скачать книгу бесплатно
– За тварь я тебе сейчас пасть порву! – пообещал крепыш, делая шаг вперед.
– Хватит, Пелле!
– Че ты ссышь, Тенк? Анус приперся, херню какую-то несет, крутого из себя строит – а ты потек как девка! Он нам кайф портит! У тебя дома! Хозяина из себя строит!
– У него дома? – переспросил я и больше инстинктивно, чем обдуманно, качнулся в сторону.
Третий удар угодил в воздух у меня над плечом.
Я ткнул отверткой почти не глядя. Но промахнуться мимо стоящего вплотную наглого тела было почти невозможно. Отвертка ударила в левый бок и, пробив майку, вошла в плоть. Неглубоко, но все же вошла. И я на миг ощутил невероятной силы желание нажать на пластиковую рукоять посильнее, чтобы вбить отвертку полностью. А затем еще бы пошатать ее острием из стороны в сторону, превращая сложную систему потрохов в столь любимую сурверами простоту смузи… Но я отвертку выдернул. Тут же ткнул снова, но едва дотянулся – не сразу почувствовавший результат моего удара парень исправил свою ошибку и все же нащупал кулаком мое лицо. Упав, я подтянул ноги, и бросившийся на помощь другу Тенк хватанул пустоту. Подавшись вперед, я ударил отверткой ему в щеку, но промахнулся, угодив в ухо. Пробил ушную раковину и кожу за ней.
– А-а-а-а!
– Ы-ы-ы-ы!
Они оба заорали одновременно. И оба с ужасом глядели на руки, окрашенные собственной кровью. Следом к их крику добавился перепуганный вой накуренных девок, одна из которых сидела на моей брошенной на пол любимой подушке.
– Убери жопу с моей подушки, сука! – выдохнул я, разворачиваясь к толстухе. – Сало выпущу!
С визгом та повалилась на бок и попыталась залезть под откидную койку, но не сумела пропихнуться и замерла на полу. Я глянул на вторую девку, и ее визг оборвался. Тишина… такая приятная тишина… прямо как в той теплой ванне… Тепло и спокойно…
– Мы уходим! Мы уходим, Амос! – проблеял с пола Тенк, не сводя глаз с отвертки у меня в руке.
– Ты же такой крутой, – удивился я, приподнимая вооруженную руку. – Ты же такой сильный… давай, Тенк, отними отвертку, повали меня, отпинай. Ты же всегда напоминал мне, насколько сильнее меня. Да? Ты ведь круче меня, сурвер?
– Амос… слушай… не знаю, что случилось…
– Три минуты, – улыбнулся я, и из-под пластыря на щеке вытекла теплая струйка крови. – Если не уложитесь… я сдохну, но вас кончу!
– Ты кем себя возомнил, гнида? – прошипел с пола темноволосый, явно успев очухаться и понять, что рана была пустячной. – Сын алкаша и дохлой уборщицы! Одно мое слово – и парни тебя… АГХ!
Отвертка вошла ему в рот. Я бил изо всех сил, бил снизу вверх, но удар был неумелым. Может, поэтому он оказался таким разрушительным. Конец отвертки ударил под нижнюю губу, пробив ее насквозь и разорвав, следом пробороздив десну, скользнув по зубам и, пройдя через рот, вонзившись в нёбо, после чего, сделав и там неплохую кровавую канаву, уйдя дальше к глотке, рвя и вспарывая все на своем пути. Сомкнувшиеся зубы Пелле клацнули на жале отвертки, а я, резко ударив коленом, врезал ему по нижней челюсти. Пара зубов, что держала мою отвертку, с хрустом сломалась. Я сделал шаг назад. Зажав рот руками, Пелле беззвучно закрутился на полу, отбивая пятками частый ритм. Глянув через плечо, я скользнул безразличным взглядом по трем возникшим в дверном проеме ошарашенным лицам и спокойно предупредил:
– Отвертка – мой рабочий инструмент. Не отдам.
– Привет, Амос, – тихо произнес Марк, старший из Охраны этого участка бассейного комплекса. – Убери отвертку, а? Ты ведь хороший парнишка…
Глянув в его морщинистое и вечно усталое лицо, я спокойно кивнул. Шагнув к единственному столу, аккуратно опустил на него окровавленную отвертку, а затем уселся на стул и замер, уронив руки на столешницу.
– Вот дерьмо… – бормотал сидя у ног подоспевшей Охраны икающий Тенк, глядя на бьющегося от боли Пелле. – Вот дерьмо… вот дерьмо…
Встав рядом со мной, Марк посмотрел на меня, внимательно изучил взглядом затылок и прикрытую пластырем щеку, повернувшись, оглядел остальных участников, ненадолго задержав взор на толстой заднице у кровати. Только затем, оглядев и запомнив обстановку – само собой, не пропустив бутылки и пепельницу, забитую окурками сигарелл – он глубоко втянул ноздрями воздух и тихо сказал, опустив руку мне на плечо:
– Ты ведь понимаешь, что придется пройти с нами.
– Пошли, – кивнул я. – Но двери я закрою.
– Конечно. Вас тут живет…
– Один я, – тихо и нехорошо улыбнулся я. – Здесь живу один только я. Только я плачу арендную плату, убираюсь, чищу и ремонтирую. Нет, я не курю табак. Нет, я не курю тасманку. Да, я готов пройти все анализы, что потребуются. Нет, я не принимал участие в этой вечеринке в моем доме. Я также не знал о ней и не разрешал ее.
– Твои слова услышаны и записаны, сурвер, – мне показали экран сурвпада с красным квадратом. – Ты подтверждаешь сказанное?
– Да, офицер. Подтверждаю каждое слово. Как и то, что не я ударил первым. Меня пытались избить и прогнать из собственного дома. В этом я обвиняю сурвера Пелле Джейкобсона и его друга Тенка Борга. Готов подтвердить это под присягой как на допросе, так и на суде. И я сразу требую возмещения своих убытков. Это мое право сурвера.
– Твои слова записаны и услышаны, сурвер. Вставай, Амос. Вставай. Я уже наслышан о твоем сегодняшнем дне, так что прокатим тебя со всем почетом.
– Я дойду, – качнул я головой. – Никому не хочу быть обязанным.
– Считай это еще одним бонусом за смелость – ты ведь подстригся, а? Не испугался Шестицветика?
– В жопу Шестицветик, – сонно пробормотал я. – Так им и передайте. Сурвер Амос послал весь Шестицветик в задницу! Хорошо?
– Пошли, пошли, герой. Ты просто устал. Решим по-быстрому проблему – и вернешься домой отдыхать. Ты заслужил.
– Рефивыодыдва, – встав, едва слышно предложил Пелле.
Изорванный рот не подчинялся, через рваную губу лилась кровавая слюна, ему было очень больно, но при этому ему явно было плевать на боль. Если судить по его искаженному лицу, то можно смело предположить, что он уже просек ситуацию и понял, чем ему конкретно все это грозит. Тут накопился целый список. Так что его невнятное предложение можно было понять по становящимся все испуганней глазам.
Курение в неположенном месте, пребывание в чужом жизненном пространстве без разрешения, курение тасманки, нападение на хозяина помещения – первый удар был его – оскорбления, попытка выгнать меня из собственной квартиры… Это не просто запятнает его ауру – это уничтожит ее.
– Нет, – усмехнулся Марк. – Нет, парни. Такого… – он еще раз осмотрел задымленную комнату. – Такое я замять не могу. Вся улица уже на ушах. Отправляемся в околоток.
У Тенка нервно задергался угол рта, и он умоляюще взглянул на меня.
Его испуг понятен. Он принадлежит к боковой ветви рода Якобс. Дальняя ветвь. Личные чернорабочие могущественного клана Якобс. А Коллин Якобс… их нынешний лидер и глава семьи всегда в первую очередь требует полного порядка на территориях рода. Так что Тенка ждет двойной суд и двойной приговор. И если по первому приговору он отделается черными записями в ауре, то вот по второму – негласному и непубличному – ему вполне могут переломать руки, чтобы впредь неповадно было косячить. Плюс заставят пару лет работать бесплатно где-нибудь в самом темном углу Шестого уровня Хуракана, он же Х-6.
– Почему ты все еще в моем доме, Тенк? – спросил я, отворачиваясь.
– Да уйду я! Уйду!
– Я устал, – признался я старшему из патруля Марку. – Может, пошлете их на хрен отсюда, и на этом закончим?
– Ценю твое сурверское желание быстро прервать конфликт… но не могу, – развел руками охранник, глядя на окурок, источающий сладкую вонь тасманки. – Не могу.
Скорее не хочет. Дурь вдыхал Пелле. Один из клана Якобс. Это дело точно замнут. А чтобы замять, Якобс, конечно, поощрит здешнюю Охрану неплохими бонусами. Так что просто глупо спускать все на тормозах. Или, как любила говорить мама Галатеи, когда еще была здорова и сама вела семейный бизнес – это попросту невыгодно, детки.
Глава третья
– Да он отверткой ударил! В живот! Это покушение на убийство!
– Двое на одного. В его доме. И вы двое – под наркотой и бухлом! Опомнись, Пелле! Он вернулся с работы, он чист как стеклышко, и вы сами признали, что сначала он велел вам убираться прочь. И это ты ударил первым! Мой тебе совет, сынок – покайся! Проси решить все миром. Выплати компенсацию.
– Но… да он нас на хер послал! Долбаный Анус! Кем эта тварь себя возомнила? Кто-то храбрый мимо проходил и пернул – а он вдохнул?!
– Думай, что говоришь, Пелле! Сурвер! Думай! Думай!
– Думать?! Да я внятно говорить могу только после того, как мне зашили губу и вкололи обезбол! И это сделал он – ваша жертва!
– Губу тебе зашили?
– Прикалываешься?! Стебешься?! Думаешь на тебя управы нет, коп?!
– Полегче, сынок.
– Я тебе не сынок! А этот гад… долбаная дырка в сраной жопе… он уже вон сидит в уголке тихонько и дрожит! Храбрость прошла, да, гнида?! Что ты сделал с моим лицом?
– Он в своем праве, ты, недоумок! – не выдержав, рявкнул уже совсем седой охранник с короткими по-военному стриженными волосами, идеально выбритый и в отутюженной одежде. – А черт… сорвался…
– Да все нормально, Брент, – тихо произнес вошедший в помещение неприметный с виду мужичок.
При виде его Пелле поперхнулся, выпустил на подбородок кровавый сгусток и затих, съежившись на стуле. Вот и Якобс – один из младших. По чину, а не возрасту. Дуглас Якобс собственной персоной. Он же тот, кто ведал арендой жилых помещений вокруг бассейного комплекса. Несмотря на небольшой рост, субтильность телосложения и лысоватость вкупе с небольшим брюшком, это было очень серьезный сурвер, что пользовался всеобщим уважением и у многих вызвал липкий холодный страх. Дуглас Якобс многое мог… но, в целом, он был мужиком справедливым.
– Всем доброго вечера, – все так же тихо и бесцветно поздоровался Дуглас Якобс и указал на стоящий у двери стул. – Не против, если я посижу в уголке и послушаю?
Кто бы рискнул ему отказать…
– Присаживайся, сурвер, – кивнул седой патрульный. – Чаю?
– Выпью с благодарностью, сурвер.
Как они церемонно-то… но это тоже часть древней традиции, что постепенно умирает, хотя многие старшаки по-прежнему свято блюдут ее. У нас вообще слишком много традиций, и молодняк тихо радуется, что они уходят в прошлое – даже в нынешние времена тяжеловато жить и лавировать в нашем мирке, стянутом жесткими ободами правил и обычаев.
Встав, я шагнул к раковине у стены. Прежде чем открыть воду, подставил под тонкую трубку стакан – еще одна традиция, что требовала беречь каждую каплю чистой воды. Теплая и противная застоявшаяся вода в трубах? Плевать! Пей такую! Не вздумай слить пяток литров драгоценной влаги в канализацию ради глотка прохладной воды!
Я выпил весь стакан, пользуясь возможностью пить бесплатно. У Охраны много привилегий, и кран с питьевой водой – одна из них. Выпив, налил себе еще и вернулся на табурет, неотрывно при этом глядя на притихшего Пелле. Он ответил злобным взглядом, но что-то разглядел в моих глазах и снова сник, зябко передернув плечами и уставившись в пол.
– Продолжим, – предложил старший охранник.
– Ты бы не мог ввести меня в курс дела? – бесцветно попросил Дуглас Якобс, доставая из бедренного кармана просторных штанов небольшую серебряную фляжку, а следом портсигар и медную зажигалку. – С вашего позволения, сурверы.
И снова – кто бы тебе рискнул запретить.
Впрочем, ничего особо криминального в курении в общественных местах нет – если никто не против. Системы вентиляции справляются, циркуляция воздуха у нас нормальная, а курение весьма популярная привычка. Как и жевание и нюханье табака.
– Амос? – в мою сторону протянулся портсигар.
Глянув на ровные ряды дорогущих сигарелл, я отрицательно качнул головой. Хотелось бы покурить, но я не хочу ни в чем никому быть обязанным. Деньги у меня есть. Куплю потом в магазинчике Галатеи пару штук.
Кашлянув, патрульный заговорил и, к моему вялому удивлению, он начал не с момента разборок у меня в квартирке, а, считай, с самого начала – конфликта между мной и Роппом. Причем перечислялись только сухие факты, говорилось как есть, без преуменьшения и преувеличения. Когда патрульный добрался до происшествия у парикмахерской, Дуглас Якобс поморщился:
– Шестицветик… начинает создавать проблемы.
– Наш карантин так никогда не кончится, – поддакнул один из патрульных.
– Я поговорю с ними, – произнес Якобс, и сразу стало ясно, что с сегодняшнего дня Шестицветик прекратит свои протесты против стрижки наголо.
Все патрульные, я и сам Якобс, между прочим, были подстрижены под машинку. Только Пелле, Тенк и отпущенные за ненадобностью уже опрошенные девки могли похвастаться длинными волосами. Но сейчас Пелле явно не был рад своим длинным патлам – он аж накрыл голову ладонями, то и дело бросая украдкой взгляды на стриженного Якобса.
Продолжив, патрульный столь же равнодушно описал произошедшее у меня дома. И когда он закончил, в околотке повисло напряженное молчание.
– Нехорошо, – нарушил тишину Дуглас Якобс, сделал большой глоток из своей фляжки, следом глубоко затянулся и, выпустив в потолок струю сизого дыма, повторил: – Нехорошо…
– Да мы… – подскочил Пелле.
– Пасть закрой, – с легкой улыбкой тихо попросил Дуглас, и Пелле с хрипом поперхнулся, опять брызнув кровавой слюной.
Взгляд представителя могущественного рода перебрался на меня, и стало ясно, что сейчас мне придется четко высказать свою позицию. Я был к этому готов и сразу заговорил ровным спокойным голосом:
– Тенк – пусть валит.
– Я выплачу тебе половину арендной платы, – кашлянул Тенк, прикрывая ладонью пробитое ухо. – Выплачу каждый динеро.
– Нет, – качнул я головой. – Ты мне ничего не должен.
Деньги мне были нужны. Но если я позволю Тенку заплатить – а он запросто найдет деньги, одолжив их у своего кореша Пелле – получится, что он как бы имел право находиться в моей квартире, и тогда уже я стану виноватым. Это соображение вместе с выводом и решением будто само появилось у меня в голове – разум сработал четко и быстро. Я не позволю Тенку стать соарендатором.
Странно… откуда во мне эта звероватая хитроватость и подозрительность?
– Тенк пусть валит, – повторил я. – Претензий к нему не имею, если он их не имеет ко мне. Эй, Тенк, ты имеешь ко мне претензии?
– Н-н-н-н… – заерзал парень, беспомощно оглядывая присутствующих и явно боясь глядеть на своего дружка Пелле. – М-м-м-м…
– Ты не мычи, – мягко посоветовал ему Дуглас. – Ты отвечай. У тебя есть претензии к Амосу Амадею?
– Нет! – вякнул Тенк и обреченно сморщился.
Он только что благополучно вырулил из поганой ситуации, оставив в ней единственного виноватого – Пелле Джейкобсона. Он предал друга. И этот его поступок вызвал у меня широкую издевательскую улыбку. Такую широкую, что ее заметили все без исключения. Тенк съежился еще сильнее, попытался забиться в угол поглубже, но его дерганье остановил один из патрульных, с намекающей улыбкой указав на дверь:
– Ты свободен, сурвер Тенк. Но завтра тебе предстоит явиться в главный участок нашего уровня и дать объяснения по поводу раскуривания тасманки. Думаю, ты понимаешь – тебя ждет наказание, сурвер.
– Понял, – опустив голову, Тенк поднялся и засеменил к выходу. – Я понял…
За курение наркоты вроде тасманки наказание было одно – общественные работы. Уже завтра Тенк получит свой приговор и начнет искупать преступление тяжкой работой на благо Хуракана – чистить полы в коридорах маленькой щеткой, мыть общественные туалеты и заниматься прочими подобными делами.
– Пелле, – произнес Якобс, и обладатель этого имени вздрогнул, затравленно глянув на меня.
– Не прощу, – ответил я, понимая, к кому обращены слова Дугласа. – Он… он назвал мою мать дохлой уборщицей.
Мои зубы противно хрустнули, когда я плотно сжал челюсти, чтобы не сорваться и не уподобиться Пелле, начав оскорблять его ни в чем неповинных родителей.
– М-м-м… – сморщившись, Пелле закрыл лицо руками и забубнил: – Да вырвалось у меня… просто вырвалось! Я не хотел такого ничего! Не о родителях! Только не о родителях. Особенно о мертвых…
Оскорбление чьих-нибудь предков – тяжкий проступок для любого сурвера. Мы четко знаем свои родословные, свои протянувшиеся сквозь столетия подземной жизни корни, ведущие к тем, кто построил убежище и закрылся в нем, спасаясь от радиоактивного кошмара. Оскорбить мою мать или отца – значит, оскорбить всю линию моего рода.
– Не прощу, – повторил я и снова поднялся, опять нацелившись на кран с бесплатной питьевой водой.
Вода у нас и так почти дармовая, но к чему платить за то, что можно законно взять бесплатно? Это еще один неписанный закон сурверов, прекрасно сочетающийся с нашим главным кредо «выжить любой ценой».
