скачать книгу бесплатно
– Между прочим, заслуженная артистка республики, солистка, – начал перечислять лётчик заслуги своей возлюбленной. Но в это время из дверей вышла Соня. Она подняла глаза, увидела Ивана, быстро отвела взгляд, хотела незаметно проскочить возле шумной компании. Но Таисия была на страже: она моментально всё поняла, схватила девушку за руку, подтянула к себе и сказала:
– Сонечка, милая моя, давно всё хотела с тобой поговорить, да дела, гастроли. Всё никак не получалось… Ты у нас в какой группе-то?
– В третьей группе, – тихо-тихо сказала девушка. А у Ивана сжалось сердце. Он впервые услышал этот грудной, чистый, ровный голос. – В третьей, – громче повторила Соня.
– Надо думать, как тебе помогать будем, – сказала Таисия. – Но это, Сонечка, потом, завтра, а сегодня пойдём-ка на мой праздник. Вот и кавалер тебя заждался, бедолага, рта открыть не может от волнения. А ещё ас, «сталинский сокол» называется…
– Я не совсем могу… Мне бы надо зайти в магазин, мама просила.
– Маме позвоним от меня, что хотела купить в магазине, купим в «Елисеевском». Всё равно надо заезжать, у меня вина мало.
Штурман в кашне демонстративно достал шампанское из одного кармана.
– Убери, – довольно зло бросила Таисия, – разобьёшь… Вот дурачина, – сказала Таисия для Ивана. – Кстати, Сонечка, познакомься, это тоже полярный лётчик, Иван. Как бишь тебя по ФИО?
– Афанасьев… Только я не лётчик… Штурман.
– Он хочет сказать, что он из интеллигентной профессии, – захохотала Таисия, – тангенсы-котангенсы… А не пойти ли нам, Афанасьев, за три моря? Поухаживай за девушкой. – И она передала Соню на попечение Ивана.
Иван взял руку девушки в огромные ручища, долго тряс, пока не понял, что сейчас оторвёт этот стебелёк от туловища. Хорошо, что в это время подрулила машина, заказанная товарищем Ивана, чьё имя он до сих пор так и не мог вспомнить. Соня не сопротивлялась, она умоляюще смотрела на Ивана, глаза выдавали, как она хотела бы любить, но жуткий страх перебивал это естественное чувство. Иван не выдержал, сказал ей почти в самое ухо:
– Не бойтесь меня, я прихожу к вам, если не в командировке, на все спектакли… Только Господь не дал возможности познакомиться, подойти к вам.
– Я знаю, – сказала Соня.
Они один за другим сели в машину, Соня оказалась между Иваном и штурманом. Таисия удобно расположилась спереди.
– К Елисееву! – скомандовала Таисия.
– Наша красавица приехала! – Солидные по возрасту и габаритные по размерам, чистенькие, в накрахмаленных передничках и кокошниках, полдесятка продавщиц подбежали к угловой незакрытой нише прилавка, где какой-то дурак из хозяйственников поставил огромных размеров китайскую вазу тончайшего фарфора. Одно неосторожное движение – и это чудо искусства может свалиться на пол, сверкающий плиткой цвета слоновой кости.
– Девоньки мои, рада вас видеть живыми и здоровыми! – с чувством искреннего участия прокричала Таисия. – Давненько вы не были у меня… Кто сегодня свободен? Прошу сориентироваться, едем ко мне на такси… По случаю моего дня рождения.
– Ура-а-а! – завопили женщины. – Но нам ещё целых полчаса работать.
– Пока отоваримся, и время подойдёт…
– Что берём, Таинька? – сказала, видимо, бригадир смены продавцов.
– Всё как обычно, но с учётом всего троих мужичков, – бросила с вызовом Таисия, – четвёртым будет мой родненький брат, малопьющий музыкант.
– Кто третий? – спросил штурман с шампанским, фальшиво разыгрывая сцену ревности.
– Сюрприз… Узнаете дома.
А время неумолимо приближалось к закрытию магазина, когда из него стали выходить последние покупатели, укладывая продукты в соломенные плетёнки. Особенно заметен был хлеб вечернего завоза: он источал такой потрясающий дух жареной муки, что у Ивана невольно сжалось горло, он сглотнул слюну, вспомнив, что не ел с самого обеда. Невольно сглотнула и Соня. «Что, есть хочется?» – спросил одними глазами Иван. «Да, но я малоежка, выдержу», – примерно так ответили глаза Сони. Ей почему-то было так спокойно с этим коренастым сильным человеком с открытым лицом, широкими скулами и светло-карими глазами, огромными плечами, закрытыми тугим брезентом лётной куртки на коротком меху, что она опять прильнула к руке Ивана, нагруженного увесистой корзиной с продуктами, тихонько потащила его к выходу из резных, ручной работы дверей знаменитого «Елисеевского» магазина.
Из бригады продавщиц к Таисии поехали только две довольно молодые подружки, остальные благодарили именинницу за приглашение, но, сославшись на позднее время, семейные дела, детей, разъехались по домам. Две машины такси нашлись сразу: продавцов и последних покупателей у «Елисеевского» таксисты не только знали в лицо, но и любили развозить их по домам.
В машине Соня не вынимала свою руку из руки лётчика, сняла варежку, такую же белую, вязаную, какую заметил Иван на Таисии. На коленях лётчика стояла корзина, мешала ему ласкать руку девушки. Он развернул верхний бумажный пакет, отломил кусочек свежеиспечённого батона и незаметно протянул Соне. Она сначала не поняла, что он пытается вложить ей в руку, смотрела ему в глаза, будто спрашивая: «Что, что случилось?» Иван показал губами жевательное движение. Соня всё поняла, заулыбалась и положила кусочек хлеба в рот. Она зажмурила глаза, замурлыкала словно маленькая кошка, покачивая головой в такт движению машины. Потом, не поворачивая головы, одними пальчиками нашла рот Ивана и вложила в его губы крохотный кусочек хлеба: поделилась. У Ивана перехватило горло, он незаметно откашлялся, стал жевать хлеб с едва заметным привкусом дрожжей.
* * *
– Приехали! – заорал штурман. – Всё близко, всё с доставкой! Выгружайся.
– Телефон, где телефон? – говорила Соня, бродя по прихожей, смахивающей на малое футбольное поле.
Иван поднял тяжёлую хозяйскую шубу, под ней, на столике, нашёл телефонный аппарат, снял трубку и протянул её Соне. Та благодарно закивала головой, дозвонилась до дома:
– Алло, мамочка! Это я. Не волнуйся, я в гостях, на дне рождения у Таисии. Да, той самой, да, заслуженной… Представь себе, пригласила и меня, познакомила с лётчиком, Иваном зовут…
– Не лётчик, а штурман.
– Вот он говорит, что не лётчик, а штурман. Да, он проводит, – сказала Соня, увидев, как энергично закивал головой Иван. – Всё, пока, целую… Да, в магазин я зашла, купила. Говорю, что принесу домой. Ма, но мы же после спектакля. В какое нам другое время можно собраться? Завтра – репетиция и снова спектакль. – Соня положила трубку, покачала головой: – Вот так всегда. Никак не может привыкнуть к нашему режиму и образу жизни.
Вечер был сумбурный, шумный, с солированием Таисии и энергичного штурмана, которого звали, наконец-то вспомнил Иван, Леонидом. После полуночи в квартиру ввалилась большая компания во главе с генералом тыловой службы.
– А вот и обещанный четвёртый мужчина! – закричала Таисия, бросаясь на шею генералу.
– Обижаешь, я не один, со мной ещё двое, журналисты из «Гудка»…
Начали знакомиться, Иван никак не мог вспомнить, где он видел этого моложавого генерала. Пришлось сделать вид, что помнит, как они встречались, что Иван готов продолжить беседу, не законченную в своё время. «Стоп! Испания!» – Иван вспомнил, как на волжском испытательном полигоне проверял состояние навигационного оборудования самолётов, расписывался в большом гроссбухе на фанерном столе, стоящем прямо в поле, за которым восседал этот военный. Сзади него виднелись временные рельсы, ведущие в ангары с самолётами.
– Полковник Стеклов? – радостно сказал Иван.
– Бери выше… Комиссар. А ты был там? – Испанию вслух никто не произносил.
– Не пришлось. Так и сидел на навигации…
– Что ж, это тоже надо. Кто-то и навигацию должен доводить. Вот, Иван, времечко было. Как мы всё успевали? А ты уже старшим штурманом стал? Помнишь анекдот? Про старшего техника и боевого истребителя?
– И мы не знаем, – завопили за столом, – расскажите, не жадничайте!
– Служили два товарища, – начал генерал, – один был боевым лётчиком-истребителем, а второй – техником-лейтенантом.
Жён привезли в городок, воевать пошли в некоторые районы. Доходят слухи до жён. «Мой уже капитаном стал», – говорит жена боевого лётчика-истребителя. «А мой всё ещё техник-лейтенант», – отвечает ей вторая женщина.
Прошло ещё какое-то время.
«Мой стал майором, боевой орден получил», – говорит жена лётчика-истребителя. «А мой всё ещё техник-лейтенант».
Встречаются через месяц, жена истребителя вся в чёрном, в слезах: «Погиб смертью храбрых…» – «Сочувствую, дорогая. Давай-ка, приводи детей, пока будут похороны, присмотрю за ними…» – «А твой-то как?» – «Стал старшим техником-лейтенантом… Служить после отпуска будет в московском гарнизоне».
Тишина наступила в комнате такая гнетущая и тревожная, что слышались шумное дыхание Таисии, затяжки папиросы Леонида.
– Пошутил, – сказал Стеклов. – Да, простите, не в кон…
* * *
Иван и Соня ушли по-английски, хотя Таисия всё видела, успела показать штурману большой палец, а затем соединила большие и указательные обеих ладоней в форме колец, ткнула ими себя в пышную грудь. Иван зарделся, закивал головой. Соня их переговоров для глухонемых не видела.
Они перешли пустую центральную улицу, прошли бульваром рядом с Пушкиным, девушка по-прежнему крепко держала Ивана за правую руку. Он сказал ей, что эту руку следует освободить, военному надо держать правую руку свободной для приветствия. Соня нехотя перешла на другую сторону, к его левой руке, канючила, как маленькая, говорила, что ей удобнее висеть на его правой. Иван спросил:
– Ты устала?
Она кивнула. Он посмотрел на занесённые снегом длинные, тяжёлые скамейки и вдруг левой рукой подхватил её за спину, правой – ноги под коленями. В долю секунды она очутилась у него на руках, голова лежала на согнутом локте, ладонью он аккуратно поправил её голову вправо, и они встретились взглядами. Соня не сопротивлялась, зеленоватые глаза светились, в них было столько добра и благодарности, что у Ивана снова перехватило дыхание.
Он осторожно приблизил губы к её губам, холодным, с лёгким привкусом домашних солений. «Любительница фасоли», – вспомнил Иван, как Соня аппетитно уплетала длинные стручки дальневосточного растения. Она приняла его горячие, пахнущие табаком для трубки губы, стала лизать их, будто стараясь слизнуть горький запах никотина, спокойно впустила его язык внутрь рта и, закрыв глаза, полностью отдалась Ивану.
Он подошёл к скамейке, ногой расчистил снег, уселся так, чтобы хоть краем короткой куртки закрыть нижнюю часть спины. Ивану казалось, что он теряет сознание, улетает от чувства, которое рождалось в нём, когда от поцелуев губ переходил к поцелуям её глаз, щёк, пролезал под оренбургский платок и целовал мочки ушей.
Они потеряли счёт времени, не помнили, сколько просидели на скамейке. Вернее, сидел на заснеженной скамейке Иван, а Соня покоилась у него на коленях. Прошёл милицейский патруль, но, видимо, распознав лётную атрибутику на одежде Ивана, даже не остановился. Но этот эпизод всё-таки отразился в памяти Ивана, он подумал, что утром ему надо на доклад, и не куда-нибудь, а в службу главного штурмана Полярной авиации. Предстояла встреча с начальником.
– Сонечка, мне пора в часть…
– Господи, что это я? Да, конечно. Вы… Ты беги, тут рядом, я дойду сама.
Он проводил её до двери квартиры, они ещё с десяток раз прощались, целуясь, крепко обнимаясь, до боли в спине и суставах. Она первая приняла решение, открыла дверь квартиры.
– Мы когда увидимся? – спросил Иван.
– Хочешь, сразу после спектакля.
– Я могу опоздать, ничего не знаю по завтрашнему дню…
– Я дам тебе телефон. Запоминай. – И назвала московский номер. – Но это не мой. Это моей подруги… Она на гастролях. – Ивану показалось, что Соня покраснела. – А мама не знает… Но это не важно. Я там буду ждать твоего звонка.
И закрыла дверь квартиры, может, даже чуточку поспешнее, чем ожидал лётчик.
* * *
Они не виделись почти два месяца: утренняя встреча Ивана в Полярной авиации закончилась срочным вылетом на дальний аэродром. Непогода накрыла всё побережье Северного Ледовитого океана, экипажи, застигнутые врасплох, спали, ели, читали, углубляли теоретические знания в классе или кабине самолёта. Конечно, Иван передавал несколько весточек любимой девушке, по которой он так скучал, что ему порой бывало страшно ложиться спать. Ночью ворочался, вставал, пил воду, ел шоколад, слушал радио, читал всё, что хранила уже «немолодая» библиотека для лётного состава.
Прилетели они с Севера на мощнейшем самолёте, пробыв в воздухе около двадцати часов, когда в Москве зацвела мать-и-мачеха. Соня отдыхала после репетиции, оставалась дома одна, на ней, кроме шёлкового пеньюара, ничего не было. Она сказала только одну фразу:
– Я не могу без тебя… Я так люблю, что не могу дышать без тебя.
И в самом конце этого безумия, длящегося более двух часов, она тихо произнесла:
– Боже мой, как я сегодня буду танцевать?
Танцевала Соня, на взгляд Ивана, лучше, чем когда-либо. Он заметил, при всей некомпетентности, что она уже выступает с маленькой сольной партией. Это был «Щелкунчик», это был восторг, который Иван не мог скрыть. В антракте к нему подошла Таисия, специально пришедшая посмотреть на Соню, и выпалила:
– Ты всё понял? Вот что значит вовремя заметить талант. Разглядеть надо… Ты мой должник… Но это потом, медведь. Сейчас ты должен немедленно жениться на Соне. Иначе она умрёт без тебя. Всё я сказала! – Она подставила щёку для поцелуя и удалилась, зная, что за ней наблюдает минимум половина фойе Большого театра.
По просьбе руководства Полярной авиации Ивана и Соню расписали на второй день после «Щелкунчика». Ивану дали комнату в благоустроенном общежитии, со всеми удобствами. Но, в общем-то, это была одна большая коммунистическая общага. Соня жила с ним здесь от командировки до командировки. Потом налегке уходила к маме и, не нарушая привычного ритма жизни, продолжала выступать в Большом. Детей они не заводили: Ивану надо было закончить академию, Соня репетировала главную партию в «Жизели», правда, во втором составе.
* * *
Сталин пришёл на спектакль неожиданно, именно тогда, когда выступал второй состав. Он спросил, кто солирует? Ему ответили. Чья она? Ему сказали, что жена штурмана Полярной авиации, который служит у Ивана Дмитриевича Папанина. В антракте Соню привели в ложу. Папанин был здесь же, стоял рядом с Берией. Помня, что Соня – жена Ивана, он ни на шаг не отходил от Вождя народов.
Сталин сказал примерно следующее:
– Вы замечательная балерина, вас ждёт большое будущее. Вы даже не представляете, какое будущее вас ждёт!
Потом он спросил Папанина:
– А где её муж?
– В срочной командировке по проводке судов по Северному морскому пути…
– И сколько он уже в командировке?
– Больше месяца, – последовал ответ…
* * *
Конечно, Иван Папанин не был эдаким всесоюзным добряком-весельчаком, каким его пытались изобразить в средствах массовой информации, литературе того времени и в последующие периоды нашей истории. Это Иван знал не понаслышке, прослужив в его ведомстве длительное время. Даже имея репутацию отличного и зрелого штурмана, Иван чувствовал ревность Папанина. Ему передавали высказывания типа «молокосос – и туда же»: то героические полёты к Северному полюсу, то грандиозная экспедиция на Полюс недоступности. Надо же, как повезло: именно его самолёт стал основным, первым достиг «терра инкогнита».
На самом же деле Иван был лишь частью большого экипажа и частичкой огромного коллектива, готовившего эту экспедицию. В северо-восточной части Арктики, на расстоянии гораздо дальнем, чем надо было лететь до Северного полюса, находился участок географического пространства, где ни разу не ступала нога человека. Никогда. Об этом много писал академик Обручев в своих увлекательных романах, большом количестве научных трудов.
Тянул этот неизведанный уголок природы и полярных лётчиков. Они прекрасно знали, что по весне туда летели несметные полчища птиц, не раз видели на кромке ледовых полей белых медведей и песцов. Но они также знали, что человеку – на собаках ли, пешком ли – невозможно добраться до этого белого пятна. Самолёт может долететь туда, но ему нужны будут взлётно-посадочная полоса и полная дозаправка горючим на обратную дорогу… Значит, лететь надо как минимум двумя самолётами с огромным запасом горючего. Ну а чтобы подстраховка была организована по-советски, высшим руководством страны было принято решение лететь сразу тремя самолётами, самыми современными и могучими.
Экипажу Ивана посчастливилось первому сделать посадку в белом безмолвии. Он один из первых увидел этот не тронутый никем снег, под ним был лёд и пугающая километровая толща океана. Мировая пресса сравнила по значимости этот перелёт с открытием Северного и Южного полюсов.
– Для нас же главным было другое, – говорил потом Иван журналистам. – Мы – первые. Стране Советов всё по силам!
* * *
На приём в Кремль Иван и Соня собрались быстро. У неё было кое-что из семейного гардероба, Иван надел лётную форму. Кремлёвский зал наполнялся быстро гостями, лица – напряжены, переговаривались вполголоса.
Папанин, напротив, был необычайно весел, громко разговаривал, смеялся над своими шутками, то и дело кричал:
– А вы, засранцы, знали, что по Герою получите?!
Никто не объявлял торжественного вхождения в зал Сталина. Он появился незаметно, буднично подходил к группам людей, с кем-то здоровался за руку, с другими, кто представлялся ему, знакомился кивком, иногда задавал вопрос-два, поздравлял с наградой и не спеша отходил к следующей группе собравшихся.
К Папанину и его группе Сталин подошёл довольно быстро. Иван и Соня часть разговора не слышали, стояли не так близко. Сталин повернул голову и заметил Соню.
– Что за жемчужина появилась на приёме? – спросил он.
– Соня Афанасьева, солистка балета Большого театра и жена нашего лучшего полярного штурмана Ивана Афанасьева, – широко улыбаясь, сказал Папанин.
Сталин подошёл, взял протянутую руку Сони двумя своими и долго держал в ладонях. Сталин смотрел прямо в глаза Соне, потом вымолвил:
– Мы, похоже, уже виделись?
– Да, – едва слышно ответила балерина.
