Да, вы оказались в незавидной ситуации. Но я ведь предупредил вас: я не нарушаю законов. Насилие – не мой метод. Следовательно, подвести кого угодно под смертный приговор я не возьмусь. Кстати, вы думаете, что, если удастся забросить ее туда, она успеет хоть как-то вам помочь? Я думаю, она не успеет даже начать свои внушения, как изголодавшиеся мужики просто расплющат ее. Даже если бы я находился рядом, мне вряд ли удалось бы защитить... И вам не жалко?
Ганиф: В меру. Женщины вообще выносливы, подумаешь – десяток мужиков. Куда больше мне жаль нас. Компанию. Защиты от вас и не требуется. То, что мы можем сделать сами – сделаем. Там есть комендант и два десятка охранников. А вас мы намерены нанять для того, чтобы вы нашли и осуществили способ получить ее согласие – и отправить женщину на Маргину.
Рогнед: Ну, что же: тут с законом все в порядке, кажется. Хотя задачка не из простых.
Ганиф: Следует ли рассматривать ваше заявление как принципиальное согласие?
Рогнед: Вы ведь не сомневались в нем с самого начала. Да, я согласен взяться за это дело – при условии полного содействия с вашей стороны.
Ганиф: В нем можете быть более чем уверены. Однако сделать это необходимо очень быстро.
Рогнед: Ну, если вы уже терпели столько времени, то еще неделя-другая вряд ли сыграет решающую роль.
Ганиф: Вот тут вы, к сожалению, заблуждаетесь. В вашем распоряжении для осуществления этого проекта остается три дня – не считая сегодняшнего. Дело в том, что по причинам, не зависящим от нашей воли или желания, рейсы на Маргину можно осуществлять лишь два месяца в году.
Рогнед: Закажите специальный рейс. Это несложно.
Ганиф: Да у нас каждый рейс туда – специальный. Маргина, вся та звездная система располагается так неудачно, что пользоваться этой трассой с приемлемым уровнем риска можно только так, как я сказал. В другое время… Вам приходилось слышать что-нибудь о сопространственных штормах?
Рогнед Не только слышать. Но и попадать в них.
Ганиф: Они вот-вот начнутся. Так что или через три дня – или плюс полгода. А за полгода там может произойти весьма многое, и оно вряд ли будет приятным.
Рогнед: Контракт у вас готов?
Ганиф: С вами? Разумеется.
Рогнед: Давайте займемся им. Когда подпишем, вы объясните мне ситуацию в деталях. Не будем больше терять времени. Пока скажите лишь вот что: в какой степени вас будут волновать способы, какими я буду добиваться цели?
Ганиф: Мы предпочитаем ничего не знать о них. Все – на ваше усмотрение.
Рогнед: Тогда все в порядке.
Конец записи.
Когда участники совещания стали расходиться, советник позвал:
– Штель, задержись. И вы, Рен, тоже.
Названные вернулись.
– Как настроение?
– Все в порядке, советник, – сказал Штель.
Рен только кивнул.
– Он что-нибудь знает о совещании?
– Нет. Ничего.
– А о нашем… проекте?
– Ни одна душа.
– Вот так пусть и остается. Только мы втроем. Ты готов, Штель?
– Полностью. Но вы не забыли – за вами остается нейтрализация ауры.
– Об этом не беспокойся. Никто не станет копаться в оттисках.
– Не уверен. Если делом займется Казус – вы ведь знаете его? У него там такая пропасть хитрой техники, он только что привез с Теллуса три полных ящика, что сможет зацепиться за любой следочек, пусть двух-, трехсекундный…
– Мы тоже не бедные. И перед тем, как ты приступишь, мы твою ауру подавим так, что никто не учует. А что до Казуса – тем хуже для него. Кстати, и некоторые наши спонсоры – ну, те, что помогают нам с людьми на новой базе – почему-то этим парнем тоже заинтересовались. Думаю, если он нейтрализуется, они не будут огорчены. Я обещал, что мы об этом позаботимся. Так что, Рен, возьми это на себя.
Рен снова кивнул.
– Других вопросов нет, – сказал Штель. – Когда?
– Ждать больше нельзя. Этой ночью.
Штель кивнул.
– Удачи обоим, – пожелал федеральный эконом-советник. – Всем нам.
Глава, следующая за предыдущей
1
Неро, 14 меркурия 127 года. Сетевой инфор «Дни нашей жизни»
«Зора Мель, ранее «сопровождающая женщина» в фирме МГ, последнее время, как свидетельствуют достоверные источники, отдавшая якорь в гавани известного предпринимателя Рика Нагора (все та же компания «Маргина Гравин АО») и скрашивавшая редкие часы его досуга, видимо, тем, что позволяла ему бросать его якорь в ее лагуну, вчера, тринадцатого меркурия, была задержана представителями Службы покоя и доставлена в столичный Дом признаний. Как нам стало известно, в скором будущем ей будет предъявлено обвинение в убийстве ее достойного покровителя, чье имя мы только что назвали. Тем, кто с утра оказался слишком занятым для того, чтобы войти на наши страницы, сообщаем, а остальным напоминаем, что сегодня на рассвете опергруппа СП во главе с вызнавателем Смирсом по анонимному сигналу, вброшенному в сеть, посетила собственный особняк г-на Нагора, великолепную «Седьмую Звезду» (Фиолетовая просека, 289), где обнаружила его обуглившиеся до неузнаваемости останки без малейших признаков жизни на обгоревшем ковре. Кроме жертвы, в роскошном жилище находилась лишь названная выше дама, никаких признаков того, что ранее там могли присутствовать и третьи лица или лицо, группой не обнаружено. Как заявили нашему корреспонденту представители Службы покоя, подозреваемой в совершении жестокого преступления является не кто иная, как Зора Мель. О ее духовном уровне красноречиво свидетельствует тот факт, что в момент появления группы дамочка крепко спала в соответствующем помещении. Признаков употребления ею (как и убитым) алкоголя или наркотиков пока не обнаружено, однако более скрупулезные анализы, как мы полагаем, могут дать иные результаты. Нам заявили также, что отсутствуют и признаки ограбления, хотя и тут, разумеется, могут возникнуть новые данные по мере углубления следствия. На этот час Зора Мель остается единственной подозреваемой по делу. Поскольку у дамы нет своего адвоката, ей, надо полагать, будет предоставлен казенный защитник. Однако, как неофициально сообщил нам член коллегии защитников, пожелавший остаться неназванным, дело представляется достаточно ясным (убийство на почве бытовой ссоры), так что вряд ли им заинтересуется кто-либо из адвокатов первого ряда, тем более что подозреваемая не располагает никакими собственными средствами, а компания МГ, контролировавшаяся покойным, вряд ли захочет брать на себя какие-либо расходы. Руководство расследованием преступления поручено, как нам удалось выяснить, старшему вызнавателю Лену Казусу, известному своей дотошностью и только что вернувшемуся из служебной командировки на Теллус. Вот так чиновники получают удовольствие за счет налогоплательщиков! Следите за нашими дальнейшими сообщениями. Не забывайте, что наш инфор всегда первым знакомит вас со всеми новостями, заслуживающими внимания!»
«Аорта Новостей», утренний выпуск от 13 меркурия:
«Нашим читателям будет интересно узнать, что обвиняемая в убийстве известного Рика Нагора его как бы сотрудница Зора Мель находилась на полном содержании покойного на протяжении последних восьми месяцев, а до того вела, как уверяют ее соседи по прежнему месту жительства, вполне нормальный образ жизни, ни в чем неблаговидном не замечалась, работала, вероятнее всего, на невысокой должности в каком-то учреждении, где и произошло ее знакомство с человеком, павшим ее жертвой. Это подтверждает и квартальный контролер покоя, заявивший: «Она была такая – незаметная, что ли, мышка, а не человек, так что я просто в удивлении. Хотя, конечно, люди меняются, это факт. Кто по образованию? Сейчас вспомню: да, она говорила: специалист по наладке тонких психосистем или что-то в этом роде. Но когда жила тут, по этой части вроде бы не работала. Съехала она отсюда спокойно, говорила, что нашла жилье поближе к работе, а то отсюда приходится, мол, далеко ездить, много времени уходит. Вещи? Помнится, всего было у нее два чемодана, один здоровенный, с антиграв-подушкой, второй небольшой, ручной. Обстановка? Она снимала тут жилище с хозяйской меблировкой, все осталось, как было. Посмотреть? Ну, это как жильцы позволят: конечно, квартирку заново сдали, как же иначе?» Вот так характеризуют человека, совершившего, надо полагать, жестокое и беспричинное убийство люди, которые, казалось бы, должны знать ее лучше, чем кто угодно другой. Граждане, действительно ли мы знаем, кто изо дня в день живет рядом с нами? Не следует ли побольше интересоваться этим?»
И еще множество информации в том же духе, столь же мало содержательной, как и приведенные выше тексты.
Хотя главное в них, безусловно, соответствовало действительности.
2
Неро, 13 меркурия
Если не все средства информации, то во всяком случае большинство их старается публиковать самые громкие материалы; но громкие материалы чаще всего не бывают самыми важными: серьезные дела любят тишину. И потому лишь в одном-единственном инфоре, в очень солидном АБ (аббревиатура, напомним, расшифровывается как «Аналитик Бытия») возник небольшой текст:
«Как нам стало известно, позавчера утром в одном из офисов Центра Галактической торговли состоялась встреча представителей фирм, занимающихся как добычей, транспортировкой и сбытом гравина, так и потребителей этого вещества. Некоторые признаки свидетельствуют о том, что бизнес, связанный с гравином, испытывает определенные трудности, и состоявшееся совещание было посвящено именно преодолению возникших препятствий, о характере которых мы постараемся информировать наших потребителей в дальнейших выпусках. Однако некоторое представление о возникших сложностях можно составить исходя из того факта, что одним из участников встречи оказался лишь вчера прибывший на Неро некий господин Рогнед, по неофициальной информации он – известный в узком кругу «мастер ситуаций», и уже само по себе его приглашение говорит о том, что гравиноры столкнулись действительно с крайне серьезной, не исключено даже – катастрофической ситуацией, грозящей, возможно, обрушить всю эту область деятельности, драматические последствия чего нам пока не решились предсказать даже самые авторитетные эконом-прогнозисты Неро. В настоящее время наши аналитики пытаются установить связь между этим событием и почти точно совпавшим с ним по времени (произошедшим, как известно, лишь днем позже) убийством хорошо известного в мире бизнеса г-на Рика Нагора, главы «Маргина Гравин». Г-н Нагор, кстати, в совещании участия не принимал, хотя в тот день находился еще в добром здравии. Следите за нашими выпусками».
3
Неро, ночь с 12 на 13 меркурия
А потом возникли факты. Однако же любой факт может получить объективную оценку лишь в том случае, когда он рассматривается и анализируется не как обособленный эпизод, но как звено между событиями предшествовавшими и последующими; таким образом, в установлении нуждается не только само деяние, вменяемое в вину его исполнителю, но и наибольший, по возможности, отрезок той цепи, в которую инкриминируемый поступок оказался ввязанным. То есть для объяснения одного события необходимо установить и объяснить еще и несколько других, послуживших звеньями этой самой цепи.
А это, как правило, бывает куда труднее хотя бы потому, что эти события, так сказать, второго плана не обращали на себя никакого внимания, когда происходили, поскольку каждое из них на первый взгляд никакого криминала в себе не заключало, а значит, не оставалось в памяти тех, в чьем присутствии реализовалось. И требуются терпение и силы, чтобы восстановить случившееся. Если и не истинную его картину, что вряд ли возможно, то хотя бы слепок с минимальными и не противоречащими логике отклонениями от действительности.
Это осложняется еще и тем, что человек, занимающийся расследованием такого рода, практически всегда бывает ограничен и во времени, и в возможностях установления нужных для полного понимания случившегося фактов, поскольку факты эти могли и в пространстве, и во времени располагаться вовсе не по соседству с местом происшествия, но отстоять от него на дни, месяцы, а то и годы – и на парсеки, кило– и даже мегапарсеки. Существует некая формула, по которой можно определить сложность и даже вообще возможность объективного расследования, а именно: уровень этой сложности и даже сама возможность расследования равна единице, деленной на произведение а) числа нуждающихся в установлении дополнительных фактов, б) времени, на протяжении которого они совершались и в) площади или объему пространства, в котором они разбросаны. Идеальным было бы, если бы это произведение равнялось нулю; но так не бывает, на самом деле оно всегда достаточно велико, и потому возникающее при делении частное оказывается или малым, или очень малым, а то и вовсе исчезающе малым. Печально, но именно так и обстоят дела.
Именно таким грустным размышлениям предавался старший вызнаватель Лен Казус, мужчина средних лет, среднего роста и средней внешности – то есть едва ли не идеальный персонаж статистики, усредненный человек. Велико было искушение добавить в эту характеристику еще и определение «средних способностей», но мы не сделали этого просто потому, что с первого взгляда уровень способностей и их характер определить бывает трудно. Он не обязательно связан с горящими глазами, резкими движениями и завораживающим голосом, вообще с какой-либо формой обаяния, а в нашем распоряжении пока только этот первый взгляд и имеется.
Впрочем, тот факт, что Лен Казус уже достаточно долго занимал место старшего вызнавателя в отделе сложных расследований столичного департамента покоя и даже удостаивался командировок в Большие миры, – сам этот факт должен как будто бы свидетельствовать о том, что какими-то способностями человек этот все же обладал. Хотя бы только что приведенная нами формула говорит об этом, поскольку именно Лен Казус ее вывел и, похоже, до сих пор оставался единственным, кто пытался использовать ее в работе. С переменным, как говорится, успехом.
А невеселые размышления, о которых уже сказано выше, все сильнее овладевали им именно сейчас, когда Лен оказался на месте преступления в ни на чем не основанной надежде вдруг увидеть или понять что-то такое, что до сих пор ускользало от внимания или понимания его коллег. Предмет или хотя бы мысль, какие, подобно дорожному знаку, недвусмысленно сообщат ему, куда надо свернуть, чтобы добраться наконец до пресловутого пункта Б, к которому стремятся все путники в арифметических задачках для начальной школы (если бы только для начальной!). Потому что та дорога, на которой Лен сейчас стоял, не вела, вероятнее всего, никуда, уже в нескольких шагах теряясь в тумане, густом, словно простокваша.
И это при том, что внешне все обстоятельства дела выглядели совершенно ясными и недвусмысленными. Факт насильственного лишения жизни не подлежит сомнению. Тело имеется. Орудие преступления, правда, не найдено, однако им тут могла оказаться любая спичка или зажигалка. Единственный человек, что во время убийства, а также на протяжении нескольких предшествовавших часов находился в пределах этого жилища, задержан. Никаких следов хотя бы кратковременного пребывания здесь какого-либо третьего лица не имеется. То есть можно не только предъявлять обвинение, но и, проведя как полагается допрос, писать обвинительное заключение и направлять дело в суд, где с ним тоже не возникнет никаких сомнений и сложностей. Еще одна галочка в статистический отчет, и полный порядок.
Так что вроде бы не было совершенно никакой надобности еще раз приезжать сюда, отпирать опечатанную дверь, медленно, как бы лениво вновь проходить по всем помещениям, где имелось все для весьма комфортабельной жизни, какую только и признавал покойный Рик Нагор. И не только проходить, но и время от времени останавливаться, оглядывать все вокруг, стараясь увидеть окружающее не привычным, замыленным взглядом, а как бы впервые в жизни, пуская в ход то одну, то другую принадлежность из достаточно богатого арсенала следственной техники. Нет, не было такой надобности. И все же…
Ответ на этот вопрос, безусловно, следует искать в самой личности следопыта. А именно – в той ее особенности, благодаря которой (хотя благодарить тут как раз не за что, скорее наоборот – можно лишь обижаться на несправедливость судьбы) Лен Казус до сих пор находился на весьма среднем уровне своей карьеры, в уже упоминавшемся нами отделе, в то время как его сверстники и однокашники по Школе покоя успели и в Академии отметиться, и сами уже заведовали отделами, а то и (ну, не все, правда) ходили в заместителях начальников групп с хорошей перспективой быстрого дальнейшего продвижения. И заключалась эта особенность его личности в том, что для успешной работы в каждом отдельном случае ему самым важным представлялась не корпоративная сторона работы, то есть не успешный подбор доказательств вины подозреваемого при каком-то чуть ли не подсознательном отторжении фактов, заставлявших в ней сомневаться; не применение мер давления на обвиняемого; и даже не успешное завершение расследования и в итоге – выигрышный облик работника на фоне подразделения, а подразделения – на фоне отдела, а всего отдела – по сравнению с другими, и так далее. Для Лена Казуса главным почему-то было другое: его идущая откуда-то изнутри, из подсознания, что ли, убежденность в вине именно этого фигуранта, и ничья другая. Когда такая убежденность возникала – а случалось это далеко не в каждом деле, – ему иногда удавалось совершенно, казалось бы, невозможное. Он добывал доказательства и там, где их вроде бы не могло быть даже теоретически, так что коллеги лишь качали головами, удивляясь. Зато если такого ощущения у него не было, то он медлил, занимался поисками еще чего-то и еще чего-то, что или поможет возникнуть уверенности в справедливости обвинения, или, напротив, позволит доказать, что обвиняемый совершить инкриминируемого не мог, и надо его выпускать и искать другого; это вело к затяжке, к нарушению сроков следствия, порой к приостановке дел, поскольку подлинному виновнику была дана немалая фора, которую тот и использовал, чтобы запутать или вовсе уничтожить следы.
В среднем на два-три успешных дела у Казуса приходилось одно вот такое – с его точки зрения, не совсем неудачное, потому что, во всяком случае, за решетку не отправили непричастного к преступлению человека; но с точки зрения начальства – провальное.
Вот причина, по которой он застрял на этом вот невысоком уровне, и – откровенно говоря – не очень-то надеялся на хоть какое-нибудь продвижение. Так что все чаще приходила ему в голову мысль: а не сменить ли профессию – пока есть еще какое-то время для жизненного маневра? Сперва идея казалась ему дикой, но со временем он стал к ней привыкать, потому что привыкнуть можно к чему угодно – кроме, может быть, зубной боли.
Но, наверное, достаточно сказано о человеке, время обратиться к его действиям.
А они заключались в том, что Лен Казус, завершив медленный обход территории, на которой было совершено преступление, сделал следующее. А именно: установив в середине комнаты, в которой было обнаружено тело, принесенный с собою штатив, укрепил на нем аппарат, видом своим более всего походивший на древнюю фотографическую пластиночную камеру, только без оптического объектива. Его заменяло устройство, напоминавшее сильно уменьшенную параболическую антенну, в то время как место окуляра занял небольшой дисплей. Затем Лен Казус включил блок питания всей этой системы, исправно выцеживавший энергию из окружающего пространства, задал проверочный тест и, убедившись в том, что прибор находится в полном порядке, принялся за то, ради чего, собственно, и пришел сюда. За тщательное снятие следов со всех предметов, находившихся в комнате – в надежде найти что-то такое, что до сих пор ускользало от всех, производивших осмотр и анализ места происшествия.
Излишне говорить, что речь шла не о банальных отпечатках пальцев, а то и, еще смешнее, обуви или каких-нибудь микрофрагментов материалов, оставленных при соприкосновении одежды побывавших здесь людей с предметами обстановки, стенами, дверями и так далее. Все следы такого рода были обнаружены и зафиксированы еще в самом начале работы и соответственно занесены в протокол. На их наличии (или отсутствии) и основывался, собственно, вывод, к которому пришло следствие: что самое малое за предшествовавшие убийству сутки никакого третьего лица ни здесь, ни во всех прочих помещениях этого жилища не появлялось, да и после него тут побывали только лица официальные представители Службы покоя и участники следственной группы. Лену Казусу это было прекрасно известно. Так что следы, которые он пытался, может быть, даже надеялся найти, принадлежали совершенно к другой области явлений, а именно – к отпечаткам полей, или, иначе говоря, ауры тех людей, что побывали здесь и до совершения преступления, и во время него, и после, вплоть до настоящей минуты и секунды.
Нет сомнения в том, что сегодня, в последней четверти третьего тысячелетия по принятому летоисчислению – или же во втором столетии существования Галактической Федерации, – все то, что касается человеческой ауры или постоянного излучения тонких тел человека (можно назвать и так), хорошо известно. Так что вряд ли нужно подробно останавливаться на этих материях. Достаточно будет напомнить, что любой человек (да и не только человек, а всякое существо, к которому можно применить определение «живое») постоянно излучает в окружающее его пространство свою энергию, и энергия эта неизбежно оказывает влияние на все окружающее и определенным образом изменяет его структуру – подобно тому как свет изменяет структуру светочувствительных веществ или то же самое электромагнитное поле в других частотах делает возможным запись на магнитном носителе. Разница лишь в том, что создать экран для световых частот очень легко, да и для других – не многим сложнее, а для ауры таких экранов пока не создано, и еще, пожалуй, в том, что уничтожить, стереть магнитную запись не составляет никакого труда, фотографическую – пока она не зафиксирована – тоже, но что касается того поля, о котором сейчас идет речь, – таких способов существует, по сути дела, лишь один: полностью уничтожить облученный аурой предмет или хотя бы радикально снять поверхностный слой. А если при этом еще учесть, что всякое живое существо обладает собственной, единственной в своем роде характеристикой ауры, то становится понятным, что такие следы, сохраняющиеся если не вечно, то во всяком случае так долго, как долго существует предмет, ставший их носителем, – такие следы в качестве судебного доказательства могут играть куда более значительную роль, чем папиллярные линии, следы ДНК или радужная оболочка глаза.
Могут, да, однако же, не играют. Просто по той причине, что всякая система судебных доказательств является весьма инертной, и не зря: любое новое явление неизбежно должно пройти проверку временем, чтобы дать возможность убедиться в том, что оно достаточно надежно (в идеале – абсолютно надежно), не может подвергаться противоречивым истолкованиям при судебном разбирательстве, не может подвергаться искажениям при постороннем воздействии на технические средства, при помощи которых доказательство обнаруживается и фиксируется, или же фальсификация его может быть легко и недвусмысленно обнаружена… Короче говоря, условий множество, а чтобы убедиться в этом, достаточно вспомнить, как долго были лишены доказательной силы хотя бы аудио– или видеозаписи. Что же касается аурооттисков, как чаще всего называют явление, о котором идет речь, то оно еще далеко от общего признания хотя бы потому, что для выявления его требуется техника, на порядок более сложная, чем та, что применяется обычно при выполнении следственных действий. И уж совсем немного достижений имеется в деле фиксирования найденных следов: пока просто нет способов их копирования на любой другой носитель, а следовательно, такие следы нельзя предъявить в качестве доказательства в судебном заседании, можно лишь перенести это заседание в то место, где эти следы обнаружены и сохраняются. Но это весьма часто не может быть реализовано по чисто практическим причинам да и, по представлениям самого суда, никак не повышало бы его авторитет, превратив суд в подобие девушек по вызову (сравнение принадлежит не нам, а одному из наиболее достойных и многоопытных членов Верховного суда Неро). Вот почему следы ауры до сих пор не являются судебным доказательством. То есть юридической силы не имеют.
Ну да; но всякий, кому приходится заниматься расследованием, отлично знает, что юридическая сила – одно, а практическое значение для следствия – совершенно другое. Скажем, для суда официально не существует такого понятия, как «оперативные данные» – то есть информации, носитель которой не может быть вызван в суд в качестве свидетеля и даже письменных показаний давать не станет из соображений самосохранения; речь идет о том, что в просторечии называется «стуком». Для суда, повторяем, такого явления как бы не существует, оно не предусмотрено ни одной процессуальной нормой. Но что делало бы следствие, если бы ему пришлось отказаться от негласных информаторов? Блуждало бы в лабиринте висящих, нерасследованных дел, только и всего. Поэтому на деле ответы на вопросы «кто» и «как» весьма часто получаются именно по оперативным каналам, а уже затем происходит их закрепление – иными словами, изыскиваются доказательства, которые можно официально представить в суд. То есть следствие идет не по теоретически гладкому пути «Факт – доказательства – раскрытие», но по практической тропе: «Факт – раскрытие, то есть установление виновного и способа совершения преступления – доказательства, то есть перевод полученной информации на процессуально безупречный язык».
И вот именно по этой причине старший вызнаватель Лен Казус не поленился притащить в апартаменты покойного Рика Нагора только что привезенный с Теллуса (а другого в отделе и не существовало) ауроскоп, установить его и очень внимательно, миллиметр за миллиметром, по площади и в глубину, сканировать стены, мебель и все вообще, что эти стены в себе заключали. Он знал, что в суд он с этим не пойдет; однако, чтобы успешно завершить начатое дело, ему нужно было прежде всего убедить себя самого, что других версий в нем возникнуть не может, что подозреваемая девушка действительно виновна, и все, что ему остается, это подтвердить незыблемость обвинительной базы, подтвердить с легким сердцем.
Пока, во всяком случае, такой легкости он не ощущал. И потому свою первую более или менее серьезную встречу с подозреваемой откладывал до той поры, когда в нем вызреет достаточно основательное ощущение ее виновности – или же наоборот. Именно от этого зависело, в какой тональности и по каким линиям он начнет и поведет свой первый обстоятельный разговор. Слова «допрос» Лен Казус не любил и употреблял его лишь в сугубо официальных текстах. Конечно, Лен успел уже увидеть Зору Мель сразу после того, как задержанную доставили в Дом признаний: первый взгляд всегда был для него очень важным, именно при нем и возникало подсознательное ощущение: да или нет. Но видел он ее, так сказать, из укрытия, сам же ей на глаза не показался, собираясь сделать это лишь тогда, когда его мнение о ней не только сформируется, но и получит какую-то опору в найденных или не найденных доказательствах. И вот за ними-то он сюда и пришел, потому что ясным было: если убила не она, то кто-то третий тут просто обязан был находиться.
Сейчас, однако, о своих ощущениях Лен больше не думал, зная, что в работе, которой занимался, важнее всего – полная концентрация внимания и мышления на том, что возникает перед его глазами на матовом и, к сожалению, не обладающем хорошим разрешением экране. Он не хотел упустить ни одной детали, способной натолкнуть его на какие-то новые мысли и подсказать необходимость неких действий, каких он сейчас и не представлял. У Лена Казуса было хорошо развито именно интуитивное мышление; и не что иное, как интуиция, подсказывало ему, что тут, очень возможно, не все так просто и прямолинейно, как кажется на первый взгляд.
4
Неро, «Дом признаний», утро 13 меркурия
Зоре Мель очень хотелось проснуться.
Она всегда старалась проснуться, когда ее посещало какое-то дурное сновидение. Это, правда, случалось достаточно редко, потому что в жизни ее в последнее время происходило мало такого, что могло бы потом выливаться в страшные или хотя бы просто неприятные сны.
А вот на этот раз ее достало.
Сон ее заключался в том, что, уснув накануне после очень значительного в ее жизни, совершенно счастливого дня, а потом и после хорошего, приятного вечера, проведенного вдвоем с Риком в обычных, но от этого вовсе не приедавшихся занятиях, то есть в наслаждении музыкой и любовью, – а кроме того, в неожиданно важных и серьезных разговорах, она якобы (так Зоре привиделось) проснулась раньше обычного, и проснулась не так, как с некоторых пор стало привычным, не плавно переходя от сонного забытья в спокойную, добрую и потому радостную реальность, но совершенно иначе: ее как бы силой, достаточно грубо, вырвали из приятной расслабленности какие-то совершенно ей не знакомые и непонятно как оказавшиеся тут люди, невежливо глазевшие на нее и нехорошо усмехавшиеся. Никак не отвечая на ее недоуменные вопросы, ее насильно, крепко схватив за руки, вытащили – другого слова тут не найти было – из постели, в спальне отчего-то стоял дым и отвратительно пахло, так что она сильно закашлялась. Но ее не выпустили, единственное, что ей позволили сделать, – это кое-как прикрыть наготу (потому что спала она совершенно нагой, тут ей стесняться было некого, а любоваться собой она Рику позволяла и от этого испытывала радость), потом, подхватив под руки, повели, даже не спрашивая ее согласия, в «музыкальную» комнату, и там она сразу увидела обугленное тело – на обугленном же ковре, усеянном какими-то белыми каплями или крошками, – и, отлично сознавая, что это всего лишь сон и никак не может быть реальностью, она не стала удивляться или ужасаться, потому что во сне ничему не удивляешься, что бы ни происходило – все кажется нормальным, закономерным, а в подсознании постоянно присутствует ощущение того, что это всего лишь сон, который можно по желанию, с большим или меньшим усилием, прервать – и даже постараться запомнить, чтобы потом рассказать о нем как можно подробнее. Так что, увидев тело, выглядевшее как побывавшее в камине или на костре бревно, да еще каких-то совершенно неизвестных людей, Зора постаралась сохранить спокойствие, не произнесла ни слова, мысленно же сказала то ли себе, то ли кому-то другому лишь одно: «Хочу проснуться!» и напряглась, чтобы осуществить это желание.
Ничего, однако же, не изменилось, и люди, и тело, и вонь, и она сама, полуголая – все осталось на местах. Наверное, подумала она, это потому, что ее крепко держали и тем самым мешали выйти из сна. Она дернулась, пытаясь высвободиться, но не удалось, чужие пальцы еще крепче стиснули ее плечи, причиняя боль; и боль оказалась почему-то настоящей, очень реальной. «Не сон?!» – мелькнуло в сознании. И сразу же налетел, охватил, вихрем закрутил ее дикий, небывалый страх, а за ним пришла темнота.
Через какое-то время она снова стала осознавать, ощущать себя. Не сразу открыла глаза, промедлила с этим, позволяя себе полностью успокоиться, в мыслях проиграть то, что ей сейчас предстояло: на сей раз настоящее пробуждение в нормальной, привычной, доброжелательной обстановке. Окончательно убедив себя в том, что именно так сейчас все и произойдет, Зора медленно, как бы с ленцой, стала открывать глаза. Шире, шире…
И сразу же закрыла их, крепко стиснула веки. Потому что все тот же сон продолжался.
Или все же не сон? Потому что снаружи, вне ее, мужской голос – но не Рика – явственно проговорил:
– Очнулась.
– В машину ее, – ответил другой.
– В таком виде?
– Ну, пусть оденется. Кто у нас тут из женщин?
И только сейчас страшная истина стала доходить до Зоры. И она закричала неизвестно откуда взявшимся, ненормальным, своим голосом:
– Не-е-ет! Не хочу-у-у!
– Да открой глаза! – посоветовала уже женщина.
